Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах и улицах «Добрая дорога детства» 2
Скачать 343.24 Kb.
|
| Содержание Введение 3 Глава 1. Понятие христианской социологии 5 Глава 2. Социологический подход в изучении раннего христианства 8 Глава 3. Христианская социология С. Н. Булгакова 17 3.1. Булгаков о сущности христианской социологии 17 3.2. Правовая социология: проблемы права, государства и власти 21 3.3. Социология экономической жизни 24 3.4. Методологические уроки христианской социологии Булгакова 29 Заключение 31 Список литературы 34 Введение Спектр социологических проблем религиозной жизни общества и личности разнообразен и широк. Эти проблемы представляют интерес для верующих и неверующих, для профессиональных богословов и светских ученых-гуманитариев. Они образуют междисциплинарное проблемное пространство, внутри которого существуют и соприкасаются значительное число социологических и социально-богословских вопросов. В сфере религиозной социологии наиболее примечательным является то, что личная вера ученых-социологов не остается за пределами их научной деятельности, а оказывает прямое, непосредственное воздействие на характер их теоретического мышления и на направленность социологических изысканий. Если богословы движутся в своих размышлениях, как правило, от теологии к социологии, то для представителей светской религиозной социологии возможна и встречная направленность теоретического поиска. При этом исследовательские средства, аналитические методы тех и других могут быть в чем-то сходными. Религиозная социология ориентирована на смысловые, ценностные и нормативные критерии в виде тех высших абсолютов, которые безусловны для религиозного сознания. С ними она соотносит, их мерой измеряет значимость интересующих ее социальных процессов. Далеко не все российские социологи работали в русле позитивистской методологии. Ограниченность предлагаемых ею редукционистских схем социальных явлений и процессов заставляла обращаться к иным методам социального познания, которые не отвергали ни христианской парадигматики, ни опыта классической метафизики т. е. были близки исходным мировоззренческим установкам христианского сознания. Тема реферата актуальна, поскольку христианская социология, как теоретическая дисциплина со своей проблемной сферой и собственной методологией, имеет в распоряжении огромный опыт христианского миропонимания и мироистолкования. С. Булгаков определял ее как раздел нравственного богословия, полагая, что она «ставит практическую жизнь перед христианской совестью, нося прикладной или технический характер». Христианский социолог воспринимает теоретические проблемы не глазами ученого-позитивиста, а взглядом христианина, для которого человек укоренен не только в природно-социальном континууме, но прежде всего подчинен сверхфизическим первопринципам бытия, а его социальное поведение детерминировано теми высшими первоначалами, суть которых тщательно прописана в христианском богословии. Для христианского социолога синтез веры и знания не просто возможен, а необходим. Данный синтез не ограничивает познавательно-аналитические возможности социологического познания, а резко расширяет их. Само социологическое знание конструируется и интерпретируется при помощи концептов, разработанных христианскими мыслителями, для которых социальность предстает как срединная, пограничная сфера, соединяющая в разных комбинациях сакральные и профанные формы. Глава 1. Понятие христианской социологии Социологическая наука возникла в середине XIX в. на волне распространявшегося позитивизма, который пошел на сознательный, целенаправленный разрыв со всем христианским наследием. Позитивистская картина мира обрела сугубо секулярный характер. В ней Божий мир предстал как мир без Бога. Предполагалось, что новорожденная социология должна отвечать трем основным требованиям. Во-первых, ее обязанность - исследовать те социальные факты, явления и процессы, которые доступны восприятию с помощью органов чувств и поддаются наблюдению. Это напоминало позицию Фомы, говорящего: "Не поверю, если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его" (Иоан. 20, 25). Во-вторых, считалось, что социология должна быть свободна от религиозных, теологических компонентов. И в-третьих, ей следовало ориентироваться на естественные науки как на образец доказательности и точности. Родоначальники социологии О. Конт, Г. Спенсер, К. Маркс, М. Вебер, Э. Дюркгейм не признавали ни высшей реальности, ни божественных первоначал. В их моделях социального мира все главные причинные воздействия исходят не от Творца, а со стороны социальных факторов. Настаивая на этом, они надеялись, что отрыв от религии, теологии, от всего христианского наследия придаст их познавательной деятельности необыкновенную свободу, легкость и окрыленность. Однако, этот отрыв не принес желаемых