3.2. Представления о Боге и никоновская реформа
Общей точкой зрения противников реформы было мнение о ее догматическом характере, о том, что она касалась самых основ православного вероучения. Характерна первая реакция на начало реформы со стороны, в частности, прот. Аввакума и других священнослужителей, которую описывает Аввакум в своем «Житии»: «Мы, сошедшеся со отцы, задумалися; видим, яко зима хощет быти: сердце озябло и ноги задрожали»507. Напомним, что начало реформы было ознаменовано не собственно исправлением словесного текста богослужения, которое последовало позже, а введением троеперстного крестного знамения. О высокой семиотичности и многообразном богословском содержании крестного знамения уже говорилось выше, и именно в связи с этим изменение этой элементарной формы «богословия для всех» сразу вызвало подозрения возможной догматической направленности проведенного изменения.
Дальнейшая полемика действительно выявила некоторые различия в представлениях о Божестве между старообрядцами и реформаторами. Старообрядческие полемисты выстраивают достаточно стройную систему возражений «никонианам» по поводу «догматических» нововведений реформы. Применительно к перстосложению это означает, что «никониане» нарушили православную традицию, в соответствии с которой крестные страдания нельзя относить ко всей Св. Троице, а только к человеческой природе Христа. Вот как пишет об этом диакон Федор: “Не подобает отнюдь треми персты креститися христианам правоверным, понеже бо Крест Христов, а не Троицын. Един бо на Кресте страда Сын Божий, но и то плотию, а не плотию и Божеством... Сего ради к Божеству Святыя Троицы не подобает крестныя страсти прилагать”508. Тем самым, по мнению старообрядцев, налицо существенное нарушение в понимании догматов, отсюда и обвинение в еретичестве. Обвинения эти обоснованы протопопом Аввакумом в специальном сочинении “О сложении перст”, где он довольно подробно излагает историю т. н. “триперстных ересей” “в Галатеях и Антиохии”509. Настаивают старообрядцы и на том, что “на страсти Христове” Крест был восьмиконечным, то есть имел верхнюю (с надписью “Иисус, царь Иудейский”) и нижнюю перекладины510, тем самым, четырехконечный крест недостаточен для воспоминания о Распятии.
В приведенных аргументах старообрядческих полемистов прежде всего обращает на себя внимание конкретность и предметность восприятия Божества и всего, с Богом связанного. Так, чрезвычайно конкретно восприятие Христа в полемике о перстосложении: два перста, означающие единство Божества и Человечества во Христе в сочетании с жестом – возложением на себя «креста» - говорят о конкретно-историческом событии Распятия с акцентом лично Христа («крест Христов, а не Троицын»). Именно о событии Распятия напоминают полемисты, говоря об особом значении восьмиконечного Креста, поскольку именно эта форма Креста связана с Распятием – верхняя короткая «доска» исторически содержала «надписание вины» Христа («Иисус, Царь иудейский»), нижняя перекладина, к которой распятым прибивали ноги, также связана с конкретной казнью.
Еще одна группа возражений старообрядцев, также затрагивающих тринитарный догмат, касается введения реформой троекратного пения «аллилуйя» с добавлением “Слава Тебе, Боже” (изменение, внесенное в Служебник) и аналогичного изменения в произнесении “Господи, помилуй (трижды вместо дважды), Господи благослови”. Старообрядцы единодушно считают, что в данном случае “никониане” исповедуют некое “четвертое лице” в Троице. Вот обоснование своей позиции протопопом Аввакумом: “Василий Великий пишет: аллилуйя – ангельская речь. Человечески рещи – Слава Тебе, Боже. Егда же бысть Василий, и повеле пети две ангельския речи, а третию – человеческую, сице: аллилуйя, аллилуйя, Слава Тебе, Боже!.. Мерзко Богу четверичное воспевание!”511.
Характерно возражение не этот тезис со стороны реформаторов: в «Деяниях» Соборов 1666 и 1667 году подчеркивается, что “аллилуйя” произносится трижды во имя Троицы, а добавление “Слава Тебе, Боже” – символ единства Троицы, “яко един Бог есть, а не три бози”512. Тем самым, как видим, налицо некоторое взаимное непонимание: старообрядцы, идя от конкретности понимания Божества и Его ипостасей, не приемлют подчеркивания единства Бога, как это делают реформаторы.
