Пушкарев С. Г. Воспоминания историка 1905-1945
Скачать 1.57 Mb.
|
| В мае 1917 года я выдержал последние полагающиеся по программе полукурсовые экзамены и получил «зачетное и выпускное свидетельство», удостоверяющее, что я прошел полный курс историко-филологического факультета Харьковского университета. Впереди оставались еще только государственные экзамены. Весною 1917 г. я часто посещал собрания меньшевицкой организации, на которых мы говорили, говорили и говорили, в то время как русские войска под влиянием большевицкой и немецкой пораженческой пропаганды всё более деморализовались и теряли остатки своего боевого духа. В мае процесс упадка становился всё более очевидным, а дискуссии на наших собраниях — всё более горячими. Однажды, когда я в своей взволнованной речи настаивал на том, что «революционная демократия» (меньшевики и эсеры) должна помочь правительству восстановить боеспособность армии, и закончил речь словами: «Если погибнет наша армия, то погибнет и Россия», — то в ответ со стороны интернационалистов раздались возгласы: «Кадетские рассуждения!» По их мнению соглашаться с кадетами и особенно с их лидером П.Н. Милюковым в вопросе «империалистической войны» — это величайший срам для хорошего марксиста. Один из них, товарищ Лев, горячо атаковал мою немарксистскую позицию и еще раз повторил, что не дело социал-демократии поддерживать империалистическую войну. Я еще раз просил слова и сказал: «Товарищ Лев, будем последовательны: если мы абсолютно против этой «преступной» войны, примем программу Ленина, благословим братание русских солдат на фронте с неприятелем и отзовем армию с фронта. Зачем, если не для борьбы с неприятелем, нам нужно держать под ружьем 15 миллионов тунеядцев, которые сами деморализуются и приносят огромный ущерб народному хозяйству? Итак, мы должны или призвать армию сражаться с неприятелем, или отозвать ее с фронта». Товарищ Лев ответил мне сердито: «Нет-нет-нет! Товарищ Пушкарев совершенно извратил мою позицию. Я вовсе не принимаю болыыевицкую тактику. Мы социал-демократы интернационалисты не призываем и не отзываем!» После трех месяцев таких споров я убедился, что они совершенно бесполезны для дела родины, которую должна защищать армия на фронте (сам я был освобожден от службы в армии по состоянию здоровья ). В июне я уехал в Прохоровку, где было имение моей матери. Позорное поражение и бегство 11-й русской армии в Галиции (в начале июля) наполнило душу мою стыдом и тревогой за судьбу России. Я решил, что прошло время изучать русскую историю и настало время ее делать, сколь бы ни скромны были мои силы. Чтобы защищать российскую республику, я поступил в армию добровольцем — решение, озадачившее как моих друзей, так и военное начальство. 12. В армии Керенского Я приехал в Харьков, пришел в управление воинского начальника и заявил о своем желании поступить в армию. Принимавший меня секретарь удивился и спросил: «Вы хотите в армию? Теперь! Зачем?» Я, стараясь сохранить самоуверенный вид, ответил: «Чтобы защищать Россию в ее теперешнем столь трудном положении». Он, с очевидной иронией, ответил: «Ну что ж, попробуйте!», o — и дал мне назначение в 24-й пехотный запасной полк, стоявший в городе Мариуполе на берегу Азовского моря. В канцелярии полка меня встретили с таким же недоумением и иронией, как в Харькове; послали в 8-ю роту, и первый раз в жизни я вошел в казарму. Первым впечатлением было разочарование, и в дальнейшем оно росло. Казарма была наполнена скучающей праздной толпой. В нашей роте было около 300 человек смешанного состава: небольшая группа боевых унтер-офицеров и ефрейторов, молодые крестьянские парни, еще недостаточно обученные, чтобы стать настоящими солдатами, пожилые «дяди», которые оставили в деревне семьи и хозяйство и тоскливо ожидали возвращения домой. Когда я вступил в эту миролюбивую армию в конце июля 1917 г., в нашей роте (вероятно, и в других) не было ни военного обучения, ни военного порядка и дисциплины, ни военного духа. Осталось только непреодолимое