Г. П. Щедровицкий Логика и методология науки
Скачать 313.4 Kb.
|
1 2
| Г.П.Щедровицкий Логика и методология науки Я подчеркиваю, что хочу сделать этот доклад предельно схематично и ставлю своей задачей только сформулировать некоторые узловые вопросы, которые, с моей точки зрения, должны быть рассмотрены в этой схеме, и наметить пути их рассмотрения. Думаю, что эта тема в дальнейшем должна стать для нас предметом тщательного обсуждения. 1. Первое, что надо подчеркнуть в этой связи, это то, что группа так называемых методологических, или эпистемологических, или Логических (с большой буквы) дисциплин (или наук), имеет свой особый, специфический предмет, принципиально отличающийся от предметов конкретных наук. Мне представляется, что этот тезис является сейчас исключительно важным и актуальным в связи с тем положением, которое существует у нас в философии вообще и в философии естествознания, в частности. Ведь, как правило, у нас сейчас философию естествознания сводят к натурфилософии, т.е. считается, что и физик занимается вопросами строения материи, и философ занимается вопросами строения объективного мира. Только физик при этом применяет определенный математический аппарат, и его рассуждения частные и конкретные, а философ рассуждает о строении мира в общем, на основе каких-то широких обобщений; но предмет, по сути дела, у них как думают один и тот же. И поэтому многие из тех, кто занимается философией физики, видят свою задачу в том, чтобы определить, каким должно быть то или иное трудное, спорное, колеблющееся понятие физики. Например, если стоит проблема, как совместить в определении электрона то, что он является «прерывным» образованием частицей и «непрерывным» образованием волной, то такой философ видит свою задачу не в том, чтобы рассмотреть, как вводились эти понятия, какова структура процесса познания при их введении и на каком, примерно, мыслительном пути может быть найдено решение, а в том, чтобы ответить на вопрос, что же такое есть электрон. И это, кстати, очень типичное, характерное явление, и даже люди, много сил уделяющие философии естествознания, убеждены, что именно таким образом должна идти работа. Отличие методологического подхода от подхода естественных наук совершенно не чувствуется представителями естественных наук. Когда я делал доклад в Институте кристаллографии, мне в порядке возражения выдвигали такой тезис: современный аппарат физики переносится в биологию? переносится, значит физика и есть методология; сам этот перенос является фактом методологическим, а физик, который осуществляет эту работу, по существу, решает собственно методологическую задачу, и никаких других методологических задач вообще, в принципе, быть не может. Поэтому я еще раз повторяю: мне представляется, что на сегодняшний день исключительно важным было бы провести тезис, что группа методологических, или эпистемологических, или Логических, дисциплин имеет свой особый предмет, исторически обосновать выделение этого предмета и рассказать вкратце об его истории. Этому я и хочу посвятить первую, вводную часть своего сообщения. 1.1. По-видимому, выделять этот особый предмет Логических исследований нужно, разбирая ситуацию парадоксов, или антиномий. Обычно я, делая вводные доклады на кружке или вообще такого рода доклады, как в Институте кристаллографии, начинаю именно с ситуации парадоксов. В обобщенном виде она сводится к следующему. Представим себе, что мы имеем два знания об одном и том же объекте или относимых к одному и тому же объекту. Обычно, когда мы имеем просто два знания А и В, то они в равной мере могут быть отнесены к объекту, и мы получаем синтетическое знание, что объект есть А и В. Но в тех случаях, когда эти два знания, полученные об одном объекте, носят антиномичный характер, т.е. выступают в виде «А есть В» и «А не есть В», совместить их посредством конъюнкции не удается. В этой ситуации, собственно, и встают вопросы, которые в дальнейшем ведут к выделению предмета Логических исследований. Что это за вопросы? Если мы имеем два знания, относящихся, казалось бы, к одному объекту и несовместимых друг с другом, то вопрос ставится обычно так: а каков же объект как таковой? Мне вообще представляется, что если мы занимаемся реконструкцией той ситуации, в которой выделяется новый предмет, то мы должны зафиксировать факт отделения знания от объекта. До тех пор, пока нет антиномичной ситуации, никакого отличия объекта от знания вообще на передний план не выступает. Вот я смотрю сейчас на этот магнитофон. Вообще невозможно сказать, что я имею знание о магнитофоне или вижу сам магнитофон. По существу это «видение» магнитофона выступает как единый нерасчлененный акт, в котором магнитофон как объект видения и мое видение магнитофона не отделимы друг от друга. Можно сказать, что мое видение выступает как сам магнитофон. В этой ситуации, я повторяю еще раз, вопрос об отделении знания от объекта может вообще не вставать. Точно так же и в конкретных науках этот вопрос не встает до ситуации антиномии. Как говорил Гегель, предметы видятся сквозь призму понятия, или предметы выступают как понятие, но, с другой стороны, и понятия выступают как предметы, т.