Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах и улицах «Добрая дорога детства» 2
Скачать 0.89 Mb.
|
Окончание. Начало в «ХМХГ» № 11 (155)Фактически все допрошенные в суде лица подтверждают, что нападавшие были одеты во все темное, а именно из одежды многим допрошенным свидетелям запомнились такие предметы как черные куртки, темные брюки, на ногах берцы. Показали, что из толпы молодых ребят выкрикивали «White power!», «На «скинов» захотели?!». Все допрошенные свидетели пояснили о напавших как о «скинхедах». Таким образом, вышеприведенные доказательства подтверждают, что А.Р. Фазлиев и К.А. Вахрушев напали на С. Корепанова и его товарищей потому, что, по их мнению, последние принадлежали к группе «скейтеров» (направленность их умысла и мотив) и именно по этой причине ими был убит С. Корепанов. Приведенные мною факты, подтверждающие мое мнение о наличие в действиях А.Р. Фазлиева и К.А. Вахрушева мотива ненависти к представителям другой группы, условно названной «скейтерами-реперами, можно свести к следующему: 1) группы молодых людей отличались по стилю одежды (скинхеды, панки и скейтеры; 2) перед избиением «скинхеды» выкрикнули лозунг: «Вайт пауер!» (лозунг, присущий только им, произносимый перед драками); 3) «скинхеды» у друзей С. Корепанова спрашивали: «Кто антифа? Вы!» (то есть они выискивали для избиения именно лиц определенных взглядов и С. Корепанова с друзьями приняли за них); 4) в этот день на улице было много разных людей и в случае просто хулиганских мотивов подверглись бы нападению любые граждане, а в данном случае «скинхеды» не напали на обычных граждан. Кроме того, в судебном заседании были оглашены справки УФСБ и УБОП . Согласно содержанию справок, Фазлиев А.Р. и Вахрушев К.А. входят в неформальные группы, 27 марта 2007 года в драке принимали участие члены неформальных групп под руководством А.Р. Фазлиева и К.А. Вахрушева Таким образом, имеющиеся в деле доказательства позволяют сделать вывод, что убийство С. Корепанова было совершено А.Р. Фазлиевым и К.А. Вахрушевым по мотивам идеологической ненависти и вражды, а равно по мотивам ненависти либо вражды в отношении социальной группы под условным наименованием «скейтеры-реперы». То есть в описательно-мотивировочной части обвинительного приговора (в случае его постановления) именно мотив ненависти и вражды представителей социальной группы под условным названием «скинхэды», к которым принадлежат подсудимые А.Р. Фазлиев и К.А. Вахрушев, в отношении представителей социальной группы «скейтеры-рэпперы», к которой принадлежал потерпевший С. Корепанов, должен, по-моему мнению, быть указан в качестве мотива преступления. Соответственно, из инкриминируемого К. Вахрушеву и Фазлиеву обвинения должен быть исключен квалифицирующий признак, предусмотренный п. «и» ч. 2 ст. 105 УК РФ (хулиганские побуждения) – за отсутствием в данной части состава преступления. Для окончательного разрешения вопроса о мотивах, которыми руководствовались А.Р. Фазлеев и К.А. Вахрушев при совершении убийства С. Корепанова, мною было заявлено ходатайство о назначении комплексной судебной культурологической и лингвистической экспертизы по материалам дела. Необходимость назначения именно указанной экспертизы, на мой взгляд, была вызвана тем обстоятельством, что только лица, имеющие специальные познания в области культурологии и лингвистики смогут разрешить вопросы, ответы на которые будут иметь решающее значение при установлении истинных мотивов, послуживших для подсудимых А.Р. Фазлеева и К.А. Вахрушева «руководством к действию» при совершении убийства С. Корепанова с последующем постановлением справедливого приговора, в котором выводы суда будут соответствовать фактическим обстоятельствам уголовного дела. Постановлением от 8 октября 2007 г. в удовлетворении указанного ходатайства мне было отказано. В обоснование отказа судья заявил, что в соответствии со ст. 20 УПК РФ уголовные дела о преступлениях, предусмотренных ч. 2 ст. 105 УК РФ, считаются уголовными делами публичного обвинения. Действующий Уголовно-процессуальный кодекс не предоставляет потерпевшему права по распоряжению публичным обвинением. Кроме того, судья указал, что мое ходатайство о назначении экспертизы мотивировано желанием установить иной мотив в действиях подсудимых и, тем самым, желанием сформулировать новое обвинение, правом на которое потерпевший (и его представитель) не обладают. Удовлетворение такого ходатайства, по мнению судьи, означало бы нарушение ст. 252 УПК РФ, определяющего пределы судебного разбирательства. Считаю, что при рассмотрении ходатайства суд не в полной мере учел действующее Уголовно-процессуальное законодательство и, в первую очередь, решения Конституционного суда (КС) РФ, четко сформулировавших и обосновавших следующую правовую позицию КС РФ в отношении прав потерпевшего и его представителя в части формирования обвинения и его объема. Согласно ч. 3 ст. 123 Конституции РФ, судопроизводство в РФ осуществляется на основе принципа состязательности и равноправия сторон. Этот принцип в уголовном судопроизводстве означает, прежде всего, строгое разграничение судебной функции