«Татарская» диаспора в конфессиональных связях казахской степи (хуiii-хiх вв.) Гульмира Султангалиева
Скачать 256.77 Kb.
|
Роль «татарского» муллы в казахской СтепиВ течение ХVШ века «татарский» мулла выступал в роли связующего звена между российской властью и казахской знатью, а «татарский» язык служил одним из языков дипломатической переписки и устного перевода при сношениях правительства, его региональных структур, с одной стороны, и казахской Степи, с другой. Распространенной мотивацией в прошениях казахской элиты об определении к ним «татарских» мулл была необходимость «прочтения и внушения им присылаемых от пограничного начальства о разных делах предписаний и написаний на оные ответы, а сверх того для обучения малолетних своих детей татарской грамоте и магометанскому закону»18. В свою очередь, государственная администрация требовала от мулл «доставлять сведения». Очень часто резолюции Оренбургского правления на донесения мулл содержали слова «…одобрить за составление обстоятельных сведений, обещать внимание начальства и прочее…»19. Одновременно, муллы выступали и в роли курьеров. К примеру, Оренбургский генерал-губернатор Волконский писал султану Каратаю Нуралиеву, что он может прислать с секретным донесением муллу Абубакира Кунгурбаева (башкира девятого башкирского кантона) «без всякого препятствия»20. Но не менее существенным был и аспект повседневного взаимодействия «татарских» мулл с казахской Степью. Довольно часто они выступали в роли арбитров в разрешении споров между казахскими родами, а также между казахским и русским населением. Мулла двенадцатого башкирского кантона Джамалетдин Гисматуллин, проживавший при султане Алгазы Айшуакове, по сообщению правителя, «разные междоусобные претензии и несогласия прекращал» между племенами байулы и жетыру, а также «внушал законы вашего Государя»21. Мулла третьего мещеряцкого кантона Исхак Исбулатов, находившийся в ставке султана Шигая Нуралиханова, «разумом предполагал разрешение споров между русскими и казахами, доставляя обиженной стороне справедливость»22. Эта сфера их деятельности высоко ценилась представителями казахской знати, ходатайствовавшими перед российской администрацией о присвоении муллам следующего чина или их награждении ценными подарками. В 1807 году султан Сейдалы Нуралин просил о награждении чином муллы Сейфуллы Файзуллина, выходца из Казанской губернии, за усердную службу при «разбирательстве претензий между русскими и киргизами» (казахами. – Г.С.)23. Мулла второго мещеряцкого кантона Асфендияр Абдуханиев был произведен в чин сотника, так как «оказал особое старание в отыскании в Орде похищенных у башкирцев лошадей и в возвращении оных хозяевам»24. Мулла третьего мещеряцкого кантона Габдулсамат Буляков, проживавший при хане Ширгазы, был произведен в чин урядника «за усердие при возвращении российских пленных», захваченных казахами25. Значительную роль муллы играли и в процессе распространении в Степи «татарской» грамоты. Как правило, там, где имелся мулла, существовала и мусульманская школа, в которой обучались от 25 до 50 детей. Основные учебные пособия, «татарские» книги, были, как писал попечитель Казанского учебного округа В. Попов, «наиболее понятные и изложенные на языке, на котором киргизы (казахи – Г.С.) восприняли впервые магометанское вероучение»26. Свидетельством влияния мулл как учителей является датированное 1815 годом ходатайство хана Ширгазы о награждении золотой медалью ахуна Нигметуллы Суюндыкова, состоявшего в ведомстве девятого башкирского кантона, преподававшего в течение многих лет детям хана «учение магометанской веры» и внушавшего «заповеди оной кочующим при реке Урал» казахским родам, как и «понятие о российских законах, чем способствовал сохранению между ордынцами тишины и спокойствия»27. Казахские дети обучались в медресе Сеитовского посада, Стерлитамака, Уфы и Казани. Большой популярностью пользовалось «татарское» медресе в ханской ставке Внутренней Орды, после открытия которого туда прибыли «татары» из Казанской, Симбирской, Нижегородской и Томской губерний28. К середине ХIХ века во Внутренней Орде насчитывалось 38 мусульманских школ, в которых обучалось 400 учащихся, в том числе 350 казахов и 50 «татар». В общем сложилась ситуация, когда образованным человеком среди казахов мог стать только тот, кто знал «татарскую» грамоту. Российские власти вводили мулл в аппарат управления Степью. В