Моя маленькая кунсткамера
Скачать 335.58 Kb.
|
| Виктор Дос МОЯ МАЛЕНЬКАЯ КУНСТКАМЕРА Треугольник вас, ученых, превратит в умалишенных… В.Высоцкий ИСТОРИЯ С ГЕОГРАФИЕЙ 1. У меня зазвонил телефон. Кто говорит? – Нет, к сожалению, это был не слон. Звонила девушка, которую, чтобы никто не догадался, я назову именем Галя (прекрасное имя, главное редкое…). Галя сказала, что хочет приехать к нам в гости, потому что она у нас уже один раз была. Ничего необычного, кроме разве что несколько своеобразной аргументации, в этом не было. К нам все время кто-то приезжает, у нас все время кто-то живет. Современный Париж – это же Вавилон, столпотворение народов, с заметным арабско-африканским уклоном… А наш дом в парижском пригороде Бобини – это тоже этакий маленький Вавилончик, правда с русским уклоном. - Слушай, а ты не знаешь, кто такая Галя? – спросил я жену. - Я думала, ты знаешь… - пожала плечами она Следующий раз Галя позвонила уже из аэропорта. Я ей сказал, что нужно доехать на поезде до станции Ле Бурже, а потом сесть на 143-й автобус в сторону Бобини. Я тогда еще не знал, что этой девушке нужно давать инструкции совсем другого уровня. После этого Галя пропала на полтора часа (это притом, что поезд до Ле Бурже идет двадцать минут), а когда она позвонила следующий раз, то выяснилось, что она уже едет в автобусе, правда никакой город Бобини у нее там не просматривается. Попутно также выяснилось, что в Ле Бурже она попала только со второй попытки: во время первой попытки она Ле Бурже проскочила и уехала в Париж, где некоторое время блуждала по вокзалу, пока, наконец, какие-то добрые люди не посадили ее в правильный поезд, а потом ссадили в Ле Бурже. Понять, куда едет Галя в своем автобусе, оказалось делом далеко непростым. По-французски она не говорила (а название города Бобини она произносила так, что даже я бы не догадался), а окружающие ее пассажиры, соответственно не говорили по-английски. На вопрос, что она видит вокруг, Галя отвечала, что видит дома… В конце концов я попросил ее отдать свой телефон водителю, после чего все встало на свои места. Автобус был правильный, но только ехала Галя в противоположном направлении. Я предложил ей выйти на ближайшей остановке, перейти на противоположную сторону улицы и сесть в автобус с тем же самым номером. Насколько я понимаю, Галя честно попыталась выполнить этот сложный маневр, но к сожалению, как выяснилось позже, у нее ничего не получилось, потому что когда она следующий раз вышла на связь, она была уже на конечной остановке 143-го автобуса в противоположном от Бобини направлении. То есть она вышла из автобуса, некоторое время поблуждала, и снова села в автобус, идущий в ту же неправильную сторону. Теперь, правда, дело заметно упростилось, потому что, когда садишься в автобус на конечной остановке, то уехать в неправильном направлении уже невозможно. Важно было лишь не перепутать номер автобуса, но в цифрах, в отличие от местности, Галя вроде бы еще ориентировалась. Тем не менее, по моей просьбе она снова дала телефон водителю, я убедился у него, что автобус правильный и объяснил где нужно высадить эту… мадмуазель. В результате операция прошла без сучка, без задоринки! На автобусной остановке водитель передал мне Галю из рук в руки, и я благополучно доставил ее к нам в дом. Пришло время познакомиться. Конечно же, я про Галю уже слышал, а может быть даже когда-то и видел. Эта девушка заканчивает аспирантуру, и, судя по многочисленным отзывам, является очень талантливым и подающим большие надежды физиком-теоретиком. Думаю, это многое объясняет… В данный момент Галя ехала из Москвы на неделю в Копенгаген, где должно было происходить какое-то теорфизическое сборище. Почему ей при этом понадобилось делать суточную остановку в Париже (при том, что это Копенгаген находится по дороге в Париж, а не наоборот), я не очень понял. Тем более, что значительно больше меня озадачил чемодан, который она приволокла с собой из Москвы. Галя сказала, что он ей совершенно не нужен в Копенгагене, и поэтому она оставит его у нас дома, а потом заберет на обратном пути