Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах и улицах «Добрая дорога детства» 2
Скачать 350.57 Kb.
|
| Славяно-германская компаративистика Т. Е. Аникина, канд. филол. наук, Санкт-Петербургский государственный университет (Россия) Слово в эпоху бидермейера (Божена Немцова, Каролина Светлая) Чешская литература первой половины XIX в. формировалась в непосредственной близости с литературами: русской, австрийской и немецкой. Русский сентиментализм и романтизм, немецкий романтизм не могли не оказать влияния на возрождающуюся чешскую литературу. Но особенно близок чехам оказался бидермейер — переработка ампира в угоду филистеру. Если стиль ампир представляет собой императорский стиль, с монументальностью, призванной нечто репрезентировать, с изысканностью и роскошью, отвечающей таким целям, с обращением к разуму, а не чувствам, с идеями государственности (искусство, согласно эстетике ампира, призывает воспитывать в человеке чувство долга, гражданственность, жизнь — это служение государству, отчизне, а не забава, наслаждение или развлечение), то аполитичный обыватель-филистер, озабоченный личным благоденствием, изменил мир ампира в духе интимности и домашнего уюта. Буржуа-филистер внешне стремится жить как аристократ, но, не будучи им, не соответствует идее государственности, заложенной в самом понятии аристократии. Поскольку аристократизм ампира с его гражданской направленностью недоступен кругозору буржуа, то он создает созвучное себе направление бидермейра, где «все в упрощенном и удешевленном виде как бы повторяет бытовой уклад аристократа рубежа XVIII—XIX вв., но дышит большим комфортом и опрятностью» [БСЭ]. Поскольку бидермейер возник в тот момент, когда реалистическое искусство, которое, в свою очередь, связано с появлением образа буржуа, оттесняет на задний план романтизм, «то… cвойственный романтизму интерес к исключительной личности в Б. вытесняется интересом к частному человеку, к маленьким радостям мелкого буржуа, интересом к обыденной жизни бюргеров и крестьян, к окружающей природе» [БСЭ]. Но стиль бидермейера нес в себе и особое отношение к слову. Анализируя рассказ А. Штифтера «Портфель моего прадеда», Мартин Хадеггер замечает: «Показывать истинно великое в малом, указывать вовнутрь незримого, притом сквозь само же лежащее на поверхности и повседневное в мире людей, давать услышать нескaзанное в сказанном, — вот что воздействует в слове поэта. Ибо он указывает вовнутрь того совершенно незримого, что, однако, заведомо и прежде всего определяет все, — этому незримому и обязан соответствовать человек в самой основе существования, если только должно быть так, чтобы он мог жительствовать на этой земле. Поэтически творящее слово указывает в глубь этого основания. Одной из основных черт стиля бидермайер является — описание вещи с целью показать великое в малом, величие простоты». «Бабушка» Божены Немцовой — яркий пример чешского бидермейера. В повести описывается простая чешская крестьянка, которая приехала в тихое захолустье, к дочери, помочь ей в воспитании внуков, которых она и воспитывает в духе старинных национальных традиций и религиозной нравственности. Действие повести разворачивается на фоне идиллического пейзажа, ее герои простые, искренние души. В повести создается идеальный герой, живущий в единстве с природой. Сущность бытия для чешских писателей — это жизнь в своей скромной стране, в данный момент австрийской провинции, в единстве нежной природой, сохраняя народные традиции: и фольклорные и нравственные. Одной из фольклорных традиций является особый тип сравнений: сравнение человека с природой, что соответствует и традиции обращения к идиллической природе, свойственной бидермейеру. Такие сравнения существенно отличаются от романтических клише. Эта и другие черты чешского бидермейера, выраженные в слове, и исследуются в докладе на примере творчества Б. Немцевой и К. Светлой. Литература Большая советская энциклопедия: В 30 т. М.: Советская энциклопедия, 1969—1978. Т. 3. С. 315 (БСЭ) . T. E Anikina A word in the biedermeier epoch (Bozhena Nemtsova, Karolina