разрешения дела и функции обвинения, которые осуществляются разными субъектами. Разрешая дело, суд на основе исследованных в судебном заседании доказательств формулирует выводы об установленных фактах, о подлежащих применению в данном деле нормах права и, соответственно, об осуждении или оправдании лиц, в отношении которых велось уголовное преследование. При этом состязательность в уголовном судопроизводстве, во всяком случае, предполагает, что возбуждение уголовного преследования, формулирование обвинения и его поддержание перед судом обеспечивается указанными в законе органами и должностными лицами, а также потерпевшими. Необходимой гарантией судебной защиты и справедливого разбирательства дела является обеспечение права на судебную защиту потерпевших от преступлений, которым, согласно ст. 52 Конституции РФ государство обеспечивает доступ к правосудию и компенсацию причиненного ущерба. Потерпевший, являясь лицом, которому преступлением причинен физический, имущественный, моральный вред (ст. 42 УПК РФ), имеет в уголовном судопроизводстве свои собственные интересы, для защиты которых он в качестве участника уголовного судопроизводства со стороны обвинения (п. 47 ст. 5 УПК РФ) наделен правами стороны в судебном процессе. Исходя из Рекомендаций Комитета Министров Совета Европы № R (85) 11 «О положении потерпевшего в рамках уголовного права и процесса», важной функцией уголовного правосудия должно быть удовлетворение запросов и охрана интересов потерпевшего, повышение доверия потерпевшего к уголовному правосудию, в связи с чем необходимо в большей степени учитывать запросы потерпевшего на всех стадиях уголовного процесса. Таким образом, интересы потерпевшего в уголовном судопроизводстве не могут быть сведены исключительно к возмещению причиненного ему вреда, – они в значительной степени связаны также с разрешением вопросов о доказанности обвинения, его объеме, применении уголовного закона и назначении наказания. Данная позиция КС РФ нашла свое выражение в следующих его решениях: Постановление от 20 апреля 1999 г. № 7-П; Определение от 21 декабря 2000 г. № 278-О; Определение от 19 апреля 2001 г. № 115-О; Определение от 17 октября 2001 г. № 236-О; Постановление от 8 декабря 2003 г. № 18-П; Определение от 4 ноября 2004 г. № 430-О; Определение от 18 июня 2004 г. № 204-О; Постановление от 11 мая 2005 г. № 4-П. Таким образом, посылки, на которые ссылался суд при отказе в удовлетворении моего ходатайства, полностью противоречат правовой позиции КС РФ, согласно которой потерпевший и его представитель имеют право формулировать (то есть кратко и точно выразить мысль) обвинение, и в дальнейшем, в ходе рассмотрения дела в кассационной и надзорной инстанциях, могут послужить основаниями для отмены или изменения приговора. Ст. 369 УПК РФ предусматривает в качестве основания отмены или изменения приговора суда первой инстанции несоответствие выводов суда, изложенных в приговоре, фактическим обстоятельствам уголовного дела в случаях, предусмотренных ст. 380 УПК РФ. Согласно ст. 380 УПК РФ, приговор признается не соответствующим фактическим обстоятельствам уголовного дела, установленным судом первой инстанции, если: 1) выводы суда не подтверждаются доказательствами, рассмотренными в судебном заседании; 2) суд не учел обстоятельства, которые могли существенно повлиять на выводы суда; 3) при наличии противоречивых доказательств, имеющих существенное значение для выводов суда, в приговоре не указано, по каким основаниям суд принял одни из этих доказательств и отверг другие. Считаю, что в нашем случае возможное игнорирование судом полученных в ходе следствия доказательств, подтверждающих наличие у подсудимых А.Р. Фазлеева и К.А. Вахрушева мотива ненависти и вражды по отношению к представителю иной социальной группы, послужившего для них «руководством к действию» при совершении убийства С. Корепанова, может препятствовать в дальнейшем последующему постановлению справедливого приговора, в котором выводы суда будут соответствовать фактическим обстоятельствам уголовного дела, а не противоречить им. Согласно ч. 2 ст. 292 УПК РФ, в прениях сторон могут участвовать потерпевший и его представитель. Согласно ч. 7 указанной статьи, потерпевший либо его представитель по окончании прений сторон, но до удаления суда в совещательную комнату вправе представить суду в письменном виде предлагаемые ими формулировки решений по вопросам, указанным в пунктах 1-6 ч. 1 ст. 299 УПК РФ, в том числе: является ли деяние преступлением и каким пунктом, частью, статьей Уголовного кодекса Российской Федерации оно предусмотрено (п. 3 ч. 1 ст. 299 УПК РФ); виновен ли подсудимый в совершении этого преступления (п. 4 ч. 1 ст.299 УПК РФ). На основании изложенного, реализуя предоставленное мне ст. 292 УПК РФ право, предлагаю при постановлении приговора суда, в описательно-мотивировочной части обвинительного приговора указать, что: совершив убийство С. Корепанова, А.Р. Фазлиев и К.А. Вахрушев совершили преступление, предусмотренное ст. 105 ч. 2 п. «ж» УК РФ; подсудимые А.Р. Фазлиев и К.