из Копенгагена в Москву. Ну, в общем, я решил не задавать бестактных вопросов. В конце концов, у всякой частной жизни могут быть свои особенности. Я, например, в детстве, когда меня никто не видел, любил прыгать на одной ноге – ну и что? А есть люди, которым нравится путешествовать с ненужным им чемоданом... Вечером в отведенной ей комнате Галя зажгла привезенные с собой свечи, пристроила на столе образок Божьей Матери, а потом сказала, что будет всю ночь работать, потому что у нее накопилась масса всего не сделанного. На следующее утро я ее взял с собой в университет и посадил у себя в кабинете, потому что Гале понадобилась электронная почта. Ее самолет в Копенгаген был после обеда. Галя сказала, что ей нужно еще массу всего сосчитать, потому что у нее накопилась масса всего несосчитанного, села за стол, положила голову на руки и тут же уснула. Когда она проснулась, можно было уже двигаться в аэропорт. Однако тут Галя всполошилась, и сказала, что хочет успеть посмотреть в Париже розовых фламинго… Ну а что, почему нет? – хорошее дело – в конце концов, не на улицу Сан-Дени человек просится (у меня вдруг мелькнула мысль: так вот зачем она сделала остановку в Париже!). Я сказал, что как раз недалеко от университета в Ботаническом саду есть небольшой зоопарк, по которому бродят толпы прекрасных розовых фламинго. Галя уже взялась за ручку двери, когда я почувствовал, что мною начинают овладевать смутные сомнения: она пойдет смотреть своих розовых фламинго, и ее самолет улетит без нее… - Галя, - спросил я, - а из какого аэропорта улетает ваш самолет, «Шарль де Голль 1» или «Шарль де Голль 2»? - Из «Шарль де Голль 3», - без запинки ответила Галя и стала открывать дверь. Это, как говориться, для знатоков «штучка»: сейчас его уже достроили, а тогда никакого аэропорта «Шарль де Голль 3» еще не существовало. - Стоп! – сказал я. – Покажите, пожалуйста, ваш билет. В билете (купленном в России) номер «Шарль де Голля» вообще отсутствовал – в России видимо считают, что Шарль де Голль был и остается одним единственным - но с помощью интернета я быстро установил, что Галин самолет улетает из «Шарль де Голля 2». Галя снова взялась за ручку двери, но меня продолжали одолевать смутные сомнения. К счастью, в этот момент она поинтересовалась, сколько может стоить зрелище розовых фламинго в Ботаническом саду. Я сказал, что что-то около пяти евриков, на что Галя вздохнула с явным облегчением: «Ну тогда у меня хватит…». Это, однако, только укрепило мои сомнения, поэтому я не удержался и спросил: - Галя, простите, пожалуйста, за нескромный вопрос, а сколько у вас денег? - Десять евро, - с достоинством ответила она, - но в Копенгагене мне заплатят… - И стала открывать дверь, чтобы пойти, наконец, к своим розовым фламинго. И тогда мои смутные сомнения переросли в полную уверенность. - Стоп! – сказал я. – Галя, а вы знаете, что проезд в аэропорт тоже стоит денег? И никак не меньше десяти евриков… Эта неожиданная и совершенно безжалостная арифметика поставила Галю в тупик, она растеряно замерла в дверях. - Так, - сказал я, - розовые фламинго отменяются. Вы едете в аэропорт. В итоге первая часть триллера «Галя в Париже» закончилась относительно благополучно (если, конечно, не считать заброшенных розовых фламинго). Я вручил Гале десять евро (она пыталась отказываться!), отвел ее на нужную станцию и посадил в правильный поезд, который шел в аэропорт и никуда больше – благо «Шарль де Голль 2» - это конечная остановка. Далее, уж не знаю как, но в Копенгаген она улетела – видимо аэропорт не без добрых людей… 2. Спустя неделю в заранее оговоренное время (14.00) Галя на связь не вышла. Не подала она о себе знать ни через час, ни через два, ни через три. Галин самолет в Москву улетал сразу после полуночи, время шло, а от бедной девушки не было ни слуху, ни духу. Галин чемодан смотрел на мир с молчаливым укором… Она позвонила только в около семи вечера и рассказала драматичную историю о том, как она опоздала на свой самолет в Копенгагене, и как она прямо в аэропорту ухнула все свои заработанные деньги, чтобы тут же