1. Встреча я прихожу сюда почти каждый день к замку города Осака. Дела привели меня сюда, в этот город, где нет домов, а есть только коробки из стекла и
Скачать 1.72 Mb.
|
| 3. Обнимая ночь. «Стремительный горный поток увлекал за собою и манил, и уходил ввысь, одаряя меня своими брызгами, напоминающими об обманчиво прекрасном вожделении. Я улыбнулся той чарующей улыбкой, что так нежно пронзала её сердце в те дни, что уже сокрылись под пологом многих и многих лет.Её белые груди, её персиковые роскошные бедра пленили меня, и, как встарь, я воскликнул: "Дорогая, как же ты прекрасна, свет моих очей". Она восседала подле меня, облаченная в декольте, и её пеньюар ниспадал стремительным домкратом, так что я не устоял и бросился к её ногам, сняв с неё туфельку и намереваясь облобызать её стопы, но увы, там оказались лишь поросячьи копыта». Я закрыл ноутбук и поскакал вверх по цементной лестнице. Опубликовав первые два рассказа, я получил отзывы, среди которых были и мнения людей, считающих себя сведущими в литературе, в которых часто говорилось о моем слишком грубоватом стиле и зачастую корявом языке. Меня удивило то, что те поправки, которые из самых добрых побуждений мне предлагались такими людьми, почти сплошь состояли из обветшалых серых штампов, вызывающих лишь зевоту. Надеюсь, что мой новый стиль им бы понравился:) Могу лишь сожалеть, что этот стиль – не мой. Нет, ну конечно я не считаю свои рассказы «высокой литературой». Это даже не рассказы, а записи. Записки. Можно ли написать что-то высокохудожественное, когда пишешь по двадцать-тридцать страниц в день? Кто-то может быть и может, например Дюма или старик Хэм, но не я. Также многие написали, что не видят логики в повествовании – почему Рут захотела убить Энди, зачем то или это… Как будто в жизни есть логика! Классический герой детектива всегда всё разложит по полочкам и разъяснит – зачем было сделано то или это, но я всего лишь описываю события, как они происходят. Даже нет, не так. Я описываю их такими, какими они представляются лично мне. И в реальной жизни наблюдаемый нами порядок обманчив, даже иллюзорен. Если человек ежедневно перемещается из пункта А в пункт Б, то он привыкает поступать как автомат, постепенно достигая совершенства в этом действии, учитывая мельчайшие детали своей траектории. Но стоит только сделать шаг в сторону, как наступает хаос, и уж тем более, если человек находится под влиянием негативных эмоций и идей-фикс. Хаос будет везде - в желаниях, в мотивациях, в поступках, и даже в результатах. Концы остаются оборванными, мотивы малопонятными. Я понимаю, что читателю интереснее было бы прочесть «окультуренный» рассказ, приближенный к литературным нормам, но я этого делать не буду. Жизнь есть жизнь, она вот такая, какая есть. Будь у меня больше желания, я может быть и попробовал бы разбираться более детально в тех историях, свидетелем и участником которых стал, но… свидетель такой, какой он есть, и это тоже – жизнь. На самом верху, куда я забрался уже по бамбуковой лесенке, кипит настоящий муравейник. Человек пятьдесят занимаются слаженной работой по заливке цементом крыши последнего, десятого этажа. Серая влажная масса, состоящая из цемента, специальных химикатов, воды, песка и гравия, замешивается внизу, куда грузовики подвозят стройматериалы, и затем поднимается сюда, наверх, на примитивных передвижных лифтах – таких старых, что кажется, их строили еще в девятнадцатом веке. Здесь рабочие вручную развозят колышущуюся массу на тележках и вываливают её в пространство между опалубкой, где она медленно растекается, уплотняясь под действием специального вибратора, и затем постепенно будет сохнуть. Здесь, на последнем этаже, у меня будут пентхаусы – несколько просторных номеров самой высокой комфортности, находящихся прямо в центре большого парка, разбитого на крыше здания, и разделенных между собой деревьями, прудиками, кустами и разными необычными инсталляциями. Сейчас сложно оценить, сколько они будут стоить. Наверное, долларов по триста-четыреста в сутки. С шестого по девятый этаж я запланировал экзекьютивы – большие двухкомнатные номера, разделенные между собой просторной аркой таким образом, чтобы с раздвинутыми дверьми обе комнаты образовывали единый просторный комплекс, а с закрытой дверью-слайдером получались бы зал и спальня. Эти, наверное, будут продаваться по двести-триста. Стретьего по пятый – более простые делаксы, ну если вообще слово «простые» уместно в отношении таких номеров – однокомнатные, но все равно просторные комнаты, в которых уютно и солнечно. Делаксы я поставлю по сто тридцать или сто пятьдесят. На втором этаже - зал с тренажерами, спа и сауной, а также бизнес-центр, трэвел-деск, зимний сад и офис и прочее и прочее – всё то, что в конце концов делает отель отелем. Ну и цокольный этаж, само собой – с комнатой для стирки и сушки, со складами для отеля и ресторана, серверной, комнатами для персонала… все это нужно продумать, разместить и скомпоновать так, чтобы было удобно. Ты думаешь, построить отель - это очень сложно? Ты прав. Это очень сложно. Особенно первый. Ну