А. Вахрушев виновны в убийстве потерпевшего С. Корепанова, совершенного ими из мотива ненависти и вражды представителей социальной группы под условным названием «скинхэды», к которым принадлежат подсудимые А.Р. Фазлиев и К.А. Вахрушев, в отношении представителей социальной группы «скейтеры-рэпперы», к которой принадлежал потерпевший С. Корепанов. Межрегиональная Ассоциация правозащитных организаций «АГОРА» Собачья жизнь в собачьей части С гордостью славным россиянам демонстрируют службы разных направлений, которые используют служебно-розыскные собаки. Это пограничники, внутренние войска, таможенная служба, используют служебных собак при разминировании полей, сооружений, зданий, коммуникаций после прошедших боев. Успешно используют четырехлапых друзей сотрудники МЧС, слепые люди, охрана и т. д. Мало кто задумывается, что служебно-розыскных собак готовят в специальных военных центрах, воинских частях и обучение это обходится государству в копеечку. Кроме обучения собак, воинские части из солдат по призыву готовят кинологов, вожатых, специалистов для выполнения поставленных задач. При необычных обстоятельствах, я познакомился с работой одного из таких Центров и после ряда консультаций решил предать расследованные материалы гласности. Методико-кинологический центр при войсковой части 32516 (далее Центр) расположен в пос. Княжево Дмитровского района Московской области и подчиняется непосредственно Сухопутным войскам Вооруженных сил РФ. Животных содержат в ужасающих условиях. Их плохо кормят, постоянно избивают кинологи, вожатые и все, кому не лень. Собаки запуганы, забиваются в углы, и выгнать их из вольеров проблематично, а зачастую собаки кидаются на солдат. Так же, как собаки, запуганы и курсанты этой школы, будущие кинологи и вожатые, с разницей, что их содержат не в вольерах, а в казармах. В Центре уже годами поддерживается традиция морального унижения и физического оскорбления солдат по призыву. Избиение солдат стало нормой для сержантов, старослужащих солдат, а иногда и офицеров. Солдаты не получают месячное денежное пособие. Деньги отбирают сержанты якобы для приобретения красок, линолеума, цемента и другой строительной атрибутики, чтобы улучшить быт солдата. Перечисление денег на сотовый телефон сержантам, стало обязательным ритуалом для молодых солдат. Приезд родителей к солдатам тоже сопровождается мздоимством. Все эти мероприятия происходят при прямом попустительстве командования части. Не так давно, в одной из рот в/части 32516, с третьего этажа выбросили рядового Воробьева, в результате чего у него оказался поврежденным позвоночник и он находится в одном из военных госпиталей Москвы. Рядовой Дилмат Гатеев в это время находился в санчасти и смывал кровь Ворбьева с носилок, на которых его принесли. Дальше речь пойдет об этом солдате. В части избивают солдат за малейшую провинность. Из четырех месяцев службы, три месяца Дилмат Гатеев стационарно находился на лечении в военном госпитале «Хлебниково».. Больного солдата без зазрения совести с тяжелым заболеванием 17 июля 2007 г. призвала Калининская призывная комиссия г. Челябинска (медицинские документы, естественно, утеряны). Но если бы все на этом закончилось. Дилмат находился на лечении в этом же госпитале, его ежедневно «прокачивали» старослужащие коллеги-кинологи и пригрозили, что возврат в часть для него плохо закончится. Утром 24 октября 2007 г. Дилмат после завтрака пошел в курилку, но покурить не удалось. Двое «больных» кинологов встретили его на лестничной клетке госпиталя и жестоко избили. Как результат, выбиты два верхних передних зуба, повреждены подбородок, челюсть, шейный позвонок. Солдат потерял сознание. Когда очнулся, все лицо в крови, на полу валяются зубы. С трудом одел чью-то гражданскую одежду и, не оглядываясь, побежал подальше от этого балагана. 30 октября 2007 г. мы обратились в отдел дознания военной комендатуры Москвы. Старший следователь комендатуры, старший лейтенант юстиции Олег Новиков с огромным трудом выпытывал у перепуганного, с искалеченными ногами, беззубого и опухшего солдата причину самовольного оставления военного госпиталя. Сейчас слово за военной прокуратурой, военно-медицинской экспертизой и военными врачами, общественными организациями и, вполне похоже, за судами. Командир «собачей части» полковник Реутов не утруждает себя глубоким изучением положением дел в части. Командир «собачьего батальона» подполковник Пименов занят исполнением служебного долга, ему не до солдат. Командир «собачей роты» капитан Лещенко далек от внутренних проблем роты. Командир «собачьего взвода» лейтенант Котов, считает, что все само собой обойдется. Командир отделения ст. сержант Богданов строго следит, чтобы его мобильный телефон пополнялся солдатскими деньгами. Солдат избивают, собаки с голода и от истязаний дохнут, а беззубому, искалеченному и почти безногому Дилмату жалко своего любимца пса Рекса, оставшегося в вольере. Дмитрий Пысларь, правозащитная организация «Солдаты Отечества», Пенза Обсуждается в Москве Законотворческий процесс в Государственной Думе: правозащитный анализ сто десятый выпуск (специальный) публикуется в сокращении Обзор основных изменений антиэкстремистского