ЕГИПЕТСКАЯ МАГИЯ
Лишь очень немногие из наших исследователей оккультизма имели возможность изучать египетские папирусы — эти живые (или, вернее, воскрешенные) свидетельства доброй и злой магии, практиковавшейся много тысяч лет назад, начиная с незапамятных времен. Папирусы составлялись вплоть до VIII в. н.э., после чего вышли из употребления и техника их изготовления была забыта. Наиболее любопытные из раскопанных документов тут же были раскуплены и вывезены из страны. И все-таки в Булаке (в Каире) хранится немало прекрасно сохранившихся папирусов; хотя большая их часть пока еще не прочитана надлежащим образом220.
Прочие папирусы, вывезенные из Египта и по коя щиеся ныне в музеях и публичных библиотеках Европы, ждала едва ли лучшая участь. В дни виконта де Руже, лет двадцать пять тому назад, лишь немногие из них «были расшифрованы на две трети»; и в их числе — некоторые интереснейшие легенды, включенные в текст повествования ради оправ дания царственных затрат и входящие в Список священных историй.
В этом можно убедиться, ознакомившись с так называемым собранием Гарриса и с коллекцией Анастази, а также с некоторыми недавно раскопанными папирусами; в одном из них, в частности, содержится пространный список «чудес», произведенных магами перед фараонами Рамзесом II и Рамзесом III. Поистине прелюбопытнейший документ. Это — папирус XV в. до н.э., составленный в годы правления Рамзеса V, последнего царя XVIII династии, писцом Тутмосом, сообщающим, в связи с выяв лением в двенадцатый и тринадцатый день месяца паофи злостных неплательщиков налогов, о некоторых событиях древности. Согласно этому документу в эпоху «чудес» в Египте платили налоги не только живые люди, но даже мумии. Налогами были обложены все и вся; и однажды за их неуплату было наказано ка одной из мумий, которое «жрец-заклинатель лишил свободы действий». Что же такое ка? Да то самое астральное тело, или эфирный призрак, мертвеца (мумии), который китайцы называют гуй, а индусы — бхутом.
Прочитав этот папирус сегодня, востоковед наверняка отшвырнет его в сторону, негодуя на глупые предубеждения древних. Поистине феноменальными и необъяснимыми покажутся ему только тупость и доверчивость, временами проявляемые этим во всех прочих отношениях философским и цивилизованным народом, коль скоро он на протяжении многих веков, складывающихся в целые тысячелетия, по следовательно придерживался этой системы взаимного надувательства! Системы, в которой жрецы обманывали людей, самих жрецов обманывали фараоны-иерофанты, а последних обманывали ду хи, которые сами, в свою очередь, были «плодом воображения». Таким образом, вся древность — от Менеса до Клеопатры, от Ману до Викрамадитьи и от Орфея до последнего римского авгура — представляла собою одно сплошное сборище психопатов. Подобный вывод необходимо следует в том случае, если вся система не основывалась на мошенничестве. Над жизнью и смертью властвовали священные «заклинания», управлявшие ими. Ибо редко можно найти папирус, где не упоминалась бы магия — черная или белая, даже если этот папирус представляет собой обычный договор о купле-продаже и посвящен самым приземленным вещам. Складывается впечатление, будто храмовые писцы с берегов Нила, одержимые пророче ским духом расовой ненависти, намеренно реали зовывали коварный и неблагодарный (прежде всего для них самих) план: обмануть и запутать своих потомков — будущую белую расу маловеров, к тому времени еще не рожденную! Во всяком случае, папирусы буквально кишат магией, так же как и надписи на стелах. Более того, мы узнаём, что папирус — это не просто гладкая бумага или материал, изготовленный из
древесной субстанции, добываемой из кустарников, полоски которой наслаиваются одна на другую, образуя подобие писчей бумаги (Des Esprits, etc., Vol. V, p. 81);
но также и то, что само растение, инструменты, предназначенные для изготовления папируса, и прочее — все без исключения проходит предварительную магическую обработку в соответствии с установлениями богов, обучивших этому искусству (равно как и всем другим) жрецов-иерофантов.
И все же некоторые современные востоковеды, похоже, начинают догадываться об истинной природе вещей, а также об аналогии, существующей между древней магией и современными феноменами. В число этих немногих, несомненно, входит и Шабас, поскольку в своем переводе «Папируса Гарриса» он позволяет себе следующие рассуждения:
Не обращаясь вовсе к внушительным церемониям скипетра Гермеса и к непонятным заклинаниям столь же непонятного мистицизма, современный месмерист посредством нескольких пассов пробуждает скрытые спо собности организма своего субъекта, внушает ему знание иностранных языков, переносит его на дальние расстояния, даже в самые недоступные места, заставляет его угадывать мысли отсутствующих людей, читать письма через запечатанные конверты и т.д. Пещера нынешней сивиллы — это небольшая скромная комната, где треножник пифии заменен маленьким круглым столом, дополнениями к которому служат шляпа, тарелка и кое-что из мебели, как правило, подобранной без всякого вкуса. Тем не менее современный прорицатель даже превосходит оракула древности (интересно, почему месье Шабас так в этом уверен? — Прим. Е.П.Б.), поскольку последний только изрекал221, а первый еще и записывает свои ответы. По воле медиума духи усопших нисходят, чтобы заставить мебель скрипеть; писатели и поэты минувших веков приносят свои сочинения, написанные уже по ту сторону могилы. Человеческая доверчивость все так же безгранична, как и на заре историических времен... Как тератология является неотъемлемой частью общепризнанной ныне физиологии, так и пресловутые оккультные науки занимают в анналах человечества немаловажное место и заслуживают самого серьезного внимания философов и историков. (Le pa pyrus magique Harris, p. 186—187).