и, пожалуй, второй. Постройка моего первого отеля была совершенно сумасшедшим предприятием. Я наломал столько дров, сколько только сумел, и это при том, что подобрал неплохие команды с толковыми бригадирами. Возможно, даже лучшие из доступных. Я просто не мог себе вообразить, что будет возникать столько сложностей, тысячи нестыковок и противоречивых требований. Оконщики, плиточники, электрики, сантехники, бригады по установке железного каркаса, по заливке цементом, маляры, плотники, специалисты по электронным системам, генераторам и интернету, оборудованию кухни и наружному освещению, потолочники, паркетчики и плинтусники, садовники, штукатурщики, аквариумисты и интернетчики, мраморщики, пошивщики штор и чехлов на стулья, мебельщики, делающие мебель из дерева и пластика, и мебельщики, делающие восхитительно мягкие кресла и диваны… иногда казалось, что я буду погребен под этим немыслимым количеством разношерстных и даже разноязыких людей, которые дают противоречивые советы, постоянно мешают друг другу и в любой момент готовы испортить то, что сделали до них другие. Если плотники тащат наверх, в парк, тяжелые скамейки, можно быть уверенным, что по пути они расшибут пару мраморных ступенек, обобьют пару углов и поцарапают стены. Конечно, ступеньки можно заменить, углы восстановить и замазать царапины штукатуркой, но ведь после этого электрики понесут генератор, водопроводчики попрутнасос, потолочники неожиданно выстроят леса, чтобы переделать навесной потолок на лестничной клетке, который испортили водопроводчики, упустив утечку, которая образовалась из-за сварщиков, у которых изготовители рам для окон унесли что-то там, а потом, когда все успокоится и наступит порядок, декораторы потащат большие картины в деревянных рамах, что будет совсем некстати, так как маляры еще должны два раза прокрасить стены в номерах… и так далее и тому подобное. Один из кругов дантовского ада точно должен был быть сделан наподобие всего этого. Ну что может быть проще, скажешь ты - просто надо лестницу делать уже после того, как будет сделано все остальное. Простое решение, не правда ли:) Не совсем так. «Делать лестницу» - это процедура, которая ставит весь отель с ног на голову. Бесчисленные ведра с краской, разводимая штукатурка, и – венец всего – полировка уложенного мрамора. Звучит мило – «полировка», а на деле это совершенно безумная процедура, от которой во всем отеле стоит невыносимый визг, от которого сначала звереешь, потом плачешь, а потом успокаиваешься тем спокойствием, от которого стекленеют глаза, а мраморная пыль равномерным слоем покрывает все, до чего только может добраться, а добраться она может, уверяю тебя, до чего угодно: до дорогих картин в комнатах и ресторане, до постельного белья в номерах, до паркета во всех комнатах, по которым теперь начинают ходить уборщицы, электрики и прочие разные люди, которые вешают занавески, налаживают сантехнику, и под их ногами эта пыль начинает царапать, забиваться во все углы. На то она и лестница, что служит связующим звеном между этажами, и вся та грязь, которая в бесчисленных объемах образуется при ее изготовлении, проникают всюду и портит все, что только может. Если бы я взялся описывать постройку отеля, мне пришлось бы написать страниц двести текста, посвященного только логистике. Точнее – бесполезным усилиям по ее созданию. Порядок навести тут нельзя. Можно лишь снизить степень хаоса до приемлемого уровня, когда понесенные убытки не столь значимы. Так что, построить отель… да, это очень сложно. А потом еще запустить ресторан, на своей шкуре вынося все те ужасы, которые любовно создаются твоим персоналом, я даже и описывать это не буду. Воспитать официантов, поваров, ресепшионистов, уборщиц, охранников, беллбоев, массажисток, менеджеров и вообще всех-всех тех, с кем будет сталкиваться турист – это огромная задача, которая иногда казалась мне не менее трудной, чем собственно постройка отеля. Первый отель – это чистилище, в котором ты либо сходишь с ума от всевозможных и бесконечных проблем, имеющих удивительное свойство возникать везде, где только можно и где, казалось бы, совершенно невозможно, или становишься прожжённым волком, потрепанным жизнью, и нужно суметь где-то остановиться, чтобы не превратиться в сухого циника или, что хуже, невротика и мизантропа, не потерять за деревьями леса и не забыть, что все это делается, вообще-то, для моего собственного удовольствия! Вот это меня спасало и спасает, кстати. Я напоминаю себе снова и снова, что всё это – только для моего удовольствия, и как ни странно, это все меняет. И конечно же, это всё никогда не будет стоить столько, сколько заложено изначальной сметой. И не надейся. Как бы ты ни перестраховывался в своих предварительных расчетах, окончательные расходы будут как минимум на пятьдесят процентов больше, и если у тебя нет этого запаса прочности, то это значит, что ты сел в глубокую калошу, заморозив все свои деньги в долгострое. Это путь к стремительному банкротству. К счастью, я строил свой первый отель не на последние деньги и не впритыкк своим возможностям. Зато