Еще более рельефно это различие можно увидеть при рассмотрении возражений реформаторов старообрядцам по поводу перстосложения. В тех же Деяниях Соборов 1666 и 1667 гг. содержится обоснование правильности троеперстного крестного знамения: по мнению Собора, троеперстие символизирует Троицу: “И знамение честнаго и животворящаго Креста творити на себе треми первыми персты десныя руки... во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа”513. Положения постановлений Соборов развиваются в полемических сочинениях архимандрита Иверского монастыря Дионисия, Юрия Крижанича, монаха Симеона Полоцкого, митрополита Сибирского и Тобольского Игнатия, епископа Афанасия Холмогорского (участника диспута со старообрядцами в 1682 году). В полемике обосновывается троеперстие как “древнее предание с начала веры”, в то время как двоеперстие предстает как нововведение Стоглавого Собора514, а также содержит и ересь – Троица в этой форме крестного знамения “неподобна и неравна”, более того, старообрядцы “исповедуют” и многобожие – два перста символизируют Христа, три же нижних – Троицу, тем самым Христос “отделяется от ипостаси Божества и от Святыя Троицы”515. Как видим, сторонники реформы не отрицают того, что к Распятию имеет отношение все Божество Св. Троицы. Реформаторы и их сторонники как раз подчеркивают именно участие всей Троицы в спасении людей.
Наконец, еще одна группа возражений старообрядцам касается формы креста, изображаемого на просфорах. Одним из ключевых высказываний, проясняющих позицию реформаторов в этом вопросе, является высказывание Иверского архимандрита Дионисия: «Крест именуется прямое древо и впреки»516. Что же касается других перекладин, важных с точки зрения противников реформы, то их семиотическое значение не видится реформаторам столь большим, каким является значение Креста «вообще», символизирующего не только Распятие Христа, но столь же тесно связанного с событиями Ветхого Завета, спасением людей через жертву Бога. Таким же образом и «троеперстие» как форма перстосложения, подчеркивает близость Бога к людям и связь с Крестной жертвой не одного Христа, но всей Св. Троицы.
С учетом же того, что реформаторы стремятся подчеркнуть единство Св. Троицы также и в споре о количестве «аллилуйя», система их аргументов также предстает достаточно стройной: они сторонники обобщенного, «высокого» понимания Божества, основанного на осмыслении догмата Триединства и роли в спасении людей не только Христа, но и всей Св. Троицы. Что же касается старообрядцев, то они, как видим, скорее сосредоточены на свойствах отдельных ипостасей Бога, в частности, на роли Христа в спасении людей («крест Христов, а не Троицын»).
В то же время, при характеристике позиций старообрядцев и реформаторов стоит учитывать то, что рассмотренные позиции были заявлены в полемике, и, следовательно, неизбежным было полемическое обострение аргументации. Вот почему понять, насколько серьезны и глубоки были различия в богословских позициях, может помочь только источник неполемического характера. Именно к таким источникам принадлежит богослужебный текст.
Изменения, затрагивающие непосредственно понимание свойств Божества, в тексте Требника сравнительно немногочисленны – их 14, еще меньше их в тексте Часослова, где такие изменения единичны. Но, не смотря на малочисленность, некоторые из них привлекли особое внимание оппонентов патриарха.
К изменениям, вызвавшим наиболее бурную реакцию противников реформы, относятся прежде всего изменения в Символе Веры (в Требнике, в частности, Символ Веры читается во время таинства Крещения). Среди них есть и касающееся интересующего нас вопроса – определений Божества. А именно, слова «… и в Духа Святаго, Господа истиннаго и животворящего» заменены на «… и в Духа Святаго, Господа животворящего»517. Таким образом, реформаторы удалили из определений слово «истинный», означавшее одно из свойств Св. Духа. С этим изменением сопоставимо также вызвавшее возражения оппонентов патриарха изменение в тексте молитвы Св. Духу (эта молитва – также неотъемлемая часть каждого богослужения): слова «Царю Небесный, Утешителю, Душе истинный» заменены на «… Душе истины»518. Возражения противников реформы наиболее емко высказывает Никита Добрынин: «От Пресвятаго Духа господственнаго истинства не смеем отложить»519. Между тем, подобные изменения повторяются в тексте Требника в общей сложности 5 раз. Помимо уже названных, в чине Крещения в молитве оглашения слова «Господи Боже истинный» заменены на «истины», то же изменение произведено в молитве на исход души520, а также в одной из молитв в чине Великого ангельского образа521. Таким образом, если в дониконовской редакции как Символа Веры, так и молитвы Св. Духу речь идет о свойстве Св. Духа как одной из ипостасей Св. Троицы, то в никоновской редакции подчеркивается единство Божества как самой истины.