канун открытия Ханского Совета 6 июня 1797 года, на время первоначального руководства его делами в Степь был командирован муфтий Оренбургского Магометанского Духовного собрания Мухаметжан Гусейнов. В дальнейшем в состав Ханского совета был введен уроженец Казанской губернии ахун Мухаметжан Казиев «для разбора междоусобных дел». Оценивая его деятельность, султан Арунгазы писал, что «сей ахун, разъезжая по родам киргизским для приведения в порядок и повиновение», дает «по закону нашему добрые увещевания»29. В состав созданной в 1823 году из представителей казахской знати по инициативе оренбургского генерал-губернатора Эссена особой комиссии для рассмотрения прошений казахов и решения вопросов, связанных с возвращением российских пленных, были введены три «татарских» улема. При этом, было оговорено, что в комиссию должен обязательно войти мулла Сеитовской слободы Абдрахман Мухаметшарифов, пользовавшийся особым доверием и уважением казахов30. «Татары» не только помогали придавать легитимность действиям российской администрации в отношении населения Степи. «Татарские» религиозные деятели активно привлекались властями империи и для того, чтобы содействовать решению более прагматических политических задач. Одним из наиболее ярких свидетельств этого являются многочисленные фетвы главы Оренбургского магометанского духовного собрания (их было не менее двенадцати) на арабском и «татарском» языках, читавшиеся во всех мечетях, расположенных в пределах его канонической территории, и разъяснявшие верующим «пользу земледелия для мусульман». Эти документы были направлены на то, чтобы содействовать переходу кочевых народов, казахов и башкир, к оседлости, а в дальнейшем, как надеялись власти, и к их ассимиляции. Причем не обязательно к ассимиляции русскими. Как отмечал Н.И. Ильминский, если казах «осознал и почувствовал неудобства кочевого быта, и решается усвоить удобство оседлой жизни, то он всегда усваивает быт не русский, а татарский, реже среднеазиатский»31. Поворот в политике империи в Степи: начало конфронтации с «татарским» исламом Середина прошлого столетия может считаться временем начала едва ли не коренного поворота во взаимоотношениях между властями империи и религиозными деятелями, представлявшими российский «татарский мир». Признаки такого поворота обозначились возникали значительно раньше. Еще в первые десятилетия ХIХ века в ответ на ходатайства некоторых представителей казахской знати о разрешении использования в судебной практике Степи норм шариата «для разбора междоусобных дел» российские правительственные чиновники заявляли, что претворение в жизнь принципов мусульманского права затруднит «усвоение начал общего государственного порядка»32. Но вплоть до 50-х годов эти тенденции не могли утвердиться: этому мешали как внешнеполитические обстоятельства, так и определявшаяся ими инерционность мышления региональных структур российской власти. Пример администрации Оренбургской губернии и ее позиции в отношении ислама в казахской Степи был в этой связи во многом показателен33. Вместе с тем изменение места казахских степей в империи после российского завоевания Средней Азии, по сравнению с которой они представлялись уже достаточно интегрированной частью империи, способствовало радикальному пересмотру взгляда высшего государственного руководства России и его региональных представителей на роль и место «татарских» мулл, проповедовавшейся ими исламской традиции в казахской среде. Тенденция к пересмотру усилилась в начале 60-х годов под впечатлением переселения части крымско-татарского населения в Османскую империю. Определенную роль сыграло и положение 1863 года о переводе башкир в гражданское управление. В российских государственных документах видна теперь последовательная и целенаправленная постановка вопроса о «татарском засилье» как о едва ли не об основной угрозе национальным интересам на юго-востоке империи, что предполагало, с одной стороны, принятие мер, направленных на ограничение распространения «татарской» культуры, а, с другой, на ослабление влияния ислама. Отсюда попытка (хорошо прослеживающаяся в документах той эпохи) противопоставить «фанатичных татар» казахам, их менталитету и свойственной им специфике кочевого быта. Если первые трактовались как носители преимущественно индивидуального жизненного начала, то вторые – как приверженцы коллективистского восприятия действительности. Это