Призвав в свидетели обоих Шампольонов, Ленормана, Бунзена, виконта де Руже и некоторых других египтологов, вспомним, что они говорят о египетской магии и колдовстве. Разумеется, они могут, если пожелают, выйти из затруднения, объявив каждое «нелепое верование» или обычай результатом хро нического психологического и фи зиологического расстройства и коллективной истерии; однако факты неумолимы: они смотрят нам в глаза с сотен загадочных папирусов, извлеченных на свет спустя че тыре, пять и более тысячелетий забвения, изумляя нас своим магическим содержанием, свидетельствующим о существовании допотопной магии.
В Фивах была обнаружена небольшая библиотека, в которой, однако же, собраны образцы самых разнообразных жанров древней литературы. Многие из них снабжены датами, благодаря чему удалось установить, что некоторые тексты принадлежат к традиционно установленному времени жизни Моисея. В этой бесценной коллекции хранились рукописные книги по этике, истории, религии и медицине, календари и описи, романы и поэмы; а еще древние легенды — традиция давно забытых веков, уже упоминавшаяся нами, как относящаяся к не обозримой древности, к эпохе династий Богов и Титанов. Однако большую часть их содержания занимают заклинания против черной магии и погребальные ритуалы: настоящие справочники, или путеводители для тех, кто странствует в вечности. Эти погребальные тексты записаны, как правило, иератическим письмом. Вверху папируса неизменно следует ряд изображений, на которых усопший запечатлен перед сонмом последовательно встречающих и экзаменующих его божеств. Далее следует изображение суда над душой; а третий акт панорамы посвящен уже погружению этой души в божественный свет. Такие папирусы часто достигают 40 футов в длину. (См.: Guide du visiteur au Musee de Boulaq, 1883; 8-vo., p. 438).
Нижеследующие факты заимствованы из наиболее характерных описаний. Они помогут нам лучше понять, как в наше время трактуют и интерпретируют египетскую (и не только) символику.
Возьмем для примера папирус жреца Нево-лу (по-другому, Неволена), хранящийся теперь в Лувре. На первом рисунке изображена лодка, перевозящая гроб — черный ящик с мумией усопшего. Рядом с покойным — его мать Аменбем-Хеб и его сестра Хиссануб; у изголовья и у ног мертвеца стоят Нефтида и Изида, облаченные в красное; около них — жрец Озириса в леопардовой шкуре, с куриль ницей в правой руке. Рядом — четыре помощника жреца; они несут внутренности мумии. Далее — бог Анубис (с головой шакала) принимает гроб из рук женщин-плакальщиц. Затем душа усопшего отделяется от мумии и от своего ка (астрального тела) и начинает молиться четырем духам Востока, священным птицам и духу Атмона в образе барана. Но вот умерший уже в «Чертоге Истины» перед своими судь ями. Пока душа-скарабей стоит перед Озирисом, ее астральное ка дожидается у двери. Немало позабавили западных ученых и читающую публику молитвы, адресованные различным божествам, отве чаю щим за отдельные части мумии усопшего, а также живого человеческого тела. Судите сами: в папирусе мумии Петаменофа «анатомия превращается в теогеографию», «астрология используется в физиологии или, точнее, в анатомии человеческого тела, включая сюда и человеческое сердце». «Волосы умершего принадлежат Нилу; его глаза — Венере (Изиде); его уши принадлежат Македо, стражу тропиков; левый висок — духу, сущему на Солнце; его нос — Анубису... Какое странное нагромождение не лепейшего абсурда и самых приземленных молитв... где Озириса просят даровать покойному в ином мире гусей, яйца, свинину...»222
А ведь стоило бы, пожалуй, задержаться и подумать: не таят ли в себе все эти «гуси, яйца и свинина» какой-либо скрытый оккультный смысл? Индийских йогов, коим экзотерическая практика также предписывает пить некий опьяняющий напиток до тех пор, пока они не лишатся чувств, тоже считали сектою беспробудных пьяниц до тех пор, пока не выяснилось, что в эзотерическом плане этот spi rit223 представляет собой нечто совершенно иное: не алкоголь, но божественный свет, тождественный амброзии Тайной Мудрости. И, кто знает, может, столетия спустя также будут извлечены из-под земли символы голубя и агнца, ныне изобилующие как в западной, так и в восточной христианских церквях; и не станут ли они тогда предметом для спекуляций относительно нынешних верований? И какой-нибудь «западник» грядущей эпохи расцвета высокой азиатской цивилизации напишет тогда следующие продиктованные кармой строки: «Невежественные и суеверные гностики и агностики, принадлежавшие к “папистской” и “кальвинистской” сектам (культы богов-чудовищ христианского периода), преклонялись перед голубями и овцами!» У каждой эпохи были и будут свои карманные фетиши для удовле творения и умиления толпы; и боги одной расы всегда будут низводиться следующей до уровня демонов. Цикличе ское движение время от времени погружает мир в воды Леты; и карма настигнет Европу так же, как она настигла Азию и ее религии.
