Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах и улицах «Добрая дорога детства» 2
Скачать 194.68 Kb.
|
 Эта война принесла много бед нашей Родине. Нет ни одной семьи, которой бы не коснулся своим крылом чёрный ворон фашисткой Германии. О событиях военных лет очень много рассказано в книгах, показано в фильмах. Люди, которые жили в западной части нашей страны, своими глазами видели войну. Вот что мне рассказала о войне моя бабушка Нина Михайловна Торопова (до замужества Попова): Начало войны. "Великая Отечественная война запомнилась мне на всю жизнь", - говорит бабушка. Наша семья жила в Карело-финской С. С. Р., это на северо-западе от Ленинграда в городе Сортовало. 19 июня 1941 года мне исполнилось 9 лет. Отметить этот день мама решила в воскресенье 22 нюня, потому что в этот день вся семья должна быть дома и друзья тоже были свободны. В воскресенье 22 июня рано утром разбудила меня мама и попросила сходить за молоком. Выйдя на улицу, я увидела большое движение людей. Мужчины, женщины и дети бежали в сторону военкомата. У этого здания было большое скопление людей. Картина была очень печальная. Женщины и дети повисли на заборе, а кто не мог подняться на высоту забора, то заглядывали в щели между досками. Стоял такой гул, что не слышно слов, а только вой и причитание женщин. Мужчины, обняв детей, жен и матерей прощались с ними и убегали, скрываясь за воротами Я подошла и заглянула в щель забора. Там мужчины сидели на табуретках. Их стригли наголо, Затем они подходили к столу, за которым сидели военные начальники, и, получив какие-то бумаги, заходили в помещение, а оттуда выходили уже в военной форме, строились и с песней шли походным маршем. Они уходили на фронт. Женщины в отчаянье рыдали, бежали вслед за мужьями и сыновьями. Некоторые падали в обморок. Им оказывали помощь. Мне было жутко и непонятно, почему все плачут. Ведь их родные люди в военной форме такие красивые. Я стала всматриваться в их лица, они были печальные, вид усталый. Но когда запели песню все разом, то плечи расправили, шаг стал четким. Из ворот военкомата шли наши воины отряд за отрядом. Вспомнив, что меня послали за молоком, я побежала к рынку. Купив молока в стеклянную 3-х литровую бутыль, я с базарной площади вышла на улицу. Там было много военных и гражданских людей. Через плечо у них висят противогазы. А на рукаве красная повязка. Я остановилась в изумлении, но тут в репродукторе что-то заскрипело, а потом послышался отчётливый голос: «Граждане и гражданки, воздушная тревога все в бомбоубежище. Помогите детям и старикам пройти в укрытие!» Едва люди успели скрыться, как над городом раздался зловещий звук немецкого бомбардировщика. Описав круг, он сбросил одну за другой две бомбы. Самолёт был сбит зенитчиками, падая вниз, в воду, он оставлял за собой полосу дыма с пламенем. Летчик спускался с парашютом. Едва он коснулся воды, к нему подошёл военный катер, и его взяли в плен. Все радовались и хлопали в ладоши. Я тоже хотела похлопать, но, подняв руки, увидела, что у меня в одной руке деньги, в другой горлышко от бутылки, а под ногами молочная лужа. В это время по радио объявили отбой воздушной тревоге. Все стали расходиться. Придя домой, я увидела маму плачущей. Она рыдала, закрыв лицо руками. На столе стояла кастрюля, из которой выплывало тесто. Увидев меня и выплывающее из кастрюли тесто, она быстро сложила тесто, а потом испекла пироги. Но кушать их было некому. Дома кроме меня и мамы никого не было. Мы тоже не ели. От увиденного в горле стоял ком, который больно сжимал горло и дыхание. В этот день без умолку радио оповещало, что на нашу Родину напала фашистская Германия без объявления войны. Фашисты, как бандиты, ночью перешли нашу границу на суше и в воздушном пространстве. Ежедневно, в день по несколько раз, над городом летали немецкие самолеты, но бомбили редко. Сначала