результатов. Позитивистам не довелось совершить великих открытий. Никакие особые тайны, дотоле сокрытые, не распахнули перед ними свои сокровенные глубины. Совсем напротив, атеистический взгляд на различные стороны социальной жизни не приблизил, а еще больше удалил их от истоков этих тайн. Теоретическую неправду многих положений секулярной социологии невозможно усмотреть тому, кто сам обладает секулярным сознанием. И социологи-атеисты ее действительно на видят. Но христиане ее отчетливо ощущают и крайне болезненно воспринимают. Поэтому в их глазах разработка такого направления как христианская социология является весьма насущной задачей. Христианская социальная аналитика восходит к социально-познавательной традиции, создателями которой были христианские мыслители. Она и примыкающая к ней христианская социология развивались как в контексте социально-богословских доктрин католической, православной и протестантских церквей, так и в трудах светских мыслителей, руководствующихся принципом единства веры и знания. Если говорить о христианской социологии как таковой, то она возникла совершенно особым путем. Ее можно рассматривать как своеобразный синтез социальной теологии и светской социологии. Когда О. Конт выдвинул в пику тезису социальной теологии антитезис позитивистской социологии, то синтез не замедлил дать о себе знать. С особой отчетливостью это обнаружилось в России, где далеко не все социологи сочли для себя возможным работать в русле позитивистской методологии. Ограниченность ее редукционистских схем заставила многих из них обратиться к иным методам социологического познания, не отвергавшим христианского социального и интеллектуального опыта. Среди исследователей, двигавшихся этим путем, были Н. Данилевский, К. Леонтьев, Вл. Соловьев, Л. Оболенский, А. Лаппо-Данилевский, П. Струве, Н. Бердяев, Е. Трубецкой, С. Трубецкой, С. Франк, Л. Карсавин и др. Важное место занимает в этом славном ряду о. Сергий Булгаков. Русские христианские социологи понимали под социологией совокупность аналитических средств, базирующихся не на позитивистской, а на христианской картине мира, а в человеке видели существо, не только укорененное в природно-социальном континууме, но и подчиненное сверхфизическим первопринципам бытия, суть которых прописана в христианском богословии. В их представлении социальная реальность - это срединная, пограничная сфера, где в разных комбинациях сочетаются сакральные и профанные формы сущего1. Причина привязанности к христианской парадигме лучших отечественных социологов, ныне возведенных в статус классиков, заключаются отнюдь не в традиционализме или консерватизме их мышления. Она может быть наилучшим образом объяснена с помощью теоремы Геделя, которая в ее упрощенном варианте гласит: "Ничто не может быть понято и объяснено только лишь из самого себя". Социальное далеко не всегда поддается объяснениям через социальное. Экономика не может быть универсальным ключом к загадкам политики, права или морали. Марксистская социология, избравшая этот путь, за полтора последних столетия почти полностью истощила свои эвристические ресурсы. Ее участь лишний раз подтвердила необходимость того, чтобы социологический разум умел выходить за пределы социальности. Однако, вариантов подобного выхода не так уж много: их всего два. Один из них предполагает погружение в мир естественно-природных детерминант (этой возможностью воспользовались фрейдистски ориентированные социологи). Другой заключается в том, чтобы устремиться в сакральную высь трансцендентных детерминант. Он-то и стал той магистралью, которая открыта для христианской социологии. Последняя ориентирована на критерии в виде тех высших смысловых, ценностных и нормативных абсолютов, которые безусловны для христианского сознания. С ними она соотносит, их мерой измеряет значимость интересующих ее социальных фактов, явлений и процессов. Все эти ее свойства отчетливо проступают в социологических штудиях Булгакова. Глава 2. Социологический подход в изучении раннего христианства На протяжении последних тридцати лет изучение раннего христианства переживает значительный подъем, вызванный, с одной стороны, открытием и публикацией новых источников (рукописи Кумранской общины и Наг-Хаммади), а с другой - появлением новых подходов к уже известным данным. Если исследование истории Церкви первых веков традиционными средствами "в последнее время остановилось и, в сущности, ничем не отличается от того, что происходило в 60-е годы", то привлечение для анализа исторических источников социологических методов и концепций вдохнуло новую жизнь в изучение раннего христианства. После Второй Мировой войны в Европе и в Соединенных Штатах все активнее для решения проблем, традиционно рассматривающихся в рамках философии, психологии или даже филологии, применяется социология. В истории христианства эти методы были