С этими изменениями сопоставимы и некоторые другие, не столь яркие с точки зрения восприятия, но имеющие ту же направленность. Так, в «Оглашении» в Чине пострижения Великого ангельского образа, слова «от дарования тайнаго» заменены на «от дара тайны». Далее здесь же слова «второе Крещение приемлеши днесь богатыми человеколюбца Бога дарми» заменены на «… богатством человеколюбца Бога даров»522. В обоих случаях происходит выход на более обобщенный уровень понимания не просто богатства конкретных духовных даров, но и духовного богатства как качества Бога и Бога как Тайны.
Эта же тенденция присутствует и в ряде других изменений. В 1 молитве перед пострижением в чинах Малого и Великого ангельского образа слова «Всещедрый Бог… пречистыя утробы Своя низследимою благодатию отверзая…» заменены на «… пречистыя утробы Своея неизследимыя благости отверзаяй»523. В дониконовской редакции идет речь о благодати как «внешнем», направленном на человека, свойстве Бога, благодаря чему человек может соединиться с Богом. В никоновской же редакции «благость» является внутренне присущим Богу свойством (тогда как в дониконовской редакции о «внутренних» свойстах Бога не говорится).
В чине Великого ангельского образа в 7 песни Канона слова «святынь добротою удобрив вопиюща Ти» заменены на «святыни добротою…»: слово «святыня» употребляется в дониконовской редакции во множественном числе, что ассоциируется с конкретными святынями, тогда как в никоновской редакции – в единственном, что подчеркивает понятие святыни в целом, святыню как общецерковную ценность, благодать. А в той же песни далее слова «Ядром Креста и ветры честнаго и Божественнаго Духа…» заменены на «Ядрилом Креста и ветром честнаго и Божественнаго Духа»524. Слово «ядро» имеет ряд значений, таких как «недра», «глубины», а также «парус» и др., тогда как «ядрило» - только «парус», что и имеется ввиду по контексту525 (слово «ядрило» употребляется в этом стихе и в некоторых дореформенных Требниках, таким образом, замена не являлась нововведением в чистом виде). А вот замена «ветры» (Св. Духа) на «ветром» (единственное число, подчеркивающее единственность Св. Духа во всех Его проявлениях, вместо множественного, ассоциирующегося с множеством конкретных проявлений действия Св. Духа) вполне сопоставима с заменой слова «святыни» на «святыня». Сопоставимо с этим и изменение в конце молитвы Манассии (Часослов, Великое Повечерие), в которой слова ”... яко Тя поют вся силы небесныя” заменены на “поет вся сила небесная”526, что подчеркивает единство всех небесных сил.
Интересен также и характер некоторых сокращений молитвенных возгласов. В молитве на облачение крещаемого и в молитве в чине Елеосвящения слова «безначальному Отцу, со Единородным Ти Сыном и со Пресвятым и Благим и Животворящим Ти Духом» сокращены до «Отцу, и Сыну, и Святому Духу». Аналогичным образом сокращены заключительные прошение в четвертой молитве в 40-й день по рождении младенца и в чине Елеосвящения. Характерна также замена в первой молитве в 40-й день по рождении младенца, где слова «благодатию и человеколюбием единородного Твоего Сына» заменены на «Единородным Твоим Сыном»527. Во всех этих случаях никоновская редакция заменяет подробное перечисление свойств Божества и Его ипостасей на подчеркивание триединства Бога.
Эта же тенденция проявляется в первом «Запрещении» в чине Крещения. Дониконовская редакция начала Запрещения выглядит таким образом: «Запрещает ти Господь Иисус Христос, пришедый в мир и вселивыйся в человецех…». Реформаторы изменяют этот текст: «Запрещает тебе, диаволе, Господь, пришедый в мир…»528. Тем самым, в дониконовской редакции подчеркивалось, что речь идет о Сыне, второй ипостаси Св. Троицы, тогда как реформаторы, сохраняя этот контекст («пришедый в мир и вселивыйся в человецех»), подчеркивают словом «Господь» (применимом к каждой испостаси Троицы и ко всей Св. Троице) единство Христа со всей Св. Троицей и участие всех ипостасей Бога в спасении людей.
