Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах и улицах «Добрая дорога детства» 2
Скачать 284.87 Kb.
|
 Портрет Захара Винокурова работы художника Афанасия Осипова Был удивительным человеком… Захар Порфирьевич Винокуров родился в семье бедного табунщика Порфирия Васильевича и его жены Екатерины. Он был третьим из их пяти выживших детей. Дата рождения Захара Порфирьевича точно не установлена. Этому вопросу Порфирий Винокуров просто не придавал значения. Документов о рождении его детей в архивах и метрических книгах не обнаружено, так как скорее всего, их там попросту не было. Позднее, когда Захар уже учился в школе, возникла необходимость получить документы. Поскольку никаких официальных бумаг у него не было, пришлось пройти медицинскую комиссию, которая визуально оценила его возраст по ряду параметров и выдала справку, в которой датой его рождения записали 12 марта 1922 года. Во всяком случае, так предполагал его отец. По подсчётам Порфирия Васильевича выходило, что Захар родился приблизительно за 75 дней до Николиного дня. Сам Захар Порфирьевич считал, что родился в марте 1919 года. […]  Порфирий Васильевич Винокуров Детей у Порфирия Васильевича и его жены Екатерины было много, но до взрослого возраста дожили пятеро — Семён, Иннокентий, Захар, Василий и Мария. Их мать Екатерина умерла после рождения младшей — Марии. […] Порфирий Васильевич пережил и своих старших детей, и жену. На здоровье он не жаловался, был очень крепким человеком, несмотря на то, что одного глаза у него не было. Он потерял его в тайге — глаз выхлестнуло веткой. Все его старшие дети рано умирали. После смерти Екатерины он несколько раз женился, но жены умирали от туберкулеза и, тем не менее, он ни от кого не заразился и до самой своей кончины был очень крепким. Он считался в районе одним из лучших табунщиков и работал очень долго, а в последние годы был наставником молодых табунщиков и посвящал их во все тонкости своего любимого дела. Прожил Порфирий Васильевич до 86 лет и скоропостижно скончался 6 ноября 1963 году. […] В начальную школу в Красной деревне Захар поступил в 1930 году и после её окончания поехал в районный центр Намцы в школу-семилетку. Именно тогда он впервые услышал и увидел музыкальные инструменты — балалайку, гитару, мандолину, баян и гармонь. Как вспоминал он сам, однажды он пошёл к своему однокласснику и, проходя по улице мимо одного из домов, услышал через открытое окно чудесные звуки, которые поразили его воображение. Много позже он рассказывал мне о том, как от этих звуков у него защемило сердце, и разлилась по телу какая-то неясная радость, пополам с печалью. Он остановился под окнами и, забыв обо всем, слушал музыку. Из окон доносились не только звуки музыкальных инструментов, но и красивые голоса мужчины и женщины, певших русские народные песни. К другу своему он в тот день так и не дошёл, просидел возле этого дома до вечера, слушая музыку и пение. Позже он узнал, что в доме жили супруги Константин Иванович Горохов и Евгения Михайловна Туралысова — учителя Намской школы-семилетки. Захару так понравилось слушать пение и музыку с патефонных пластинок, что он стал часто, почти каждый день, приходить к их дому. А вскоре Константин Иванович — большой энтузиаст и прекрасный педагог — организовал в школе музыкальный кружок. Первым записался в него Захар и получил возможность не только слушать музыку, но и самому держать в руках музыкальные инструменты, а потом и научиться играть на них. Кроме того Захар увлёкся танцами, особенно хорошо у него получалось плясать «русскую». Учился он хорошо, его приняли в пионеры, затем в комсомол. Он был очень активен, всегда принимал участие во всех мероприятиях школы. Поскольку Захар неплохо рисовал, писал плакаты, лозунги, то и был бессменным редактором школьной стенгазеты. Любил петь и непременно участвовал в школьной самодеятельности. А также был организатором массовых игр, любил спорт, особенно якутские народные состязания всех видов, и даже пробовал себя в борьбе «хапсагай» на ысыахе. Но особенно азартно он любил скачки, и неудивительно, ведь его отец был прекрасным табунщиком, а своих детей сажал в седло с самого раннего возраста. Захар, как и его братья, участвовал в скачках с семи лет. После окончания школы в 1937 году Захар Порфирьевич уехал в Якутск и поступил в педагогическое училище, которое закончил в 1941 году. После завершения учёбы он был направлен в родной район учителем истории и географии Хатырыкской семилетней школы. […]  Анастасия Сивцева (вторая слева) на заседание депутатов Фрунзенского райсовета г. Москвы. 1937 год * * * Судьба свела меня с Захаром в 1942 году в селе Намцы. До этого я проработала три года в Нижне-Сталинской (позднее Ленинской) средней школе в Алданском районе, после окончания Московского государственного педагогического института имени Бубнова. Позднее его переименовали в МГПИ имени Ленина. Отработав в Алдане, я решила вернуться в Якутск. Обратилась в Наркомпрос с просьбой направить меня в какую-нибудь школу. В то время наркомом просвещения республики был Василий Назарович Чемезов — мы были хорошо знакомы ещё с юности. Он предложил мне работу в наркомате инспектором управления школ, но я очень не хотела сидеть в кабинетах и сделаться чиновницей. Поэтому и попросила отправить меня учительницей в какую-нибудь школу. Тогда В.