Руководство по врачебной науке Тибета «Жуд-Ши» (фрагменты)
Скачать 3.38 Mb.
|
Во время допроса возник курьез из-за меня. Меня спросили: имя, фамилия и с кем и куда я еду, кто мои родители? Я ответила, что зовут меня Аида Алферова, и, помня предупреждение говорить правду» сказала, что Петр Александрович мой крестный, но что теперь мне велено называть его папой. Потом мои родители объяснили, в чем дело. После допроса нас отвели в трюм. Помню сквозь сон голос мамы, просившей матроса отправить мгня в Петроград, так как ждали смертного приговора — шло бурное заседания трибунала. Мне захотелось подняться наверх. Я прошла мимо часового на палубу. Смотрела на море. Потом зашла в каюту, там сидели несколько матросов, о чем-то спорили. Мое появление вызвало улыбки. Готовый для исполнения смертный приговор был отменен для всех арестованных. Потекли дни в заключении. Жили в трюме, по команде садились за стол: утренний чай, обед, ужин. Кормили хорошо, еда мне нравилась, отсутствием аппетита не страдала и ела все без разбора. Но в трюме было много черных тараканов, которых я очень боялась. И вот однажды на обед подали мою любимую запеканку из макарон. Съев половину, я, к ужасу, обнаружила запеченного таракана. Я промолчала, но перестала есть. Старик Глинка-Янчевский (бывший редактор газеты «Земщина») спросил: «Отчего ты не ешь, деточка?» — «Не хочу, сыта»,— отвечала я. Ведь меня воспитали так, что я не должна была замечать таких вещей. «Ну так я доем, если не хочешь»,— сказал Глинка-Янчевский. Я растерялась, не зная, как вести себя, а он тем временем доел запеканку. Комиссар хорошо относился ко мне, он показал мне яхту. Наверху было роскошное помещение — зал, где лежали пушистые ковры, стояли зеркала, большой рояль. Мне разрешили поиграть на нем. Между тем к отцу в трюм стали ходить больные из числа матросов, а у него были с собой лекарства. И он лечил. Однажды я чуть не навлекла на нас большую беду. Решила вести дневник и попросила служащую, которая выполняла обязанности заведующей столовой и уходила ежедневно на берег, купить мне тетради и карандаши, так как все письменные принадлежности у нас были отобраны. На следующий день взрослых стали вызывать на допрос. Петр Александрович был хмур и молчалив. Ждали репрессий. Моя просьба о карандашах была истолкована как тайный приказ взрослых, чтоб наладить через меня отправку писем. Меня несколько раз строго допрашивали: кто поручил? В конце концов поверили в непричастность взрослых. Шли дни в ожидании каких-то перемен. И вот приказ из Центра: всех сопровождающих освободить и отправить на родину, остальных в Свеаборгскую крепость. Запомнилась ночь нашей отправки с корабля. Мать горько плакала, расставаясь с Петром Александровичем. Она выразила желание отправиться с ним, но ей не разрешили, да и отец советовал ей ехать в Петроград, хлопотать об освобождении его. Слез было много, ведь не известно было, просто ли это переезд в крепость или вновь стоит вопрос о жизни заключенных. Мужчины хмурились, крепились... Это было в конце сентября 1917 года. Отправкой командовал молодой комиссар, меньшевик Миша Островский, вооруженный саблей и маузером. Он командовал срывающимся голосом. В последний момент у отца пропала шляпа, и мама дала ему серый бархатный берет, который он и надел. «Мистер Бадмаев, я приказываю вам снять дамский берет — это не маскарад!» — кричит юноша. «Но у меня другого нет»,— отвечает отец. «Я приказываю!» — кричит Миша, хватаясь за кобуру. Но отца было этим не напугать. Ему ли, который выходил к разъяренной толпе, было убояться этого юношу? Комиссар понял, что не прав, и махнул рукой, и мы все двинулись из трюма на палубу. Снова слезы, прощание. И в темную сентябрьскую ночь я стояла на палубе, чувствуя себя забытой, среди горя и слез старших. Но вот ко мне подошел