е. через свое содержание. Если же возникает ситуация антиномии, то она делает такое отождествление и вообще подобную позицию невозможной. Я подчеркиваю это, ибо мы имеем одно знание «А есть В» и другое несовместимое с этим «А не есть В». И тогда только впервые, сопоставляя два знания между собой, мы переходим к какому-то третьему как отличному от них. И гегелевская система рассуждения, что объект есть не тезис, не антитезис, а нечто третье, отличное от того и другого, есть реконструкция этой обычной, стандартной схемы рассуждения в такой ситуации. 1.2. Но вместе с тем такая постановка вопроса является мистической и неразрешимой, потому что ответить на вопрос, что есть объект как таковой, безотносительно к форме того или иного знания, в котором он отражается, невозможно. И поэтому даже в этой ситуации возможны два различных хода мысли, один из которых является специфически логическим, а другой остается по-прежнему специальным. Специальным с том смысле, что мы спрашиваем, каков объект сам по себе, и создаем какое-то третье понятие, снимающее первое и второе, уничтожающее антиномию, и опять получаем возможность слить наше знание с объектом и преодолеть ту ситуацию, в которой, казалось бы, понадобилось их развести. Иначе говоря, постановка вопроса «что есть объект?», с одной стороны, создает возможность развести объект и знание, а с другой стороны, если удается ответить на этот вопрос без особых затруднений, вновь возвращает нас к специальной точке зрения. Логическая же точка зрения в этой ситуации появляется только тогда, когда, разводя то и другое, мы ставим вопрос не о том, что есть объект мы уже зафиксировали, что объект есть нечто третье, отличное от А и В, а о том, как относятся между собой объект и знание о нем. Я сейчас специально говорю в той терминологии, которая, с моей точки зрения, является ложной и вообще не принята у нас. Такая постановка опроса «объект и знание» с нашей точки зрения, неправомерна. Я специально это подчеркиваю, потому что традиционно вопрос возникает именно в такой форме. Если сделано противопоставление объект и знание о нем, то тем самым предопределен дальнейший неверный путь развития этих дисциплин, и решение уже, с моей точки зрения, найдено быть не может. Но исторически такая постановка вопроса имела место. Благодаря этому появляется особый предмет, который необходимо изобразить: объект как таковой, безотносительно к знанию, как объект познания, как то, на что направлено знание, и знание, как продукт какого-то процесса, продукт деятельности, как нечто противостоящее объекту как таковому. Появление такого отношения и означает, по-моему, появление предмета методологических, логических наук. 2. Возникает парадокс собственно логики, или теории познания, или методологии основное противоречие, которое определяет в дальнейшем все развитие этих дисциплин и которое вообще требует от нас самого пристального внимания, потому что я не уверен в том, что мы рассуждаем здесь правильно. Во всяком случае, это нужно очень и очень тщательно проанализировать. Парадокс, когда выделяется знание? Нет, когда выделяются и противопоставляются объект и знания о нем; когда разведены объект и знания и когда встает вопрос об их отношении. Это отношение и есть предмет методологических дисциплин. Его, это отношение, можно трактовать по-разному. Можно трактовать его как знание, и тогда вопрос сведется к тому, что такое знание. Это уже особая спецификация предмета и проблемы, причем, очень поздняя. Я бы сказал, что такой простановки вопроса я нигде не встречал. Может быть только за исключением имманентов и Лосского. Но там тоже имеются свои спецификации, и поэтому нельзя сказать, что они точно так формулировали вопрос они очень близко подошли к этому, но вот точно так вопрос не стоял. А можно трактовать это отношение как какую-то деятельность. Это другая постановка вопроса, но вообще говоря, в исходном пункте, этот предмет появляется как изображение отношения между объектом как таковым и знанием о