прилетали самолёты и делали съёмки, их называли «рамами». Потом снова бомбардировщики прилетали и бомбили. Рушились дома, от взрывов дребезжали окна, чтобы окна не разбивались, их заклеивали бумажной лентой, окна были, как решетки. В день по несколько раз объявляли воздушную тревогу. Сначала, только заслышав гул самолёта, сразу убегали в убежище. А потом привыкли и сидели дома. На ночь закрывали окна одеялами. Это была светомаскировка. Над городом стали летать самолёты, которые стреляли из пулемётов. Они летали очень низко «бреющий полёт»- так говорили взрослые люди. Началась эвакуация населения из города. Увозили стариков, детей и больных людей. Всех здоровых мужчин и девушек, достигших 18 лет, оставляли на защиту города. Наша семья должна разделиться: мама и четверо детей должны уехать, а отец, сын и дочь должны остаться. Было решено остаться всем вместе и не уезжать. Тем более что обещали быструю победу над врагом. Так наша семья осталась жить в городе. Бомбить стали чаще. От взрыва бомб дребезжали окна и стены, рассыпались печные трубы. Но все, кто остался в городе, твёрдо верили, что врагу не дадут войти в город и наших позиций не сдадут. Бомбили только днём, мы привыкли к обстрелам, бомбы разрывались далеко от нашего дома. Но вот по ночам стал раздаваться скрип колёс и повозок, на которых увозили раненых. Слышали стоны. Мы смотрели сквозь бумажные решётки окон и видели, что везут раненых. Так было несколько дней. Потом наступало затишье, и снова доносились звуки бомбовозов и дальнобойных орудий. Самое страшное время наступило тогда, когда тягачи увозили пушки, шли на восток измученные, уставшие солдаты. Стало ясно это отступление наших войск. Значит, враги прорвали оборону. Это было в конце июля, прибежал старший брат и велел маме срочно собраться. Но мама была больна, у неё болели ноги, она не могла ходить. Тогда военный врач дал старшей сестре предписание, что она может сопровождать семью. Старший брат помог нам добраться до товарной станции. Нас посадили в вагон. Из вещей мы взяли только самое необходимое. Брат упрекал маму за то. Что она не соглашалась уехать раньше. Состав, к которому подцепили наш вагон, тронулся. Я не знаю точно, сколько наш эшелон прошёл, как впереди железную дорогу разбомбили. Сначала раздался оглушающий звук, треск, лязганье железа. Все попадали с полок. Внутри вагона и снаружи слышался крик, рев и длинный надрывный гудок паровоза, который заглушал все остальные звуки. Наш вагон был на боку. Мы с братом свалились кубарем с полки и больно ушиблись до синяков и шишек. Детей вытащили в окошко, взрослые вылезли, кто как мог. Кто остался жив, бегали около разбитых вагонов и искали своих. Мама обнаружила, что нет двух сыновей: Ивана и Кимы. Она схватила за руку меня, а младший был у неё на руках. Мама бегала от вагона к вагону, звала их, кричала по имени, но их не было. А вагоны, которые были в висячем положении или лежали на боку продолжали кувыркаться. Мы звали братьев до хрипоты. Я с удивлением смотрела на маму и не могла понять, кто эта женщина? Одежда на ней была рваная, лицо в крови. Меня удивило то, что она бегала очень быстро (позже я узнала, что это у неё случилось от сильного страха за своих детей). Когда пришли в себя, мы поняли, что Иван и Ким погибли, они могли быть придавлены вагонами, под которыми остаться живым было невозможно. Между тем наступил вечер. Оставшиеся в живых собрались кучками, и пошли в сторону дороги, которая была покрыта булыжниками. Дошли до кустарников, деревья были низкие. Все устали и были голодны. Ужасно хотелось кушать. Кусала назойливая мошкара, под ногами хлюпала вода. Моя мама и другие взрослые из тонких веток и хвойных лап сделали настил, на котором мы сидели, закрыв лицо руками, спрятанными в рукава, чтобы не накусала мошкара. Дождавшись рассвета, все пошли на дорогу по направлению к