желание окончить это бессмысленное сидение в казармах и возвратиться домой. Относительно солдатской массы в нашем полку было очень мало офицеров, и те редко появлялись в казарме. Военное обучение солдат было поручено унтер-офицерам, взводным командирам, которые исполняли свои обязанности с большим либерализмом. По расписанию время обучения было от 8 до 12 утра, от 12 до 2 часов — обед и отдых, а после 2 часов время было свободно, и солдаты могли уходить в город. Никаких разрешений и «увольнительных записок» для этого не требовалось, ведь мы были солдатами Российской демократической республики и, следовательно, могли пользоваться общегражданскими правами. Утром взводный командир спрашивал подчиненных: «Ну, ребята, кто идет на занятия?» Из 70 солдат нашего взвода обычно соглашались 15–20, остальные предпочитали оставаться в казарме. Я, конечно, был среди тех, кто шел на занятия, но усердие приносило мне мало пользы, ибо больше половины учебного времени было занято курением и разговорами, и через 3–4 недели такого «обучения» я оставался таким же мизерным солдатом, как в начале моей военной карьеры. Я надеялся, что моя политико-воспитательная работа среди новых товарищей будет иметь больший успех, чем мои военные усилия, но и эта надежда меня обманула. Прежде всего, моя личность и внешность (в частности пенсне — признак «буржуя» в то время) возбуждали у солдат недоумение и, может быть, подозрение: «Какого черта хочет этот очкастый в переполненной, грязной, душной казарме, из которой каждый хотел бы выбраться как можно скорее?» Старался собирать вокруг себя малые кружки слушателей, чтобы говорить о современном военном и политическом положении и излагать мои «оборонческие» взгляды. Слушали внимательно, но молча. С самого начала встретил здесь очень сильного противника. Это был унтер-офицер средних лет, раненный в начале войны, но теперь совершенно здоровый; высокий, крепкий, с бородкой клином, убежденный большевик, с очень громким голосом, значительно превосходившим звучность моего. Возражая мне, он проповедовал ленинские идеи о ненужности и преступности этой империалистической войны. Взводные командиры в наши споры не вмешивались, ибо мы как граждане пользовались неограниченной свободой слова. Часто окружавшие нас солдаты, выслушав наши горячие споры, говорили: «А черт вас разберет, кто из вас говорит правду!» Но, конечно, его ключевая аргументация: «Мы не хотим больше этой проклятой войны, мы хотим мира!» — была ближе солдатскому сердцу, чем мои патриотические призывы. Послеобеденное время мы проводили или на берегу моря, лежа на песке и купаясь в теплой и мелкой воде Азовского моря, или на шумных политических митингах на городской площади, где толпа, состоявшая главным образом из солдат, слушала речи большевиков, меньшевиков и эсеров. Главное содержание большевицких речей было просто: — Товарищи, 300 лет буржуазия и помещики пили вашу кровь! Теперь мы опрокинули царизм, но свободны ли мы? Нет! Теперь у нас Керенский. Но кто таков Керенский? Керенский — наемник русской и иностранной буржуазии, он заставляет вас продолжать эту бессмысленную войну. Нужна ли вам эта кровавая, преступная война? — Нет, нет, не нужна! У большевиков, очевидно, была подготовлена хорошо тренированная группа подголосков, по-украински пидбрехач!в, которая дружно кричала желательные большевицким ораторам ответы на их вопросы. — Нужны ли вам турецкие или немецкие земли? — Нет, нет, не нужны, у нас своих довольно! — Хотите ли вы проливать кровь за интересы английских и амери канских капиталистов? — Нет, нет, не хотим! — Хотите ли вы мира? — Да! Да! — Так слушайте! Керенский, меньшевики и эсеры изменили рабочему народу: они продались русским, английским и американским капиталистам, и вот почему они снова и снова гонят вас в бой. Только наша партия, партия большевиков, даст вам мир! Другим важным вопросом в то время был вопрос о земле, и здесь ленинское демагогическое вранье так же работало полным ходом. Боль-шевицкий агитатор спрашивал солдатскую (т.