законодательства в 2007 г. В завершающемся году уже все, кажется, поняли, что закон «О противодействии экстремистской деятельности» и сопряженные с ним правовые нормы (далее для краткости мы будем все это называть антиэкстремистским законодательством) представляют собой серьезную угрозу для гражданских и политических прав и свобод. Многие оппозиционные политики и просто независимые комментаторы в России говорят об этом законе как о драконовском, направленном на удушение остатков свободы слова в стране. Главный тезис таких критических выступлений таков: теперь экстремистом может быть назван каждый, а к экстремисту, естественно, должны быть применены и будут применены самые жесткие репрессивные меры. Нежелание разбираться в юридических тонкостях порождает преувеличения и ошибки. В частности, поправкам, внесенным в закон «О противодействии экстремистской деятельности» летом 2007 г., приписывали многие позиции, содержавшиеся в этом законе уже с 2006 г., а то и изначально, то есть уже пять лет тому назад. Задача данного материала – прояснить, насколько алармистское восприятие антиэкстремистского законодательства близко к истине. И в первую очередь – проанализировать поправки, внесенные в 2007 г. Основной порок этого закона – в необычайно широком и неопределенном описании (определением это даже трудно назвать) экстремистской деятельности (экстремизма) в сочетании с очень жесткими механизмами наложения санкций за таковую. Экстремизмом был назван целый ряд деяний от особо тяжких преступлений, как терроризм, до действий, которых не было даже в Кодексе об административных правонарушениях (КоАП). Зато организации и СМИ за такие действия можно довольно легко закрыть по суду, а приостановить деятельность организации до полугода – даже и без суда, а человека за призывы к любому виду экстремистской деятельности, даже и не криминальному, можно посадить по ст. 280 УК РФ на срок до пяти лет. В 2002 г. декларировалось, что новое законодательство нужно в первую очередь для борьбы с фашизмом, под которым понималась деятельность расистских и ультранационалистических группировок и организаций. Опыт последующих нескольких лет показал, что прогресса в этой борьбе не случилось, а тот, что все-таки был, базировался на старых нормах Уголовного кодекса, а не на антиэкстремистских новациях. Зато появились и первые случаи злоупотребления антиэкстремистским законодательством с целью неправомерного ограничения прав и свобод граждан. (Верховский Александр, Кожевникова Галина. Три года противодействия // Цена ненависти. Национализм в России и противодействие расистским преступлениям. М.: Центр «СОВА», 2005. С. 111-129). С 2005 г. последняя тенденция набирала силу, а поправки, внесенные в определение экстремизма летом 2006 года, явно были ориентированы на применение в первую очередь против политической оппозиции. И действительно, опыт 2006-2007 гг. показал, что антиэкстремистское законодательство применяется весьма амбивалентно: наблюдается рост и правомерного, и неправомерного его применения. После поправок 2006 г. можно было ожидать, что последующие поправки будут еще хуже и опаснее. И действительно, в феврале появился инициативный проект, направленный на ужесточение антиэкстремистского законодательства. 28 февраля 2007 г. его внесла группа депутатов Государственной Думы – единороссы Н. Ковалев, Н. Безбородов, М. Емельянов, а также лидер фракции ЛДПР И. Лебедев и представитель «Справедливой России» А. Чуев. Отметим здесь его основные компоненты. Авторы сочли, что понятие преступления по мотиву ненависти должно быть расширено и одновременно шире внедрено в Уголовный кодекс (УК). Само это понятие в тот момент означало совершение преступления по мотиву ненависти или вражды трех типов – расовой, национальной (т.е. этнической) и религиозной. Законопроект добавлял к этому списку также ненависть политическую, идеологическую и социальную. Правда, этот, довольно халтурно написанный, законопроект не предполагал изменения списка мотивов ненависти по всему УК РФ. Он предлагал ввести этот расширенный список в те статьи, где мотив ненависти как квалифицирующий признак ранее отсутствовал, и прописать в новые части этих статей весьма жесткие наказания – исключительно в виде больших сроков лишения свободы. Таким образом, предлагалось пополнить ст. 212 («Массовые беспорядки»; срок от 10 до 12 лет), 213 («Хулиганство»; повысить максимальные сроки лишения свободы – по ч. 1 с 5 до 6 лет, по ч. 2, предусматривающей совершение преступление группой лиц по предварительному сговору – с 7 до 10 лет), 243 («Уничтожение или повреждение памятников истории и культуры»; то же по ч. 1 – с 2 до 3 лет лишения, по ч. 2 – с 5 до 8 лет). В ст. 244 («Надругательство над телами умерших и местами их захоронения»), уже имевшей мотив ненависти (п. «б» ч. 2), предел наказания за преступления с этим квалифицирующим признаком должен был быть повышен с 3 до 5 лет лишения свободы. Следует отметить, что эта новация продолжала линию, которую Дума обозначила еще в конце 2006 года, приняв в двух чтениях законопроект о расширении аналогичным образом ст. 214 («Вандализм»). Расширение