использованы сначала для исследования Нового Завета (изучение фигуры Христа, взаимоотношение первых христиан и иудеев и др.), а затем - и других текстов и явлений. Что же такое социология раннего христианства? Немецкий исследователь Герд Тайссен определяет ее как описание и анализ типичных межличностных взаимоотношений, которые были характерны для членов раннехристианских групп2. Особое внимание уделяется эксатраординарным событиям, конфликтам, эксплицитным и имплицитным нормам поведения, использованию символов, инновацям, причинам их успеха или неудачи и переходу от харизматической к институциональной модели общины. Социология раннего христианства истолковывает новозаветные тексты при помощи аналогий, которые основываются на материале других религиозных движений. В тех случаях, когда ранняя Церковь сравнивается с современными ей течениями, например, ессеями или фарисеями, особое внимание уделяется их различиям. Когда, напротив, раннее христианство сопоставляется с движениями, которые принципиально отличаются и по времени, и по культурному окружению, подчеркиваются общие моменты. Социологический подход оперирует такими понятиями, как аномия, харизматический пророк, рутинизация харизмы, коллективные эмоции, легитимация. Он пытается объяснить значение слов и идей, исходя из исторического и культурного контекста. Этот подход в большой степени соответствует тому, что в библеистике называется Sitz im Leben. Социологический подход может помочь в "определении места" документов (географического, хронологического, группового, традиционно-исторического окружения), в понимании роли отдельных групп и носителей традиции и процессов, которые привели в гармонию противостоящие группы, определении взаимоотношений между идеологией и реальной деятельностью, и особенно того, в какой степени теологические положения были обусловлены исторически. Но для его полномасштабного применения есть ряд труднопреодолимых препятствий, которые очевидны даже ревностным его приверженцам. Эти препятствия вызваны, прежде всего, хронологической удаленностью исследуемых событий. Для наблюдения жизни раннехристианских общин невозможно использовать те же методики, которые применяются при изучении современных культов. Новозаветные писания - это религиозные тексты, а социология не обладает удовлетворительным аппаратом для работы с божественной или иррациональной составляющей, которая так важна в религиозном опыте. Наконец, социологические понятия и модели не абсолютны: они отражают выводы, сделанные на основе наблюдений над отдельными движениями или группами. Тем не менее, социологический подход может во многом обогатить историю раннего христианства. Он делает более ясными данные, содержащиеся в новозаветном тексте, а описанные там переживания людей - менее чуждыми для нас. Кроме того, этот подход, предлагая новые вопросы, открывает возможность для конструктивного сотрудничества историков и социологов. Социологические методы применялись при исследовании раннего христианства и раньше, до 70-х годов. Так, можно вспомнить замечательные исследования А. Д. Нока, Р. Бультмана или Э. Р. Доддса3. Однако две первые попытки применения социологического инструментария в явном виде для истории ранней Церкви принадлежат Джону Гэгеру и Герду Тайссону. Дж. Гэгер рассматривает христианство как развивающуюся социальную систему. Его интересуют такие аспекты истории Церкви первых веков, как изменение социального статуса молодой религии, энтузиастический характер первых христианских общин, их постепенное перерождение во внушительную религиозную и социальную структуру и превращение христианства в доминирующую религию поздней Империи. Его поход сочетает теоретическую и компаративистскую составляющие: теоретическая состоит в том, что используются пояснительные модели, заимствованные из социологии, а компаративистская - в том, что многие данные для этих моделей основываются на изучении нехристианских религиозных движений. В ходе своего исследования для того, чтобы понять развитие ранней Церкви, Гэгер обращается к терминам и идеям, используемым в социологии религии. Например, группа, собравшаяся вокруг Иисуса, определяется им как милленаристское движение. Такие сообщества верят в то, что существующий миропорядок вскоре будет уничтожен или изменен на противоположный, и обещанное Царство Небесное настанет на земле. Они интенсивно привлекают к себе социально ущемленных людей: тех, кто либо беден, либо считает себя недопущенным к власти. В милленаристских движениях харизматический пророк играет роль катализатора при формулировании жалоб этих ущемленных и изображении нового миропорядка. Согласно Гэгеру, Иисус был именно таким пророком. Даже когда смерть Иисуса и отсрочка прихода Царства, казалось, разрушили все надежды этого движения, группа не распалась. Вместо этого она целиком посвятила себя миссионерской