Москве. Прошли несколько километров, как снова послышался звук немецкого самолёта. Звук у него был тяжёлый и приглушённый. Наши попутчики разбежались в разные стороны. Мы залегли в кусты и слились с кустарником, плотно прижавшись к земле между кочками. Так шли много дней. Измученные, голодные, искусанные мошкарой, в рваной одежде. Мы небольшой кучкой подошли к деревне. Жители этой деревни нас накормили, дали старенькую, но чистую одежду. Мы умылись около колодца из деревянного корыта. Отдохнули и пошли дальше на Москву. Нас провожали двое местных жителей до железнодорожного вокзала. На станции нас встретили мужчина и две женщины. Они проверили наши документы, убедившись, кто мы, откуда и куда идём, посадили в вагон, который был подцеплен к санитарному составу. Так мы доехали до Москвы на товарную станцию. Здесь наш вагон отцепили, поставили в тупик, а санитарный поезд повёз раненых дальше на восток. Жизнь в эвакуации. В Москве на товарной станции наш вагон простоял несколько дней. О нас забыли. Тогда моя мама и другие женщины пошли к начальнику станции, чтобы узнать, почему до сих пор не могут нас отправить дальше на восток. Начальник станции объяснил, что наберут людей на два или три вагона и отправят туда, где их могут встретить и приютить родственники. Наш вагон был заполнен беженцами, желающими ехать в Кировскую область. На другой день наш вагон подцепили к товарному составу. На вагоне было написано большими буквами «СТАНЦИЯ НАЗНАЧЕНИЯ СВЕЧА КИРОВСКОЙ ОБЛАСТИ» Так нас повезли до станции прибытия. Это была уже середина августа. На больших станциях наш вагон отцепляли и ставили в тупик, где стояли мы по несколько дней. Нас кормили горячей пищей и поили парным молоком. Давали одежду и обувь. Был конец августа, по ночам было прохладно. Часто моросил дождь, а иногда лил проливной дождь. Ехали мы очень долго, вагон то отцепляли, то снова отправляли. Все устали от продолжительного пути. Наконец мы приехали на станцию «СВЕЧА». Нас попросили покинуть вагон. Когда мы вышли из вагона, то обнаружили, что у нас совершенно нет никаких вещей, а только то, что на нас надето и всё. Обувь вся потрёпана, пальцы торчали из носков ботинок. Невдалеке от железной дороги на обочине лежали тюки сена. Взрослые из них сделали хижины с отверстиями по бокам вроде дверей и окон, которые в дождливую погоду закрывали брезентом. Так мы прожили несколько суток на станции Свеча. О нас никто не вспомнил, кроме охранника. Он пришёл и сказал, что тюки завтра будут грузить в вагоны, и мы должны покинуть «жилище». 25 сентября родители пошли в комендатуру и попросили помочь добраться до деревни, где жили родственники, (Показав при этом документы, подтверждающие, кто такие и откуда едем). По указанию военного коменданта нас поселили в одном из бараков, где уже было несколько семей, таких, как наша. 30 сентября за нами приехала подвода из колхоза и привезла нас на родину нашего отца. Поздно вечером нас высадили возле большого дома и велели его занять. Дом мы заняли, обогрелись. Сердобольные соседи истопили баню, дали одежду, напоили чаем с сушёной морковью и черным хлебом. Впервые за несколько месяцев скитаний мы уснули спокойным сном. В доме было много икон. Комнат было несколько, но мы находились только в прихожей, й" Мы были рады теплу и домашнему уюту- Прожили так два дня. На третий день приехал хозяин. Он очень рассердился, что заселили его дом без его разрешения. Он пообещал поджечь дом, если мы его не покинем. Конечно, жить в этом доме было невозможно. Тогда председатель сельсовета дал указание отгородить часть приёмной его кабинета и сделать отдельный ход. Здесь наша семья жила до 30 декабря 1941 года, а под Новый год 1942 года нас позвала к себе в дом женщина, у которой на войне погиб сын. Дом у неё был большой, а дров в запасе на зиму было мало. Она нам разрешила жить, сколько надо, но