отец, перекрестил, поцеловал, сказал, чтоб я была умницей, и стал спускаться по трапу в катер. Была черная и бурная ночь. Катер отъехал. Маму и меня перевезли на берег. Мы устроились в ближайшей гостинице «Фениа». После трюмной тесноты и холода меня поразили яркое освещение, нарядный номер. Еще большее впечатление произвел на меня зал ресторана, куда мы спустились ужинать,— это был мой первый в жизни ужин в ресторане. Играл румынский оркестр. Все сидящие в зале были возбуждены, то было нервное возбуждение, которое я сперва приняла за веселость. Вскоре мама заторопилась в Петроград, чтобы начать хлопоты. Дома Кулюша встретила меня радостно и со слезами: оказалось, что в газетах сообщили о нашей гибели, описывались подробности нашего расстрела и даже что тела наши бросили в море. Мама развила бурную деятельность за освобождение отца, ходила к министрам Временного правительства, но долго не рискнула задерживаться в Петрограде, боясь за жизнь и здоровье Петра Александровича, и, взяв меня с собой, вернулась в Гельсингфорс, чтобы быть ближе к нему. Маме разрешили свидания и передачи почти ежедневно. Жили мы в той же гостинице, недалеко был базар, куда я бегала покупать мясо для бурятского супа. Часто я ездила с мамой в Свеаборгскую крепость. Она представляла собой низкое каменное здание с небольшим двором. Каждый раз, когда мы подходили, звонил колокол, выходил дежурный офицер, и нас пропускали. Камеры были очень маленькие, одиночные, сырые, темные, с маленьким окном наверху. Стояли топчан, табуретка — и все. Здесь же, в соседних камерах, находились знакомые, высланные вместе с отцом. В двенадцать часов дня, собрав деньги и посуду, я с разрешения дежурного офицера шла в расположенную поблизости чайную, покупала кофе, булочки и возвращалась. И опять звонил колокол, и я шествовала со своими кувшинами и разносила кофе по камерам. Так мы прожили около месяца. И наконец пришел приказ об освобождении. Всем было разрешено вернуться на родину. Приказ об освобождении пришел уже от Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов где-то в середине ноября, то есть после Октябрьской революции. За отца хлопотали его пациенты — матросы с «Полярной звезды». Они его полюбили. Вернувшись в Петроград, Петр Александрович вновь начал практику. Но здоровье его пошатнулось, он перенес воспаление легких. Контингент его пациентов значительно изменился—преобладали солдаты, матросы. Однажды незадолго до отъезда на прием Петр Александрович снова был арестован. Мама поехала принимать больных одна. Она объявила ожидавшим многочисленным больным об аресте отца. Трое вооруженных матросов тотчас подошли к маме с вопросами: кто арестовал, куда увезли? Среди больных началось волнение. Трое направились, кажется, в тюрьму Кресты, и часа через два отец вернулся в сопровождении их. Настроение у него было веселое, и он бодро начал прием больных. Так было два или три раза. Центральная власть еще не утвердилась. Одна группа арестовывала, другая — освобождала. Появлялись и группы вооруженных анархистов... Это были тяжелые сцены. В памяти сохранилось: отец, раскрыв руки, говорит бесстрашно: «Стреляйте!», — стоя буквально перед стволами винтовок, наведенных на него. Но руки, державшие оружие, опускались под его взглядом. Не помню, к какому времени, но, очевидно, к 1918 году относится один странный эпизод. Во время приема к Петру Александровичу обратились с просьбой поехать посмотреть тяжелобольного; по-видимому, была названа фамилия, знакомая отцу. К концу приема был подан автомобиль. И часу в десятом вечера Петр Александрович с мамой поехали к больному. Их привезли в роскошный особняк. Незнакомые лица, вооруженная охрана... Отцу предложили одному проследовать к больному. Мама осталась ждать. Прошел час, второй... Никто не выходил. Мама начала