купить (за какую-то совершенно несусветную цену) новый билет на следующий рейс в Париж, потому что шутки шутками, но ей сегодня нужно успеть на свой самолет в Москву. В общем, пока еще Галя успевала не только забрать свой чемодан, но и поужинать. Чтобы не грузить больше водителей автобусов телефонными переговорами, я поехал на станцию Ле Бурже встречать Галю сам. Тем не менее, выдерживая традицию, Галя появилась только через полтора часа, приехав на поезде, который шел из Парижа. Видимо, попасть на станцию Ле Бурже с первой попытки, было просто выше ее сил. Я привез Галю домой, мы с женой ее быстро накормили ужином, я погрузил в машину ее чемодан и повез обратно на станцию Ле Бурже. Для большей уверенности, что весь этот бедлам (для меня) закончился, я прошел вместе с Галей на платформу и посадил ее в поезд, который шел именно в аэропорт, а не наоборот. И только когда двери вагона закрылись, и поезд тронулся, я сказал себе: «Хух! Все!». Увы, это выражение чувств было несколько преждевременным... После полуночи у нас дома раздался телефонный звонок. У меня внутри сразу же что-то екнуло, и я, следуя методике Паниковского, сделал вид, что сплю. Трубку взяла моя жена, и по разговору я сразу же понял, что мои худшие опасения сбываются: у Гали в аэропорту возникли серьезные проблемы.,, У всякого материала есть свой предел прочности – если его перегрузить, то происходит «крак». Мы с женой кракнули почти одновременно, только проявилось это у нас с ней по-разному. Я притворился спящим, а моя жена выдала в телефон твердый и недвусмысленный отказ. Суть дела оказалась очень простой. Там, в аэропорту вдруг выяснилось, что Галя просто перепутала дату вылета: на самом деле ее самолет в Москву – только через сутки. Ночью из «Шарль де Голля» никакие поезда не ходят, и по этой причине она просила, чтобы я приехал за ней на машине. Выяснив, что сорок евриков у Гали все-таки имеется, моя жена предложила либо приехать к нам на такси, либо за те же деньги переночевать в аэропорту в гостинице. Дальнейшие подробности мне не известны, потому что Галя к нам не приехала. Знаю только, что в Москву она, в конце концов, долетела – все-таки мир не без добрых людей…  НЕМЕЦКАЯ КРОВЬ Существует мнение, что все на свете неприятности происходят из-за евреев. Есть, впрочем, и другая точка зрения, согласно которой, во всем виновата злокозненная Америка (иногда, правда, добавляют, что это опять-таки из-за евреев, которые ее захватили). В зависимости от места проживания, в главные злодеи иногда попадают либо кавказцы, либо «косоглазые», либо арабы... А я вот знаю одну женщину, которая любую неприятность, любое несчастье объясняла кознями... немцев! Дело было осенью 1995-го года. Ее звали мадам Совэ, профессор зоологии в университете Орсэ под Парижем, живая энергичная дама лет пятидесяти, и на первый взгляд – совершенно нормальная. Я снимал у нее квартиру, и при каждой нашей встрече она увлеченно разъясняла мне глубинную сущность любой неприятности, коих тогда (как, впрочем, и сейчас) происходило на нашей планете великое множество. Здесь, однако, я должен сделать небольшое отступление, потому что для дальнейшего важно знать на каком общественном фоне происходило наше общение. Поздней осенью 95-го года французское общество поразил острый социально-экономический кризис. Случился он, естественно, не вдруг – признаки надвигающихся потрясений были заметны заранее. С некоторых пор я стал замечать на парижских улицах пешеходов, которые носят с собой велосипедные седла и велосипедные рули. Дело в том, что парижане стали не только приковывать свои велосипеды толстенными цепями (которые может сокрушить лишь автоген) к бетонным столбам и стальным уличным перилам (которые может сокрушить только тяжелая техника), но и уносить с собой легко снимаемые велосипедные части. Да-да, причина была самая банальная - чтобы не сперли. Можно сколько угодно анализировать графики экономических показателей, динамику инфляции и безработицы - не мне об этом судить. Значительно более убедительной мне представляется методология булгаковского профессора