коллективистское начало, порождавшееся образом жизни номадов, должно было быть спасено усилиями властей. Новые установки правительства ярко отражались в документах российского Департамента Духовных дел, не раз выражавшего сомнения в необходимости объединения казахов и оседлых мусульман («татар» соседних со Степью губерний) в единое целое при решении религиозных вопросов. Чиновники Департамента напирали на то, что «более развитые, более привыкшие к отправлению религиозных обязанностей по существующему издавна порядку» мусульмане Южного Урала смогут добиться окончательного духовного доминирования над своими кочевыми соседями. Даже звучали мрачные предсказания: казахский народ как «способный к труду, имеющий в себе много задатков для лучшего будущего, но еще … весьма слабый», потеряет эти качества «при большом развитии фанатизма и укреплении сил магометанского духовенства». Его «развитие может быть заглушено в самом зародыше»34. Знамением победы новых взглядов на роль «татар» в Степи стало появившееся в 1854 году предписание оренбургского генерал-губернатора В. Перовского, требовавшее от «местных ордынских властей, чтобы они не осмеливались входить в прямое сношение с магометанским Собранием (Оренбургское магометанское духовное собрание - Г.С.), минуя Пограничную комиссию». Годом раньше В. Перовским было дано предписание командующему Башкирско-мещеряцким войском о «не дозволении» увольнять башкир и мещеряков в Степь для богослужения и обучения местных детей «татарской» грамоте35. В 60-е годы оренбургские губернские власти регулярно отправляли в российское Министерство внутренних дел доклады и предложения, требовавшие усиления контроля властей над мусульманскими улемами. Наиболее показательны тут отчет за 1865 год и последовавшее в 1867 году представление на имя министра внутренних дел, подписанное оренбургским генерал-губернатором Н. Крыжановским. Определив мусульманских законоучителей как «замкнутое сословие», оказывающее несомненное влияние на умы верующих, в том числе и казахов, препятствующее их интеграции в Российскую империю, Н. Крыжановский высказывал далее мнение о необходимости поставить их в «более правильное отношение к правительству». Речь шла о действенном контроле над ними. Для этого он предлагал провести реформу Духовного собрания на основе введения в осуществляемое им делопроизводство русского языка, а «магометанскому духовенству» же назначить определенный оклад от казны для того, чтобы «воспретить всякие поборы» и поставить мулл «в зависимость от правительства», запретив одновременно выходцам из татарской и башкирской среды обучать казахских детей36. На доклад Крыжановского последовала резолюция императора Александра П о желательности дальнейшей разработки поднятого вопроса, что и было поручено Министерству внутренних дел. Меры, направленные на «ослабление магометанского фанатизма» в на юго-востоке России (Урало-Поволжский регион и прилегающие территории Степи), источником которого, по мнению правительственных кругов империи, выступало «татарское духовенство», становились реальностью. Введение 21 октября 1868 г. «Временного положения об управлении Оренбургским губернаторством» коренным образом пересматривало позицию правительства империи в отношении управления духовными делами казахов. Они изымались из ведения Оренбургского магометанского духовного собрания и передавались гражданскому управлению, а через него – Министерству внутренних дел. В его ведении оставались отныне только вопросы, связанные с духовной сферой жизни татар и башкир. Открытое несогласие казахской стороны с этой постановкой вопроса было выражено значительно позже, только в 1905 г. (в эпоху начинавшихся в России революционных потрясений), когда на имя председателя Особого совещания при Министерстве внутренних дел графа А. Игнатьева было подано прошение казахов о создании для них либо самостоятельного магометанского управления, либо подчинения их юрисдикции Оренбургского магометанского духовного собрания. В прошении указывалось, что казахи как «истинные мусульмане, заслужили право иметь специальное духовное учреждение». Однако, российское правительство рассматривало казахские претензии на то, чтобы быть «истинными мусульманами» как необоснованные и считало, что удовлетворение их просьбы будет способствовать дальнейшему распространению в их среде «татарской» культуры37. Разумеется, в конкретной ситуации