когда всё наконец начинает работать, когда агода, букинг, трипэдвайзер, фейсбук и всякие прочие начинают исправно приносить тебе все расширяющийся поток клиентов, когда туристы начинают приходить прямо с улицы, когда они селятся на день-два, а потом, восхищенные, продляются на неделю, две, месяц, когда ресторан оживает и заполняется туристами, восхищенно осматривающими каждый уголок и фотографирующими на память выстраданный тобою дизайн и с аппетитом поглощающие пищу, приготовленную по меню, создание и отработка которого чуть не свели тебя в могилу, то наступает глубокое успокоение: в конце концов всё сработало, всё ожило, и отель начинает жить своей жизнью, в которой тебе уже нет места. С сожалением ты покидаешь свой пентхаус, в котором жил три последних месяца, с утра до ночи носясь по всем этажам отеля, переполненный энтузиазмом. Он больше не для тебя, ты теперь лишний на этом празднике жизни, и тут будут жить туристы, готовые расстаться с четырьмя сотнями долларов в сутки, и ты чувствуешь себя немного бездомным, уступая им место. Пора поднимать голову, отрываться от дел и вспоминать, что вообще-то отель для тебя, а не ты для отеля. Построить второй отель своей цепочки – это уже почти что чистое удовольствие, когда всё знаешь, всё умеешь и всё предусматриваешь заранее. Но это искусство еще не доведено до автоматизма, так что побегать с высунутым языком еще есть немало поводов. Здесь, на севере Бали, построить отель немного сложнее, чем на континенте – специфика моря и острова, но эти задачи мне даже интересны. Было бы наверное скучновато – просто отштамповать очередной отель, так что я вполне доволен. К примеру, неделю назад я наконец-то нашел толкового менеджера, который построит, запустит и будет вести мою собственную дайв-компанию при отеле. Это для меня что-то новенькое – собственная дайв-компания, и я трачу немало времени на то, чтобы сделать ее необычной, отличающейся от других. На Бали это сделать посложнее, чем в других местах, так как дайвинг тут весьма посредственный, и нужно поработать мозгами, чтобы сделать это место привлекательными для тех, у кого есть столько других возможностей. И тогда я придумал – прозрачный тоннель, уходящий под воду и оканчивающийся прозрачным же подводным куполом, из которого через шлюз можно было бы выходить в море на дайвинг.Мой менеджер сначала решил, что я перегрелся, но я человек упертый, и постепенно, шаг за шагом, мы нашли и проектировщиков, и поставщиков акрилового стекла и прочее и прочее. Такие идеи мне нравятся, такое может зацепить. И спортзал на самом берегу, немного утопленный в землю, так что в его прозрачные стены бьют волны – тоже интересный проект. И, конечно же, тропический парк и обзорная площадка на крыше. В общем, мне было чем тут заняться для собственного удовольствия, но в конце концов я обнаружил, что чуть не вляпался в детскую болезнь отелестроителей – у меня явно не хватало свободных средств для того, чтобы довести этот проект до конца с учетом всех тех новых идей, которые так хотелось воплотить в жизнь, чтобы отель получил какую-то индивидуальность. Отложить стройку на год –крайне неудобное решение, потому что придется распустить всех с таким трудом подобранных рабочих и менеджеров и оставить недостроенный объект на целый год без обслуживания, в незащищенном от моря виде… это может привести к серьезным потерям. Упростить до изначального проекта? И выкинуть на помойку все то офигенное, что было придумано? Лишить отель своей индивидуальности? Ну нет… В конце концов мне пришло в голову, что кое-кому можно было бы предложить стать акционером. Разумеется, в первую очередь я подумал о Рэнде. Несмотря на то, что к тому времени мы уже стали друзьями в полном смысле этого слова, мне в любом случае хотелось избежать привлечения других людей к своим проектам, так как это может обернуться к сковыванию инициативы и в постройке, и в маркетинге и вообще. Но ситуация оборачивалась так, что деваться было некуда, и я направил Рэнду свое предложение, на которое он отреагировал довольно неожиданным образом: он просто предоставил мне необходимую для завершения стройки сумму на условиях «отдашь, когда сможешь». Это было приятно, конечно, и я поблагодарил его за такую щедрость, поскольку речь шла о половине миллиона долларов. В ответ он справедливо заметил, что уверен, что и я на его месте поступил бы в точности также. Ну и в общем да, так и есть, но благодарность от этого я испытывать не перестал. Это приятное чувство, и странно, что для того, чтобы его испытывать, всегда нужен какой-то повод. Когда эта идея пришла мне в голову, я и сам ей удивился, настолько странной она показалась. Можно ли испытывать благодарность без того, чтобы иметь для этого какой-то повод? Можно ли ее испытывать даже без того, чтобы иметь какой-то определенный объект для неё? Странная постановка вопроса, но, с другой стороны, вполне обоснованная. Ведь если само по себе переживание благодарности мне нравится и приносит немало приятных переживаний, то почему бы не испытывать её саму по себе? Зачем ограничивать себя необходимостью иметь