Наконец, характерна также замена во 2 молитве перед пострижением в Чине Великого ангельского образа, где слова «составным Словом Своим» заменены на «ипостасным Твоим Словом»529. Слово «состав» имеет ряд значений, не связанных с религиозным контекстом («состоящий из частей», «приготовленный путем смешения» и др.), тогда как значение слова «ипостасный» - более узко и конкретно привязано к религиозному контексту и, таким образом, устраняет некоторую «конкретность» в восприятии ипостасей.
Показательно и незначительное по форме изменение в тексте Часослова, в тексте Великого Славословия (служба Утрени):
Дониконовская редакция
|
Никоновская редакция
|
ГDи цRю2 нбcный, б9е џ§е вседержи1телю, и гDи сн7е є3динор0дный їс7е хrтE, и3 с™hй дш7е.
|
ГDи цRю2 нбcный, б9е џ§е вседержи1телю, гDи сн7е є3динор0дный ї}се хrтE, и3 с™hй дш7е.
|
С точки зрения старообрядцев оно носило догматический характер, являясь “слиянием Лиц Св. Троицы”530. Очень характерно в этой связи замечание того же полемиста, священника Лазаря Романовского по поводу одного из подобных изменений, внесенных реформой в Служебник: «В новых же книгах во всех напечатано хулно зело: Благословим Отца, Сына и Святаго Духа; и инде: Поем Отца, Сына и Святаго Духа Бога, и иная подобная сему; тако уже и поют богохулно; Отца Сына сливающе во едино лице (и сие есть Савелиевы гнилости вред), а Святаго Духа раболепно отставляюще...»531.
Все приведенные изменения, не смотря на их немногочисленность, имеют, таким образом, вполне определенную направленность: это подчеркивание единства Св. Троицы и уход от подробного описания свойств каждой из ипостасей Св. Троицы. Тем самым, можно говорить о том, что введение в самом начале реформы «высокого» богословия перстосложения не являлось случайным или непродуманным заимствованием из греческой богослужебной практики, поскольку как реформа перстосложения, так и текстовые изменения в богослужебных книгах имеют одну и ту же направленность, «воспитывая» верующего на началах представления о единстве Св. Троицы (впрочем, речь, конечно, не идет о «слиянии во едино лице» ипостасей) и мистического участия Божества в спасении человека. Представляется очевидным, что в этом случае направленность изменений проистекает из уже отмеченных особенностей восприятия реформаторами Священной истории, как отстоящей во времени от «настоящего». Именно осознание временной дистанции между «тогда» и «сейчас» позволяет реформаторам выйти на уровень «высокого» богословия Св. Троицы, в духе которого «воспитывает» верующего богослужебный текст.
В свою очередь, конкретность в восприятии ипостасей Божества, наглядно демонстрируемая старообрядцами в полемике, также имеет в основе остроту переживания каждого события Священной истории как личного – отсюда и определенная христоцентричность аргументации старообрядцев, «ревнующих» об «искоренении имени Христа» и отстаивающих восьмиконечный Крест как напоминание о конкретном, лично переживаемом Распятии, отстаивающих слова «Его же Царствию несть конца» в Символе Веры. Конкретика в восприятии Божества распространяется старообрядцами и в целом на понимание тринитарного догмата, когда подчеркивание свойств каждой из ипостасей Троицы предпочтительнее, чем подчеркивание единства, а малейшее отступление от этой точки зрения выглядит как ересь («Отца и Сына сливают во едино лице»). Столь же остро воспринимают старообрядцы и церковную историю, как показывает полемика по поводу знаменитого «аза» из Символа Веры. С этой точки зрения всякая попытка выйти за пределы событий и осмыслить их («увидеть за деревьями лес») воспринимается как еретическое уклонение.
Таким образом, разное восприятие церковной и Священной истории ведет и к определенным различиям в восприятии христианской догматики.
Не менее серьезные изменения должны произойти и в области характера «сакральной коммуникации», что, в частности, касается группы религозных представлений о позиции Бога в сакральном диалоге.
|