нем. Ответив на вопрос, я снова возвращаюсь к пункту 2. Здесь, как я уже сказал, противоречие. Я уже говорил, что такая постановка вопроса является в некотором смысле мистической. Почему? Потому что, поставив перед собой задачу изобразить объект как таковой, процесс его познания и продукт этого познания знание, мы невольно покушаемся на прерогативы господа бога. Мы хотим выявить, что такое объект до и без знания. Если же мы будем выяснять это через знание и с помощью знания, то сможем ли мы ответить на этот вопрос в таком чистом виде? Ведь ответить на вопрос можно только в «нечистом» виде, а нужно в «чистом». Спрашивается: как это сделать? И здесь начинается самая страшная вещь, настолько страшная, что 2,5 тысячи лет, как минимум, вводилось достаточно трюков для решения этой задачи. Вокруг этого вертелось все в истории философии задача предопределила не только общую постановку проблемы, но я бы даже сказал, детали общего развития истории философии, и до сих пор еще нельзя сказать, что она решена. Я еще раз повторю это противоречие: даже после того как понято, что предмет логических дисциплин требует объекта как такового и знания, противостоящего ему, даже после того как это понято, задача еще не решена, потому что надо изобразить объект не вообще, а какие-то типы объектов, типы знаний, им противостоящих, т.е. надо, чтобы объект мы ввели с какими-то определенностями, с какими-то признаками. Пока мы говорим, что есть просто объект, который противостоит знанию, то это не так уж страшно, потому что этот объект есть просто «нечто». И, собственно, через всю историю философии его и наделяют таким признаком, т.е. говорят: «возможность познания», «то, что противостоит субъекту», «объект это нечто» (как у Гегеля), но никогда не переходят к дальнейшим определениям. И Гегель сформулировал это очень четко: когда мы спрашиваем, а что есть этот объект, т.е. пытаемся перейти от «нечто» к «что-то», тогда объект исчезает, и остается не объект, а предмет, и происходит не то сальто-мортале, не то сальто-витале. Я не знаю, что здесь происходит, какой происходит прыжок, но вообще прыжок происходит. 3. Когда же вопрос ставят не так осознанно и не так рефлексивно четко, то обычно совершают две взаимосвязанных ошибки. Вот здесь я прошу вашего тщательного внимания, потому что этот пункт, по-видимому самый трудный. Здесь не формулируется невозможность вообще выразить этот объект, а стоит задача выразить как-то объект, и это как-то пытаются сделать. И что тогда делают? Представьте себе, что каждый из вас пытается проанализировать знания другого, сидящего рядом с ним. Предположим, Вася Ладенко имеет знания о магнитофоне. Ну и предположим не только Вася, но и Вадим Розин имеет знания о магнитофоне. И, скажем, я хочу проанализировать знания Вадима. Казалось бы, внешне все дело происходит таким образом: у него есть его знания, а здесь есть магнитофон. Почему я говорю, что здесь есть магнитофон? Я его вижу отдельно от Вадима Розина, его головы и всего, что есть у него в голове. Мне объект дан безотносительно к знаниям Вадима, но дан мне только в моем собственном знании. И поэтому, когда я спрашиваю о знаниях Вадима об объекте, я подставляю мое собственное знание на место объекта, и таким образом совершаю страшную ошибку: я беру не объект как таковой, не вне и помимо знания, а я беру объект как он дан мне, в моем частном, частичном, ограниченном, относительном знании. И говорю, что мое знание этого объекта есть сам объект т.е. я подставил по существу на место объекта не сам объект, а мое знание о нем. А знания человечества? Но это все равно знания. И тоже частичные принадлежащие данному поколению людей и частичные по отношению к другому поколению. Но пойдем дальше. Предположим, что я хочу реконструировать знание Вадима; я точно так же имею одну возможность подставить на место его знания об этом объекте мое. И таким образом я совершаю другую ошибку: я заменяю его знание своим знанием объекта, и можно сказать, разведя объекты и знания, я подставляю на место объекта знание и на место знания то же самое знание объекта. Фактически вот эта вещь, видимая или познаваемая мною как посторонним наблюдателем, теперь значится как характеристика другого знания и дважды теперь фигурирует в двух разных изображениях. По существу, я имею только мое знание об объекте, но я один раз изображаю мое знание как объект, а другой раз как знание другого человека. Вот этот прием, когда я мое знание изображаю как знание другого, получил вообще говоря, очень четкое выражение в концепции интроспекции в интроспекционизме. А другой момент