Н. Чемезов решил, что меня следует назначить директором школы и на мои просьбы не делать этого, довольно резко меня отчитал, сказав буквально следующее: «Меня, неопытного молодого, партия поставила наркомом и ничего, справляюсь, и ты сделаешь то, что от тебя требует партия». Я к тому времени уже была кандидатом в члены партии, пришлось дать согласие. Заместитель Чемезова, Лидия Елисеевна Комаренко, издала приказ о назначении меня директором в Майинскую среднюю школу Мегино-Кангаласского района. Об этом случайно узнал начальник школьного управления Алексей Андреевич Николаев и, проявив ко мне сочувствие, рассказал, что хозяйство в этой школе очень запущенное, здание холодное, а уже наступил сентябрь. И он посоветовал мне ехать в Намцы. При этом предупредил, что здание школы хорошее и теплое, но вот с коллективом придется серьёзно поработать. Как он выразился, «народ там склочный, за два года сменилось три директора, вы четвёртой поедете». Выходило, что всё преимущество Намской школы состояло только в теплоте помещений. Но это меня не смутило, главное, что там тепло, а остальное как-нибудь наладится. […] 10 сентября 1942 года я ехала в Намцы на почтовом грузовике. День был очень холодный, ветреный, земля уже замёрзла, хвоя и листья с деревьев опали. В те военные годы и природа была удивительно сурова (забегая вперед, скажу, что в январе 1943 года температура падала до 64° холода). Одежды тёплой у меня почти не было, бегала в маленьком белом полушубке, купленном в Алдане, и конечно мёрзла безбожно. […] Итак, я в Намцах. Первым делом обошла все помещения. Местные жители — школьные сторож и сторожиха несколько скептически разглядывали нового директора, внешний вид которой, судя по их взглядам, не внушал доверия. Как позже они сами говорили, я показалась им слишком молоденькой, хрупкой и, короче говоря, «куорат кыыҺа». Бывший директор школы, внушительных размеров русский мужчина, выглядел неопрятным и прихрамывал на одну ногу. Со мной он не соизволил даже поздороваться и хоть как-то пообщаться, передать дела. […] Остановилась я в интернате, а на следующий день мне выделили комнатку в здании для начальных классов. Рядом жили школьный сторож и его жена уборщица — Спиридон и Дарья Евстафьевы с двумя дочерьми. Спиридон стал моим главным консультантом по подготовке школьного хозяйства к началу занятий и к предстоящей зимовке. Я обратилась к нему за советом, ему это очень понравилось. Он охотно стал мне помогать. В первую очередь необходимо было решить вопрос с заготовкой дров для всех помещений школы на зиму и заготовке сена для школьных лошадей. На третий день я собрала всех сотрудников школы для того, чтобы поехать на заготовку дров. Старик Спиридон запряг двух лошадей, собрал необходимые инвентарь и под его предводительством мы поехали в поисках сухостойного участка. В тот день мы со стариком на пару пилили дрова, не разгибаясь. Все учителя и техперсонал были очень удивлены тем, что директор — «белоручка» и «куорат кыыҺа» — оказалась простой и работящей девушкой. […] По первым наблюдениям, часть учителей, мягко говоря, выглядела неопрятно. Порой, судя по одежде, нельзя было отличить учителя от колхозника. Всё-таки статус учителя должен обязывать. Конечно, в те суровые военные годы были сложности с мануфактурой, но даже старое платье или рубашку можно постирать и выгладить. К тому же учителям всё-таки жилось полегче, чем простым колхозникам, ведь они получали рабочую продуктовую карточку. * * * С Захаром Порфирьевичем я впервые познакомилась в октябре 1942 года. Тогда он, оказывается, приезжал из Хатырыкской школы-семилетки, где работал учителем, и, по его словам, увидел меня в районо. Позже он говорил, что я ему очень понравилась с первого взгляда. Но тогда я его и не заметила. Молодые люди, обычно почему-то побаивались меня, может потому, что была строга с ними. В сравнении с ними Захар заметно выделялся. Вроде бы просто молодой учитель, мне он показался совсем молоденьким. Как он позже вспоминал, когда он впервые меня увидел в районо, то сразу влюбился и решил, что я должна стать его женой. Зачастил под разными предлогами в райцентр, но никак не мог со мной встретиться. Знакомство состоялось лишь 7 ноября 1942 г. в праздничный вечер, который был организован в школе. В тот день он приехал из Хатырыка без приглашения и с баяном. Когда после торжественной части объявили танцы, он сразу стал играть на баяне. Вообще, Захар всегда был решителен и смел. Когда я в первый раз обратила на него внимание, мне сказали, что это учитель истории и географии Хатырыкской школы-семилетки Захар Порфирьевич Винокуров. Признаться, меня он удивил своей «инициативностью», причиной которой, совершенно неожиданно оказалась я сама. […] После окончания вечера, где он играл, пел и плясал и танцевал, он подкараулил меня и попросил разрешения проводить меня домой, хотя жила я в комнатке в здании начальной школы и идти было совсем близко. Так состоялась наша первая встреча. С той поры, Захар частенько стал наведываться ко мне под разными предлогами. Так продолжалось всю зиму и весну.  