Преображенского. Помните, как он просто и точно определил, что такое разруха? - это когда начинают писать мимо унитаза. Так вот, я убежден, что если граждане начинают таскать с собой велосипедные седла и ставить на дверях своих квартир по четыре замка - значит в обществе глубокий кризис. Мадам Совэ, правда, придерживалась другой точки зрения – она полагала, что весь этот бардак во Франции организовали проклятые немцы – но ее теорию я подробно изложу чуть позже. Так вот, в конце ноября 1995 года французское правительство сделало поразительное по своей смелости заявление, а именно, что государственный бюджет – это не дойная корова, что нужно жить по средствам, и как следствие этой общей грозной декларации, предложило «радикальную» меру, а именно, увеличило на пару лет стаж, необходимый для получения максимальной пенсии для железнодорожников, с тем, чтобы этот стаж стал таким же, как у всех остальных французов. В ответ профсоюз транспортников (который, замечу, контролируют местные троцкисты и коммунисты) объявил забастовку. Это трудно себе представить, но в декабре 1995 года на три недели остановился весь наземный общественный транспорт - поезда, метро и автобусы. И так как на работу стало добираться почти невозможно, то остальные граждане тоже прекратили работать. Под шумок объявили забастовку даже почтовые служащие (письма перестали ходить!), частично перестали летать самолеты, а население вместо работы стало ходить на демонстрации. Все припомнили ненавистному правительству! Студенты, естественно, больше всех разбушевались: вспомнили, что им аудиторий и преподавателей не хватает. А чтобы им больше верили, они стали ходить по улицам, бить окна в магазинах и поджигать машины. Раньше я, в общем, тоже догадывался, но теперь знаю точно: если человек громит окна в магазинах, значит ему не хватает преподавателей. Население, по началу, сгоряча расселось по своим автомобилям, но от этого стало еще хуже, потому что движение на дорогах сразу же остановилось. Потом постепенно многие пересели на велосипеды, и в результате стало очень похоже на Китай. В декабре в Париже было холодно, поэтому граждане закутывались чем попало, лиц не видно, а как едет по улице толпа велосипедистов, а на них не пойми кто - получается как в Китае. Я же специалист по китайцам... И вот, на фоне этих классовых битв, я договаривался по телефону (телефон еще работал) с мадам Совэ о съеме ее квартиры. Хозяйка дала свое согласие с поразительной легкостью, даже ни разу не взглянув мне в глаза (видимо, для нее главное было, что я не немец)! Я же, со своей стороны, тоже был на все согласен, даже ни разу не посмотрев квартиру. В общем, все устраивалось быстро и просто. Первая заминка возникла, когда я заявил, что готов вселиться в квартиру немедленно. Мадам Совэ сконфуженно пробормотала, что ей нужно сначала в квартире немного прибраться, а это может занять некоторое время. На это я, конечно же, предложил свои услуги, чтобы это «некоторое время» максимально сократить. Тут мадам Совэ сконфузилась еще больше, стала говорить, что это совершенно излишне, и добавила загадочную фразу, что я не очень представляю, о чем идет речь. В общем, договорились, что я приеду (я тут же спросил себя, интересно на чем?) на следующий день ближе к вечеру. Как я преодолевал те тридцать километров, которые отделяют город Орсэ от Парижа – это тема отдельного, еще не написанного триллера. Так или иначе, в шестом часу вечера следующего дня усталый и злой как собака на всех этих троцкистов, коммунистов и прочих «борцов за права трудящихся», я вошел в квартиру, где мне предстояло прожить ближайшие три месяца. Моему взору открылось... как бы это сказать помягче?... Ладно, лучше я опущу все те эпитеты, что вертятся у меня в голове. В общем, в небольшой двухкомнатной квартире стояли, сваленные одна на другую четыре кровати, в одной из комнат «в затылочек» друг другу стояли три больших шкафа, сваленные в кучу почти до потолка лежало много каких-то старинных красного дерева этажерок и книжных полок, по всей квартире валялось бессчетное число стульев, и все