он меньше фиксировался. Но я хочу провести здесь только одну мысль, что здесь в обоих случаях происходит отождествление формы с содержанием, а точнее, смешение формы с содержанием, или, еще точнее, форма и содержание, по сути дела, не различаются. Потому что, когда я подставлял объект, то подставил не объект, а содержание знания, и когда я подставил его форму, то я подставил это же содержание, только перенесенное кому-то в голову. И эта парадоксальная штука предопределяет, как мне представляется, все дальнейшее развитие методологических, или логических наук. Выделяются три группы наук, которые по-разному интерпретируют фактически одно и то же. Одна группа говорит об объективном мире как таковом, подставляя туда содержание наших знаний. Это онтология. Если на самом деле мы имеем дело со структурой «объект черта связи между ним и знанием знание», то в онтологическом изображении мы имеем эту же структуру, только в другой терминологии, в другом ее понимании. Иначе говоря, мы имеем здесь дело с обычным отношением, когда в одном ряду очень много объектов (плоскость объектов), а с другой стороны много разных форм (или много разных знаний, ряд знаний), но только в одном изображении на одной плоскости, онтологически. — А как это резче сформулировать? А черт его знает, как это резче сформулировать, я и сам этого не знаю. Иногда мне кажется, что я это понимаю, а иногда кажется, что не понимаю. Я не знаю, верно это или нет. Мне важно сейчас разъяснить саму постановку вопроса. Кстати, чтобы вы убедились в том, что такая постановка вопроса есть, я вас просто отсылаю к первым страницам книги Аристотеля «О душе». Когда я сам наконец, вроде, понял эту вещь и потом прочел это место у Аристотеля в пятый или шестой раз, то я ударил себя крепко по лбу и сказал: «Идиот! Сколько можно было читать и не видеть, что там все сказано предельно четко!» Мне представляется, что работа Аристотеля уже с первых страниц есть обсуждение именно этой проблематики, причем настолько четкое, что так нигде больше, по моему, это не повторяется. И, по моему, эти проблемы обсуждаются у Фихте в «Ясном, как Солнце, сообщении... ». Он тоже, по-видимому, считал, что это ясно, как Солнце. Если это понять, то дальше в свою очередь становятся понятными многие пути в философии, потому что если мы возьмем вот эту структуру, то, рассуждая даже чисто формально, мы можем сказать, что этих наук будет три. Одна будет трактовать каков объект как таковой, в себе, другая каково знание, а третья будет пытаться брать то и другое вместе. Третье я беру пока как взаимоотношение того и другого, потому что отношение как таковое оно пока не существует как таковое, помимо «черты». А вот что из него сделали, я скажу немного позднее. Содержание знания? Я не знаю, содержание ли это знания в нашем смысле, но мне важно пока подчеркнуть одну вещь что и здесь, в одной плоскости, когда мы берем мир объектов как таковой, мы можем говорить только о структуре плоскости: какие виды, типы объектов там существуют. Когда мы берем плоскость знаний как таковых, то мы можем говорить, какие типы и виды знаний существуют, анализируем их строение и т.д. А вот когда мы берем отношение в целом, то что мы можем сделать? И вот здесь произошла, на мой взгляд, интереснейшая, парадоксальная вещь. Я это выдвигаю как гипотезу, потому что это еще нужно посмотреть в истории философии было ли это действительно так. Но вот сейчас мне представляется, что так было. Я еще раз оговорюсь: когда мы берем плоскость объектов, то мы имеем группу онтологии, т.е. мир как таковой, и это та же самая современная натурфилософия. Когда мы берем знания как таковые, а фактически, формы знания, то это образует группу логик как таковых, или формальных логик, или традиционных логик, а когда мы берем все в целом, то мы имеем теорию познания, или гносеологию. К чему же свелась теория познания? Мне представляется, что там произошел интересный парадоксальный «финт». Дело в том, что, начав с отношения «знаниеобъект», теория познания перешла к совершенно другому отношению «объектсубъект». И вот в этом переходе основание известного психологизма теории познания, т.