при этом просила помочь заготовить дрова. Мама со старшей сестрой помогли заготовить дрова тете Марусе, нашей хозяйке. Вскоре старшую сестру по повестке вызвали на заготовку леса. Тогда всех девушек забирали рыть окопы и заготавливать лес. Так мы остались жить у тёти Маруси втроём: мама, я и младший брат. В деревне мы прожили зиму и лето 1942 года. В школу я не ходила, потому что школа была далеко, а одежды тёплой у меня не было. К тому же я часто болела. Ко мне приходила иногда учительница и давала задание. Карандашей и бумаги не было, поэтому я писала На русской печке углём. Так я решала задачки и писала слова и читала книгу для чтения второго класса. Осенью 1942 года приехал к нам отец и увёз нас в Шарью. По состоянию здоровья он был освобождён от военной службы в действующей армии. В Шарье он служил охранником военных вспомогательных объектов. В Шарье у нас была маленькая комната, в которой были с трудом втиснуты две кровати, стол и два стула. В Шарье я пошла учиться во второй класс железнодорожной школы №21. При этой школе был интернат. Жили в нём в основном дети с разъездов, где не было школ вообще, а вели только начальные классы. Когда мне было 12 лет, умер папа от очередного сердечного приступа. После смерти отца у мамы от переживаний снова отнялись ноги. Она с большим трудом передвигалась по маленькой комнате, чтобы с трудом истопить печь и сварить картошки. Мы с братом остались одни с больной мамой. Работать она не могла. Все питанье наше на день: 300 граммов чёрного хлеба, соль и чай с сушеной морковью, три картошины да несколько граммов крупы. А когда у нас украли продуктовые карточки, мы были обречены на голод. Я совершенно ослабла и не могла ходить в школу. Когда Мария Дмитриевна, моя учительница, узнала, почему я не хожу в школу, то она пришла ко мне, принесла кусочек хлебушка и кусочек сахару. А потом она помогла нам получить пятидневные продуктовые талоны, а затем и постоянные месячные карточки. Меня она устроила в интернат, который находился рядом со школой. Жизнь в интернате. Так я стала ходить снова в школу. После школы я находилась в интернате. Выполняла полностью режим дня. Принимала участие во всех делах школы и интерната. Согласно распорядку дня после школьных занятий мы должны были выполнять все необходимые работы в интернате. Старшеклассники пилили дрова, кололи, а младшие маленькими охапками носили на кухню или складывали в поленницу ровными рядами. Подметали двор, прочищали от снега дорожки. Дежурили по очереди на кухне, мыли посуду. Следили за чистотой в умывальной комнате.После того, когда уроки сделаны, могли заниматься любимым делом. Девочки в основном вязали и вышивали, особенно тогда мода была вышивать крестиком. Нитки были только красные, чёрные и зелёные, но этого было достаточно чтобы вышивать маленькие подушки - думочки. Ещё мы вышивали кисеты для солдат. Когда взрослые собирали посылки для фронтовиков, мы в эти кисеты складывали табак и курительную бумагу. А ещё на кисетах вышивали имена и номер школы. Иногда приходили нам письма с благодарностью от военных. В школе и в интернате мы готовились к праздникам, на которых выступали. Пели песни хором, рассказывали стихи и танцевали. Особенно было весело в Новый год. Мы участвовали в самодеятельности. Придумывали игры, в которых принимали участие все без исключения. Самым ответственным делом после учёбы и сделанных уроков у нас были выходы госпиталь, особенно в праздничные дни и каникулы. Раненые солдаты, находившиеся в госпитале, ждали нас всегда и хорошо встречали. Кто постарше, писали письма родным и читали полученные письма от родных и близких людей. Мы же, кто младше, рассказывали стихи, пели песни и плясали. У меня коронный танец была «цыганочка». Солдаты очень любили нас и просили приходить ещё. И мы приходили. Наш дом, в котором я жила, был рядом с госпиталем, и мы