И все же
этот величественный и высокопарный язык (коим написана «Книга Мертвых»), эти красочные иллюстрации, эта непререкаемая ортодоксальность, указывающая на существование тщательно разработанной доктрины бессмертия души и ее последующего воскресения,
поистине очаровали некоторых востоковедов, что подтверждается примерами де Руже и аббата ван Дриваля. Психостазия (или суд над душою) заключает в себе целую поэму для каждого, кто может правильно понять ее и правильно истолковать фигурирующие в ней образы. На картине изображен Озирис — рогатый, со скипетром, изо гнутым на конце в виде крюка, прообразом епископского пастырского посоха; рядом ждет его решения душа, которую ободряет Тмей — дочь Солнца Справедливости и Богини Милосердия и Правосудия; деяния души взвешивают Гор и Анубис. На одном из папирусов изображена душа, которую сочли виновной в чревоугодии и за это приговорили к возрождению в образе свиньи, из чего сразу же последовал ученый вывод востоковеда: «Это неоспоримо доказывает наличие веры в метампсихоз, в переселение души в тела животных» и т.п. Но воз можно, оккультный закон кармы объяснит это несколько иначе. Для наших востоковедов речь здесь идет всего лишь о физиологическом пороке, который зачтется душе во время перевоплощения и навлечет на нее в будущей жизни тысячу и одно бедствие и злоключение.
Сначала — мучения, а затем — метампсихоз продолжительностью в 3000 лет, с превращением в ястреба, ангела, цветок лотоса, цаплю, аиста, ласточку, змею и крокодила; малоутешительность подобного прогресса очевидна, —
заявляет де Мирвиль в своей работе о сатанин ской природе богов Египта. (De Mirville, Des Es prits, etc., Vol. V, p. 84). Опять же самое простое пред положение в состоянии пролить море света на эту проблему. Полностью ли уверены наши востоковеды в том, что правильно прочли и перевели фразу: «продолжительностью в 3000 лет»? Оккультная доктрина учит, что карма ждет у порога дэвакхана (у египтян — Аменти) 3000 лет, после чего вечное Эго перевоплощается de novo, чтобы нести наказание в своей уже новой преходящей личности за грехи, совершённые в предыдущем рождении, поскольку страдания, принятые в той или иной форме, искупают прошлые преступления. А ястреб, цветок лотоса, цапля, змея или птица — словом, все природные объекты — являются символами, имеющими множество разных значений в древней религиозной традиции. Если человек всю свою жизнь лицемерил, притворяясь порядочным, но на самом деле только и высматривал подобно хищной птице, как бы ему исхитриться напасть на кого-нибудь из своих ближних, чтобы завладеть его имуществом, карма непременно накажет его в будущей жизни за алчность и двуличие. Как это будет выглядеть? Коль скоро все люди должны продвигаться вверх по пути своей эволюции, то наш грешник скорее всего родится в своей следующей жизни добрым, искренним и благонамеренным человеком; а его кар мический приговор «возродиться в облике ястреба» будет означать только то, что окружающие будут считать его таковым (в метафорическом смысле). Несмотря на все свои положительные качества, он будет несправедливо и незаслуженно подвергаться (возможно, всю свою жизнь) подозрениям и обвинениям в алчно сти, лицемерии и тайном ко рыс толюбии, что будет причинять ему невыносимые страдания. Закон воздаяния не может ошибаться; но все же остается только удивляться тому, как много таких безвинных жертв человеческой подозрительности и черной зависти окру жают нас в этом мире вечной иллюзии, роковых заблуждений и осознанной подлости! Таких людей мы встречаем чуть ли не каждодневно; и я не сомневаюсь, что каждый из нас мог бы привести множество примеров на сей счет. Какой востоковед может со всей уверенностью заявить, что действительно проник в суть древних религий? Метафорический язык жрецов до сих пор еще не открыл никому из исследователей своего глубинного, сокровенного значения; а иероглифы толком не изучены по сей день224.
Что же говорит о египетском перерождении и трансмиграции «Разоблаченная Изида», и не противоречит ли ее содержание тому, что мы говорим сейчас?
Следует отметить, что эта философия циклов, которая египетскими иерофантами была превращена в аллегорический «круг необходимости», в то же самое время объясняет аллегорию «грехопадения человека». По арабским описаниям, каждая из семи комнат в пирамидах, в этих величайших космических символах, носила имя одной из планет. Своеобразная архитектура пирамид сама по себе показывает направление метафизической мысли их строителей. Вершина теряется в ясном голубом небе страны фараонов и представляет изначальную точку, затерявшуюся в невидимой вселенной, откуда изошла первая раса духовных прототипов человечества. Каждая мумия с момента бальзамирования теряет свою физическую индивидуальность в одном значении; она символизирует человеческую расу. Помещенная так, что бы наилучшим способом помочь выходу души, по следняя должна была пройти семь планетных комнат, прежде чем совершить свой выход через символическую вершину. Каждая комната символизировала в то же самое время одну из семи сфер и один из семи высших типов физико-духовного человечества, более высокого, чем наше нынешнее. Каждые 3000 лет душа, представительница своей расы, должна была возвращаться к своему первичному исходному пункту, прежде чем начать другую эволюцию в более совершенное духовное и физическое преображение. Мы должны глубоко погрузиться в труднопонимаемую метафизику восточного мистицизма, прежде чем будем в состоянии полностью понять бесконечность тем, которые были охвачены одним взлетом величественной мысли ее выразителей. («Разоблаченная Изида». Т. I).