и объект, и повод? Ведь что такое «благодарность»? Что такое «симпатия» или «нежность»? Это нечто, что я испытываю. То есть это – определенная конфигурация моих состояний, моих переживаний, восприятий. Почему бы не переживать это просто так, безобъектно и беспричинно? Интересно было бы потренироваться… Пришла в голову аналогия: если для того, чтобы побороться с кем-то, я совершил определенную физическую активность, которая принесла удовольствие, то почему бы теперь не совершать эту же самую активность и без того, чтобы бороться с кем-то? Мы же совершенно естественно воспринимаем такое понятие как «физические упражнения», и никого не удивляет, что я могу получать от них интенсивное удовольствие, хотя активность эта совершенно оторвана от какой бы то ни было прагматичной цели – захватить что-то, защитить что-то. Что мешает ввести в практику и «психические упражнения», когда я просто тренируюсь испытывать то, что мне приятно? Сидя на крыше строящегося отеля, я размышлял над этой странностью наших привычек. Мои рабочие притащили сюда большой стул и стол, поставили навес от солнца и пару вентиляторов, соорудив импровизированный кабинет, в котором мне нравилось сидеть и раздумывать о чем-то, писать и читать прямо посреди всей этой шумной стройки, иногда впрыгивая в самую её гущу, когда для этого есть необходимость или просто желание. Можно ведь как попробовать… посмотреть на ножки девочки, испытать нежность, после чего отвести взгляд, отвлечься от образа ее ножек, а нежность ведь не исчезнет мгновенно, останется затухающий «хвост», и этот вот хвост ведь можно уловить, ухватиться за это специфическое состояние нежности, которое есть прямо сейчас, и испытывать его снова и снова. С благодарностью можно попробовать точно так же, хотя это кажется и сложнее… жаль, что тут нет подходящих девчачьих ножек… Чисто механически я оглянулся. На стройке работало много парней разного возраста, и среди них мой взгляд выхватил одного, лет шестнадцати, с симпатичной улыбчивой мордочкой, круглой попкой и стройными голыми ножками. Тут я и вспомнил, что кроме девчачьих симпатичных лапок существуют еще и лапки пацанские... – вполне отличный объект для испытывания нежности. Он был в коротких шортах, как и многие рабочие тут, и его лапы были покрыты слоем цементной пыли, что придавало им инопланетянский цвет, но нисколько не ухудшало их форму. И чем больше я на него смотрел – как он двигается, поворачивается, улыбается, таскает что-то, тем больше улетучивались мои экспериментальные позывы, замещаясь чем-то гораздо более прагматичным. Встретившись со мной взглядом, он вдруг широко улыбнулся и замер, но через пару секундконвейер стройки затянул его в свои жернова. Он отвернулся, схватил ведро с водой и потащилего к заливаемой цементом форме. С этого момента он не упускал случая, чтобы еще раз посмотреть на меня и улыбнуться. Так прошел час или два, и наконец до меня дошло, что раз он работает на меня, а не на кого-то другого, то значит я могу использовать его рабочее время так, как мне угодно. Я подозвал бригадира и сказал, делая лицо безразлично-скучающим, насколько это возможно, что вон тот парень мне нужен внизу – кое что притащить, помочь. Не знаю, заподозрил он что-то или нет, но во всяком случае на его лице ничего не отразилось. Он кивнул, подошел к пареньку и, указав на меня, что-то ему сказал. Тот с таким энтузиазмом прискакал ко мне и встал возле, ожидая распоряжений, что мне захотелось его как-то успокоить и объяснить, что надо поменьше проявлять своих эмоций. С другой стороны, конечно мне было приятно чувствовать его готовность и желание тусоваться со мной. - Пошли, - поманил я его рукой, и мы спустились вниз. В районе шестого-седьмого этажа не было ни одной живой души – все работы сосредоточились либо наверху, либо внизу, где уже шла отделка помещений. Я завел его в комнату, пол которой был застелен пластиком, и сказал ему сесть. Удивленный, он сел на пол, продолжая при этом смотреть на меня так, как наверное, влюбленная невеста смотрит на жениха:) - Снимай кеды, - приказал я ему, и он тут же послушался и стащил их со своих лап, снова воззрившись на меня в ожидании указаний. Ожидания меня не обманули – его лапки были такие же красивые, как и ножки вообще, и теперь, когда он сидел, вытянув их перед собой и немного играясь ими, было чертовски приятно смотреть на них и испытывать и нежность, и какие-то еще глубокие эротические чувства. - Подвигай немного своими ножками, - сказал я ему. - Так? - Он немного пошевелил лапками, согнул колено одной ноги, затем другое, немного повернулся на бок. - Да, - кивнул я. – Так. У тебя очень классно получается, мне нравится смотреть… Он снова широко улыбнулся. Меня удивило, что он так отдался своей роли –ложился животом на пластик, выпячивая попку, поворачивался на бок, вытягивая и сгибая ножки, проводил руками по ляжкам и коленкам… если не знать, что это парень, его легко можно было бы принять за девочку. Я взял стул, стоящий в дальнем углу, притащил его и сел прямо перед ним. Заметив, что я смотрю на обнаженную полоску его живота, он быстро