ходили девчонки и ребята гораздо чаще других. Хотя выходы в госпиталь для нас были святым делом, но у нас ещё были и другие обязанности. Начиная с весны, до осени мы занимались на пришкольном огородном участке. У нас каждый занимался своим делом, посеяв тот или иной овощ, ухаживали за своей грядкой вплоть до уборки урожая. А когда урожай был хороший, то убирали все вместе. Я выращивала две грядки картошки. Сама сажала, окучивала и выкапывала, а потом носила в общий погреб, где хранилась картошка. Выполнять общественные дела – это очень хорошо. Но мне нужно было ещё помогать маме: сажать, полоть, окучивать, а осенью убирать урожай картофеля. Почему я занималась выращиванием картофеля? Да потому, что мама всегда говорила: «хлеб всему голова, а картошка - второй хлеб» Колхозам тоже помогали в меру своих сил. Пололи заросшие колючей травой картофельные поля. Рвали лен. Было очень тяжело, болела поясница, и руки были вечно в ссадинах. Но, немного отдохнув, мы играли, забыв обо всём. Летом ходили по ягоды, отдавали их на кухню в госпиталь, чтобы варили раненым кисель. Грибы тоже отдавали. но только самые лучшие, а по хуже сушили себе. Вот так мы жили, учились, работали. Взрослели и помогали взрослым, не покладая детских своих рук - вот так жили мы «дети войны» Помощь колхозам. В летние каникулы, соблюдая очередности, согласно которой интернатские дети выезжали одни на отдых в пионерский лагерь, а другие в колхоз на прополку овощей и сенокос. Сушили траву, потом сгребали её в рядки, а затем копнили, взрослые люди сухое сено укладывали в стога. Я тоже вместе со всеми ездила в колхоз. Мне нравилось работать в колхозе. Обед привозили прямо в поле. Окончив работу, мы все бежали к реке купаться. Вода была теплая, теплая, как парное молоко. После ужина шли спать на сеновал, уставшие прямо падали на душистое сено и засыпали крепким сном. Рано утром нас будил горластый деревенский петух. Позавтракав, мы снова шли в поле и так весь сенокосный сезон. Потом нас сменяли другие, которые были в пионерском лагере. А мы с чистой совестью, с чувством исполненного долга, уезжали на отдых в оздоровительный пионерский лагерь, который находился на берегу реки Унжи в сосновом бору. Два раза в неделю мы ходили в лес по ягоды или по грибы. Походы в лес были замечательные и незабываемые. Жизнь в пионерском лагере осталась в памяти на всю жизнь. Жизнь в пионерском лагере при интернате. Особенно мне запомнился один интересный случай из жизни пионерского лагеря. В лесу очень много было ягод черники. Пионеры ходили по ягоды. Набрав ягод, мы отдавали их на кухню поварам. Они варили кисель и пекли пироги с ягодами. Взрослые нас хвалили, и нам это было очень приятно, что мы вносили свой вклад в общее дело. Так вот, в один из дней утренней линейки, старшая пионервожатая объявила, что сегодня отряд, в котором была, я пойдёт в лес по ягоды. После завтрака прозвучал горн - это был призыв к сбору. Взяв кружки, корзины и вёдра, мы строем отправились в лес. Ягод в лесу было много. Дети собирали с радостью. Нам было запрещено уходить далеко в лес. Но случилось так, что несколько детей, в том числе и я, увлеклись сбором ягод и незаметно для себя ушли дальше в лес. Чем мы дальше уходили, тем больше было ягод. Их было так много, что некуда было ставить ногу. Нам было весело, мы были уверены, что корзину и два ведра мы наберём быстро и вернёмся к своему отряду. Собирая ягоды, мы не заметили, как перешли дорогу на другую сторону. Когда были наполнены ягодами два ведра и корзина, решили отдохнуть и поесть ягод. Пока мы отдыхали, на небе в это время собрались тёмно-серые облака и закрыли собой солнце. Накрапал дождь, прикрыв ягоды берёзовыми ветками, а поверх их, завязав платки, мы направились к дороге, которая вела в пионерский лагерь. Мы шли, шли, но дороги всё не было. Ягод было так много, что, глядя на них, темнело в глазах. Мы стали сомневаться туда ли мы идём. Между тем, дождь усиливался. Ветер шумел и качал верхушки деревьев. До нас донёсся звук горна, который призывал вернуться на исходную позицию. Мы пошли на звук горна, но был сильный ветер и дождь лил как из ведра. Мы шли долго, но .