Углубившись в детали, легко понять, что все это — самая настоящая магия. В то же время данный процесс связан с эволюцией семи наших коренных рас, каждая из которых имеет своего особого охра нителя (или бога) и свою планету. После физиче ской смерти астральное тело каждого посвящен ного должно повторить в своей погребальной мистерии драму рождения и смерти всех рас, как прошлых, так и будущих и пройти через семь «планетарных комнат», каждая из которых, как было сказано вы ше, символизирует также одну из семи сфер нашей цепи.
Мистическая доктрина восточного оккультизма гласит:
Перед тем как возродиться в новом теле, духовное Эго [но не астральное ка] должно снова посетить все сферы, которые оно посетило в ходе своего последнего развоплощения. Оно должно увидеть и понять, почему именно те или иные следствия стали результатом причин [нидан], созданных его собственными действиями в предыдущей жизни; ибо, увидев и поняв, оно признает справедливость вынесенного ему приговора и будет содействовать закону воздаяния [карме], а не препятствовать ему.
Переводы некоторых египетских папирусов, выполненные виконтом де Руже, как бы несовер шенны они ни были, все-таки свидетельствуют об одном очень важном для нас обстоятельстве: они недву смысленно указывают на существование как белой (божественной) магии, так и черного колдовства; а также на то, что оба эти вида магии практиковались на протяжении всех династий. «Книга Мертвых», гораздо более древняя, чем «Бытие»225 или любая другая книга Ветхого Завета, свидетельствует об этом буквально каждой своею строкой. Она переполнена всемозможными молитвами и заклинаниями против черных искусств. Озирис в ней назван покорителем «эфирных демонов». Молящийся просит у него помощи от Матат, «чей глаз излучает невидимую стрелу». Эта «невидимая стрела», исходящая из глаза колдуна (живого или мерт вого) и «распространяющаяся по всему миру», есть не что иное, как дурной глаз, космический в своей основе и земной в своем проявлении на ми к рокосмическом уровне.
Если кто-то и назовет подобные верования предрассудками, то только не христиане западного вероисповедания, поскольку их церковь поддерживает в своих приверженцах ту же самую веру и даже предлагает молитву против «стрелы, летящей во тьме».
Наиболее интересным из всех подобных документов является, однако, «Папирус Гарриса», именуемый по-французски «Le papyrus magique de Cha bas», по имени его первого переводчика. Оригинал папируса написан иератическими знаками. Его перевел, снабдил комментариями и опубликовал в 1860 г. месье Шабас; но приобрел его в Фивах в 1855 г. м-р А.К.Гар рис. Датируется он временем между XXVIII и XXX вв. Приведем несколько фрагментов одного из ныне существующих его переводов:
Календарь счастливых и несчастливых дней... Тот, кто работает на быках в 20-й день месяца фармути, непременно умрет; тот, кто в 24-й день того же месяца вслух произнесет имя Сета, с этого самого дня будет видеть несчастья в своем доме... тот, кто в 5-й день пахона покинет свой дом, заболеет и умрет. (Papyrus magique, p.156—157).
Переводчик, чья культурная интуиция восстает против подобного мракобесия, восклицает:
Если бы я не видел этот текст собственными глазами, ни за что не поверил бы, что в эпоху Рамессидов было возможно такое порабощение226.
Мы живем в XIX столетии христианской эры, а следовательно, — на вершине цивилизации; к тому же мы находимся под благотворным и просветляющим влиянием христианской церкви, а не под властью древних языческих богов. И все-таки каждый из нас лично знает десятки и слышал о сотнях образованных и высокоинтеллектуальных людей, которые готовы скорее покончить с собой, чем начать какое-либо серьезное дело в пятницу, или от обедать за сто лом, где сидят тринадцать человек, или отправиться в долгое путешествие в понедельник. Сам великий Наполеон побледнел, когда увидел на столе три зажженные свечи. Но в одном мы все же готовы согласиться с де Мирвилем (и делаем это с удовольствием), а именно в том, что подобные «суе верия» являются «следствием наблюдений и опыта». Ведь если бы первые никогда не согласовывались с фактами, авторитет календаря, по мнению де Мирвиля, не продержался бы и недели. Вернемся, однако, к нашему папирусу:
Влияние звезд на судьбу новорожденного. Ребенок, рожденный в 5-й день паофи, будет убит быком; рожденный в 27-й день, будет убит змеей. Если кто родится в 4-й день месяца атир, то будет подвержен ударам. (Papyrus ma gique, p. 158.)
Здесь речь идет об астрологических прогнозах. И если говорить откровенно, астрология тоже имеет немало сторонников в нашем столетии, а Кеплер да же обосновал ее научную возможность.