беспокоиться. Кругом было тихо и не слышно ничьих голосов. Время шло. Мама, почувствовав что-то неладное, была в растерянности. Наконец вышел знаменитый Мамонт Дальский, актер и анархист, и, обращаясь к матери, сказал: «Я не могу сломить упрямство старика... Заставьте вы его послушать нас, иначе живым он отсюда не уйдет!» Мама, содрогаясь, вспоминает этот эпизод. Отца отпустили ночью живым. Мама, буквально помертвевшая от ужаса, привезла его домой в третьем часу ночи. Как я узнала позднее, от отца требовали крупную денежную компенсацию — выкуп. К этому грозному времени относится знакомство нашей семьи с большевиками Марией Тимофеевной и ее мужем Иваном Дмитриевичем Ивановыми. Началось оно так. К отцу на машине приехал Иванов и сопровождающая его охрана. Отца попросили поехать осмотреть больную туберкулезом. Петра Александровича предупредили, что больная — председатель ревтрибунала и известная деятельница революции. На это П. А. ответил: «Мне все равно, кто больная, едем, раз моя помощь вам потребовалась». Как всегда, с отцом поехала мама. Отец осмотрел больную, сказал: «Скоро будете на своих ногах»,— оставил ей лекарство и уехал. Как потом лично мне в 30-е годы рассказывала Мария Тимофеевна, в революцию окружавшие ее товарищи по работе и друзья не советовали ей пить «неизвестные лекарства», опасаясь отравления, но Мария Тимофеевна, видно, хорошо разбиралась в людях. Она угадала в П. А. порядочного человека, к тому же достаточно смелого, ибо в случае неуспешного лечения всю вину свалили бы на отца. Через две недели Мария Тимофеевна была на ногах, а вскоре приступила к работе. Она ответила добром на добро и способствовала освобождению отца в 1920 году. После его смерти продолжала периодически лечиться у матери, сохранив до конца дней своих чудесное, редкое отношение ко мне. В 20-е годы Ивановы переселились в Москву. Бывая в Москве, мама останавливалась в их квартире на улице Грановского. В 1938 году они переехали на Суворовский бульвар. В 1940 году мама возвращалась из лагеря в Каракалпакии... Помню, я встретила маму и привезла к Ивановым. Мария Тимофеевна вышла навстречу, раскрыла объятия. «Наконец-то, дорогая Елизавета Федоровна!.. Я знала, что все уляжется...» Их дружба, постоянная переписка продолжались до конца жизни моей матери. «Аида, помните, что у вас есть вторая мать и второй дом»,— писала мне Мария Тимофеевна, узнав о смерти моей матери. Такие слова остаются на всю жизнь». Я тоже помню чету Ивановых. В 30-е годы мама брала меня с собой в Москву, и я помню огромную, в десяток комнат, квартиру на улице Грановского. В этой квартире, кроме Ивановых, жил Отто Юльевич Шмидт с семьей, а также его сестра Нора Юльевна, которая очень дружила с моей матерью. После челюскинской эпопеи Шмидт был знаменит, и я, мальчиком, сторожил в коридоре, чтоб увидеть большого человека с бородой. Ивановы встречали пас очень тепло. За столом парила хозяйка, а муж, Иван Дмитриевич, сидел и слушал, наклонив голову; в те времена он был красным директором какого-то крупного завода. Уже будучи взрослым, после войны я бывал у Ивановых в их повой квартире на Суворовском бульваре, в доме Полярника. Мария Тимофеевна была неизменно радушнейшей хозяйкой, и я никак не мог представить ее в роли грозной председательницы ревтрибунала, выносившей смертные приговоры белогвардейцам. Но однажды у меня с Марией Тимофеевной произошла ссора. Было это в 1951 году. Как всегда, приехав в Москву, я остановился у Ивановых. Вечером за чаем у нас зашел разговор о Льве Толстом, которым я тогда был увлечен и даже заучивал тексты из «Войны и мира». — Толстой? Да, конечно, но он буржуазный писатель,— заметила Мария Тимофеевна. — Толстой буржуазный писатель? Вот это и есть буржуазный взгляд,— парировал я. Хозяйка быстро встала из-за стола, рука ее инстинктивно потянулась к поясу, к воображаемой кобуре. — Что! Боря!.. У меня буржуазные взгляды?! В моем доме?..