Svetlaya) The Czech literature of the first half of 19th century was formed in close relation with the Russian, Austrian and German national literatures. Russian sentimentalism and Romantic movement, as well as the latter in Germany could not influence the reviving Czech literature in any way. The Biedermeier with its interest to individual person, to small mercies of petty bourgeois, to everyday life of burghers and peasants, to setting appeared to be the most akin to Czechs. The Biedermeier style also stipulated for the special attitude towards a word. “The Grandmother” by Bozhena Nemtsova is the most vivid example of the Czech Biedermeier. The essence of being for Czech writers is living in their small country, in unity with its gentle nature, preservation of the customs, both folkloric and moral. The comparisons used in the novelet are, on the one side, in accordance with folkloric tradition of comparing the protagonist to the nature and setting, what, in turn, complies with the tradition of referring to idyllic nature, so characteristic of the Biedermeier. Such comparisons significantly differ from Romantic formulaic. А. В. Аниконова, магистр, ст. лаб., Санкт-Петербургский государственный университет (Россия) Восприятие романа словацкого писателя Петера Пиштянека «Rivers of Babylon» («Вавилонские реки») англоязычными читателями Словацкая литература очень мало переводилась на английский язык, в основном это были переводы словацких авторов конца XIX — начала XX в., таких как Кукучин, Тимрава, Цигер-Гронски и т. д., сделанные американскими переводчиками словацкого происхождения второго-третьего поколения, которые пытались вернуться к своим словацким корням. Из современной словацкой прозы не переводилось почти ничего. Одним из исключений стал перевод на английский язык новеллы «Джин» (1987) Мартина Шимечка, сделанный писателем и переводчиком словацкого происхождения Петером Петро, который в 1968 г. эмигрировал в Канаду и в настоящее время является профессором славянской литературы в университете Британской Колумбии в Ванкувере. Это один из немногих переводов произведений словацкой литературы, который имел успех на Западе и получил престижную премию за лучший художественный перевод года. В 2007 г. Петер Петро перевел на английский язык роман Петера Пиштянека «Rivers of Babylon» (1991), который был опубликован в Лондоне издательством «Гарнетт Пресс». Петер Пиштянек (р. 1960) — известный словацкий прозаик. Является автором романов «Rivers of Babylon» (1991), «Молодой Дуонч» (1993), «Rivers of Babylon — 2, или Деревянная деревня» (1994), «Rivers of Babylon — 3, или Конец Фредди» (1999), сборников рассказов «Сказки о Владе для больших и маленьких» (1995), «Новые сказки о Владе для больших и маленьких» (1998), «Топором и ножом» (1999 — в соавторстве с Душаном Тарагелем), «Последние сказки о Владе» (2002), беллетризованных кулинарных рецептов «Рецепты из семейных архивов» (2003). Произведения Петера Пиштянека, одни из немногих произведений современной словацкой литературы, были переведены и изданы в Хорватии, Турции, Чехии, Франции, Сербии и Великобритании. Интерес англоязычных читателей к роману привлек нестандартный сюжет. Действие проходит в Братиславе, и на переднем плане описываются судьбы различных мелких жуликов, проституток и представителей городского преступного мира. Главный герой романа Рац — необразованный, примитивный деревенщина, который сбежал в город, чтобы найти работу. Он устроился работником котельной роскошного отеля «Амбассадор» и вскоре понял, что контроль отопления дает ему власть. В романе с юмором и сарказмом описывается период, когда одна политическая система заменяется другой, а сила и власть переходит к маргинальной части общества, берущей под свой контроль финансовые потоки. А. Г. Бодрова, канд. филол. наук, Санкт-Петербургский государственный университет (Россия) Между славянским и германским: проблема национальной идентичности в травелогах Альмы Карлин Немецкоязычная писательница Альма Максимилиана Карлин (Alma Maximiliana Karlin, 1889—1950) была