Что же касается ка, то они бывают двух видов: оправданные ка, то есть те, которых оправдал Озирис, когда они предстали перед его судом, — им дарована вторая жизнь; и виновные ка, «ка, умершие во второй раз», — они прокляты. Эта вторая смерть не влечет за собою их уничтожение, но за ставляет их скитаться по свету и мучить людей. Стадии их существования аналогичны жизни обычного физического человека; между живыми и мерт выми существует настолько тесная связь, что нетрудно догадаться, чем была вызвана необходимость принятия и неукоснительного соблюдения погребальных религиозных ритуалов, сопровождаемых заклинания ми и молитвами (или, скорее, магическими песнопениями). (См.: De Mirville, Des Esprits, etc., Vol. III, p. 65.)
Одна из молитв гласит:
...не позволяйте отраве завладеть его (покойного) членами; чтобы никакой умерший мужчина и никакая умершая женщина не проникли в него и чтобы не вселилась в него (или в нее) тень какого-нибудь духа... (Papyrus magique, p. 164.)
А месье Шабас добавляет:
...Эти ка — существа, в разряд которых люди переходят после смерти. С ними боролись с помощью божественной силы. Бог Хонсу особенно славился как надежный защитник от них. Хотя ка подчиняются велениям бога, они тем не менее не теряют своей замечательной природной способности вселяться по собственному желанию в чужое тело...
Маны... могли входить в тела живых, захватывать и подчинять их себе. Спасались от этих ужасных вторжений заклинаниями, талисманами и в особенности ста туя ми или божественными изображениями. (Papyrus ma gi que, p. 168—169.)
Наиболее часто использовалось следующее весьма поучительное заклинание:
Люди, боги, божьи избранники, мертвые духи, аму, негры, менти-у, не смотрите на душу взглядом, исполненным жестокости. (Des Esprits, etc., Vol. III, p. 66.)
Его можно адресовать каждому, кто знаком с ма гией.
«Амулеты и мистические имена». Эта глава названа сверхтаинственной и заключает в себе обращения к Пенхакахакахерхеру, Уарауаакарсанк-Робити и другим таким же «простым» именам. Шабас говорит:
В нашем распоряжении имеется доказательство того, что мистические имена, подобные этим, были распро странены в эпоху пребывания в Египте израильтян. (Pa pyrus magique, p. 162.)
Мы, со своей стороны, можем добавить, что это — колдовские имена, независимо от того, заимствованы они у египтян или у евреев. Тот, кто желает подробнее изучить эту тему, может обратиться к работам Элифаса Леви (см. «Grimoire des Sor ciers»). В упомянутых обращениях и заклинаниях Озириса называют другим именем — Мамурам-Кахабу и просят не допустить нападения дважды умершего ка на оправданного ка и его ближних, напоминая при этом, что пр'оклятый (астральный призрак)
может принимать по собственному желанию любую форму и проникать по своей воле в любое место или тело. (Papyrus magique, p. 163.)
Изучая египетские папирусы, можно прийти к однозначному выводу: подданные фараонов не слишком увлекались спиритизмом (или спиритуализмом, как его называют сейчас), поскольку боялись «блаженных духов» усопших больше, чем по следователи римско-католической церкви боятся дьявола!
Опять же многие папирусы свидетельствуют, насколько нелепо и несправедливо обвинять египет ских богов в том, что они сами были этими «дьяво лами», и египетских жрецов — в том, что они, опираясь на свои магические способности, призывали на помощь «падших ангелов». Нередко в них встречаются сообщения о смертных приговорах, вынесенных колдунам и напоминающих хорошо знакомый почерк святой христианской инквизиции. Вот только один из случаев, имевший место в правление Рамзеса III (де Мирвиль позаимствовал его у Шабаса):
Начало самой первой из дошедших до нас страниц [Lee I] испорчено; а вторая строка начинается следующими словами: «...оттуда, где я нахожусь, людям моей страны». Поэтому можно предположить, что автор этих строк, написанных от первого лица, был судьей, составлявшим своего рода отчет для своих соотечественников. Он начинается следующей традиционной формулировкой: «....этот хаи — дурной человек — был овечьим надсмотрщиком [а скорее пастухом]; он сказал: “Хочу иметь книгу, которая даст мне огромную власть!” И была дана ему эта книга с заклинаниями Рамзеса мери-Амена — великого бога, его царственного владыки. И обрел он божественную власть, позволяющую ему очаровывать людей. Ему также удалось построить убежище, найти очень глубокое место; создать людей Менха [магических гомункулусов?] и заполучить любовные писания — их он похитил из Хена [оккультной библиотеки дворца] руками каменщика Атирмы, заставив одного из хранителей отойти в сторону, а других заворожив с помощью магии... Все ужасы и мерзости, которые вынашивал он в своем сердце, сделал он явью, испробовав их все; и совершил еще многие великие преступления, отвратительные всем богам и богиням. Пусть же свершатся по отношению к нему все предписания великие [жестокие?] смертные; и пусть будет сделано ему все реченное богами». На этом обвинительный акт не заканчивается, поскольку далее перечисляются сами преступления. В первой строке говорится о руке, парализованной при помощи людей Менха, которым доста точно прос то сказать: «Пусть произойдет то-то и то-то» — и все сказанное действительно происходит. Далее следует перечисление великих мерзостей, также заслуживаю щих смерти... Судьи, допрашивавшие его [обвиняемого], вынесли следующий вердикт: «Пусть он умрет по воле фараона и в соответствии с тем, что написано в строках божественного языка»... (Papyrus magique, p. 169—173).