— воскликнула она и выскочила из комнаты. Вскоре вернулась вся белая, потом вымученно улыбнулась:— Ну что ж вы старуху-то в буржуазности упрекаете? Я всю жизнь боролась с буржуазией... И разговор принял иную, мирную уже направленность. Но я понял взрывоопасность ее нрава: чуть что — она сметет все. При всей своей, казалось бы, доброте... ЧК ДЕЙСТВУЕТ... «Отец как будто примирился с новой властью, но характер давал себя знать. Был еще один памятный случай... Отец с мамой ездили с Удельной в город на прием на поезде — экипажа уже не было. Они доезжали до Финляндского, а потом до Литейного брали извозчика... И возвращались вечером таким же путем. Мы ехали втроем — я, мама и отец. В вагоне была разная публика — матросы, солдаты... Зашел разговор о положении в России. В то время в Петрограде был голод. Отец не выдержал и вмешался в разговор. «Ну и чего вы добились своей революцией?» — спросил он солдата. 1от стал доказывать, начался спор. Вдруг к отцу подходит матрос с маузером: «А, тут контра завелась! в Чека его!..» И на первой же остановке, Ланской, отца вывели из вагона. Мы с мамой пошли за ним вслед. Мама плакала и говорила отцу: «Ах, Петр Александрович вы никогда не думаете о своих близких!.. Пощадили б хоть Аиду!» И когда все вышли на платформу, отец вдруг низко поклонился окружавшим его людям и сказал: «Простите старика! По глупости... Погорячился!» Матросы рассмеялись, посоветовали отцу попридержать язык впредь, если он не хочет неприятностей, и отпустили. Огец, увидев плачущую мать, спросил про меня. «Ах, не все ли вам равно, где Аида, что с нами?» — с упреком сказала мама. Это, кажется, был единственный случай, когда она осудила его действия. И главным для отца всегда оставалась тибетская медицина. Все свои силы и знания отдавал врачебной и научной деятельности и всю жизнь боролся за признание ВНТ. «Вполне сознаю,— писал он,— что эта наука сделается достоянием образованного мира только тогда, когда даровитые специалисты-европейцы начнут изучать ее». Мне известно, что Петр Александрович получил официальное уведомление властей о том, что по желанию он может принять японское подданство—за него ходатайствовал японский посол— и с семьей выехать в Японию. Отец категорически отказался покинуть Россию». Между тем его белокаменную дачу на Поклонной горе с прилегающей к ней землей конфисковали, как и угодья на Дону и в Чите. А вот бревенчатый пятикомнатный особняк на Ярославском проспекте, в восьмистах метрах от Поклонной, записанный на Елизавету Федоровну, чекисты упустили. Хотя они бывали и здесь, но ограничились арестом деда и тем, что прокололи штыками старинные картины в золоченых рамах,— искали тайники с оружием. «Возвращаюсь к тем бурным годам. Отцу оставили его приемную и кабинет на Литейном, а имение на Поклонной перешло в ведение военных властей. Там должна была стоять батарея. И мы все запасы лекарственных трав перевезли с Поклонной в находящийся поблизости мамин одноэтажный домик на Ярославском с чудесным садом с кустами сирени и жасмина. В нем жила Кулюша. Часть лекарств перевезли на Литейный. В этот период произошло событие, очень тяжело пережитое мной. Кулюша поехала с тележкой на Поклонную добрать какие-то вещи. И там сцепилась с солдатами, она была боевая, могла отбрить. Началось с пустяка, мол, попортили вещи. Слово за слово... Кулюшу арестовали и отправили в тюрьму. К нам на Ярославский прибежала соседка и рассказала, как Кулюшу повели солдаты. Я ревела во весь голос. Привязанность к Кулюше была, пожалуй, сильней, чем к матери. Плача, я поехала разыскивать маму в город. Отец в это время тоже находился в тюрьме на Шпалерной... Эти дни были страшные для меня. С Кулюшей я всегда чувствовала себя