ст. 214 несколько затормозилось в начале 2007 г., но в мае Президент все-таки подписал эту поправку, и вторая часть с формулировкой «Те же деяния, совершенные группой лиц, а равно по мотиву идеологической, политической, расовой, национальной или религиозной ненависти либо вражды» добавилась в статью с санкцией – лишение свободы на срок до 3 лет. В этот законопроект в третьем чтении было включено и упомянутое выше предложение поднять верхнюю планку наказания по ч. 2 ст. 244 УК РФ. Название ст. 280 («Публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности») предлагалось дополнить словами «и публичное оправдание такой деятельности», а максимальный срок наказания по ней – увеличить с 5 до 6 лет. Впрочем, «оправдание» понималось в достаточно узком смысле слова: «В настоящей статье под публичным оправданием экстремистской деятельности понимается публичное заявление о признании экстремистской деятельности правильной, нуждающейся в поддержке и подражании» (аналогично соответствующему комментарию в статье об оправдании терроризма). Предел наказания по ч. 2 ст. 282 УК РФ («возбуждение ненависти или вражды, а равно унижение человеческого достоинства») должен был бы быть повышен с 5 до 6 лет лишения свободы, по ст. 282-1 («организация экстремистского сообщества»; но на самом деле – и участие в нем) – до 8 лет, по ст. 282-2 («организация деятельности экстремистской организации», то есть участие в деятельности уже запрещенной или ликвидированной за экстремизм организации) – до 6 лет лишения свободы. Подавляющее большинство этих суровых предложений было совершенно бессмысленным, так как ни тогда, ни позже суды не выносили особо строгих приговоров по указанным статьям при наличии мотива ненависти, они, если так можно выразиться, «не выбирали» ту меру строгости, которая в УК РФ уже была, поэтому поднятие верхней планки не имело смысла (кроме, конечно, пиара для авторов законопроекта). Это относится и к утвержденному ужесточению ст. 244: больших сроков за осквернение памятников или могил не получал и не получает никто. Расширение формулировки мотива ненависти и приложение его к ст. 212 и (ранее) 214 было явно направлено на деятельность «уличной оппозиции» – кто же еще может учинять массовые беспорядки и акты вандализма (например, в виде оклеивания домов листовками или расписывания их граффити) по мотивам политической или идеологической ненависти? Разумеется, более строгие наказания могли бы применяться и к политическим активистам любого толка (расистского, левого, правого, какого угодно), и просто к шпане, которая учинит локальные беспорядки, если, конечно, в них удастся усмотреть этническую или идеологическую направленность. Но были в законопроекте и конструктивные предложения. (К сожалению, не так редко случается, что разумные инициативы теряются среди весьма неразумных и из-за этого неразумия отклоняется весь пакет поправок). Депутаты указали на правовую лакуну: закон «О противодействии экстремистской деятельности» ввел понятие экстремистских материалов, но не ввел ответственности за распространение таковых. Предлагалось ввести соответствующую норму в КоАП, но применительно только к материалам, «содержащим призывы к совершению тяжких и особо тяжких преступлений». Законопроект также предлагал сделать обязательной публикацию списка организаций, ликвидированных/запрещенных за экстремизм. 16 мая Дума, несмотря на негативные отклики Комитета Государственной Думы по гражданскому, уголовному, арбитражному и процессуальному законодательству и Правового управления Государственной Думы, приняла законопроект в первом чтении. Однако через месяц, когда было запланировано уже второе чтение, оно было внезапно отложено, и затем проект был вынесен в виде, обновленном настолько, что фактически это был новый законопроект. В новом виде законопроект был принят во втором чтении 4 июля, в третьем –буквально через день, а затем без особых проволочек был утвержден Советом Федерации и Президентом и вступил в силу 12 августа. Основное изменение, привнесенное законопроектом – качественное изменение понятия «преступления по мотиву ненависти». Оно было отождествлено с понятием «преступление экстремистской направленности», появившимся в 2002 г., но тогда толком в законе не описанным. Антиэкстремистское законодательство явно было направлено не только против действий, совершаемых по мотиву расовой, этнической или религиозной вражды, но также и по политическим мотивам, причем в широком понимании таких мотивов. Авторы нового (фактически) законопроекта нашли решение задачи. Была принципиально изменена формулировка мотива ненависти в Уголовном кодексе. «Расовая, национальная или религиозная ненависть или вражда» были дополнены ненавистью или враждой политической, идеологической и «в отношении какой-либо социальной группы». (В англо-саксонской традиции hate crime определяется как преступление совершенное против жертвы, выбранной по признаку реальной или предполагаемой принадлежности к определенной группе, этнической, религиозной, гендерной и т.