Возвращаясь к механизмам, надо упомянуть, по крайней мере, две даты. Первая – это 843 – чин торжества православия. Это базовый элемент государственной идеологии, и в литургике, а точнее в государственной литургике, надо отыскивать смысл и значение венчания. Вторая дата – это 1204 г. После этого времени Византии нет. 1453 г. – это дата скорее условная и политическая; в сакральном аспекте ее уже нет после 4 крестового похода, так как после разрушения Константинополя, потерянное царство начинают отыскивать то в Эпире, то Трапезунде, то в Никее, то Болгарии или Сербии и в Москве (идея Москвы как Третьего Рима, или Второго Константинополя). Цифры действительно играют серьезную роль, нумерологические ожидания, связанные с этим страхи, хорошо показаны в книге Ж. Делюмо «Страх на Западе». Самый элементарный пример – это Д. Савонарола (1452-1498). До 1492 г. он активно готовился к концу света в буквальном смысле этого слова, но после 1492 г. он становится милленаристом и свое правление во Флоренции объявил царством праведников. Любая цифра носит мистический характер. И у нас этот затянувшийся большой период, правильно локализованный между концом 15 в. и церковным расколом в середине 17 в. нумерологический рубеж. Это эпоха, которая проходила под знаменем эсхатологических ожиданий. Следует также добавить, что в православии основой является не конец света, а преосуществление; конец мира – это преосуществление будущего века, и постоянный характер этого процесса и обусловил то, что в России не ждали конца света в определенный день, час. Патрик де Лобье, хотя его взгляд может показаться изрядно модернистским, однако в старообрядческом прочтении он будет более понятен, убежден в том, что чем лучше мы строим нашу жизнь, чем больше наша жизнь согласуется с гуманистическими и демократическими ценностями, тем мы ближе к преосуществлению, и в будущем мире сохранятся некоторые земные черты и переход к Божьему царству будет менее болезненным. На самом деле идея самосовершенствования, заложенная в народных апокалипсисах, идея очищения от грехов, сближала старообрядцев с протестантской традицией, которая перенесла преосуществление за грань смерти. Вместе с различиями происходило и определенное сближение. Конец света как приближение нового царства – это ни оптимизм, ни пессимизм, но моральный стимул, который чувствуется, по крайней мере, в замкнутых обществах, в частности староверческих. У болгар и сербов эти идеи, безусловно, политизировались и политизировались настолько, что наносили вред самим обществам. Это правление Стефана Душана, раскол востоного православия, конфликты между церквами. Что касается русской интерпретации, то мне кажется, что политические элиты России после Ивана Грозного отторгали идею Третьего Рима. Однако при втягивание страны во внешнеполитические авантюры, эта идея постоянно эксплуатируемая. Но это уже другой аспект использования. М.В. Дмитриев: Для нашего преподавания важно помнить, что значение концепции Москвы как Третьего Рима необыкновенно и совершенно неоправданно гипертрофировано в нашей исторической памяти, особенно в западной историографии и западных руководствах по изучению истории. Нет, наверно, учебников по истории России, Восточной Европы, где бы она не была упомянута. Однако исследования (вначале немецкие, а затем и отечественные), показали, что эта идея не присутствовала в политическом обиходе до учреждения московского патриархата в 1583 г., а затем было вообще запрещена (на соборе 1666 г.). И у меня вопрос к Дмитрию Игоревичу. Перенесение идеи империи после 1204 г. в Эпир, Трапезунд, Никею, в Сербское царство Стефана Душана и во 2-е Болгарское царство – может ли это свидетельствовать о протонационализме в нашем понимании? В том смысле, что болгары создают болгарскую империю, где болгары – это доминирующая нация, сербы создают сербскую империю Душана, где сербы доминируют, а ромеи и все остальные выступают как подчиненные? Д.И. Полывянный: Само понятие «ромей» в эти годы теряет свое прежнее значение. В поздней Византии, восстановленной Палеологами, «ромей» - это скорее религиозный термин, маркирующий православных. По терминологии отчетливо прослеживается, что следы греческого национализма – это Димитрий Хоматиан стремившийся стать западным патриархом в противовес никейскому восточному патриарху. С точки зрения канонического права, я бы вспомнил идею пентархии, которая всегда присутствует фоном; идея управления древней церкви пятью древнейшими патриархами – иерусалимским, александрийским, антиохийским, константинопольским и римским. Пентархия присутствовала и пентархический принцип служил аргументом при возведении в патриаршую степень Москвы. Отпадение Рима дало повод к имперским устремлениям всех остальных. |