Анастасия Сивцева. 1943 год  Захар Винокуров. 1944 год Наступил первомайский праздник, был организован вечер для всех учителей с тем, чтобы пообщаться, отдохнуть всем вместе, потанцевать, попеть. В складчину устроили чаепитие, каждый принес, что мог. Захар «пронюхал» об этой вечеринке и не замедлил явиться, как всегда без приглашения. Это почему-то никого из присутствующих не удивило. Возможно, все кроме меня догадывались, что он ко мне неравнодушен и пытается за мной ухаживать. Впрочем, Захар всегда был заводилой, инициатором танцев и пения. Жизнерадостность, умение играть на всех доступных тогда инструментах и весёлый нрав делали его душой нашего общества. Но попытки Захара ухаживать за мной я не принимала. Он казался мне слишком молодым по сравнению со мной. Всё-таки у нас с ним была довольно большая разница в возрасте — почти восемь лет. Правда, Захар всегда говорил, что у нас с ним разница в возрасте меньше, так как родился он в 1919 году. Впрочем, тогда для меня это не имело никакого значения, поскольку замуж за него я не собиралась.  Музыкальный кружок Намской школы. 1944 год Зимой 1943-1944 года Захара Порфирьевича направили из школы на работу заместителем секретаря Намского райкома ВЛКСМ. Перебравшись в райцентр, он с новой силой и настойчивостью продолжал за мной ухаживать. […] Весной 1944 года пришло в район сообщение о том, что Управление искусств ЯАССР и Якутский театр объявили набор молодых слушателей для подготовки в музыкальные ВУЗы страны. Узнав об этом, Захар тут же взял в райкоме направление и уехал в Якутск, где его зачислили оркестрантом в театр. Одновременно он стал заниматься на курсах подготовки в ВУЗ. […] Очень важную роль в судьбе Захара Порфирьевича и становлении его как музыканта, сыграл замечательный человек Семён Семёнович Сюльский, в те годы начальник Управления искусств при Совете министров ЯАССР. Это он добился в Москве организации музыкальной студии при Якутском театре, народных и кукольных театров в Якутске и в Нюрбе. Он даже сумел выбить стипендии для студентов-студийцев. Сюльский хорошо знал Захара Порфирьевича ещё со времен учёбы в Якутском педагогическом училище, поскольку работал там завучем. Захар был одним из самых активных учащихся и также, как когда-то в школе, активно участвовал во всех мероприятиях, будь то художественная самодеятельность, спортивные состязания или работа над стенгазетами, плакатами и т.п. Короче говоря, встреча с бывшим педагогом, дала возможность Захару Порфирьевичу получить направление в Московскую консерваторию. Об этом можно было только мечтать. Мне кажется, что в то время оба они не очень понимали и представляли, что это за учебное заведение. Надо отдать должное тогдашним властям — в самые сложные годы, во время войны, правительство сочло возможным направлять талантливую молодёжь в лучшие ВУЗы страны, понимая, что в будущем очень понадобятся молодые специалисты и что после войны, в которой погибла масса людей, потребность в квалифицированных кадрах будет высокой. Их надо было готовить уже загодя, в том числе и музыкантов. В те военные годы из всех национальных республик в центр ехали молодые способные люди, уровень знаний которых порой не всегда соответствовал требованиям к будущим специалистам. Поэтому в консерваториях были организованы специальные национальные студии. Из Якутии студентом Московской консерватории был один Захар Винокуров, поэтому его было решено зачислить в башкирскую студию. […] В 1944 году, несколькими месяцами позднее Захара, в Москву выехала и я. В Министерстве просвещения ЯАССР мне дали направление в аспирантуру географического факультета МГУ. Не помню, каким образом, но Захар узнал о моем приезде. Во всяком случае, он нашёл меня довольно быстро. Скорее всего — через постоянное представительство или студенческое землячество. Я по-прежнему пыталась отговорить его и советовала найти себе другую девушку, но он и слышать ничего не желал. Как-то раз он провожал меня из Ленинской библиотеки до метро «Сокольники». Когда я с ним попрощалась, он вдруг поставил мне «ультиматум» — или я выхожу за него замуж, или он бросает всё, в том числе и учёбу, и никогда больше меня не увидит. Лицо у него исказилось так странно, что я вдруг испугалась за него. Могу сказать, что за довольно длительное время знакомства с Захаром, я уже привыкла к нему, знала его привычки, характер — порой он был вспыльчив, но быстро отходил. Но таким я его никогда не видела. Поэтому с неожиданной для себя самой решительностью я схватила его за руку и повела в аллею Сокольнического парка. Мы довольно долго ходили там, оба успокоились и объяснились. Меня уже не смущала разница в возрасте, тем более что никто и не подозревал, что я старше его. […] |
Добавить документ в свой блог или на сайт