д. В российской правовой традиции значение имеет мотив преступника, а не принцип выбора им жертвы. В дискуссиях об экстремизме уже давно возникали идеи расширить понятие мотива ненависти, и вот это наконец произошло).. Именно в таком виде теперь эта формулировка присутствует в ст. 63 УК РФ, где перечислены отягчающие обстоятельства, применимые ко всем преступлениям. Она же воспроизведена в статьях, где мотив ненависти является квалифицирующим признаком. И эта же формулировка составляет определение «преступления экстремистской направленности», согласно добавленному примечанию к ст. 282-1 УК РФ. Такое расширение списка мотивов давно уже напрашивалось и иногда даже обсуждалось: например, убийства антифашистов неонацистами явно мотивированы политической или идеологической враждой, и этот мотив ранее невозможно было учесть в приговоре; то же относится к «идейным» убийствам бездомных или к нападениям на геев. С другой стороны, понимание политической и идеологической вражды как отягчающего обстоятельства означает ужесточение санкций к преступлениям, даже самым малозначительным, совершенным в ходе любых политических и общественных акций, так как практически у любой акции есть какой-то противник, к которому участники акции испытывают вражду. Аргументы в пользу необходимости такого ужесточения сейчас не проговариваются или звучат крайне неубедительно. Скорее наоборот: в сегодняшней России общественно-политическая сфера в целом страдает не от избытка политически мотивированных убийств, разбоев, хулиганства, массовых беспорядков или осквернения памятников культуры, как бы ни были прискорбны такие эпизоды, а от чрезмерного давления и регулирования сверху. Особенно чреват злоупотреблениями мотив ненависти в отношении социальной группы, так как ученые и простые граждане не имеют общепринятой точки зрения на то, что можно называть таковой, и в законе определения тоже нет. Вражда по отношению к представителям любой социальной группы присутствует с конца 2003 г. в составе ст.282 УК РФ, и пока опыт применения этой части состава статьи – всего два вступивших в силу приговора – способствует самым пессимистическим ожиданиям. В случае Бориса Стомахина, осужденного 20 ноября 2006 г. (в целом, на мой взгляд, чрезмерно сурово, но правомерно, хотя есть и другие мнения), «социальной группой», в возбуждении вражды к которой он был признан виновным, оказалась «российская армия». А в случае оппозиционно настроенного языческого жреца народа мари Виталия Танакова такой «социальной группой» и вовсе оказалось «правительство Республики Марий-Эл». Сейчас готовится обвинение (дело блоггера Саввы Терентьева в Сыктывкаре), в котором «социальной группой» считается милиция. Как будет применяться новая доктрина преступления по мотиву ненависти на практике, пока неизвестно: правоохранительная система очень медленно осваивает подобные новации. Во всяком случае, расширение формулировки в ст. 63 УК РФ на практике не столь существенно: апелляции к этой статье по делам о преступлениях по мотиву ненависти до сих пор практически не встречались в приговорах. Обвинение де-факто использует мотив ненависти, только если он является квалифицирующим признаком. Поэтому важно, в каких статьях он таковым является. Поправки расширили список таких статей с 6 до 11. С введения в действие УК РФ в 1997 г. их было пять: ст.ст. 105 («Убийство»), 111 («Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью»), 112 («Умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью»), 117 («Истязание»), 244 («Надругательство над телами умерших и местами их захоронения»). Как уже говорилось, в 2007 году к ним добавилась ст. 214 («вандализм»), причем мотив ненависти там сразу понимался расширительно. А теперь добавились еще пять: ст.ст. 115 («умышленное причинение легкого вреда здоровью»), 116 («побои»), 119 («угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью»), 150 («вовлечение несовершеннолетних в совершение преступлений»), а также 213 («хулиганство»). На изменении ст. 213 следует остановиться отдельно. До момента принятия поправок, то есть до августа 2007 г., российское право знало два четко различаемых вида хулиганства. Первый – мелкое правонарушение, предусмотренное ст. 20.1 КоАП: «Мелкое хулиганство», то есть нецензурная брань в общественных местах, оскорбительное приставание к гражданам или другие действия, демонстративно нарушающие общественный порядок и спокойствие граждан». Второй вид – серьезное преступление, предусмотренное УК РФ, то есть хулиганские по мотивации действия, совершенные «с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия». (С декабря 2003 года. До этого формулировка ст.213 УК была шире, но все равно предполагала «применение насилия к гражданам либо угрозой его применения, а равно уничтожение или повреждение чужого имущества»). По новой же формулировке получается, что хулиганство – это либо такие действия (п. «а»), либо «грубое нарушение общественного порядка» безо всякого оружия, но по мотиву ненависти (п. «б»). Будет ли отличаться «грубое нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу», предусмотренное УК РФ и «действия, демонстративно нарушающие общественный порядок и спокойствие граждан», предусмотренное