Степи власти Российской империи не могли выступать в роли противников исламской традиции. Но, тем не менее, они действительно последовательно ограничивали ее распространение, стремясь даже представить себя порой поборником интересов казахов. Положение 1868 г. разрешало деятельность в каждой из волостей территории их расселения только одного муллы, который должен был быть исключительно человеком казахского происхождения и, соответственно, иметь в пределах той или иной волости только одну мечеть. При этом, мулла утверждался и увольнялся военным губернатором. В итоге, в Тургайской области казахи имели не более 15 мечетей на 50 волостей, то есть на одну мечеть приходилось от 5 до 10 тыс. душ, в то время как по указу от 23 августа 1763 г. разрешалась одна мечеть на 500 душ38. Сложившиеся обстоятельства вынуждали казахское население ходатайствовать о стороительстве мечетей. В архивах сохранились прошения за 70-90-е гг. прошлого столетия казахов Актюбинского, Кустанайского и Иргизского уездов о строительстве мечетей или молитвенных домов не только в волости, но и в аулах. Однако позиция правительства оставалась жесткой, и в основном прошения остались безрезультатными. Более того, министр внутренних дел граф Г. Толстой издал в 1883 г. распоряжение, гласившее, что «в целях ограничения дальнейшего развития исламизации построение новых мечетей для киргизов (казахов - Г.С.) нежелательно39. В 1876 г. на заседании особого комитета Министерства внутренних дел рассматривался вопрос о методах «ослабления магометанского фанатизма» в Оренбургском крае, предложенных Н. Крыжановским. Условием ослабления «вредного» влияния «татар» власти видели в форсировании политики «сближения», делая ставку на русский язык и введение русских классов при мусульманских учебных заведениях. Это позиция нашла свое отражение и в распоряжении министра внутренних дел оренбургскому губернатору, требовавшем, чтобы «условием для занятия духовной должности должно быть знание русского грамоты»40. В дальнейшем же, в 1890 г. были изданы правила, согласно которым от кандидатов на должность муллы округа Оренбургского магометанского духовного собрания требовалось знание русской грамоты. В свою очередь, чиновники канцелярии астраханского губернатора требовали для «противодействия татарскому влиянию во Внутренней Орде» запретить обучение казахов в «татарской школе», увеличить число министерских русско-казахских школ, а также выселять частных «татарских мулл» из Степи41. Тем не менее, предлагавшиеся и осуществлявшиеся как центральными российскими властями, так и их региональными представителями меры не имели успеха. По определению военного губернатора Уральской области, в частности, влияние «татар» на казахское население как на связанных «взаимным сочувствием единоверцев» усиливалось. Он отмечал, в этой связи, что «ныне не только муллы из татар», но и из казахов являются «усердными» распространителями ислама, что приводило к тому, что число учеников в «татарских медресе не уменьшается»42. Вновь складывавшиеся условия заставляли правительство уже в Степном положении 1891 г. ограничить обязанности мулл, определив сферу их деятельности только как «вероучителей», а их вмешательство в разрешение семейно-брачных и имущественных отношений рассматривать как уголовно наказуемое, трактовавшееся в качестве «самовольного присвоения власти»43. Для казахских кандидатов на пост мулл становилась необязательной и сдача соответствующего экзамена - «предварительное испытание в Оренбургском Духовном собрании». С начала ХХ в. число прошений о строительстве мечетей в аулах от мусульман, проживавших в Степи, постоянно увеличивалось. В свою очередь, правительство признавало, что отказы на поступавшие прошения нежелательны, борьба с распространением ислама в казахской среде мерами административного воздействия невозможна и, по сути дела, бесплодна. Министерство внутренних дел приходило к заключению о том, что для целей надзора удобнее разрешать строительство молитвенных домов, чем безрезультатная борьба с уже существующими и действующими нелегально молитвенными домами. Важным обстоятельством было и то, что, как, в частности, отмечал военный губернатор Тургайской области, строительством молитвенных домов руководили «пропитанные фанатизмом татары, и чем дальше, тем труднее будет обнаружить эти тайные молитвенные дома»44. Смягчение позиций правительства привело к