деятельности. Возможно, более значимым, чем концепция происхождения Церкви как милленаристского движения, стало изучение ее развития в жизнеспособный, отличный от иудаизма институт. Гэгер обращается к идее Макса Вебера о рутинизации харизмы. Харизма рассматривается как основная составляющая энтузиастических движений на всех стадиях их существования: "Харизматическая власть и начало инстуциональных структур - это взаимодополняющие, а не противоположные течения". На протяжении первых двух веков христианство было религией ущемленных. Оно соединило в себе характеристики религии ущемленных: стремление к единству, уверенность в будущем вознаграждении (спасении) и рациональную этическую систему. Почему христианство оказалось успешным? Самыми важными внешними факторами были существование эллинистического иудаизма в диаспоре и благоприятные условия для распространения христианства в Римской империи. Самым выдающимся внутренним фактором было чувство общины - открытой для всех, настаивающей на абсолютной лояльности и связанной со всеми сторонами жизни верующих. Работа Гэгера вызвала оживленное обсуждение. Так, Д. Л. Бартлетт заметил, что книга Гэгера интересна и важна скорее как попытка, чем результат. Возникают сомнения в правомочности использовании социологических моделей для привлечения новых данных, вопросы вызывают и недостаточно ясная терминология, и аргументы сомнительной силы. В книге Гэгера проявляются тенденция к усреднению свидетельств о раннем христианстве и изображение его однородным течением, несоответствие между свидетельствами источников и некоторыми из его теорий и недостаток внимания к собственно религиозным аспектам раннего христианства. По мнению Дж. З. Смита, Гэгер отказался принять важность исторических деталей, всерьез рассмотреть социологические и антропологические модели, которыми он пользуется, заняться методологическими и теоретическими размышлениями над вопросами, поднятыми ими. Д. Трейси настаивает на включении фундаментальной теологии в диалог между социологами и историками и придании большего значения внешним факторам, действующим в истории раннего христианства. Попытка социологической интерпретации раннего христианства Гердом Тайссоном менее амбициозна. В центре его внимания оказалось христианство 30-70-х гг. I в.; он изучает типичные социальные отношения и поведение внутри движения Иисуса, анализирует взаимоотношения этого движения с иудейским окружением в Палестине, а, кроме того, изучает странствующих харизматиков и их аудиторию. В своей работе Тайссон рассматривает важность местных сообществ и излагает свое понимание христологии Сына Человеческого как выражение религиозного опыта странствующего харизматика. Обращаясь к влиянию общества на движение Иисуса, он исследует многие факторы: социоэкономический (неустойчивость), социологический (двойственное отношение сельского населения к Иерусалиму), социополитический (формально государственное устройство - теократия, в то время, как реальная власть принадлежит аристократии) и социокультурный (ужесточение нормы как реакция на ассимиляцию). Последняя часть книги посвящена изучению функций общины Иисуса в сдерживании агрессии и относительной неудаче христианства в Палестине. Основа социологического подхода в этой работе - функциональный анализ; в значительной степени он опирается на анализ конфликтов. Тайссон предполагает, что движения религиозного обновления имеют своей причной социальные конфликты: они пытаются придать новый импульс для их разрешения. Тайссон оставляет без ответа как некоторые возражения против социологического подхода, которые были перечислены выше, так и те, что были выдвинуты против книги Гэгера. Кроме того, он несколько искажает данные для того, чтобы они удовлетворяли его теории. Например, сильно преувеличиваются бедность и социальная неустойчивость галилейских рыбаков-учеников Иисуса, хотя в доиндустриальной экономике рыбаки вели относительно надежную и выгодную торговлю. Еще пример: апокалиптизм упрощенно рассматривается как протест против экономических и социальных условий. Но апокалиптические движения возникают в самых разных слоях общества, например, в США 1970-х гг. они получили широкое распространение среди представителей среднего класса. Книги Гэгера и Тайссена носят программный характер, но в этом направлении работали и другие исследователи Нового Завета. Б. Дж. Малина исследовал основополагающие социальные установки, структурирующие опыт и переживания в греко-римском мире в первом веке нашей эры. Он обратил взимание на описание "ограниченного" добра: все желанные вещи в жизни существуют в ограниченном количестве и их всегда не хватает4. Это может проявиться в понимании идеального человека как того, кто никогда не посягает на других и не позволяет использовать себя, достижения успеха или богатства в пределах закрытой системы или