Месье Шабас отмечает:
Документов подобного рода — великое множество, но проанализировать их все, опираясь лишь на имеющиеся сейчас в нашем распоряжении весьма ограниченные средства, невозможно227. (Papyrus magique, p. 177.)
Обратимся теперь к надписи, обнаруженной в фиванском храме Хонсу — бога, имевшего власть над элементариями. Ее текст передал в дар Парижской Имперской (а теперь — Национальной) би блиотеке месье Прис д’Авен, а впервые перевел ее м-р С.Берч. Это настоящий роман о магии. Начало его составления датируется временем правления Рамзеса XII228 из XX династии.
Подробное истолкование надписи дал месье де Ру же; это истолкование заимствовал де Мирвиль; а мы, в свою очередь, переводим фрагмент из книги последнего.
Этот памятник сообщает нам о том, как один из Рамзесов XX династии, собирая в Нахарине229 традиционную дань с азиатских племен, влюбился в дочь правителя Бахтена — одного из данников, женился на ней и привез ее с собой в Египет, где возвысил до звания царицы, дав ей царственное имя Ранефру. Вскоре после этого правитель Бахтена отправил своего посланника к Рамзесу, умоляя прислать египетских ученых на помощь его дочери Бент-Рош — младшей сестре царицы, все члены которой поразила болезнь.
Посланник особенно настаивал на том, чтобы вместе с ним поехал какой-нибудь «мудрец» [посвященный — Рех’х’ет]. Царь приказал всем придворным иерограмматикам и хранителям тайных книг библиотеки хена отправиться в путь; а определить причину болезни специально поручил царскому писцу Тот-эм-Хеби — ученому человеку, сведущему в искусстве письма. Прибыв в Бахтен, Тот-эм-Хеби обнаружил, что Бент-Рош одержима каким-то ка (Эм-сех’еру кер х’у), но заявил, что не имеет достаточно сил для борьбы с ним230.
Прошло одиннадцать лет, а состояние девушки так и не улучшилось. Тогда правитель Бахтена снова отправил своего посланника; и по его официальному прошению в Бахтен был послан Хонс-пе-ири-сехер-эм-зам — одна из божественных форм Хонсу — Бога-Сына в фиванской Троице...
Бог [воплощенный] поприветствовал (беза) больную, и она немедленно начала выздоравливать, а вселившийся в нее ка изъявил готовность внимать повелениям бога. «О великий бог, заставляющий призраки исчезать, — сказал ка, — я твой раб и готов вернуться туда, откуда пришел!» (Papyrus magique, p. 167—168.)
Очевидно, этот Хонс-пе-ири-сехер-эм-зам был подлинным иерофантом, относившимся к категории, именуемой «сыновьями богов»; на это указывает тот факт, что в тексте его именуют одной из форм бога Хонсу. А это значит, что либо его считали вопло щением (Аватарой) упомянутого бога, ли бо он был высшим Посвященным. Тот же текст указывает, что храм, к которому он принадлежал, располагал собственной школой магии. В нем был свой хен, то есть та часть храма, куда имел до ступ только верховный жрец, — библиотека, или хранилище священных книг, изучение и хранение которых было привилегией специально назначенных для этого жрецов (к которым все фараоны обращались за советом в особо важных случаях). Хен также служил для общения жрецов с богами, которые так же могли выступать в роли советчиков. Разве не говорит своим читателям Лукиан, описывая Иерапольский храм, о «богах, проявляющих себя по собственному желанию»?231 И далее — о том, как ему довелось однажды путешествовать в компании с мемфисским жрецом, который, по его собственным словам, провел двадцать три года в подземных кельях своего храма, получая наставления по магии от самой богини Изиды. Опять же мы читаем, что великого Сесостриса (Рамзеса II) обучал священным наукам не кто иной, как сам Меркурий. Яблонский заметил на это, что, пожалуй, именно здесь кроется ответ на вопрос, почему Амун (Аммон), от имени которого, как он считает, произошло наше «Аминь», всегда был действенным воззванием к свету. (De Mirville, Des Esprits, etc., Vol. V, p. 257.)
В седьмом абзаце папируса Анастази, изобилующего различными заклинаниями для обращения к богам и противодействия ка и элементариям, ясно указана разница между истинными богами и планетарными ангелами, с одной стороны, и, с другой стороны, теми оболочками умерших, которые остаются в камалоке как будто специально для того, чтобы искушать человечество и еще больше сбивать его с толку, когда оно начинает искать истину вне оккультных наук и без проникновения за завесу посвящения. Об обращении к богам (или тео ман ти ческих консультациях о будущем) в этом седьмом стихе говорится следующее:
Взывать к этому великому божественному имени232 сле дует только в самых крайних случаях и только тогда, когда чувствуешь себя абсолютно чистым и безупречным.
