Составлено по: Шарлье Ж.-М., Марсилли Ж. Преступный синдикат. С.136,177, 300; Полькен К., Сцепоник Х. Кто не молчит, тот должен умереть. Факты против мафии. С.188, 227-228; Малышев В.В. Процесс над мафией. М.: Юридическая литература, 1989. С.56-58; Мессик Х., Голдблат Б. Бандитизм и мафия. История организованной преступности в Америке. С.247, 252, 259-260.
В преступном мире Америки этого периода главную роль играли гангстеры итальянского происхождения, ведущие родословную от сицилийской мафии. В 1929 г. на собрании главарей преступного бизнеса в Атлантик-Сити (ведущую роль в его организации сыграли знаменитые Ч. Лучиано и Ф. Костелло) было завершено организационное оформление итало-американской преступности: каждая “семья” действует на своей территории, координируясь с другими “семьями” через центральный совет (“комиссию”). Эту организацию принято условно называть “Коза Ностра” (с итал. – “наше дело”)[48]. По сей день она остается самой сильной (хотя и далеко не единственной) преступной организацией США.
После отмены “сухого закона” наступила “эпоха казино” – незаконного букмекерства, а также “акульего промысла” (подпольного ростовщичества). Именно в этот период создается образ Америки как “общества массового потребления”: простые американцы стремятся включиться в потребительскую гонку, даже если их доходы не велики. К началу 1950-х годов основным источником гангстерских доходов стала именно эксплуатация азартных игр, как запрещенных (в большинстве штатов), так и разрешенных (в Лас-Вегасе, на Кубе, на Багамах и т.д.). ”Акулий промысел” – займы игрокам, мелким бизнесменам и прочим лицам, от кредитования которых отказывались легальные ссудные учреждения – давал еще большую прибыль: процентная ставка при этом достигала 150% в неделю[49].
Новый этап экономической истории американского гангстеризма – эпоха наркобизнеса – начался в 1970-е гг. Этот бизнес американские преступные группировки освоили еще в 1920-е гг. (тогда его контролировала еврейская мафия), однако спрос на этот товар был относительно невелик. Резкое расширение рынка сбыта произошло, когда “бунтующая” молодежь начала пропагандировать прием наркотиков как символ протеста против буржуазного общества. С тех пор и поныне именно наркобизнес дает наиболее значительную долю доходов американской организованной преступности.
Еще в 1950-е гг. начался процесс внедрения “семей” “Коза Ностра” в легальный бизнес. Эти преступные сообщества, по словам А.С. Никифорова, ”предпочитают теперь заниматься биржевым мошенничеством, хитроумными хищениями с помощью компьютеров и другими прибыльными преступлениями “беловоротничкового” типа”. Итало-американская организованная преступность в 1980-е гг. “превратилась... в разновидность большого бизнеса не столько по огромным суммам извлекаемых доходов, сколько по методам и диверсификации деятельности”.[50] Специальная комиссия по расследованию деятельности организованной преступности в 1978 г. констатировала, что капиталы “Коза Ностра” инвестируются в 46 отраслей легального бизнеса[51].
Организационно “Коза Ностра” является конфедерацией 24-х “семей”, действующих в основном в крупных городах Северо-Востока и Среднего Запада США и объединяющих примерно 5 – 7,5 тыс. человек.[52] Координирующая их деятельность “комиссия” состоит из 9-ти боссов крупнейших организаций (пять из которых – в Нью-Йорке). Изучение решений этого “совета директоров” хорошо позволяет проследить эволюцию “Коза Ностра” (см. Табл. 2 – 5). Деятельность “комиссии” продолжается и в наши дни.
История «Коза Ностра» – американская модель организованной преступности – является классическим примером эволюции современной организованной преступности, развивающейся в первую очередь как криминальная фирма и стремящейся избегать прямых конфликтов с властями.
Сицилийская мафия – мафиозный патриарх[53]. Если в истории американской мафии рэкет был лишь одним из эпизодов, то в других странах эта форма преступного бизнеса процветала значительно дольше. Сицилийская мафия начинала почти 200 лет назад[54] именно с сельскохозяйственного рэкета, вымогая плату и с богатых землевладельцев, сдающих землю в аренду, и с мелких субарендаторов. Позже – уже в ХХ веке – она стала контролировать переработку и сбыт сельскохозяйственных продуктов; последняя “плодоовощная” война между сицилийскими мафиози, когда делились сферы влияния на рынках, прошла в 1955 г.