социальной организации и поиске небесных покровителей (Бог, Сатана, ангелы, духи). Малина также исследовал важность "двоичной личности" в Средиземноморском мире в эллинистический период. Термин "двоичная личность" означает людей, включённых в одну группу в то время, как их поведение определено ценностями других групп. Динамика милленаристских движений по отношению к раннему христианству была исследована С. Р. Изенбергом. В греко-римской Палестине вопросом, разделившим разные группы, был доступ к искупительными средствами и контроль над ними, особенно это касалось храмового культа и закона. Члены милленаристских движений, таких, как ессеи и христиане, оказались отрезанными от них. Эти движения развивались по следующей модели:
В рамках этой формулы Изенберг рассматривает кумранского Учителя Праведности, Иисуса и Павла как милленаристских пророков. Все трое претендовали на авторитет, лежащий вне обычных источников власти в еврейской общине, полагались на доступ к высшей истине и высшей силе посредством прямого откровения и подвигали своих отзывчивых последователей к вести надежды для нищих. Еще один ученый, рассматривающий раннюю Церковь как милленаристское движение - В. Д. Дэвис. Основываясь на работе Г. Шолема, посвященной Саббатай Сви, иудейской мессианской фигуре XVII в., он проводит параллель между этим движением и ранним христианством. Он утверждает, что основные проявления мессианского движения - настолько радикальная конфронтация с существующим порядком, что вера в мессию занимает центральное место и способность сообщить живой опыт искупления многим людям во многих местах. Среди Среди вторичных характеристик - религиозный энтузиазм, чудеса, признаки и деятельность мессии (скрытность, страдание, отсутствие армии и т.д.), преодоление смерти, значительные истолкователи и относительно небольшой интерес к истории жизни мессии и его личности. Несмотря на это сходство, христианство и саббатейство различаются в двух важнейших отношениях:
Это обсуждение раннего христианства как милленаристского движения естественно привели к рассмотрению его как секты. Как считает Р. Скроггс, община, созданная Иисусом, удовлетворяет основным характеристикам религиозной секты. Она появилась вследствие протеста, отбросила реальность, требующуюся истеблишментом, была эгалитарной, предлагала признание и любовь в общине, была добровольным сообществом, требовала полной преданности от своих членов и существовала перспектива апокалипсиса или второго пришествия. Особое внимание ученых привлекают послания ап. Павла. В. А. Миикс обратил внимание на фундаментальную неоднозначность социального характера общин Павла. С одной стороны, Церковь была эсхатологической сектой с сильным чувством своей замкнутости. С другой - она была открытой сектой, заинтересованной не в оскорблении нечленов, но в привлечении их к своей вести и членству в себе. Это была, по существу, неустойчивая комбинация, хотя она было чрезвычайно плодотворна. Границы между общиной и окружавшим ее обществом определялись особым языком, подчеркивающим разделение ("избранные" (Рим. 8:33; 11:7; Кол. 3:12 и др.), "братья и сестры" (Рим. 16:1; 1 Кор. 6:5 и др.), "святые" (Кол. 3:12; Евр. 3:1)), обычаи, наказание изгнанием от общей трапезы, создание автономных институтов для снабжения верующих и одобренные взаимодействия с обществом в целом. Послания Павла, особенно к коринфянам, оказались в центре внимания и других исследователей - уже упоминавшегося Г. Тайссона, А. Шрайбера, Дж. Шаца и др. В этих исследованиях рассматриваются такие сюжеты, как социальный состав коринфской общины, сущность споров, ведшихся в ней (например, о идолжертвенном или об общих трапезах), ее роль в путешествиях Павла, изучение харизматичности ап. Павла5. В этот период социологический подход находился еще в стадии становления: было необходимо выработать основные методы работы с раннехристианским материалом (так, Гэгер с готовностью признает, что он пока довольствуется оценкой своего метода исследования христианства как "экспериментального"), создать терминологию и осознать основные трудности, с которыми сталкиваются приверженцы этого подхода при анализе первых веков истории Церкви. Несмотря на все вышеперечисленные препятствия, эти работы смогли заставить по-новому взглянуть на традиционные проблемы новозаветной истории. Для всех этих исследований характерно стремление показать, каким образом весть Нового Завета относилась к повседневной жизни и реальным нуждам современников. Все авторы сходятся и в том, что текст нельзя отделять от социальной динамики без ущерба для его полноценного восприятия. Большая часть книг, изданных в это десятилетие, была посвящена изучению Нового Завета, но эти работы дали мощный импульс дальнейшему изучению раннего христианства при помощи социологического подхода. |
Добавить документ в свой блог или на сайт