КоАП? Это довольно сомнительно. Похоже, теперь фактически за мелкое хулиганство, если оно совершено по мотиву политической и прочей ненависти, можно будет наказывать по всей строгости ст. 213 УК РФ, а она – строга: до 5 лет лишения свободы, а в случае групповых действий или сопротивления представителю власти – до 7 лет. Первое, что приходит при этом в голову, это, конечно, оппозиционные политические акции, которые легко счесть «грубо нарушающими общественный порядок». Но не только – речь может идти и об индивидуальных «нарушениях». И в этом случае следует подчеркнуть, что если нарушитель матерился на улице или как-либо буйно себя вел из антиконституционных идейных соображений, в том числе, например, по мотиву расовой ненависти, то все равно предусмотренные наказания совершенно непропорциональны общественной опасности его действий. Представить поголовное осуждение «идейных хулиганов» затруднительно. Так что новая формулировка ст. 213 УК РФ создает новый инструмент принципиально избирательного правоприменения. Поправки существенно изменили определение самой экстремистской деятельности и в целом – явно к лучшему, хотя бы – в юридико-техническом смысле. Во-первых, в него были внесены все преступления, совершенные по мотиву ненависти, в новом, широком понимании (как он описан в ст. 63 УК РФ). Это фиксировало, наконец, то, что и так было интуитивно понятно с 2002 года – антиэкстремистское законодательство направлено против любых преступлений и правонарушений «идейной» мотивации, включая те, что традиционно называются «преступлениями ненависти» (hate crime), но не ограничиваясь ими. (В англо-саксонской традиции hate crime определяется как преступление совершенное против жертвы, выбранной по признаку реальной или предполагаемой принадлежности к определенной группе, этнической, религиозной, гендерной и т.д. В российской правовой традиции значение имеет мотив преступника, а не принцип выбора им жертвы. В дискуссиях об экстремизме уже давно возникали идеи расширить понятие мотива ненависти, и вот это наконец произошло). Во-вторых, целый ряд пунктов был изъят из определения. Можно предположить, что одни были признаны слишком неопределенными, другие – дублирующими друг друга, третьи – относящимися фактически к иным сферам регулирования. В скобках я могу лишь указать наиболее вескую, на мой взгляд, причину изъятия. Вот эти изъятые пункты (некоторые из них были добавлены всего лишь годом раньше): – подрыв безопасности РФ (формулировка была крайне неопределенной); – захват или присвоение властных полномочий (это деяние, как правило, не имеет никакого отношения к политической или иной вражде; если же говорить о гипотетическом политическом мятеже, то его участники, видимо, будут наказаны как-то иначе); – унижение национального достоинства (эта неудачная формулировка, апеллирующая к какому-то специфическому и неопределенному виду достоинства, давно удалено из ст. 282 УК РФ); – осуществление массовых беспорядков, хулиганских действий и актов вандализма по мотивам идеологической, политической, расовой, национальной или религиозной ненависти либо вражды, а равно по мотивам ненависти либо вражды в отношении какой-либо социальной группы (поглощено общим понятием преступлений по мотиву ненависти); – создание незаконных вооруженных формирований (фактически рассматривается в отдельном антитеррористическом законодательстве); – посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля, совершенное в целях прекращения его государственной или иной политической деятельности либо из мести за такую деятельность (то же); – применение насилия в отношении представителя государственной власти, либо на угрозу применения насилия в отношении представителя государственной власти или его близких в связи с исполнением им своих должностных обязанностей (то же; теперь экстремизмом не является, как это было в течение года до того, любое насилие, примененное в любых обстоятельствах к любому чиновнику или милиционеру, что было явным абсурдом). Очень важно также, что «обоснование и оправдание экстремистской деятельности» перестали пониматься как экстремизм. Исчез пункт, создававший потенциальную возможность бесконечно расширять круг «экстремистов» за счет тех, кто за них вступается. Были немного улучшены некоторые другие пункты: – пункт о нарушении равноправия граждан был еще более приближен к ст. 136 УК РФ («Дискриминация»), хотя в целом этот пункт в законе – явно лишний; – в пункт о насильственном «воспрепятствовании законной деятельности органов государственной власти» были добавлены также «органы местного самоуправления, … общественные и религиозные объединения или иные организации», т.