В 1950-1960-е годы сицилийская мафия активно осваивает строительный бизнес. В 1957 г., под влиянием своих американских коллег из “Коза Ностра”, сицилийцы завершили организационное оформление мафии – создали руководящий коллегиальный орган («купол» или «капитул»), членами которой стали главари округов, состоящих из 2-3 мафиозных кланов[55]. В это же время сицилийцы начинают заниматься транзитом героина, что становится в 1970-е гг. основой процветания мафии.
Если американцам после создания “комиссии” удалось обуздать внутреннее противоборство[56], то деятельность “купола” оказалась менее эффективной. «“Купол”, – пишет Э. Эндерсон, – являлся средством сосредоточения контроля над героиновым бизнесом в руках одних кланов за счет других»[57]. Такой жесткий централизм провоцировал борьбу за единоличную власть в мафии. Это привело к кровопролитной гангстерской войне 1980-1983 гг. между кланом Бентате-Бадаламенти-Индзерилло (он контролировал экспорт героина в США и потому получал львиную долю прибыли) и кланом Карлеоне. После победы карлеонцев контроль над наркобизнесом стал еще более централизованным.
С середины 1970-х годов итальянская мафия, вновь используя опыт американцев, стала активно внедряться в легальный бизнес, что позволяет говорить о переходе от уголовной мафии к предпринимательской. Основой легального мафиозного предпринимательства является строительство; мафия активно занимается также земельными спекуляциями. “Значительная часть экономического могущества и легального богатства в обширных зонах Юга оказалась в руках капиталистов-мафиози, – писал в 1979 г. журнал “Мондо экономико”. – Современная итальянская мафия – это по преимуществу предпринимательская мафия”[58].
В начале 1990-х гг. сицилийская мафия состояла из 253 кланов (из них 67 - в Палермо), объединяющих более 6,5 тыс. членов[59]. В последние годы XX века сицилийский «спрут» получил ряд серьезных ударов от правоохранительных органов Италии, которые, видимо, подводят черту под его историей как своего рода альтернативного правительства Сицилии. Что касается его истории как криминальной фирмы, то «конец истории» явно далек.
Якудза – лучшая в мире мафия[60]. Гангстеры Японии ведут свою родословную от шаек игроков середины ХVIII века (сам термин “якудза” означает одну из комбинаций в карточной игре). Контроль над легальными и нелегальными азартными играми продолжает оставаться для них одной из важнейших статей доходов и по сей день, но якудза освоили и много иных “профессий”.
В 1-ой половине ХХ века якудза широко занимались штрейкбрехерством, контролируя организации строительных и портовых чернорабочих. В послевоенные десятилетия они освоили подпольное ростовщичество и порнобизнес, с начала 1970-х годов ведущей статьей дохода стал наркобизнес.
Хотя японская мафия древнее сицилийской и американской, ее организационное оформление состоялось только в конце 1960-х годов, когда главари преступных синдикатов организовали встречу и в ходе длительных переговоров поделили сферы влияния[61]. Ведущую роль среди нескольких тысяч банд играют три крупные организации, на чью долю приходится львиная и постоянно растущая доля всех членов якудза.
Организации якудза – и в этом яркая специфика японской модели организованной преступности – функционируют вполне легально, подобно обычным фирмам. Визитные карточки якудза украшены эмблемой банды, каждая банда имеет свои официальные гимны, крупнейшие синдикаты имеют собственные печатные издания и даже выплачивают своим членам пенсионные пособия. Поэтому частичная трансформация якудза в разновидность “беловоротничковой” преступности прошла в 1980-е гг. легко и безболезненно. В 1990-е гг. массовый отказ якудза возвращать крупные кредиты, полученные от финансовых организаций для финансирования строительства и операций с недвижимостью (речь идет о суммах порядка 350-800 млрд. долл.), привел к крупнейшему банковскому кризису. “Похоже, Японии придется пойти на беспрецендентное списание долгов национальной мафии за счет добропорядочных налогоплательщиков”, писал по этому поводу журнал “Бизнес Уик”[62].