е. крестьянскую) толпу: — Нужно ли вам больше земли, чем у вас есть? — Нужно! — Есть ли у вас так же много земли, как у помещиков? — Нет, у них больше. — Вот видите! Но даст ли вам землю правительство Керенского? Только наша партия, партия большевиков немедленно даст вам землю... Несколько раз я брал слово, чтобы объяснить, что большевики дают обещание, которое они не могут исполнить. Чтобы доказать это, приводил статистические данные о современном землеустройстве в России. Очень скоро убедился, что площадь, наполненная толпой, неподходящее место для научной дискуссии, особенно для статистики. Толпа сначала слушала молча, но скоро большевицкие активисты становились нетерпеливы и начинали кричать: «Долой! Чего нам слушать эту чепуху! Он, видно, стоит за буржуев! Долой! Долой!» Их крики заглушали мои слова, и мне приходилось прерывать речь. В середине августа я осознал свою военную и политическую неудачу в 8-й роте, и по своей просьбе был переведен в учебную команду, где готовились будущие унтер-офицеры. Здесь еще царили порядок и дисциплина и производилось регулярное военное обучение. Я старался, как мог, но, конечно, не сумел стать хорошим солдатом, ибо для этого нужны физическая сила и ловкость, которых у меня не было. Проявилось это на первом уроке штыкового боя, во время которого каждый должен был ударом штыка поразить стоявшее перед ним соломенное чучело. Когда я ударил своего соломенного противника, офицер, руководивший занятиями, кисло усмехнулся и сказал: «Ну, Пушкарев, таким ударом вы разве только жабу заколете». Более успешной оказалась моя политическая деятельность в учебной команде. В это либеральное время каждая рота выбирала свой комитет, и я был выбран членом комитета и стал его секретарем. Атмосфера в учебной команде была гораздо более здоровой, чем в полковых ротах. Наш комитет работал в полном согласии с начальником учебной команды. Мои отношения с солдатами были дружескими, а офицеры, хоть и не видели во мне будущего героя, но ценили как надежное связующее звено между ними и рядовыми. В середине или в конце сентября наше военное обучение и нормальная жизнь в казарме неожиданно прервались, и мы были призваны доказать на деле военную пригодность и лояльность правительству. Нашу учебную команду вызвали подавить бунт и восстановить порядок в городе Бахмуте (ныне Артемовск) в Донецком бассейне. Причины бунта носили не политический, а алкогольный характер. Как известно, в конце XIX в. в России была введена казенная винная монополия; водка продавалась в казенных винных лавках и давала государственному казначейству огромный доход. В каждом большом городе находились большие склады водки в бутылках разной величины. В начале войны продажа водки была запрещена, винные лавки закрыты, а на складах сохранились огромные запасы казенной водки в бутылках. Конечно, крестьяне и солдаты очень скучали без привычного напитка. Крестьяне помогали себе производством разного рода самогона, а солдатам, особенно тем, кто мерз в траншеях, так нужна была бы чарка водки, чтобы согреть тело и подбодрить дух. Временное правительство решило продолжать политику строгой прогибиции, но оно не было достаточно сильным, чтобы проводить ее в жизнь. Несколько месяцев солдаты и рабочие в городах, проходя мимо винных складов, бросали тоскливые взгляды на это огромное, втуне лежащее богатство, но, наконец, их терпение лопнуло. В некоторых городах солдаты и рабочие взломали замки на воротах винных складов, ворвались внутрь и предались повальному безудержному пьянству. В результате последовали драки, грабежи и разного рода беспорядки. Это и произошло в Бахмуте. Солдаты 25-го запасного пехотного полка захватили здание винного склада, сами напивались «до чертиков» и приглашали прохожих принять участие в пиршестве. Местные власти были бессильны против этой пьяной вакханалии, и в Бахмут для восстановления порядка послали нашу учебную команду и роту юнкеров Чугуевского училища. Мы вышли из вагонов привезшего нас поезда и