е. теперь этот пункт защищает не только чиновников; – экстремизмом на выборах считаются теперь помехи не только избиркомам, но и самим гражданам. С другой стороны, из одного из наименее внятных пунктов определения – о «разжигании розни» по тому или иному групповому признаку – была изъята оговорка о связи с насилием или призывами к насилию, относившаяся к «разжиганию социальной розни». Неопределенность последнего понятия без этой оговорки чревата злоупотреблениями. Однако возбуждение/разжигание политической или идеологической вражды в определение экстремизма все же не попали, как не попали они и в состав ст. 282 УК РФ, то есть сама по себе политическая и идеологическая критика не криминализуется и «даже» не считается экстремизмом. Стоит отметить и некоторые частные, но важные нововведения. Если начинать с негативных, то, во-первых, это необходимость под угрозой штрафа (ст. 13.15 КоАП) при любом упоминании организации, признанной экстремистской, оговаривать наличие судебного решения. Во-вторых, это расширение права прослушивания телефонных разговоров: с подозреваемых и обвиняемых в тяжких и особо тяжких преступлениях – также и на тех, кого подозревают в преступлениях средней тяжести (таковых – большинство, в том числе и среди преступлений экстремистской направленности). Отметим, что та же норма в ст. 8 Закона «Об оперативно-розыскной деятельности» распространяет данную возможность также и на «лиц, которые могут располагать сведениями об указанных преступлениях», то есть на очень широкий круг людей. С другой стороны, правоохранительным органам была прямо запрещена провокация как метод расследования, причем по любым уголовным делам, а не только по имеющим отношение к экстремизму. Закон провозгласил обязательной публикацию списка организаций, запрещенных или ликвидированных за экстремистскую деятельность, но кто именно это должен делать, не установил, и список до сих пор не публикуется. Распространение материалов, признанных судами экстремистскими, является теперь административным правонарушением (ст.20.29 КоАП), только если оно «массовое», хотя этот термин КоАП не определяет. Кстати, с июля в «Российской газете» начал публиковаться федеральный список экстремистских материалов, что сделало возможным применение этой статьи. Ранее было бы трудно доказать, что гражданин мог знать о судебном запрете того или иного материала; сейчас список более или менее доступен (в «Российской газете»); официальная публикация неполна, но ст.20.29 КоАП отсылает именно к этому списку, а не к реальному списку судебных решений (так что некоторые запреты фактически не действуют). (Вероятно, по чьей-то забывчивости, хотя трудно что-то утверждать определенно. К счастью, в опубликованный список пока не попали запрещенные книги турецкого богослова Саида Нурси). Важно отметить, что в санкциях за это правонарушение, кроме ареста до 15 суток, штрафов и конфискации оборудования и материалов, появилась и такая мера, как приостановление деятельности организации на срок до 90 суток (если, конечно, виновна организация, а не частное лицо). Такой организацией (в законе – «юридическим лицом») может оказаться, видимо, и СМИ. Это же правонарушение включается в список тех, которые ограничивают пассивное избирательное право, в соответствии со ст. 4 закона «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан РФ» (и аналогичных статей законов о выборах Президента и Государственной думы), и без того существенно ограниченное поправками 2006 г. (Достаточно сказать, что кандидат может быть отстранен от участия в выборах за «экстремистское высказывание», сделанное до четырех лет назад (правда, норма применима к высказываниям, сделанным только после 2006 г.). В целом, поправки 2007 г. качественно улучшили определение экстремистской деятельности. Хотя в нем осталось немало несообразностей, теперь оно стало заметно операциональнее и содержит меньше пунктов, направленных на неправомерное ограничение гражданских прав и свобод. Однако при этом понятие «экстремизм» окончательно растворило в себе понятие «преступление по мотиву ненависти», развитием которого оно изначально претендовало стать. И так как до сих пор эта тенденция приводила преимущественно к искажению правоприменения, после поправок 2007 г. того же можно ожидать и дальше, и даже в большем масштабе. Хотя, конечно, речь не будет идти о сколько-нибудь массовых репрессиях с использованием антиэкстремистского законодательства. Во-первых, это связано с неповоротливостью правоохранительной системы. Во-вторых, и это главное, антиэкстремистское законодательство принципиально рассчитано на избирательное применение, и судя по имеющейся практике, скорее не на подавление, а на запугивание. Конечно, прямое подавление тоже возможно. Примером может служить практика массового изъятия газет, листовок и других материалов по одному только подозрению в экстремизме (сперва у «Другой России», а потом и у СПС). Но это – скорее злоупотребление законом). Автор выпуска: Александр Верховский Проект осуществляется: Центром развития демократии и прав человека, Институтом прав человека. Электронная версия информационного бюллетеня размещается на нескольких сайтах, в том числе: на сайте Центра развития демократии и прав человека по адресу www.demokratia.ru/analyst/reviewlaws/; на портале «Права человека в России» по адресу http://www.duma.hro.org/analis.php; на сайте Института прав человека по адресу www.hrights.ru/laws.htm; на сайте Международного историко-просветительского правозащитного и благотворительного общества «Мемориал» http://www.memo.ru/hr/gosduma Интервью |