Таблица 2 – 6
Динамика численности якудза
Год
|
Общее количество
преступных их
организаций членов
|
Доля от общего числа якудза, входящих в крупнейшие синдикаты “Яма- “Ямагути-гуми”,
гути- “Сумиеси-рэнго”,
гуми” “Инагава-кай”
|
1963 г.
|
5.216 184.091
|
|
1976 г.
|
2.502 108.266
|
|
1982 г.
|
2.452 103.263
|
12 % 22 %
|
1988 г.
|
3.201 86.287
|
24 % 40 %
|
1992 г.
|
3.300 88.300
|
|
1994 г.
|
52.900
|
65%
|
Составлено по: Уэда К. Преступность и криминология в современной Японии. С.123; Цветов В. Мафия по-японски. С. 23; Головнин В. Якудза отступает, но не сдается. Япония пытается покончить с легальной уголовщиной // Иностранная литература. 1994. № 8. С.235; Организованная преступность Дальнего Востока… С. 214; Зибер У. Организованная преступность Японии и Германии. С. 9.
Организованный преступный мир освещен в Японии заметно лучше, чем в других странах. Полицейская статистика дает представление о динамике численности якудза (см. Табл. 2 – 6), структуре их доходов и т.д. Якудза демонстрируют любопытный парадокс: в Японии организованных преступников на душу населения заметно больше, чем в США, Италии или России, однако общественный вред от них заметно ниже. Японская полиция рассматривает якудза не столько как закоренелых преступников, бросающих вызов обществу, сколько как своих эффективных союзников в сдерживании неорганизованной преступности (своего рода альтернативную полицию). Япония демонстрирует ту модель сосуществования современного общества и современной организованной преступности, которая наиболее оптимальна для обеих сторон.
Триады – самая загадочная мафия[63]. Современный китайский гангстеризм ведет свое происхождение от тайных патриотических обществ, которые в XVII-XIX вв. боролись за свержение правящей в Китае маньчжурской династии. В начале ХХ века, когда после свержения монархии в Китае начались длительные гражданские войны, вызвавшие поток миграции из страны, триады переродились в чисто мафиозные организации. Они традиционно занимались в основном рэкетом среди хуацяо (китайских эмигрантов), а также перевозкой нелегальных эмигрантов, торговлей поддельными паспортами и опиумом. В маоистском Китае триады были поставлены вне закона, поэтому их базой стал Гонконг. В отличие от других крупных преступных организаций, триады интернационализировали свою деятельность еще до “эры наркобизнеса”. Первоначально они действовали в основном в Южном Китае и Юго-Восточной Азии, но еще в начале ХХ века вслед за китайскими эмигрантами триады проникли в чайнатауны тихоокеанских штатов США, а с 1970-х гг. – и в Западную Европу.
Внутренняя жизнь триад освещена хуже, чем у других мафиозных организаций. Известно, что в Гонконге до его воссоединения с КНР находились “штабы” примерно 60 крупных триад, объединяющих, по разным оценкам, от 100 до 300 тыс. членов. Каждая триада имеет самостоятельную организационную структуру, между разными триадами существует раздел территорий и сфер преимущественных действий. Так, триада “Синь И Ань” (40 тыс. членов) доминирует в Северной Америке, “Хэн цзи” (20 тыс.) – в Великобритании и Ирландии, “К-14” (20 тыс.) – в странах материковой Европы. С 1970-х гг. основой деятельности триад стал в основном героиновый наркобизнес.
Модель экономической эволюции организованной преступности. Экономическая история крупнейших мафиозных организаций показывает, что при всей национальной специфике набор основных преступных промыслов и даже последовательность их смены очень схожи (см. Табл. 2 – 7).
Таблица 2 – 7
Стадии экономической эволюции
крупнейших организованных преступных сообществ
Основные прес-тупные промыслы
|
“Коза Ностра”
(США)
|
Мафия
(Италия)
|
Якудза
(Япония)
|
Триады
(чайнатауны)
|
Рэкет
|
с 1890-х гг.
|
с начала ХIХ в
|
|
с начала ХХ в.
|
Контроль над инфраструктурой
|
с 1920-х гг.
|
с 1950-х гг.
|
с начала ХХ в.
|
|
Азартные игры, ростовщичество
|
с 1940-х гг.
|
|
с сер. XVIII в
|
|
Наркобизнес
|
с 1940-х гг.
|
с 1950-х гг.
|
с 1970-х гг.
|
с 1970-х гг.
|
“Беловоротничковые” преступления
|
с 1970-х гг.
|
с 1970-х гг.
|
с 1980-х гг.
|
|
Неразвитость рыночного хозяйства, отсутствие элементарных условий безопасности бизнеса допускают (и даже требуют) широкое развитие нелегальных “услуг безопасности” (рэкета). Когда рыночный строй стабилизируется, мафия проникает в инфраструктурные виды бизнеса (погрузочно-разгрузочные работы, строительство), которые не вызывают интереса у “большого капитала”. На начальной стадии своего развития мафия уподобляется пиявке, которая сосет кровь у своих жертв, не давая почти ничего взамен. Чем сильнее и “здоровее” легальный бизнес, тем меньше он мирится с подобными мафиозными промыслами.