пространство было равномерно усыпано пыльными бутылками, бумажками, картонными коробками, щепками и прочим мусором. Мадам Совэ озадачила меня еще больше, когда заявила, что она уже почти закончила уборку. В действительности она и не думала шутить – по сравнению с тем, что было в квартире еще утром, нынешнее ее состояние выглядело как почти идеальный порядок. Когда я несколько позже познакомился со своим соседом по лестничной площадке, он сказал, что изначально все внутренне пространство этого жилища было заполнено мебелью вперемешку с мусором до самого потолка. У мадам Совэ была довольно большая машина типа фургон с багажником на крыше и прицеп, который представлял собой большой вместительный вагончик. Целый день она таскала все эти шкафы, кровати и письменные столы, грузила их в свой автотранспорт и увозила к себе в дом, который находился километрах в трех на другом конце города Орсэ. С моим появлением дело пошло быстрее, и после четырех ходок мебели в квартире осталось уже вполне разумное количество. Значительно хуже (впрочем, только на мой взгляд) обстояли дела с внутренним убранством того дома, в котором, по словам мадам Совэ, она живет. Не верить ее словам у меня не было никаких оснований, но и поверить в них, после то, что я увидел, тоже было трудно. Нет, мебель там еще не занимала все пространство до потолка, но проходы для перемещения внутри дома стали местами такими узкими, что можно было протискиваться только боком. Какой-то дурдом, честное слово. Меня все время не оставляло гнетущее чувство, что я участвую в каком-то параноидально-шизофреническом спектакле. Мадам Совэ, наоборот, выглядела совершенно счастливой. Она энергично таскала с места на место свои этажерки, улыбалась и болтала без умолку. Именно тогда она впервые и посвятила меня в тайны скрытых механизмов всех мировых безобразий. Это была наша последняя «ходка» с мебелью. На багажнике машины был пристроен, ни много, ни мало, огромный шкаф, а в прицепе находилась кровать и бесчисленное количество стульев. Дорога шла по лесистому склону холма, то поднимаясь, то опускаясь, поэтому наш автопоезд двигался медленно и осторожно, как будто мы везли емкость с нитроглицерином. В надвигающихся сумерках я вдруг увидел на обочине дороги много людей и какую-то суету. Горели костры, рядом стояли складные столики, на которых лежали стопки бумаги, на земле были установлены несколько больших коробок с надписью «для пожертвований». Здесь же между деревьями какие-то люди натягивали растяжку с надписью «поддержим забастовщиков!». Первой моей мыслью было: «Ах вот они где, гады! Троцкисты недобитые!» Вторая мысль была немедленно выскочить из машины и дать кому-нибудь из них по морде. В этот момент, совершенно забывши о своей драгоценной мебели, мадам Совэ резко затормозила и с визгом выскочила из машины. Я грешным делом подумал, что она прочитала мои мысли и сейчас, чтобы сделать мне приятное, кого-нибудь из этих забастовщиков прибьет. Но я ошибся. Выкрикивая что-то вроде «но пассаран», она кинулась всем пожимать руки, а с некоторыми даже пыталась обниматься. Потом она вытряхнула на один из столов все свои деньги из кошелька (уж не знаю, сколько там у нее было), а затем открыла фургон-прицеп и пожертвовала забастовщикам три стула (у меня мелькнула мысль: «Лучше бы она им шкаф пожертвовала...»). В машину мадам Совэ вернулась возбужденная и совершенно счастливая. Глядя на мой ошарашенный, вид она объяснила: - Наконец-то! Наконец начал возрождаться истинно французский дух, который называется «Свобода-Равенство-Братство»! Мы дадим под зад этим проклятым бошам! Видя, что мой открытый в изумлении рот, от этих деклараций вовсе не закрылся, а наоборот, стал открываться еще шире, мадам Совэ стала мне все объяснять подробно и обстоятельно. К сожалению, законспектировать ее лекцию я тогда не удосужился, поэтому сообщу лишь краткое резюме. Оказывается, еще со времен Римской империи (а может и раньше – этого мадам Совэ пока еще не раскопала) германцы стремились к мировому господству. Именно поэтому они руками одураченных ими варварских племен разрушили