стащил с себя футболку, оставшись в одних шортах. Его живот, спина, плечи были не менее красивы, чем ножки, и сильно захотелось прикоснуться, полапать этотемно-коричневое мускулистое тельце. Иногда он сосредотачивался на своей игре, а иногда начинал следить за моим взглядом, и если я смотрел на его живот, он начинал его поглаживать, трогать, а если я переводил взгляд на его лапки, он бралих в свои руки и потискивал, гладил. Ждал ли он от меня какого-то вознаграждения? Денег, комфорта? Если и ждал, это ничего не меняло в том видимом удовольствии, которое он испытывал от того, что делал. Я понимал, что в общем уже нет ни малейшего смысла в том, чтобы поддерживать некую эротическую дистанцию между нами. Конечно же он понимает, что я смотрю на него не просто как на что-то красивое или забавное, но и прежде всего как на что-то возбуждающее. Видимо, вот из таких мальчиков и получаются трансики, каких немало и в Индонезии, и в Таиланде, и на Филиппинах, где к ним относятся как к совершенно нормальным людям, чего не скажешь о европейцах, для которых это является хоть и приемлемым явлением, но не более того. Говоря об отношении европейцев к трансикам, уместно использовать слово «терпимость», что достаточно точно отражает настороженность и даже отторжение, которое они испытывают. - Ты бы хотел пить гормоны и стать трансиком? - Да, - просто ответил он. – У меня нет на это денег. - Но если бы были деньги, ты бы стал их пить? - Да, обязательно стал бы. Хотя может быть уже и поздно… - Мальчиком быть тоже совсем неплохо, - улыбнулся я. - Конечно, неплохо. Он вытянул свою лапку и коснулся меня, но мне не хотелось переводить наши отношения в сугубо сексуальную плоскость. Во всяком случае, не сейчас. Больше возбуждала вот такая игра, когда мы оба всё понимаем, когда он чувствует мое возбуждение, а я чувствую его желание отдаться мне, стать моей мальчиком-девочкой, и при этом оставлять небольшое расстояние, не переходить грань между скрытой и открытой сексуальностью. Надолго ли меня хватит? Ну, по крайней мере на сегодня, наверное, хватит…:) Подумав об этой грани, я испытал захватывающую фантазию, от которой мое возбуждение подпрыгнуло и зависло где-то под потолком. Что если спать с ним? Но именно спать! Не занимаясь сексом, и даже не лаская друг друга откровенно, а просто валяясь рядом, прикасаясь телами, аккуратно трогая, чувствуя возбуждение друг друга. Это был бы совершенно необычный для меня опыт, и такие фантазии вызвали целую свору необычных переживаний, которые словно переливались, искрились, и я так и замер, чтобы не спугнуть их, не сбить грубыми ощущениями. А потом нахлынули грустные мысли. Сейчас, когда я был наполнен такими нежными переживаниями, стало особенно ясно, как жестоко то насилие, тот садизм, которое взрослые творят над детьми, а заодно и над самими собою. Ведь эротические и сексуальные чувства создают поразительную почву, на которой так легко пробуждается и произрастает все живое, по-настоящему человеческое. Почему-то сексуальность относят к животному миру, к чему-то такому, что ниже человека, недостойно его. Это ведь полная ерунда. Сексуальность – это именно то, что лежит в самой основе всего человеческого в его самом высоком смысле. Я не знаю, что испытывают животные, когда трахаются – наверное что-то примитивное, ведь у них нет ни эротических ласк, ни сексуальных игр. Какой же смысл приравнивать секс людей к сексу животных? Может быть нам и кушать перестать на том основании, что так делают и животные, и крысы и даже червяки? Сексуальное, эротическое – это то, из чего так легко и спонтанно вырастает и радость, и нежность, и, как ни странно, чувство собственного достоинства, способность сопереживать и доставлять удовольствие. Убивать в ребенке сексуальность, прививать ему чувство стыда обнаженного тела, чувство вины от сексуального наслаждения, создавать в нем слепые уверенности, уничтожающие само стремление к сексу, саму способность наслаждаться сексом, стремиться к нему – это значит тупо и жестоко, огнем и мечом вырезать в нем способность жить, развиваться, искать и находить то, что наполнит его жизнь и сделает его человеком. Я протянул руку мальчику, он взялся за нее, и я притянул его к себе, посадив на колено. Он доверчиво положил руку мне на плечи и затих, пока я поглаживал его невероятно красивые ляжки. Прямо перед моим лицом был его сосочек, и я не удержался и провел по нему языком. Вся его правая половина тельца тут же покрылась крупными мурашками, и его пальцы крепче ухватились за мое плечо. Если бы он был на год младше, и если бы об этом узнали, я мог бы получить пятнадцать лет тюрьмы. А если бы я лизнул его попку? А если вместо моего плеча он ухватился бы за мой член? Сколько ненависти и презрения, сколько желания убить и растерзать могло бы вылиться на меня? Наверное, в этих действиях заключено что-то ужасное, и самое ужасное заключалось бы в «совращении» - в том, что этот мальчик дрожит от возбуждения? Некоторые люди используют нож, чтобы убить, в то время как другие – чтобы срезать ветку и построить шалаш. Вещи не бывают плохими или