Однако на более высокой стадии развития мафия превращается из “пиявки” в “сорняк”, т.е. приобретает способность к саморазвитию относительно независимо от легального бизнеса. Если раньше гангстеры занимались в основном перераспределением, то теперь они начинают заниматься производством; если раньше гангстеры искали клиентов и навязывали им свои “услуги”, то теперь клиенты сами ищут поставщиков. Становление “общества массового потребления” вызывает переориентацию на ростовщичество и азартные игры, а недовольство этим обществом порождает наркобизнес. Во всех случаях мафия следует за общественным спросом, одновременно искусственно стимулируя его.
По мере того как мафиозное сообщество обогащается и “окультуривается”, оно проявляет все более глубокий интерес к инфильтрации в легальный бизнес. Эта тенденция особенно усиливается в условиях активного экономического роста, дающего возможность делать “большие деньги” законным или полузаконным образом. Можно предположить, что “беловоротничковая” мафиозная преступность есть преддверие полного растворения гангстерского сообщества в законном бизнесе (пока таких примеров еще нет).
Рис. 2 – 4 показывает вектор экономической эволюции организованных преступных сообществ. Эта модель отражает обобщенную закономерность развития, очищенную от случайных обстоятельств (каким был, например, “сухой закон” в США). Некоторые стадии в этой модели могут меняться местами, сжиматься и даже выпадать.
Рис. 2 – 4. Модель экономической эволюции организованных преступных сообществ.
До сих пор речь шла о мафиозном бизнесе в условиях «нормального» рыночного хозяйства. В командной экономике и в условиях переходной экономики он приобретает существенно иные особенности. Рассмотрим их на материале истории организованной преступности в советской и постсоветской России.
Русская организованная преступность – не самая организованная в мире!
Сообщество "воров в законе" – наиболее старая и известная криминальная группировка России[64]. Современная российская организованная преступность как система вышла именно из этого сообщества. Формирование этого сообщества (его относят к концу 1920-х – началу 1930-х гг.) произошло в местах заключения, что для "нормальной" организованной преступности совершенно аномально. Уже из самого названия этого сообщества следует, что его члены занимались сугубо "перераспределительной" деятельностью (карманные кражи, воровство, грабежи) и потому, в соответствии с ранее данным определением, это сообщество относилось не к современному, а к традиционному типу организованной преступности. Однако это сообщество смогло добиться очень высокой степени самоорганизации, которая за рубежом возникала только в преступных организациях современного типа.
Членов "воровского" сообщества объединял довольно жесткий свод неформальных правил – "воровских понятий":
1. строгая корпоративная солидарность ("вор в законе" не может даже замахнуться на своего "коллегу", не то чтобы давать на него следственные показания);
2. запрещение иметь какие-либо контакты с официальными властями (например, служить в армии);
3. запрещение заниматься обычным трудом (даже в местах лишения свободы);
4. обязанность контролировать поведение всех других преступников в местах заключения;
5. отказ от личного имущества (идеальный "вор в законе" не имеет ничего своего – он получает средства либо от преступных операций, в осуществлении которых играет роль организатора, но не исполнителя, либо от "добровольно-обязательных" отчислений других преступников).
«Воры в законе» выработали не только кодекс неформальных норм, но и организационные институты, во многом схожие с институтами доиндустриальных общинных коллективов: "воровская присяга" при приеме ("коронации") новых членов, регулярные "воровские сходки" для обсуждения и решения важнейших вопросов, "воровской суд" над нарушителями "понятий", сбор средств в "воровской общак" – резервный фонд для оказания помощи самим преступникам в местах заключения и членам их семей.