Иначе обстоит дело с заклинаниями черной магии. Рювенс233, говоря о двух магических ритуалах из собрания Анастази, отмечает, что они
...несомненно представляют собой наиболее поучительный комментарий к египетским мистериям, извест ным благодаря Ямвлиху, и самое полезное дополнение к сему классическому источнику, позволяющий лучше понять суть магии философских сект — нехристианских, полухристианских, гностических и независимых — первых веков нашей эры, поскольку их магия основана на древней египетской мифологии... Согласно Ямвлиху, теургия практиковалась при помощи второстепенных духов — δαίμονες, в силу самой своей природы призванных служить богам и исполнять их волю: τὸ δαίμονιον dia konikon, ὺπηρετικόν (De mys te riis, I, 20; II, 7)234.
Рювенс завершает свое изложение замечанием в высшей степени поучительным и очень полезным для оккультистов, отстаивающих древность и подлинность своих документов. Вот что он говорит:
Все, что он (Ямвлих) преподносит как теологию, уже содержится в виде истории в наших папирусах.
Но какое, в таком случае, мы имеем право сомневаться в подлинности, надежности и, самое главное, достоверности сообщений тех классических авторов, которые неизменно писали о магии и ее мистериях с глубочайшим благоговением, в духе безграничного почтения и даже восторга? Прислушаемся хотя бы к Пиндару, восклицающему:
Счастлив тот, кто сходит в могилу, пройдя при жизни чрез это Посвящение, ибо ему ведомы конец его жизни и царство235, дарованное Юпитером236. (Fragments, ix.)
Или к Цицерону:
Посвящение не только учит нас быть счастливыми в этой жизни, но и позволяет умереть с надеждой237. (De Le gibus, II, xiv, 36.)
Платон, Павсаний, Страбон, Диодор и десятки дру гих авторов свидетельствуют о великой пользе посвящения; энтузиазм Цицерона разделяют все ве ликие, равно как и частично посвященные Адепты.
Разве воспоминания о приобретенном во время посвящения опыте не утешают Плутарха после смерти его жены? Разве не обрел он уверенность благодаря вакхическим мистериям в том, что «душа (дух) остается нетленной и что потусторонний мир действительно существует»?..238
Аристофан изъясняется еще более открыто: «Все, кто участвовал в мистериях, — говорит он, — ведут безгрешную, спокойную и святую жизнь и умирают, зная, что их ждет свет Елисейских Полей (дэвакхан); тогда как другим нечего ждать, кроме вечной тьмы (невежества?)239.
...Достаточно обратить внимание на то, какое большое значение все эти авторы придают в своих трактатах чистоте принципов и правильному исполнению мистерий, чтобы заметить, сколь важное место занимали эти мистерии в их мыслях — от первой до последней.
Они, безусловно, занимали ведущее место в их общественной (да и личной) жизни, что было вполне естественно, ибо, если верить Деллингеру, «Элевсинские мистерии считались вершиной всей греческой религии как средоточие всех ее концепций, представленных в наиболее чистом виде». (Judaisme et Paganisme, I, p.184.)
Туда не допускали не только злонамеренных заговорщиков, но даже тех, кто относился к ним с осуждением; равным образом доступ к мистериям был закрыт для изменников, клятвопреступников, развратников («Frag ments of Styg») ... так что Порфирий с полным правом мог сказать, что «наши души в момент смерти должны быть такими же, как и во время мистерий, то есть свободными от страстей, зависти, ненависти и злобы». (De Mir ville, Des Esprits, etc., Vol. V, p. 279.)
Воистину
магия считалась божественной наукой, позволяющей обрести качества самого божества.
Геродот, Фалес, Парменид, Эмпедокл, Орфей, Пи фагор — все они в разное время постигали мудрость великих иерофантов Египта, надеясь с ее помощью раскрыть тайны вселенной.
Филон говорит:
Считалось, что мистерии раскрывают механизм работы природы и позволяют созерцать божественные си лы. («De Specialibus Legibus».)
Чудеса, производимые жрецами теургической магии, настолько достоверно описаны и свидетельств о них (если человеческое свидетельство вообще чего-нибудь да стоит) оставлено так много, что сэр Дэвид Брюстер готов скорее ханжески предположить, что языческие маги превосходили христианских ученых в области физики и прочих дисциплин естественной философии, только бы не признавать, что первые просто обошли последних по части чудес. Но тем самым он ставит науку в весьма неприятное положение...
«Магия, — говорит Пселл, — сформировала послед ний раздел жреческой нау ки. Она изучала характер, силу и качество всего сущего под Луной; химические элементы и их состав, животных, различные виды растений и их плоды, камни и лекарственные травы. Короче говоря, она исследовала квинтэссенцию и мощь все го. Поэтому она и производит свои воздействия. Она соорудила изваяния [намаг ниченные], которые приносят здоровье, создала фигуры и вещи [талисманы], ко торые в одинаковой мере могут приносить болезнь или здоровье. Часто проявля ется также божественный огонь, и тогда изваяния смеются и лампы внезапно загораются». (Разоблаченная Изида, Т. I.)