по происхождению словенкой. Она родилась в словенском городе Целье, который входил в состав Австро-Венгрии, затем Югославии, а ныне Словении. Однако словенский язык не стал для нее родным — в ее семье говорили только по-немецки. С юности Карлин проявляет интерес к изучению иностранных языков (к 25 годам в Лондоне она получает диплом «Королевского общества поощрения искусств, промышленности и торговли» по восьми языкам, среди которых нет словенского), а также обычаев и культур других стран, мечтая о кругосветном путешествии. Свою мечту писательнице удается осуществить — в 1919 г. она отправляется в путь. За время восьмилетнего путешествия Карлин побывала в Перу, Панаме, Мексике, Сан-Франциско, на Гавайях, в Японии, Китае, Кореи, Австралии, Новой Зеландии, на Фиджи, Новой Каледонии, Каролингских островах, Новой Гвинее, в Индонезии, Таиланде, Бирме, Индии и других странах. Травелоги «Одинокое путешествие» («Einsame Weltreise», 1929), и «Под чарами Южного моря» («Im Banne der Südsee», 1930) были опубликованы через несколько лет после ее возвращения домой. Проблема национальной принадлежности часто возникает в данных текстах. Писательницу принимали за немку, австрийку, славянку и даже за морского разбойника. Карлин, родившаяся в государстве, которое перестало существовать в 1918 г., всю жизнь ощущает свою «бездомность». Она путешествует с паспортом Королевства сербов, хорватов и словенцев, о существовании которого многие, кого встречает Карлин, слышат впервые, однако не может себя соотнести с этим новым государством и называет себя австрийкой. Автор утверждает, что у нее две родины — одна по паспорту, а другая по языку, фиксируя тем самым надындивидуальный кризис национальной и государственной идентичности, который был показателен для Европы периода «между двумя войнами». В годы Второй мировой войны Целье, где жила Карлин, было оккупировано немецкими войсками. Писательница сотрудничала с партизанами, оказывавшими сопротивление нацистскому режиму. Карлин до конца жизни оставалась по паспорту югославкой. Не только у самой писательницы возникали проблемы национальной самоидентификации, но и исследователям трудно соотнести ее творчество с определенной национальной традицией. Так австрийские и немецкие ученые исследуют ее путевые заметки в ряду немецкоязычных авторов, например, Иды Пфайффер — писательницы-путешественницы из Вены. В Словении интерес к творчеству Карлин обострился к 1990-м гг. Выходят в свет монографии о ней, организуются круглые столы, выставки, посвященные ее путешествиям. Хотя сама Карлин никогда не соотносила свое творчество со словенской культурой, ее произведения рассматриваются иногда в контексте словенской литературы (их включают в антологию путевых заметок) или в них видят образцы словенской автобиографической прозы ХХ в. Существует также мнение, что Альма Карлин была «гражданкой мира». Такая позиция представляется, в свою очередь, проблематичной, поскольку тексты писательницы изобилуют расовыми предрассудками и национальными стереотипами. Творчество Карлин интересно тем, что показывает условность категории нации и подтверждает перспективность изучения феномена национальности как конструкта, продукта дискурсивных практик. A. G. Bodrova Between the slavic and the german: problem of national identity in Alma Karlin’s travelogues The German-speaking writer Alma Karlin is of interest for research thanks among other things to her boundary biographic situation. She doesn't keep within a framework of a certain national identity. Karlin was born in the Austrian-Hungarian Empire, became later a citizen of Yugoslavia, wrote in German. Karlin’s travelogues contain many examples of unsuccessful attempts to identify her nationality. The similar problem exists also in reception of her work. In the report Karlin's situation is considered as the proof of discursive nature of “nationality”. Е. Е. Бразговская, д-р филол. наук, Пермский государственный гуманитарно-педагогический университет (Россия) «Сад наук» Чеслава Милоша: Silva rerum ХХ века Основные положения работы