Первоначально "воры в законе" были своеобразным криминальным правительством, организованным на общинных принципах и управляющим местами заключения. Характерно, что "воровские понятия" являются своего рода зеркальным отражением "кодекса чести" идеального государственного чиновника (естественно, в российском представлении) – быть едиными, не иметь связей с «врагами народа», заниматься только административно-управленческим трудом, не гнаться за личной наживой. Естественно, что официальные советские органы отнюдь не были склонны мириться с "двоевластием" в обширном мире ГУЛага. В ходе ожесточенных репрессий против носителей воровских традиций (1950-е гг.), а также междоусобицы внутри самого «воровского ордена» (знаменитая «сучья война»), первое поколение "воров в законе" было почти полностью "ликвидировано как класс". На этом история «воровского ордена» могла бы и закончиться – у преступных организаций традиционного типа «срок жизни», как правило, недолгий. Однако затем эта организация неожиданно обрела «второе дыхание» – наступило "возрождение", связанное с качественными изменениями в самих преступных промыслах.
В 1960-е гг., после массового развертывания теневого "цехового" бизнеса, стали появляться профессиональные преступники нового типа, которые специализировались уже не на карманных кражах, а на "стрижке" подпольных предпринимателей. Первоначально бандиты просто грабили "цеховиков", но вскоре начали заниматься классическим рэкетом – сбором постоянной дани в обмен на гарантии защиты. Если ранее организованная преступность России специализировалась на насильственной перераспределительной деятельности, то теперь ее главной специализацией стало производство незаконных охранительных услуг. Появилась насущная потребность внести в стихийный рэкет-бизнес элементы организованности: упорядочить размеры дани, разделить сферы влияния разных группировок и т. д. Организаторские таланты "воров в законе" оказались очень кстати, но теперь для наведения порядка не только в тюрьмах и лагерях, но, прежде всего, на свободе. Важным рубежом в экономической истории отечественной организованной преступности стала совместная сходка «воров в законе» и «цеховиков» в 1979 г. в Кисловодске, когда неорганизованные поборы были заменены планомерной выплатой подпольными предпринимателями 10% от их доходов в обмен на гарантированную безопасность от преступного мира[65]. “Кисловодская конвенция” первоначально действовала только в южных регионах СССР, где подпольное предпринимательство цвело особенно пышно, но затем постепенно стала тем образцом, по которому строились отношения теневых предпринимателей с уголовниками и в других регионах.
С тех пор и по сей день основным видом доходов российской организованной преступности остается рэкет – взимание поборов за безопасность сначала с нелегальных, а с конца 1980-х гг. – и с большинства легальных предпринимателей. Поскольку новоиспеченные предприниматели не получали сколько-нибудь существенной правовой поддержки, они были обречены оказаться “в объятиях” мафии. К середине 1990-х гг. под контролем «бандитских крыш» находилось, по некоторым оценкам, около 85% коммерческих предприятий – в сущности все, кроме занятых охранным бизнесом или работающих под прямой протекцией правоохранительных органов[66]. Впрочем, подобную оценку можно считать существенно завышенной по принципу «у страха глаза велики»: по данным социологических опросов предпринимателей, с силовыми вымогательствами сталкиваются только 30-45%[67]. Это можно объяснить тем, что подавляющая доля предпринимательских единиц являются крайне мелкими и неустойчивыми, поэтому у их руководителей не возникает особой нужды в защите, а у бандитов – желания обкладывать их данью.
Рэкет-бизнес в России приобрел стандартную структуру иерархичной олигополии: "низовые" группировки находятся под покровительством криминальных "авторитетов" более высокого ранга, уступая им за это часть доходов ("пирамида рэкета"); контролируемые территории жестко поделены, чтобы каждый предприниматель мог находиться под покровительством только одной группировки[68]. "Российский криминальный мир стал единственной силой, которая может дать стабильность, обеспечить выплату долгов, возврат банковских кредитов, – цитирует американский криминолог Ф. Вильямс одну из восторженных оценок деятельности "красной мафии" в постсоветской России. – Спорные вопросы владения собственностью решаются им эффективно и справедливо. Он взял на себя государственные функции законодательной и судебной власти"[69]. С этой оценкой можно согласиться, по крайней мере, в том, что "красная мафия" занималась правоохранительной деятельностью справедливее и эффективнее официальных властей, которые скорее вредили предпринимателям, чем помогали им[70].