античный мировой порядок и ввергли мир в хаос. Что они творили во времена мрачного средневековья, я не очень запомнил, потому что, увы, не силен в Европейской истории, но хорошо помню, что «мрачным» оно стало именно благодаря усилиям германцев. Это они охмурили головы глупым германствующим англичанам и добились, чтобы бедную Жанну д'Арк сожгли. Это они, они! - мадам Совэ это доподлинно установила! - занесли в Европу чуму. Даже судилище над Галилеем устроили германские агенты влияния в Ватикане. Про две мировые войны а двадцатом веке можно не объяснять – все и так ясно. После Второй мировой войны немцы расползлись по всему свету и окончательно обезумели, потому что решили: либо этот мир будет принадлежать им, либо он должен быть уничтожен!... Эти проклятые боши захватили все ключевые посты в Америке. Вы только посмотрите, кто теперь там командует! Вы поинтересуйтесь фамилиями и биографиями тех, кто создавал все эти атомные бомбы и все эти ужасные ракеты! Вы только внимательно проследите их происхождение и поинтересуйтесь их предками. И вы увидите, что все, кто нынче спрятался за англо-саксонскими и еврейскими именами, на самом деле боши! Все, все они боши! Какие там евреи! – Не смешите меня господа! – патетически воскликнула мадам Совэ и дернула руль так, что мы чуть не улетели в кювет вместе с нашим шкафом и всеми стульями. Происходящее мне нравилось все меньше и меньше. Откуда я знаю? - может она буйная... А интересно было бы послушать, - вдруг подумал я, - как она преподает в университете свою зоологию? Мамонтов, наверное, тоже предки германцев извели? Однако, перейдя к современности, мадам Совэ стала потихоньку успокаиваться. Здесь, по ее мнению, спорить было просто не о чем – все происходящее и так очевидно. Объединенная Европа – это чисто немецкая затея. Продажное французское правительство напичкано немецкими агентами влияния. Германствующий президент Миттеран, как прекрасно всем известно, сотрудничал с нацистским правительством Виши во время войны и с тех пор остается послушной немецкой марионеткой. Все они, все, стремятся разрушить и уничтожить прекрасную Францию – последний оплот сопротивления всемирному германскому заговору... На этом мои потрясения не закончились. Выгрузив мебель в дом мадам Совэ, мы вернулись обратно в квартиру, чтобы завершить уборку. Я предложил было усталой пожилой женщине отдохнуть, мол с веником и мокрой тряпкой я справлюсь и сам, но мадам Совэ совершенно серьезно заявила, что столь деликатное дело она не может доверить мне одному. Вскоре я понял, что именно она имела ввиду. Как я уже упоминал, весь пол в квартире был усыпан всякими банками, бутылками, щепками бумажками и прочим хламом. Однако, как только я начал собирать этот мусор в помойку, мадам Совэ тут же с визгом и причитаниями стала у меня все отбирать обратно. Оказывается за каждым даже самым ничтожным предметом (который я по глупости принимал за мусор) скрывается своя трогательная история. Мадам Совэ бережно брала очередную помятую банку из-под кока-колы и с нежность говорила: - А вот эту баночку выпила моя маленькая племянница Аннет, когда приезжала ко мне в гости в октябре 1978-го года... Она была такая милая тогда... Говорила, что любит меня, как маму... - Нет-нет!... – восклицала мадам Совэ, отбирая у меня пыльную грязную бутылку, в которой когда-то был «Мартини». – Под рождество 82-го года ко мне приезжали два самых близких мне человека, мои кузины, Софи и Мариэль... У Софи был тогда очень трудный период... Ох, и напились же мы тогда... - А вот это... - задумчиво говорила мадам Совэ, рассматривая темную надбитую бутылку. – Конечно, давно уже пора бы выбросить ее ко всем чертям и выкинуть все из головы, но не получается, никак... Мне тогда показалось... А он потом оказался такой свиньей!... - Вы знаете, - оживилась мадам Совэ, вынимая из мои рук мятый обрывок бумаги, который я чуть было не отправил в мусорное ведро, - жалко, здесь уже почти ничего не видно – эти фломастеры так быстро выцветают – на этом листке маленький Андриан – он мне всегда был как родной внук – впервые написал