вошли в Бахмут в строгом строевом порядке, возбуждая внимание и удивление местного населения, трезвого и пьяного. Пришли на площадь, по команде остановились и стали «вольно», а наш командир отправился получать информацию и инструкции от местных властей. На тротуаре возле нас стоял совершенно пьяный солдат 25-го полка; чтобы сохранить вертикальное положение, он обнимал фонарный столб. Увидя наши стройные ряды, он удивился и обратился к нам с вопросом: «Товарищи! Какого вы полка?» Наши ребята отвечали: «24-го пехотного запасного». Он точно бы обрадовался и воскликнул: «Ето здорово, товарищшы! Теперь мы будем пить водку умеcте с вами!» Как секретарь ротного комитета, в некоторой степени должностное лицо, обязанное поддерживать «революционный порядок» (в этих словах я вижу огромное противоречие), я сказал ему громким и резким голосом: «Мы пришли сюда, чтобы восстановить порядок в вашем городе, а не для того, чтобы пьянствовать вместе с вами!» Он точно бы наполовину отрезвел, с удивлением бегло взглянул на меня и, обращаясь к нашим солдатам, сказал: «Товарищшы! Что оно как-то, чудно выходить. Стало быть, 25-й полк будет водку пить, а 24-й — Богу молиться?». Опираясь спиною на столб, сложил руки на груди молитвенным жестом и поднял глаза к небу. Наши солдаты громко рассмеялись, и моя строгая декларация развеялась в воздухе бесследно. Скоро наш командир возвратился, и мы пошли к источнику беспорядков — водочному складу — большому трехэтажному кирпичному зданию в форме удлиненной подковы, окна которого защищали решетки. С узкой стороны склад был отгорожен от улицы массивной железной решеткой с воротами посредине. Замок и петли на воротах были покорежены и сломаны. Прошло несколько дней прежде, чем их починили. В эти дни и ночи вход во двор охранялся двумя вооруженными часовыми -по одному от нашей команды и от юнкеров. Ночью к воротам один за другим подходили солдаты 25-го полка и шептали: «Товарищ, товарищ! Дай «сотку» или хоть «мерзавчика» (это были названия самых малых бутылок водки). Мы отказывались, а если они долго и настойчиво приставали, мы сердито кричали: «Убирайтесь вон, или мы будем стрелять!» Они, со своей стороны, приходили в ярость и орали: «Вы, сукины сыны, проклятые! Для кого вы бережете эту водку?! Или сами хотите вей слопать?» В сентябре мы сберегли бахмутский склад, а в октябре-ноябре все винные склады перешли во владение правительства Ленина — Троцкого -Дзержинского. К ночным тревогам присоединялись и дневные: когда я входил в наше караульное помещение, то ясно обонял запах водки и видел чересчур веселое настроение наших солдат. Обращаясь к ним или с официальным «товарищи», или с отеческим «ребята», я увещевал их: «Неужто же и вы хотите напиться пьяными, как тутошние свиньи?» Солдаты дружно меня успокаивали: «Нет, нет, товарищ Пушкарев, не беспокойтесь, мы службу знаем! Ну, а если выпить мерзавчика, оттого беды не будет...» Они и мне предлагали «выпить мерзавчика», но я упорно отказывался. А наши ночные посетители не ограничивались бранью и угрозами: в одну из ночей пулей какого-то стрелка из солдат 25-го полка был убит стоявший на карауле юнкер Чугуевского училища, юноша, почти мальчик. И так не хотелось ему умирать, защищая... водку. Эта водочная война продолжалась недели две и окончилась почти благополучно. Офицерам и членам ротного комитета удалось удержать наших солдат от пьянства, и, когда в Бахмуте восстановился относительный порядок, наша команда возвратилась в Мариуполь. В октябре полковое начальство послало меня в Виленское военное училище, находившееся тогда в милом, зеленом украинском городе Полтаве. И я еще раз переменил место и характер моей военной службы. В это время было велено послать в военные училища всех солдат с высшим и средним образованием, ибо юнкера, в большинстве вполне лояльные к Временному правительству, готовы были защищать его, хотя многие высказывали недовольство пассивным и снисходительным отношением правительства к большевицкой опасности. В военных училищах, как