хорошими сами по себе, как можно этого не понимать? Так же и секс – он может быть актом насилия или любви, им можно раздавить или возвысить, обокрасть или обогатить, так как же можно его запретить? Как можно кастрировать его, отрезать от него всё, что и делает его сексом, а не актом совокупления червяков? Как можно оправдать то изуверство, с которым секс низведен до акта продолжения рода (типично для червяков) и оправдан лишь в супружеском контексте? Давайте запретим ножи и молотки, так как ими можно убить. Давайте запретим веревки, ведь на них можно повеситься. Как может это чудовищное охуение царить среди людей?? Я выпрямился и приподнял голову. Его красивые живые глазки были прямо передо мной. Он смотрел совершенно открыто, немного удивленно и чуть игриво. Мы не знаем языка друг друга, мы живем настолько разными жизнями, мы настолько далеки друг от друга в своих привычках, интересах, увлечениях, мы попросту живем на разных полюсах – я, взрослый интеллектуал-миллионер, и он – нищий неграмотный пацан. Даже трудно вообразить ту пропасть, которая нас разделяет, но при всем при этом, несмотря на все эти стены и пропасти, сейчас мы очень близки друг к другу, и нас связывает и сближает вот этот взгляд – глаза в глаза, и эти объятия, прикосновения наших тел, и то возбуждение и та нежность, которая этому сопутствует. Я усилием воли вырвал себя из этих мыслей. Рэнд был прав – что толку травить душу? Уж если человечество охуело от ненависти к сексу и от страха секса, то с этим ничего не поделаешь. Это не в моей власти, что-то в этом изменить. Это можно только попробовать пережить. Я встал со стула и шлепнул его по попке. Понравилось, что он без всякой сентиментальности вскочил и умотал обратно наверх, в проеме будущей двери обернувшись и снова улыбнувшись до ушей. Сегодня я попробуюпоспать с ним, и посмотрим, что из всего этого выйдет… А вышло из этого то, что вечером меня затянули до полуночи мои дела – сначала я не мог оторваться от второго тома Куратовского, потом другое, третье, а рабочие, работающие в дневную смену, ложатся спать в девять…, так что я удовольствовался предвкушением, а ранним утром, чуть ли не в шесть, когда третья смена рабочих ушла спать, а первая приступила к отделке помещений на нижних этажах, в ворота въехал какой-то джип, и из него вывалился… Рэнд, конечно, и это положило начало той истории, которую я хочу тут описать. - Отличный бардак! – Проорал он, указывая на стройку и перекрикивая стук лопаток плиточников, выкладывающих внешние стены будущего отеля, и визг электроножовок, кромсающих металлические балки. - Какой еще бардак, - нарочито обиженно ответил я. – Тут полный порядок, между прочим. Смотри… Я подвел его к широкому стенду, который торчал перед зданием. Он был разделен на несколько частей в соответствии с календарем – понедельно, и испещрен сотней присобаченных к нему бумажек. На каждой бумажке был указан определенный фронт работ, ответственный за неё и дата завершения. По мере того, как что-то доделывалось, бумажка уничтожалась, и появлялись новые. - Все под контролем! – Гордо заявил я. – Ноу-хау. - Да, впечатляет, - покачал головой он. – Ну если тут у тебя такой порядок, то вряд ли ты откажешься съездить со мной на вулкан? Дела подождут? - Вулкан? Дела-то конечно подождут… впереди еще полгода, и я бы спятил, если бы не делал перерывов. Думаю съездить куда-нибудь, отвлечься. - Съездить тоже можно, - отметил Рэнд, - но сначала вулкан. Я улыбнулся, понимая, что ему не обмануть меня своей нарочитой небрежностью. Совершенно ясно, что не для того он приехал, чтобы посмотреть на каркас моего отеля и посетить вулкан. - Залезай в джип и поехали. Наученный тяжелым опытом, теперь свой бизнес я строю так, чтобы он работал на меня, а не я на него, поэтому в любых проектах я всегда нахожусь как бы сбоку, имея возможность в любую минуту вовлечься в процесс или, наоборот, вывалиться из него. Это очень, очень важно. Поэтому я просто переоделся в чистую одежду, и спустя минуту мы уже ехали на запад. Говоря о вулкане, Рэнд имел в виду, конечно же, Иджен, расположенный на восточной оконечности Явы – там, где она почти соприкасается с Бали. До паромной переправы от моего отеля ехать на машине около часа, и на той стороне -еще примерно два часа до площадки, где начинается парк и пешеходная тропа, ведущая на вулкан. Это довольно популярное у туристов место, но не в такую рань, и мы, отбившись от местных навязчивых «гидов», пошли в кальдеру, выплатив им полагающуюся дань, прикупив заодно воды и марлевые повязки. Вид сверху на этот спящий вулкан очень впечатляет. В центре - большое горячее озеро нереально зеленого цвета. В этом озере, правда, не вода, а едкая смесь соляной и сернойкислот, в которых растворены тысячи тонн алюминия! Да, представь себе – целое озеро кислоты глубиной в двести метров. И можно спуститься прямо к его берегам по хорошо набитой тропе, по которой непрерывно курсируют вверх и вниз добытчики серы, вытекающей из трещин в земле и застывающей прямо тут же, у самого озера. Время от времени из этих трещин вырываются ядовитые сернистые