У меня конкретный вопрос. Я читал работу Р.Г. Скрынникова «Государство и церковь на Руси XIV - XVI вв.», где он дал хлесткую характеристику состоянию православной церкви в эпоху Ивана Грозного, указывая на ее жалкое состояние. Так это или нет? А.И. Филюшкин: Это хороший вопрос опять о том, как мы знаем, что ничего не знаем. Есть такой историографический термин: «вторая христианизация Руси митрополитом Макарием». Реформы Макария были масштабными, и эти масштабы свидетельствуют о правоте этой оценки. Это унификация святых, Четьи минеи, Стоглавый собор. Дальше начинаются проблемы. Согласно последнему исследованию Е. Емченко, со Стоглавом не все в порядке. То, что мы считали текстом Стоглава, на самом деле черновик, приготовленный для собора, но текста решения собора нет. Есть черновые варианты решений. Черновики, рассылки грамот есть, но решений нет. Совершенно непонятны отношения митрополита и Ивана Грозного. Традиционно считается, что Макарий – иосифлянин, поэтому поддерживал царя, по крайней мере, до 1566 г., после чего отношения охладились. Однако есть масса косвенных данных, которые указывают на определенные проблемы. Это, конечно, чиновенчание на царство. Чин имеет две редакции, краткую и пространную. Краткая не имеет миропомазания (Иван Грозный не был миропомазан в 1547), однако в пространной редакции, которая появляется после 1556 г., помазание уже есть. Сам себя Иван помазанником не называет, но его называют, в частности, в адресованных ему грамотах. Как это возможно? Как себя он ощущал? Царь, царствующий накануне конца света, самозванец? Предполагается, что было второе венчание, на котором его миропомазали. Почему тогда о нем ничего не известно? Есть также давно известный источник, на который недавно снова обратил внимание Сергей Богатырев. Это икона "Церковь воинствующая» (1550-е гг.). На ней нарисован царь, в руке у которого… плат, что является знаком миропомазания. Плат, белая ткань, выдается помазаннику, которым он вытирается семь дней в виду запреты умывания. Это икона 1552 г., раньше краткой редакции чина. Больше вопросов, чем ответов. Были споры, дискуссии, разные позиции. Иван Грозный имел свою позицию, к церкви он относился так, словно предвосхитил Петра. Митрополитов подушками никто до этого не душил... Д.И. Полывянный: Вначале я вернусь к теме малого апокалипсиса, частного суда над человеком. На мой взгляд, пошедшая после Ле-Гоффа дискуссия о чистилище совершенно оправданно увяла не только потому, что в смысл «чистилище» были вложены жесткие социальные мотивы. В православной традиции, в Византии и у славян, существовала идея не столько чистилища, как отдельного помещения, сколько постоянно длящегося суда. Она широко представлена в апокрифах. Корень этой идеи – Видение апостола Павла, широко распространенный на востоке и скромно представленный на Западе, апокриф. Напомню, что в этом тексте речь идет о двух параллельных мирах. Каждый человек представлен перед Господом ангелом, ангел ведет перечень грехов человека и постоянно идет суд. Финал этого суда неизвестен, так как постоянно появляются все новые и новые души, а старые уводятся ангелом в неизвестное место. Практически это то же самое чистилище. Популярность этого текста – это большое количество перепевов в фольклоре, а также в других апокрифах: Хождение Богородицы по мукам, Введение Анастасии и др. При этом мотив частного суда присутствует во всей византийской историографии после македонской династии. Я, безусловно, согласен, что, если искать базовое отличие восточнохристианского от западного в византийском, балканском и русском исполнении, то это идея возникает на государственном, имперском уровне; и предположения Герхарда Подскальского совершенно оправданы. Он назвал это «имперской эсхатологией». Это идея есть везде и соответственно опирается на пророчество Даниила. Я хотел напомнить, что для славянской православной традиции, основным и корневым началом является кирилло-мефодиевская традиция. И текстологическая судьба т.н. (???) пространных легенд Кирилла и Мефодия не будет установлено точнее, но точное присутствие этих легенд чувствуется в болгарской и русской культурах. В этих легендах эксплицитно выражена имперская эсхатология. Когда Кирилл-Константин ведет с иудеями и хазарами дискуссию об эсхатологии, Кирилл представляет им идею конца света и с ним соглашаются. При этом иудеи говорят о своей избранности, и о том, что все народы в конце времен будут хотеть получить благословение от иудеев и сделают обрезание в Иерусалиме. На что святой Константин отвечает развернутой декларацией о том, Даниил под последним царством имел в виду Римское, а Византийское царство – это уже царство Христово. Кирилл цитирует Даниила (Даниил. 2:44): «Бог небесный воздвигнет царство, которое вовеки не разрушится, и царство это не будет передано другому народу; оно сокрушит и разрушит все царства, а само будет стоять вечно». Он объясняет, что это царство будет стоять вечно, так как каждый – Христос, представляет особу Христа. Византия - это империя Христа, и любой византийский император не может изменить характер своей власти. Это эсхатологическая связь империи и спасения на Западе была упущена. Она существовала у Оттона, когда формировалась идея Священной Римской империи, но затем погибла, видимо, в противостоянии империи и папства. Имперская идея на Западе не несла эсхатологической нагрузки. Каждый, кто принимал царский титул до тех пор, пока сознание людей было основано на христианском мировоззрении, понимал эту эсхатологическую нагрузку. В России эта нагрузка, по- видимому, заканчивается после церковного раскола, но вновь возникает в сочинениях русских богословов в начале 20 в. После 1878 г. ее не воспринимали в Болгарии и это пример, который стал пародией. Это мечты болгарского царя Фердинанда о византийской империи; он принял царский титул, но не понимал, что он сделал. |