дороги не было. Отчаянье охватило нас. А дождь то стихал, то с новой силой лил. Мы промокли, горна не было слышно. Мы заблудились. Но мне не одну ночь приходилось ночевать под открытым небом и в любую погоду, когда я вместе со своей семьёй пешком шла на восток, спасаясь от обстрелов и бомбёжек. Я знала, что надо делать. Пока светло надо идти вперёд, обязательно должно быть жильё или какое-нибудь укрытие, где можно провести ночь. Но вот послышался паровозный гудок и перестук колёс на стыках рельс. Значит близко железная дорога, а там обязательно должны быть люди путеобходчики или сторожа объектов. Пройдя около часу, путаясь ногами в густой, высокой траве, голодные, уставшие, мы неожиданно вышли на край леса. Примерно в двух километрах от леса проходила железная дорога. Невдалеке был переезд и сторожевая будка. Мы пошли туда. К этому времени тучи на небе рассеялись, ярко светило солнце. Судя по тени, было, часа три не больше. Ребята и девочки остались на обочине у дороги, а я пошла в сторожку, чтобы узнать, в какой стороне находится пионерский лагерь. Оказалось, что мы ходили по кругу, и наш лагерь был не так уж далеко. Стоит только дойти до станционной конторы, а оттуда вправо от железной дороги рукой подать - 2 км, не больше. На наше счастье по железной дороге в сторону станции шла дрезина, на которой ехали рабочие. Они, проверяли в порядке ли путь. Рабочие взяли нас с собой и довезли до станции, а мы им, дали ягод. Рабочие уехали дальше, оставшись на обочине, мы решили немного отдохнуть. Одежда на нас от солнечных лучей и тёплого ветра высохла. Отдохнув, мы направились к пионерскому лагерю. Дорога от станции нам была знакома. Тут раздался пронзительный и долгий гудок паровоза. Мы оглянулись и увидели, что к станции очень быстро приближается товарный поезд. На его платформах стояли пушки, акже закрытые брезентом танки и катюши. Состав шёл на запад. На фронт везли боевое снаряжение. Он шёл очень быстро. Вагоны с военными, платформы с орудием и танками, зенитками просто мелькали перед глазами. Я подумала, что рабочие и охрана, которые нас привезли на дрезине, проверяли путь, и поэтому она шла впереди состава, идущего на фронт. Военный состав промелькнул, а мы пошли в наш лагерь. Когда мы стали к нему подходить, вид у нас был очень уставший. Нас поджидали товарищи и наша старшая вожатая. За самовольное уход из группы нас могли наказать, могли дать штрафное дежурство по уборке территории лагеря или чистить котлы на кухне. Чистка котлов - очень изнурительный труд. Мы были готовы принять любое наказание, лишь бы только нам поверили. Мы не хотели далеко уходить, а это получилось, потому что потеряли ориентир, заблудились и ушли в противоположную сторону. Мы были готовы к наказанию, но нас помиловали и напоили горячим чаем. Ягоды, которые мы насобирали, отнесли на кухню. На следующий день нас угощали пирогами с черникой. Спустя несколько дней мы пошли за малиной, а по дороге пели песню про нашу вожатую: «В поле рожь богатая кланяется нам Нас ведёт вожатая тропкой по полям... И в веселье и в работе лучше друга не найдёте Мы идем, равняя строй в след за старшею сестрой.. Если горе встретится, тоже к ней идём Первая советчица нам она во всём.. . и т.д. От радости, что нам верят и доверяют мы пели песню про нашу вожатую, сбиваясь и путая слова, но были бесконечно счастливые, потому что наша группа вела отряд на лесную просеку за малиной, которую мы нашли, когда блуждали по лесу. На этот раз уж мы знали твёрдо, что мы идём вместе с вожатой и бояться нечего. Вожатая - это наш лучший друг. Дни в лагере и в интернате очень быстро летят, и вскоре наступила осень, а за ней зима. Ожидание победы. 