газы и плотным белым облаком застилают видимость – для этого и нужны марлевые повязки и вода, которой их надо смачивать, но даже в повязках нельзя соваться в такое облако. Удивительно, но многие местные добытчики серы ходят тут без повязок. Конечно, в выбросы серного дыма они не суются, но даже в «чистом» воздухе внутри кратера – устойчивый едкий привкус сероводорода. Можно только догадываться, что у них там вместо легких… Мы спустились вниз, подойдя прямо к трещинам в земле, извергающим жидкую серу. Сначала она медленно течет, еще горячая и густая, темно-красного цвета, но остывая и твердея, она становится привычно желтой, превращаясь в хрупкий твердый материал, по консистенции напоминающий пемзу. Иногда из-под земли вырывались клубы сернистого газа, но мы просто отходили в сторону, и они поднимались вверх и растворялись в воздухе. Тропа подходила прямо к тому месту, где активнее всего сера изливалась из-под земли, и где местные соорудили специальные трубы, по которым она стекает на землю и застывает тут. Отходя от очередных выбросов ядовитых облаков, мы подошли ближе к озеру, так что участок земли, выбрасывающий жидкую багровую серу, оказался между нами и тропой. Нам замахали руками, что-то бормоча на малайском, но Рэнд был занят тем, чтобы найти удобную опору на камне и не соскользнуть с него в серную лужу, а на меня напала какая-то нерешительность, и вдруг в эту минуту со всех сторон одновременно, со зловещим шипением, словно вокруг нас стая кобр, вырвались серные облака, и стали неожиданно шириться и уплотняться, заливая собой все пространство. Носильщики побросали свои корзины и бегом помчались к тропе, и у нас еще оставалась возможность прорваться через густые клубы, и я до сих пор не понимаю – почему мы этого не сделали? Наверное, причина кроется в убаюкивающем эффекте окружающей природы – солнечный теплый денек, вялые и флегматичные носильщики вокруг, красивое озеро… и потом, эти столбы дыма мы уже видели много раз за последние пятнадцать минут – лучше мы просто постоим тут на берегу, пока дым не развеется… Кажется, ход моих мыслей был примерно таким, но в последующую минуту этот поток вялых рассуждений был самым драматическим образом разорван и смят. Клубы вырывающегося из-под земли серного дыма почему-то и не думали прекращаться, а совсем наоборот – становились гуще и гуще, приобретя уже зелено-желтый густой цвет. Путь к тропе теперь был перекрыт полностью, и мы не смогли бы туда пробиться, даже если бы решились залезть внутрь ядовитого облака со своими тощими намордниками – там просто совершенно ничего не было видно, абсолютно. В глазах стало сильно щипать, и мы попятились дальше вдоль озера, чтобы отодвинуться от дыма и переждать его там, но Рэнд вдруг толкнул меня в бок и ткнул пальцем – сквозь просвет я увидел, что носильщики продолжают удирать, причем они умудрялись бежать вверх! И тут до меня дошло, что мы попались всерьез. Путь вверх был совершенно исключен, так как перед нами вздымалась почти отвесная скала, из которой, к тому же, тоже начал валить густой желтый дым. Через пару минут здесь, внизу, будет настоящий ад из плотных сернистых паров. Можно обильно смочить водой какую-нибудь тряпку и закрыть ей лицо – это даст определенные шансы. Можно было бы еще отойти немного в сторону, ближе к скале, но черт его знает, не потечет ли и оттуда расплавленная сера?? Мы содрали с себя футболки, налили на них воды и прижали к лицу. Видимо, надо было делать это раньше – глупая нерешительность в таких ситуациях может дорого стоить. Глаза щипало все сильнее, и я сдуру решил промыть их водой, и когда отнял футболку от лица, то невольно совсем немного вдохнул. Этого оказалось достаточно, чтобы навалился резкий кашель, и я понял, что дело стало совсем плохо. Все, что оставалось мне теперь, это терпеть. Я встал на колени, прижав к лицу майку, и удерживал ее плотно прижатой, несмотря на резь в глазах и болезненный кашель. Обнаженными плечами и спиной я чувствовал резкие и горячие завихрения воздуха и понимал, что вокруг нас сейчас настоящий ад. Вспомнилось, что на глубине озера температура кислоты достигает двухсот градусов… интересно – насколько горячими могут быть испарения? Если сначала будет обожжена кожа от высокой температуры, и затем ядовитые кислотные газы начнут осаждаться на ней… в воображении стали рисоваться крайне неприятные картины, и мне пришлось усилием воли это прекратить. Рэнд словно почувствовал, что мне сейчас хреново. Он сжал рукой мое колено и успокаивающе похлопал по нему. А что толку успокаивать? Дерьмовая история… и как же по-дурацки мы в неё вляпались! Я снова откупорил бутылку с водой и полил ею футболку. Жарко, очень жарко, даже горячо. При такой температуре футболка будет быстро высыхать, и когда в бутылке кончится вода, сухая ткань уже не сможет меня защищать, и вот тогда будет полная катастрофа – газ проникнет в легкие и начнет разрывать их кашлем, отравляя меня и разъедая изнутри. И это, между прочим, смерть… Это слово – смерть – всегда произносится легко и воспринимается примерно так же, как «космос» или «зеленые