Помимо контроля над легальным бизнесом "красная мафия" сохранила жесткий контроль над бизнесом нелегальным, методично подчиняя или ликвидируя преступников-одиночек и мелкие самостоятельные группировки. Стало шаблоном утверждение, что радикальные рыночные реформы подняли огромную волну преступности. На самом деле, однако, следует удивляться тому, что эта волна не оказалась гораздо более высокой, как прогнозировали криминологи. Специалисты объясняют это тем, что "за годы перестройки преступность мафиозизировалась настолько, что, по существу, стала самоуправляемым антисоциальным явлением, самозащищающимся и самоограничивающим свой рост"[71]. Таким образом, отечественная практика, похоже, подтверждает защищающие мафию экономические теории: организованность преступного мира России не дала превратиться волне криминальности во всесокрушающее цунами, хотя, конечно, до японского «образца» Россия не дотягивает.
По мере того, как во 2-ой половине 1990-е гг. в производстве охранительных услуг росла конкуренция со стороны коммерческих охранных агентств, а также коммерциализированных государственных силовых структур, русская мафия постепенно утрачивает роль абсолютного лидера в защите прав собственности. Растущую долю в ее доходах стали занимать обычные криминальные промыслы, характерные и для современных зарубежных преступных организаций. Отечественная организованная преступность все активнее занимается экономическими ("беловоротничковыми") преступлениями, наркобизнесом, торговлей оружием и антиквариатом, порнобизнесом и многим иным. Тем самым из криминального правительства "красная мафия" постепенно превращается в классическую совокупность криминальных фирм, которые занимаются лоббированием своих интересов в правительственных кругах – точно так же, как и вполне обычные фирмы[72].
Проявлением сильных институциональных изменений, происходящих в "красной мафии", являются изменения в среде самих «воров в законе». К концу 1990-х гг. стало очевидным, что настоящие "воры в законе", "наркомы" преступного мира, имеют шансы стать вымирающими "зубрами". Как ранее отмечалось, классические "воры в законе" соответствуют той стадии развития преступной организации, когда она выполняет роль криминального правительства. По мере коммерциализации мафии старые "понятия" начинают только мешать. В самом деле, можно ли представить теневого предпринимателя, который демонстративно отказывается иметь какие-либо контакты с властями и обладать личной собственностью? Поэтому размывание сообщества "воров в законе" идет и извне, и изнутри. По мере того, как криминальных "наркомов" окончательно сменят криминальные "новые русские", оно полностью трансформируется в сеть криминальных фирм, как это происходило и с зарубежными мафиозными организациями.
Отечественная мафия достаточно многочисленна, но по степени организованности пока заметно уступает зарубежным "образцам". Количество организованных преступных групп измеряется тысячами, однако "настоящих" преступных сообществ – крупных, стабильных, с межрегиональными и международными связями, имеющих своих людей в органах власти, – заметно меньше: по заведомо неполным данным Главного управления по борьбе с организованной преступностью МВД РФ, в середине 1990-х гг. их насчитывалось в России порядка 150, они объединяли примерно 12 тыс. человек[73]. "Воровские сходки" по-прежнему остаются главным институтом криминального менеджмента, они проходят регулярно, но носят, как правило, региональный, а не общесоюзный характер[74]. Центрального координирующего органа (своего рода совета директоров), по типу американской "комиссии", еще не создано[75], и, с учетом широких географических масштабов страны, вряд ли следует ожидать в самое ближайшее время его возникновения. Известная аморфность, впрочем, не мешает активному налаживанию контактов крупных российских группировок с ведущими мировыми преступными сообществами, что создает предпосылки для формирования в ближайшем будущем своего рода мирового криминального правительства – "Большой пятерки" (итальянская мафия, якудза, триады, колумбийские наркокартели, "русская мафия").
В целом по уровню своего развития русская мафия 1990-х гг. схожа с сицилийской мафией начала века (период 1880-х – 1920-х гг. в истории Сицилии называют "царством мафии"), когда мафиозные семьи едва ли не полностью контролировали слаборазвитую экономику острова, занимая при этом даже официальные посты в органах муниципальной власти. Развитие рыночного хозяйства при стабилизации политической власти ведет всегда к тому, что организованная преступность, как сицилийская мафия, занимает свое "законное место" в обществе, превращаясь из системы криминальной власти в сеть криминальных фирм, находясь в "динамическом равновесии" с силами правопорядка и не претендуя на политическую власть. Подобная трансформация "красной мафии" еще не завершена, но вектор развития обозначился уже в конце 1990-х гг., когда на смену квази-демократическим идеям "многовластья" пришла идея "сильного государства". По мере того, как эта идея будет трансформироваться из лозунгов в реальную повседневность, функции "красной мафии" как теневого правительства окончательно станут рудиментом.
|