Это утверждение Пселла о том, что магия «соорудила изваяния, которые приносят здоровье», ны не считается доказанным и общепризнанным фактом; и никому более не приходит в голову называть его пустой похвальбой галлюцинирующего мага. Как го ворит Рювенс, оно уже стало «историей». Ибо оно повторяется в «Магическом папирусе» Гарриса и на упомянутой ранее обетованной стеле. И Шабас, и Руже в один голос заявляют:
В восемнадцатой строке этого сильно поврежденного документа приводится заклинание, призывающее благосклонность бога (Хонсу), который выражает свое согласие, заставляя свою статую двигаться. (De Mirville, Des Esprits, etc., Vol. V, p. 248.)
Дело дошло до спора между двумя востоковедами. Месье де Руже решил перевести слово «хан» как «милость» или «благодеяние», тогда как месье Шабас настаивал на том, что «хан» означает «движение», или «знак», подаваемый статуей.
Злоупотребления силой и знанием и эгоистичные амбиции часто подталкивали своекорыстных и беспринципных посвященных к черной магии (точно те же причины впоследствии приводили ко все той же черной магии христианских пап и кардиналов). Имен но черная магия в конце концов привела к ликвидации мистерий, а не христианство, как ошибочно полагают многие. Прочтите «Римскую историю» (т. I) Момзена, и вы увидите, что сами язычники решили положить конец осквернению божественной науки. Еще в 560 г. до н.э. римляне обнаружили некое оккультное сообщество — школу черной магии самого отвратительного свойства; это сообщество практиковало мистерии, привнесенные из Этрурии; и вскоре моральная чума захлестнула всю Италию.
Более семи тысяч посвященных подверглись преследованию, и большинство их были казнены...
Позже Тит Ливий расскажет нам еще о трех тысячах посвященных, коих осудили в течение одного года по обвинению в отравлении240. (De Mirville, Des Esprits, etc., Vol. V, p. 280—281).
И все-таки черную магию до сих пор отвергают и высмеивают!
Очень может быть, что Потье несколько увлекся, когда заявил, что Индия представляется ему «...великим и древним сердцем человеческой мысли... растворившемся впоследствии во всем древнем мире...», но сама идея абсолютно верна. Эта древняя, изначальная мысль породила оккультное знание, проявляющееся в нашей пятой расе с первых дней египетских фараонов и до нашего, нынешнего времени. Пожалуй, нет ни одного иератического папируса, найденного вместе с туго спеленатой мумией царя или верховного жреца, в котором не содержалась бы интересная и полезная информация для современных исследователей оккультизма.
И все это, конечно же, та самая осмеянная магия — следствие первоначального знания и откровения, использовавшегося отнюдь не по-божески атлантическими колдунами, что создало необходимость возведения в последующей расе плотной завесы, ограждающей людей от практики создания так называемых магических эффектов на психиче ском и физическом уровнях. В нашем столетии вряд ли кто-то поверит вышесказанному, за исключением разве что католиков, да и те припишут всем магическим проявлениям сатанинское происхождение. И все же магия настолько тесно переплетена с мировой историей, что если последняя и будет когда-либо исчерпывающе и всестороне описана, то только на основе достижений археологии и египтологии, с использованием иератических текстов и надписей. А если ученые по-прежнему будут настаивать на том, что историю необходимо освободить от всех «вековых предрассудков», они никогда не увидят света.
Нетрудно представить, в какой щекотливой си туации оказались ныне серьезные египтологи и ас сирологи, академики и профессора, вынужденные переводить и интерпретировать древние папирусы и надписи на стелах и вавилон ских цилиндрах, заполненные от начала и до конца неудобоваримой (а для них самих и вовсе отвратительной) магией с ее за клинаниями и прочей атрибутикой. Им приходится иметь дело с серьезными и глубокомысленными текстами ученых писцов, составленными под непосредственным руководст вом халдейских или египетских иерофантов — наиболее образованных философов древности. Эти тексты составлялись в торжественные часы смерти или погребения фараонов, верховных жрецов и других великих людей страны Хеми241; их целью было сопровождение новорожденной, уподобившейся Озирису души к грозному престолу «Вели кого Судии» в царстве Аменти, где ложь, по утверждению древних, оказывалась тяжелее самых тяжких преступлений.
Неужели писцы и иерофанты, фараоны и цари-жрецы все как один были дураками либо обманщиками, верившими либо заставлявшими других верить во все эти «небылицы», повторяющиеся даже в самых респектабельных папирусах? И если бы только это. Ведь и Платон, и Геродот, и Манефон, и Синцелл — словом, все величайшие и безусловно заслуживающие доверия писатели и философы, обращавшиеся к данной теме, подтверждали достоверность содержания папирусов, в которых просто и буднично, как любая другая история или факт, настолько хорошо известный и общепризнанный, что всякие дополнительные комментарии к нему совершенно излишни, перечисляются царские династии манов, то есть теней и призраков (астральных тел), и такие магические чудеса и оккультные феномены, что даже самый доверчивый оккультист наших дней наверняка усомнился бы в их подлинности.
Но востоковеды все-таки нашли для себя спасительную соломинку, позволившую им публиковать свои переводы папирусов, не опасаясь критики со стороны литературных саддукеев: они просто объявляют их «романами эпохи фараона Такого-то». Гениальная идея, пусть даже и не совсем искренняя.
|