свое имя. Правда! Сам написал! – я ему совершенно не помогала... Все это она бережно складывала в большие полиэтиленовые пакеты. Я же оказался фактически не у дел, исполняя лишь роль благодарного слушателя. Уборка подходила к концу, и хозяйка квартиры пошла в ванную комнату вымыть руки. И вдруг, вслед за звуком льющейся воды, из ванной послышались ужасные французские ругательства (которые даже в адаптированном русском переводе я воспроизвести не решусь), причем все они адресовались проклятым бошам. Первой мыслью было, что мадам Совэ неожиданно обнаружила в ванной недобитого фашиста времен Второй мировой войны. Однако все оказалось намного сложнее. Дело было в том, что в ванной забился сток воды. Причем здесь немцы? – спросите вы. Мадам Совэ мне все объяснила, слушайте. В конце пятидесятых годов, когда во Франции развернулось массовое строительство дешевого многоэтажного жилья (а именно к этому типу и к этому времени относился дом, в котором мы находились), страна испытывала большие экономические трудности. В частности остро не хватало разного рода водопроводных труб. И вот эти хитрые боши подкупили кого-то в продажном Французском правительстве, в результате чего было заключено соглашение, по которому немцы стали в огромных количествах гнать во Францию водопроводные трубы специально меньшего диаметра, чем было нужно. И вот с тех пор во всех таких домах в стоках воды регулярно возникают засоры. Вот так. Думаю, не стоит объяснять, что возразить на это мне было решительно нечего. Но ничего, в пику этой проклятой немчуре, я немного поработал вантузом, и вода пошла! Мадам Совэ уже совсем было собралась уходить, когда вдруг вспомнила что-то чрезвычайно важное. Она стала судорожно рыться по карманам, потом побледнела, схватилась за сердце, стала шептать что-то вроде: «Нет! Нет! Не может быть! Я не могла это потерять!». Я подставил ей стул, быстро принес стакан воды и стал лихорадочно соображать, как здесь вызывают скорую помощь. Шутки шутками – с раннего утра пожилая женщина таскала тяжелую мебель, а потом еще эти немцы на каждом шагу... Тем временем, не обращая никакого внимания на мои неуклюжие попытки ее успокоить (дескать, никакие кредитные карты или паспорта не стоят того, чтобы схватить инфаркт), мадам Совэ стала дрожащими руками выкладывать на стол все, что у нее было в карманах и в сумочке. - А вот... Вот! - облегченно забормотала она и положила на стол небольшой ярко красный полиэтиленовый пакетик, который обнаружился в ее сумочке в маленьком карманчике рядом с удостоверением личности и двумя кредитными картами. Из пакетика мадам Совэ извлекла нечто маленькое и почти невесомое, аккуратно завернутое в белую тряпочку. Она бережно развернула сверток, и я увидел еще один крохотный полиэтиленовый пакетик. И вот, наконец, из этого серебристого пакетика мадам Совэ извлекла свою драгоценность. Это была маленькая деревянная щепочка сантиметра четыре длиной и в полсантиметра шириной. - Вот она! – умиротворенно проговорила мадам Совэ, ласково поглаживая свою находку. Мне, признаться, стало нехорошо. После всего, что свалилось на меня в этот день, это уже был явный перебор. Не то что бы там что-то с сердцем, или головокружение какое-то – нет-нет – с организмом как раз было все в полном порядке, а вот со всем остальным - не очень. Как-то крайне неуютно и тоскливо. Ну, это как если бы вы, полные радостных надежд, разрезали спелый пахнущий детством арбуз и вдруг обнаружили внутри адресованную вам записку: «Ну, я поехала. Приятного аппетита. Ваша крыша»... Мадам Совэ, между тем, окончательно пришла в себя, прихватила небольшой тюбик клея (который тоже извлекла из своей сумочки) и повела меня из кухни в комнату к большому шкафу (теперь уже единственному, остававшемуся в этой квартире). Щепочка, оказывается, была от него. Далее она намазала свою драгоценную деревяшечку клеем, потом улеглась на пол сбоку от шкафа, просунула руку куда-то далеко в небольшое пространство между стеной и шкафом, где-то там нащупала одной ей известное углубление в задней стенке шкафа и приклеила щепочку на полагающееся