е. от отношения «объектзнание», где знание берется совершенно абстрактно, перешли к отношению «объектсубъект» с включенным в него знанием. У Канта в его теории познания это находит свое резкое выражение, потому что ведь теория познания не трактует отношение субъекта к объекту, не это ее предмет, и в теоретико-познавательном плане ничего нельзя сказать про это отношение. Ведь если пытаться как то его анализировать, то придется уйти в совершенно другую область. Действительно, положим, зафиксировали мы отношение «объектзнание». Что еще можно сказать, кроме того, что существует такое отношение? Вот здесь-то и возникает вопрос: а где тот метод, который позволит сказать что-то большее, чем то, что заключено в самом этом отношении? Я, может быть немного самоуверенно, но все равно сказал бы так: я думаю, Вася, что и ты этого метода не придумаешь, потому что переход к так называемой деятельности невозможен без введения субъекта. И, кстати, в этом пункте, когда мы ввели деятельность, то мы по своему допустили ошибку и натяжку, и этот ход к отношению «субъект — объект» является в какой то мере очень естественным, оправданным. Это впервые выход к тому предмету, который собственно только и позволяет нам осуществлять анализ. Но это же влечет за собой и смешение теории познания с психологией. Маркс, например, определяя предмет психологии, сказал, что предмет психологии есть промышленность общества. Совершенно четко: психология занимается технологическим отношением человека к окружающему только не с точки зрения его социальной структуры, а с точки зрения места субъекта-индивида в промышленности. И тогда теория познания (и вообще решение вопроса о том, что такое знания, каковы их функции) вводится в более широкие рамки, которые только и дают впервые ей существование как особой действительности. А до тех пор пока это отношение берется как изолированное, оно не могло исследоваться. И, между прочим, если я не ошибся, то в этом состояло одно из твоих, Вася, основных возражений по докладу В.В.Давыдова. Когда ты сказал, что ошибка Давыдова состоит в том, что он берет акт познания вне акта деятельности субъекта вообще, а это невозможно и ведет к неверным результатам, то ты, по существу, еще и еще раз обосновывал неправомерность традиционной гносеологической точки зрения и необходимость сведения ее к другому предмету к деятельности субъекта и тем самым к психологии. Таким образом, отношение «субъектобъект» снимается в определенном понимании. А у Канта оно не снимается. Вообще сегодня, уже после Маркса, мы можем конечно говорить, что все это снимается, но мне сейчас важно только наметить эту линию: от фиксации отношения «знаниеобъект» перешли к более широкому отношению и это было совершенно оправданно и правомерно к отношению «объект — субъект», причем субъект понимался как индивид. В работах Гегеля, а затем Маркса был сделан следующий шаг переход к пониманию того, что субъект есть общество, противостоящее объекту. Между прочим, еще один шаг, возможно, сделал Володя Лефевр , который сказал, что отношения общества к объекту не существует, а есть, вообще говоря, система, включающая и биологические моменты, и орудия система, в которой человек живет и работает совершенно особым образом. Но если вы хотите понять все эти вещи, то не должны исходить из противопоставления объективного мира и субъекта, а должны взять общество как уже включающее в себя объективный мир. Некоторые подходы к этому были, насколько я понимаю у Дюркгейма. Очень близко, вообще говоря, трактует это вопрос и Пиаже, когда говорит об ассимиляции объекта. Может быть, я здесь навру, но в «Капитале» у Маркса все это уже единая система, а вот в теоретико-познавательных работах, и в особенности у Энгельса, это общество, противостоящее объективному миру, и работа «Роль труда в очеловечении обезьяны» берет людей как изменяющих природу. В этом смысле Пиаже более прав, когда говорит, что люди ассимилируют природу. Хотя он опять-таки берет процесс ассимиляции и в своем исходном пункте должен вводить систему, противостоящую субъекту, в то время как, по-видимому, надо начинать с системы, уже включающей все это. Вот такая была история в гносеологии как таковой. Теперь, что же происходило с формальной логикой? Ну, этим вопросом мы занимались больше, этот круг проблем, естественно, раньше вышел на передний план. Но я тут все это подробно излагать именно поэтому и не буду, а сошлюсь просто на статьи по поводу принципа параллелизма, ибо мне представляется, что как раз там дается такое обоснование. Это история формальной логики именно с этой позиции. Предметом рассмотрения становится, по сути, знаковая форма, она дополняется до знания за счет понимания, т.