тому, что к 1910 г. количество мечетей в Тургайской области составило 111, а молитвенных домов – 247, в том числе в Кустанайском уезде 53 мечети и 31 молитвенный дом45. В аулах же, географически удаленных от центров волостей обязанности мулл исполняли домашние учителя. Это были так называемые «частные муллы», число которых было весомо. К примеру, только в Кустанайском уезде было 263 «частных муллы» и 12 волостных46. Муллами в Степи в основном были казахи. «Татары» же были муллами при соборных мечетях в местах компактного проживания выходцев с территории Поволжья и Южного Урала - в частности, в городах Кустанае, Уральске, Актюбинске, Иргизе, Темире и Тургае . Российское правительство, вместе с тем, считало необходимым противодействовать религиозному объединению мусульман Степи. Его действия вытекали из решений проведенного организованного в январе 1910 г. Министерством внутренних дел особого совещания, известного как «Совещание по выработке мер для противодействия татаро-мусульманскому влиянию в Приволжском крае», и на территории расселения казахов были направлены против создававшихся там конфессиональных мусульманских обществ, инициаторами создания которых становились «татары». Целью этих обществ провозглашалось оказание благотворительной помощи нуждающимся, а также содействие развитию образования и культуры. Так, в Кустанае учредителями мусульманского общества, созданного в 1909 г. стали известные «татарские» купцы М. Яушев и Ш. Баязитов как и |
Похожие:
 | Реферат Украинская диаспора В результате разных причин политического и социально-экономического характера в течение многих лет за границами Украины оказались... |  | Урок на тему «Животные степи» План-конспект урока по биологическому краеведению в 7 классе по теме: «Животные степи». Урок с использованием икт |
| Программа учебной дисциплины Современные проблемы этнокультурных... Цель изучения дисциплины: Формирование максимально полных и целостных представлений по современным проблемам этнокультурных и конфессиональных... | | Татарская «лагерная проза» во второй половине XX века: жанровая типология и поэтика Специальность 10. 01. 02 – литература народов Российской Федерации (татарская литература) |
| Основы менеджмента в рекламе и связях с общественностью Менеджер по рекламе: направления деятельности. 17. Менеджер по связям с общественностью: функциональные обязанности. 18. Исследования... | | В. А. Субботина Хiх века. При структурировании материала учитывается его обширность: рассматриваются наиболее существенные блоки, дающие возможность... |
| Методические указания к выполнению курсовой работы по дисциплине... Методические рекомендации предназначены для студентов, обучающихся по специальности «Связи с общественностью», выполняющих курсовую... | | Джавахкская диаспора России Современное положение Джавахка на геополитическом пространстве кавказского региона и актуальные вызовы тюркского заселения края |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Рабочая программа составлена на основе авторской программы Юдовской, А. Я, Ванюшкиной, Л. М. «Новая история. ХIХ в. 8 класс» М.:... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Хiх в.» для 10 классов общеобразовательных учреждений, допущенной Департаментом общего образования Министерства образования рф; М.,... |
| Реферат по дисциплине “Международные экономические отношения” Тема:... Тема: Место Северной и Южной Кореи в мировых экономических связях. Сравнительная характеристика | | И. Б. Ничипоров И. А. Бунин. Очерк творчества Художественное наследие... Золотого века до психологической прозы второй половины ХIХ столетия и в то же время аккумулировало новейшие эстетические открытия,... |
| Конспект урока что такое тип речи фио (полностью) Койбакова Гульмира Мауталиевна Место работы Цель урока: дать понятие о типах речи, научить обучающихся распознавать типы речи | | Институт комплексных социальных исследований ран исследовательский центр Правовые проблемы государственно-конфессиональных отношений в современной россии |
| Краткое содержание проекта Одной из главных целей изучения предмета... Одной из главных целей изучения предмета «татарский язык и татарская литература» на ступени общего образования является развитие... | | Речевая толерантность в билингвистическом тексте (на материале русскоязычной... Охватывают участки семантических сфер «Человек и его мир», «Природа» |