и во всех воинских частях, в это время действовали выбранные комитеты, шли митинги и политические дискуссии. Я принимал живое участие в политической жизни училища и был избран членом училищного комитета, ибо мои патриотические и оборонческие речи обратили на себя внимание и юнкеров, и офицеров. В середине ноября большевики захватили власть в Полтаве, и местный совет (в котором большинство принадлежало большевикам) признал ленинский Совнарком законной властью. Меня и еще одного члена училищного комитета послали в совет как представителей училища. Жутко было нам, двум юнкерам, проходить через большой зал заседаний совета под враждебные выкрики обольшевиченных солдат, но мы делали вид, что мы, представители одной из воинских частей полтавского гарнизона, чувствуем себя на своем месте и ничего не боимся. |
Похожие:
 | И. П. Пушкарев Корпоративное право Пушкарев, И. П. Корпоративное право: учебно-методический комплекс для специальности 030501 «Юриспруденция» / И. П. Пушкарев. – Челябинск:... | | Гейнц Гудериан "Воспоминания солдата" Гейнц Гудериан, принимавший активное участие в осуществлении гитлеровских планов "молниеносной войны". "Воспоминания" представляют... |
| Начало века Воспоминания охватывают период с 1901 по 1905 г. В них нарисованы портреты видных литераторов и художников, рассказано о зарождении... | | Общественно-политическое движение в марийском крае в период первой российской революции (1905 Охватывают период первой российской революции 1905-1907 гг. В то же время освещаются события, выходящие за хронологические рамки.... |
| Ганс Баур Личный пилот Гитлера. Воспоминания обергруппенфюрера сс. 1939-1945 Аттестационная комиссия по проведению аттестации руководителей мкоу куртамышского района | | Курт Мейер Немецкие гренадеры. Воспоминания генерала сс. 1939-1945 Рабочая программа составлена на основании гос впо направления 030600. 62 – «журналистика» (квалификация бакалавр) |
| Сукнев Михаил Иванович Записки командира штрафбата. Воспоминания комбата 1941–1945 Президиума: Амосова С. М., Бациева В. В., Валявиной Е. Ю., Завьяловой Т. В., Иванниковой Н. П., Козловой О. А., Маковской А. А.,... | | Готтлоб Бидерман в смертельном бою. Воспоминания командира противотанкового расчета. 1941-1945 Методические пособия 1 и 2, выданные на семинаре в мае 2011 г. (Правила международных соревнований по прыжкам на лыжах и лыжному... |
| Отчет федерального государственного бюджетного образовательного учреждения... Московское государственное академическое художественное училище памяти 1905 года было организовано в 1925 году, в год, когда отмечалась... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Это воспоминания, воспоминания и кое-какие размышления об Эвальде Ильенкове, о времени и немного о себе |
 | План темы Дипломатическая подготовка к войне. Изоляция России. От Порт-Артура до Цусимы Цусиме. Война закончилась Портсмутским миром 1905 года, по условиям которого Россия признала Корею сферой влияния Японии, уступила... | | Моргаушского района Чувашской Республики Навстречу 65-летию Победы... Давно отгремели залпы Великой Отечественной войны. Война страдание матерей, сотни погибших солдат, сотни сирот и семей без отцов,... |
| Краткое содержание проекта в проекте на основе жизненного опыта,... В программе на изучение темы «Мир глазами историка» в учебном плане отводится 1 час. Так как тема урока носит познавательный характер,... | | Рабочая программа магистерского семинара «Научная мастерская историка: работа с источниками» Аннотация магистерского семинара «Научная мастерская историка: работа с источниками» |
| Учебно-методический комплекс дисциплины опд. Ф. 03 История России... Дисциплина «История России (1945-2007 гг.)» рассчитана на студентов очной формы обучения по направлению 032600 История | | Рабочая программа по физике составлена на основе программы гя мякишева... Данная рабочая программа по физике составлена на основе программы гя мякишева (Сборник программ для общеобразовательных учреждений:... |