е. мы понимаем ее и, следовательно, это знание. Производится анализ понимаемой знаковой формы, причем, основное противоречие всех логических и методологических дисциплин, переходит здесь, трансформируется в специфически логическое, можно сказать, в специфически формально-логическое противоречие. Ведь когда, с одной стороны, есть какой-то очень четкий объект, изучаемый как эмпирически данный знаковая форма, а с другой стороны, он не есть объект, потому что он обязательно должен быть дополнен пониманием, то мы попадаем в весьма сложную парадоксальную ситуацию. И собственно вся формальная логика движется внутри этого противоречия. Это описано более подробно в третьем сообщении по поводу принципа параллелизма. Противоречие заключается в том, что имеется эмпирически данный объект, или предмет знаковая форма, эта знаковая форма не есть выражение знания, не есть выражение мысли, она ведь является таковой лишь потому, что она понимается, и, следовательно, имеется процесс понимания знаковой формы, процесс дополнения знаковой формы какими-то другими компонентами, но в сознательном логическом анализе эти компоненты не учитываются и создается иллюзия, что мы имеем дело только со знаковой формой, без значения. Предположим Александр Афродизийский еще отчетливо понимал это. Он, например, говорил: силлогизм есть движение не в знаках, а в их значениях. Когда мы говорим: «Сократ человек, все люди смертны, следовательно, Сократ смертен» то происходит переход от «человека» к «все люди». По форме это разные знаки, по содержанию это одно и то же, и отсюда Александр Афродизский делал вывод, что мы движемся в содержании, или в значениях. Но ведь внешне дело выступает так и современные логики твердо на этом стоят, они потеряли ту долю здравого смысла, которую еще имел Александр Афродизийский, что анализируется знаковая форма, причем это еще усугубляется тем способом рассуждения, который они используют, перенося его из математики. Давид Гильберт, например, рисует |
1 2
Добавить документ в свой блог или на сайт
Похожие:
 | Логика и методология науки Национального исследовательского университета информационных технологий, механики и оптики дисциплина «Логика и методология науки»... |  | Программа дисциплины дисциплина ен. В1 Логика и методология науки Государственным образовательным стандартом высшего профессионального образования по укрупненной группе 040000 «Социальные науки»... |
| Г. П. Щедровицкий. Философия. Наука. Методология. /М.: Шкп, 1997 С. П. Хлопушина от «1» 09 2012г протокол №1 от «22» 08 2012г | | Программа итогового государственного экзамена по основной образовательной программе «Философия» «История зарубежной философии», «История русской философии», «Логика», «Онтология и теория познания», «Философия и методология науки»... |
| Рабочая программа по дисциплине «Логика и методология научного познания» Факультет фиоп | | Решение заседания кафедры протокол № от 2013 Учебно-методический... Изучение дисциплины «Философия и методология науки» направлено на формирование у магистранта, будущего ученого-историка, целостного... |
| Пояснительная записка в качестве предмета курса «Философия и методология науки» Яркова Елена Николаевна Философия и методология науки. Учебно-методический комплекс. Рабочая программа для студентов направления... | | Учебно-методическое пособие «История и методология юридической науки» «История и методология юридической науки» разработчика Медведева Валентина Григорьевича, предназначенного для магистрантов, обучающихся... |
| Курс по выбору : «Наука, логика, методология» Данная дисциплина позволяет углубить знания студентов о науке, логике и методологии | | П. Г. Щедровицкий Введение в синтаксис и семантику графического языка... Методические указания предназначены для студентов, обучающихся по направлению 020400. 68 Биология, магистерские программы 020400.... |
| Учебно-методический комплекс дисциплины логика федеральное агентство... Логика, изучающая познающее мышление и применяемая как средство познания, возникла и развивалась в рамках теории познания, и в настоящее... | | Е. Н. Яркова история и методология Е. Н. Яркова. История и методология юридической науки: учебное пособие. Тюмень: Издательство Тюменского государственного университета,... |
| Курс лекций дисциплины «логика» Рабочая программа составлена в соответствии с государственными образовательными стандартами, направления "Логика " специальности... | | Рабочая программа учебной дисциплины б. 4 «история и методология юридической науки» Рабочая программа предназначена для преподавания учебной дисциплины «история и методология юридической науки» студентам всех форм... |
| А. В. Павлов логика и методология научного познания ... | | Рабочая программа дисциплины История и методология рыбопромышленной... Дисциплина «История и методология рыбопромышленной науки и производства» является дисциплиной базовой части профессионального цикла... |