8 начале 1945 года зимой к нам пришла радостная весть от брата Ивана Михайловича Попова. Он был жив, здоров и находился в пехотном полку. Он был сыном полка, и ему было присвоено звание ефрейтора, а вскоре он и сам приехал. Иван был в военной форме всё сшито по росту. У него был вещевой мешок за плечами. Пришла весть и от второго брата Кима Михайловича Попова. Он тоже был жив и здоров, служил в Мурманске на Северном флоте. Сам он не мог приехать, так как продолжал служить, а вот фотографию выслал. Потом Иван нам начал рассказывать, что когда наш состав разбомбили, они остались живы. Случилось так, что они оказались в разных местах. Как и все мальчишки военных лет, они хотели попасть на фронт и попали. Иван стал сыном полка в пехоте. Его там как могли, оберегали. В основном он был при полевом госпитале. Кима судьба забросила в город Мурманск к морякам. Он стал юнгой, а затем остался служить на Северном флоте и прослужил 7 лет, а домой вернулся после войны в мирное время. 9 мая в 1945 году Великая Отечественная война закончилась. С этого дня победы началась мирная жизнь для нашего народа. Жизнь после войны. Первые годы после войны жилось тяжело. Домой возвращались солдаты, оставшиеся в живых. Похоронки продолжали приходить. Бывало и так, солдат сидит дома с семьёй за столом, а на него приносят похоронку. Слёз было много, можно сказать, море слёз! Плакали от радости, что война окончена, плакали от горя, оплакивали убитых и пропавших без вести. В нашей семье вернулись все, только старший Анатолий был танкистом, он всю блокаду был в Ленинграде. Домой вернулся раненый в голову и в живот, но остался жив. Вернулся домой сын полка Иван, но потом снова ушёл служить уже в мирное время. Брат Ким, который был юнгой на Северном флоте, после войны остался жив и здоров. Прослужил на Северном флоте семь лет. Когда кончилась война, мне было почти 13 лет. В первый год после войны жилось тяжело. Разруха, голод и болезнь стояли смертельной тенью над людьми. Хлеб и продукты питания давали только по карточкам и талонам. Мама часто болела, поэтому мы с братом, которому не было семи лет, сами себе добывали пропитание. Летом шли к пекарне занимать очередь за хлебом с вечера, а на следующий день утром шли снова к пекарне на перекличку, чтобы не потерять очередь. Номер очереди записывал химическим карандашом на руке сторож. Он следил за очередью, а за это ему все давали по кусочку хлеба. Когда случалось получать хлеб до обеда, то, придя домой, оставляли хлеб на столе, отрезали себе кусочек и уходили в лес по ягоды или по грибы. Ягоды мы несли к пассажирскому поезду и продавали. На деньги покупали тетради, карандаши, ручки и чернила. Сушёные грибы меняли на одежду в закупочном магазине. Так мы заботились о себе и о маме. Но когда она поправилась, то заботилась о нас. Государство о детях тоже заботилось. Каждое лето нам давали путёвку в пионерский лагерь. Ездили мы обычно в первую смену. Это самое голодное время года. Когда поспевали ягоды, а затем и грибы, мы с братом были дома и ходили в лес по ягоды и по грибы. Это был наш заработок, а если урожай хороший, то доход тоже был хороший. Если мама не болела, то она нас отправляла в пионерский лагерь на всё лето. Это были самые счастливые дни детства. Осенью я пошла в школу. Мой брат тоже пошел со мной, но его не взяли потому, что 7 лет ему должно исполниться только в декабре 1945 года, а в школу принимали с 8 лет. Школьные годы пролетели быстро. Седьмой класс мне пришлось заканчивать в «школе рабочей молодёжи», потому что зимой ходила на работу по расчистке дорог от снега. Когда снега не было, и стояли тёплые дни, мы ездили с мамой в лес по дрова. Вот так проходили мои школьные годы. Я очень хотела учиться дальше, и моя мечта