под надежной защитой, ощущала ее любовь и заботу; мама была целиком поглощена хлопотами об отце или же вела прием больных за него... После ареста Кулюши мама буквально металась, хлопоча за двоих, и наконец вновь обратилась к Марии Тимофеевне. И я пошла вместе с мамой. Мария Тимофеевна обещала разобраться, но не все зависело от нее. Как первый этап, мне разрешили свидание с Кулюшей. Несла я узелок с бельем и сэкономленные сухие корки хлеба. Час свидания, когда Кулюша подошла в платке к решетке и дрогнувшим голосом сказала мне: «Ну здравствуй, девонька, не плачь...» — голос этот звучит и сейчас в памяти. Я не могла говорить, задыхалась от слез. Скоро свидание кончилось, и я уныло побрела домой. Кулюшу освободили через две недели с предупреждением «не распускать язык». Вернулась она похудевшая, молчаливая и какая-то притихшая, а я сияла: теперь все было не страшно. |
Похожие:
 | Клинические рекомендации вакцинопрофилактика в общей врачебной практике 2014 г Клинические рекомендации подготовлены Заикой Галиной Ефимовной – Заслуженным работником высшей школы Российской Федерации, к м н.,... | | Тема Содержание Нормативно-правовые документы и учебно-методическое обеспечение к началу учебного года |
 | Руководство: Общее руководство праздника осуществляется учителем... Использование средств физического воспитания в организации активного отдыха укрепление здоровья учащихся | | Методические рекомендации оформления и предоставления работ на соискание Вологодской области по науке и технике, государственной молодежной премии по науке и технике Вологодской области (далее – государственная... |
| 1. Руководство племенной работой. 1 Руководство племенной работой... Коучинг с помощью нлп: Практическое руководство по достижению поставленных целей / Джозеф О'Коннор, Андреа Лейджес. — Пер с англ.... | | Руководство по изучению дисциплины «Операционные системы, среды и оболочки» Руководство необходимо для общего ознакомления с дисциплиной и содержит сведения |
| Реферат по валеологии на тему методы народной медицины С появлением же письменности, стали создаваться разнообразные произведения врачевательного характера. В письменном наследии древних... | | Урок 7 Тема: нуклеиновые кислоты Задачи: познакомить учащихся с особенностями строения молекул ДНК и рнк, выявить основные различия и общие элементы в строении ДНК... |
| «дни тибета в барнауле – 2012» 1 мая, вторник Российской Федерации, Правительства Москвы, Департамента науки, промышленной политики и предпринимательства города Москвы, Всемирной... | | 7. Руководство практикой, обязанности руководителей практики Настоящее «Руководство по качеству» не может быть полностью или частично воспроизведено, тиражировано и распространено без разрешения... |
| Руководство к выполнению курсовой работы по дисциплине «Управление качеством» Руководство предназначено для студентов специальности 080401. 65 «Товароведение и экспертиза товаров (по областям применения)» всех... | | Руководство по изучению дисциплины «Экономика» для студентов специальности 080801(351400) Руководство необходимо для общего ознакомления с дисциплиной и содержит сведения |
| Клинические рекомендации инфаркт миокарда в общей врачебной практике 2013 Классы рекомендаций (табл. 1) и уровни доказательств (табл. 2) используемые в документе | | Пациент с гастроэзофагеальной рефлюксной болезнью в общей врачебной... Работа выполнена в гоу впо «Самарский государственный медицинский университет Росздрава» |
| «Дерматовенерология» Цель дисциплины формирование у студентов навыков диагностики и профилактики кожных и венерических заболеваний, оказания первой врачебной... | | Методическое руководство Руководство предназначено для разработчиков электронных обучающих материалов и электронных учебных курсов, отвечающих требованиям... |