предопределяются подзаголовком. Она посвящена лингво-семиотическому анализу художественной формы Silva rerum. В этом контексте рассматривается «Сад наук» Ч. Милоша [Miłosz, 1979]. Первый проблемный вопрос — трансформационное развитие жанра «сильва» (лес вещей, сад) в польской литературе от эпохи барокко (A. Grabowski, A. Bartoszewski и др.) до конца ХХ в. (T. Konwicki, Cz. Miłosz). Особенности формы (жанрово-стилистическая неоднородность) определяются задачей такого рода книг. С семиотической точки зрения, сильва — это коллекция знаков, позволяющих реконструировать семейную хронику. В нее включались как вербальные тексты (упоминания о значимых событиях рода, семейные предания, анекдоты, фрагменты дневников, писем, стихи, прозаические фрагменты), так и вещные знаки пямяти (прядь волос, засущенный цветок). К сильвам примыкают и книги-«сады»: поэтические сборники, наставления («Вертоград многоцветный» С. Полоцкого). Милошевская сильва, сохраняя традиционную стилистику означающего (prywatna księga różności), трансформируется в плане означаемого. Это сад наук, интеллектуальное пространство, где посаженное в культуру зерно мысли дает всходы в виде дерева, произрастающей идеи. «Сад наук» — не мертвый, а функционирующий объект искусства [Лихачев, 1991, с. 17], где «коллекцию идей» замещает их актуализация-эпифания. Среди основных интеллектуальных «предметов», произрастающих в саду наук Милоша, — реальность, власть языка и создаваемые им картины мира, интерпретация, идеальный читатель, форма, перевод, авторство. Каждое из этих понятий Милош рассматривает как философский предельный объект (rzecz ostateczna), связывая его с интеллектуальной историей (от эпохи барокко до ХХ в.) и одновременно адаптируя к пространству своей мысли. Стилистически «Сад наук», по определению автора, есть пограничье между литературой, философией, филологическим исследованием и лекцией, что соотносится со стремлением Милоша-поэта создать форму, способную вместить в себя все пространство мысли (forma bardziej pojemna). «Сад наук» организован по типу барочного регулярного сада, включающего развернутые цитаты и выписки, стихотворные тексты других авторов, комментарии Милоша, его переводы. В самом факте «открытости» такого текста культуре заложены возможности его вероятностной интерпретации. Семантическое пространство книги — это сеть, перемещаться в которой можно как по горизонтальным линиям (история понятий, филиация идей), так и по вертикальным (перевод — переосмысление понятий, определяемый метаязыками эпох и отдельных авторов). Одновременно «Сад наук» можно рассматривать как род биографии (идей) и автобиографии (интеллектуальной истории самого Милоша). В заключение анализируются когнитивные возможности современных silva rerum в контексте наиболее значимых концепций конца ХХ в. — аутопоэзис, коммуникация как селективный процесс и др. Литература Miłosz Cz. Ogród nauk. Paryż: Instytut literacki, 1979. Nycz R. Sylwy współczesne. Problem konstrukcji tekstu. Kraków: Znak, 1996. Zachara M. Szlacheckie sylwy i ich funkcje w życiu społecznym, kulturze i mentalności XVII wieku. Warszawa: PWN, 1985. Коллинз Р. Социология философии. Глобальная теория интеллектуального изменения. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2002. Лихачев Д. С. Поэзия садов. К семантике садово-парковых стилей. Сад как текст. СПб.: Наука, 1991. E. E. Brazgovskaya “Ogród nauk” Czesława Miłosza: Silva rerum in XX century The paper presents a semiotic analysis of Silva rerum as a literary form. Silva is a collection of signs for reconstrution of family chronicle. It included both verbal texts and signs-things. Miłosz retains the traditional Silva style (księga różności), transforming it in terms of the signified. Now it is a garden of Science, a collection of important concepts of human intellectual history: reality, the power of language, form, translation, the author. М. М. Кондратенко, канд. филол. наук, Ярославский государственный педагогический университет им. К. Д. Ушинского (Россия) |
Добавить документ в свой блог или на сайт