была стать геологом. В душе меня тянуло к перемене мест, посмотреть мир, но это мечты, а реальность круто изменила мои планы ... В 19 лет я устроилась на работу официанткой в кафе. К нам часто приходил ужинать один очень интересный молодой человек. Он садился за столик, который я обслуживала. Работал он шофером. Я на него обратила внимание потому, что он был скромный, всегда опрятно одетый, вежливый, культурный молодой человек. Как-то в один из выходных дней мы с ним встретились, поговорили и стали часто проводить выходные дни вместе. Ходили в кино, на танцы. Через некоторое время он предложил мне руку и сердце. Разговора не получилось. Я была возмущена такой поспешностью. Некоторое время мы с ним не встречались, но присматривались друг к другу и поняли, что должны быть вместе. Это судьба. Молодой человек снова подошел ко мне, мы поговорили с ним о наших чувствах и больше уже не расставались. 3 октября 1953 года мы с ним зарегистрировали свои отношения в загсе и стали мужем и женой под общей фамилией Тороповы. Мы считали себя самыми счастливыми. Через год у нас родился сын Евгений, потом родилась дочь Светлана и ещё один сьш Владимир. Мы жили в любви и согласии. Пока дети подрастали, я занималась их воспитанием и вела домашнее хозяйство. А когда дети подросли, мы с мужем решили получить среднетехническое образование. Муж Саша поступил в Шарьинский техникум механизации сельского хозяйства в 1966 году, а окончил в 1969 году, получил диплом с присвоением квалификации «техник механик». Работал по специальности до ухода на пенсию в Костромской мехколонне № 23. Я поступила в Кинешемский экономический техникум в 1965 году, а окончила в 1969 году и получила специальность «техник плановик». Работала по специальности несколько лет, а перед уходом на пенсию работала старшим бухгалтером. 52-ой год счастливой семейной жизни! Живу я со своим Сашей, дорогим мне человеком, вот уже 52 -ой год. 50 лет нашей «Золотой свадьбе» было в 2003 году. Чествование нашего юбилея организовали нам дети, зять Валера, а самым активным участником проведения этого праздника была наша дорогая и любимая внучка Юличка. Как и положено, в такие торжества, нам нарядили машину, украсили её юбилейной табличкой «Золотая свадьба» и мы посетили все памятные места нашего города, возложили цветы к памятникам, почли минутой молчания всех погибших, съездили в Берендеевку и отправились на торжественный ужин. Этот день 3 октября 2003 года для нас останется незабываемым до конца наших дней. Мы очень счастливы, что до сегодняшнего дня живём со своим мужем в любви и согласии. Мы очень довольны нашими детьми и внучкой и благодарны за их заботу о нас!  22 июня 1941 года моя бабушка увидела сбитый немецкий самолёт и фашиста-лётчика, который попытался вторгнуться на нашу землю.  Так выглядела взорванная железная дорога и состав, в котором ехала моя бабушка и другие люди.*  Так бабушка спала под открытым небом коротким, но крепким сном.  Это домик, который мы соорудили на станции «Свеча» и жили в нём до тех пор, пока нас не увезли в деревню  Это дом, в котором жила семья моей бабушки у тёти Маруси в деревне  Это русская печь. Сидя на ней в холодные зимние дни 1941 года бабушка читала книгу для 2-го класса и решала примеры  В прихожей в доме были всегда чистота и порядок  г. Шарья, железнодорожная школа № 21. В это время бабушка жила в интернате, она в центре учеников.  Моя бабушка справа от нас. Она выступала в форме своего брата - сына полка Ивана, который вернулся домой. 5 марта 1945г  Война закончилась, вернулся домой второй брат Ким Михайлович Попов, который служил на Северном флоте. Он приезжал только на отпуск, а потом снова уезжал на службу всего на 7 лет. Вернувшись домой, трагически погиб.  Моей бабушке Нине 16 лет. Она получила паспорт.  1952 год. Бабушке 20 лет  |
Добавить документ в свой блог или на сайт