ей место... Я прожил в этой квартире три месяца и все эти три месяца мы с мадам Совэ прекрасно ладили. Мы вообще могли бы остаться друзьями, если бы не одна моя оплошность, из-за которой мы расстались очень нехорошо. Дело в том, что я люблю жечь свечи, и вот одна такая свеча (в алюминиевой чашечке) из-за моей невнимательности выжгла на белом пластиковом покрытии кухонного стола темное коричневое пятно. Я так и не решился сознаться своей квартирной хозяйке в содеянном злодеянии. Деньги мадам Сове не интересовали совершенно. Ее интересовали вещи, и относилась она к ним так же, как мы относимся к детям. Представьте себе, как вы будете относиться к человеку, который изуродовал ребенка. Так вот, в квартире мадам Совэ я искалечил ее кухонный стол. Во время ее визитов я прикрывал пятно либо сахарницей, либо тарелкой, а уезжая, поставил на это злосчастное место вазу с цветами. Разумеется, очень скоро мадам Совэ пятно обнаружила, и не исключено, что цветы, поставленные мною прямо на место своего изуверства, она восприняла некий знак особенного, изысканного издевательства. Так или иначе, но когда я спустя несколько месяцев снова приехал в Париж, мне передали высказывание мадам Совэ по моему адресу. Она сказала, что я извращенный мерзавец. Человек, через которого она это передала, был в явном затруднении, потому что на самом деле мадам Совэ, конечно же, сказала в мой адрес намного больше, но он так и не решился сообщить мне всю правду. Он зря переживал, этот милый человек - правда мне хорошо известна. Все дело в том, что во мне обнаружились следы немецкой крови...  |
Добавить документ в свой блог или на сайт
Похожие:
 | Моя маленькая кунсткамера К нам все время кто-то приезжает, у нас все время кто-то живет. Современный Париж – это же Вавилон, столпотворение народов, с заметным... | | Сочинение «Моя семья» Я родился в многодетной семье. Моя мама молодая. Ей всего 35 лет. Её зовут Зинаида Васильевна. Мы живём в п. Путь Ленина. Моя семья... |
 | Программа Спартакиады «Я и моя семья», «Реальный путь создания семьи», «Моя семья – ты Родины частица!», «Что такое семья?», «Трудовые традиции моей семьи»,... | | Литература Ciorănescu A Н. Г. Голант, канд ист наук, Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) ран (Россия) |
| Тема: Моя страна! Моя Россия! Федеральная служба финансово-бюджетного надзора территориальное управление в Брянской области | | «Моя педагогическая философия» Педагогическому мастерству тоже учатся. Моя задача – успешное овладение методами и приёмами преподавания математики |
| Сочинение на тему «Лучше всех на свете мамочка моя» У моей мамы красивое имя – Елена. В сказках Елена всегда Прекрасная. Вот и моя мама красивая | | Урок путешествие «Это ты, моя Русь державная, моя Родина православная!» При входе в класс каждый ученик берет листочек с загадкой, отгадав которую, он садится за тот стол, где написан ответ. Загадки |
| Программа на будущее". Мир управляемого климата 13: 30 "Моя планета"... | | «Использование инновационных технологий на уроках изо» Изо моя педагогическая деятельность направлена на формирования устойчивого интереса детей к изобразительному искусству, художественным... |
| 2009 содержание Н. Г. Чернышевского (филологический факультет). Автор книг: «Моя первая книжка», «Легкомысленный Козочкин», «Пока душа не успокоится…»,... | | Мкоу шанинская сош областная краеведческая конференция школьников... ... |
| Сочинения учащихся Я вижу белоснежные облака. Под моими ногами тихо перешептывается ковыль, и ветерок играет со мной, нежно касаясь кончиков пальцев.... | | В стране Литературии Что такое миниатюра. Сочинение-миниатюра. («Здорово! Моя мечта сбылась!», «Грустно…Увы, моя мечта не сбылась…» ) |
| Информационный бюллетень n 620 от 23. 06. 2015г Петербурга: Невский проспект, Дворцовая площадь, Адмиралтейство, Медный всадник, Стрелка Васильевского острова, Кунсткамера, Исаакиевский... | | Сочинение на тему «Моя семья» Мою маму зовут Ирина Васильевна, папу- игорь Венедиктович, бабушку- валентина Григорьевна, дедушку- василий Александрович. Мы с мамой... |