человечки». Мы знаем, что смерть есть, но разве мы можем себе её по-настоящему представить? Разве можно по-настоящему представить то, что вообразить невозможно просто по определению? Ведь ничто, совершенно ничто не является чем-то, похожим на собственную смерть. Можно представить умирание – болезненное или легкое, но это совсем другое дело. Боль можно научиться терпеть, её можно преодолевать, от неё можно наконец просто мучиться и сойти с ума, но при всём при этом она остается чем-то понятным в том смысле, что она есть, она переживается, и значит есть и ты сам, но смерть? Тот, кто пережил клиническую смерть и снова вернулся к жизни, тоже не знает – что такое смерть, так как когда он был мертв, по определению его не было. Он выключился и включился, но что было «между» - он не знает и не сможет узнать никогда, так как «не быть» и означает отсутствие чего-то, что может быть пережито. Можно ли вообще говорить о смерти как о чем-то реальном, существующем? Так же, как мы говорим о настроении, о печали или радости, о цветах и насекомых, ощущениях и мыслях? Не есть ли это детская логическая ошибка? В математике есть символ бесконечности, и в уравнениях он может присутствовать наряду с числами и переменными, но «присутствовать» не значит «быть подобным». В детстве, занимаясь математикой, я часто думал о том - что такое бесконечность, и каждый раз в своих тщетных попытках натыкался на то же самое препятствие – бесконечность нельзя вообразить, как и смерть. Как только начинаешь думать о бесконечности как о чем-то «невероятно большом», ты фатально попадаешь в капкан логических ошибок и абсурда и выпадаешь из области математики. Как только мы начинаем думать о смерти, как о чем-то, стоящем в одном ряду с другими явлениями и событиями, мы перестаем заниматься психологией и переходим в область комиксов и беспочвенных фантазий, отдаляющих нас от реальности, какой бы она ни была, и когда мы говорим о смерти как о чем-то, стоящем в ряду переживаемых явлений, мы говорим на самом деле не о ней самой, а о том, что испытываешь, когда ее представляешь. И когда смерть вдруг оказывается совсем рядом, прямо вот тут, когда она осознается неотвратимой и волнующе близкой, тымог бы почувствовать этот привкус приближения тайны, и мог бы даже испытать восхищение и своего рода чувство восторга от неминуемого погружения в неизведанную ткань небытия, если бы не обычная в такой ситуации паника, ошеломляющий страх или боль, острое чувство жалости к себе или ужаса – всё то, что подавляет собою, полностью размазывает тонкие переживания от приближения невыразимого и невообразимого. Паники у меня не было, а уверенность в том, что я сейчас умру, была уже если не совершенно твердая, то по крайней мере очень к этому близко, потому что ситуация неотвратимо ухудшалась, и ничто не предвещало спасения. Хотя кашель и унялся, но становилось всё жарче, и волосы на голове всётак же взлохмачивались резкими порывами вырывающегося из-под земли ядовитого дыма. Я буду жить только до тех пор, пока есть вода. Значит надо любой ценой сохранять влажной футболку! - Снимай штаны и оборачивай ими голову, чтобы сохранить воду!! – Изо всех сил проорал я Рэнду. - Да! – Услышал я в ответ. Придерживая футболку одной рукой у своего лица, я с помощью второй стащил с себя штаны. В кармане что-то зашуршало, и я чуть не закричал от радости. Я ведь сунул туда полиэтиленовый пакет, в котором продавец дал нам бутылки с водой! Решил выкинуть куда-нибудь в урну, да так и забыл, когда стал рассматривать причудливые куски желтой пористой серы, продающиеся прямо тут. Кусочек мусора принес с собой обещание жизни. Я достал его, разорвал пополам и протянул половину Рэнду. - Положи его между футболкой и штанами, вода дольше удержится!! В моменты крайнего отчаяния, когда, казалось бы, спасения уже нет и быть не может, очень важно не терять присутствия духа. Очень важно до последнего, до последней секунды искать пути спасения, быть внимательным к обстоятельствам. Это правило несколько раз спасало мне жизнь и раньше - и когда мы ходили на восхождения с большим запасом энтузиазма, но с чрезмерно маленьким опытом, и когда меня уносило в бездну. Возможно, оно спасет и сейчас. Я, стараясь быть аккуратным, вылил последнюю воду, плотно прижал футболку к лицу и сверху наложил на неё полиэтилен, обмотав затем штанами. Оказалось, что эта конструкция пропускает недостаточно воздуха, так что пришлось снова разматывать штаны и проделать в пластике пальцем несколько дырок.Теперь сталокомфортней, насколько можно говорить о комфорте в такой заднице… Неожиданно стало очень смешно, когда я представил, как мы тут будем выглядеть, когда дым рассеется – в трусах, с целой мотней тряпок на голове, стоя на коленях, словно молясь серным вулканическим богам.Как бы не стать родоначальниками нового карго-культа:)… Теперь у нас появился час или даже два, а два часа – всё-таки достаточно большой период времени, и есть неплохие шансы, что серные выбросы прекратятся. Я отгонял от себя воспоминания о том, что «гиды» говорили, что иногда кратер бывает недоступен по полдня или даже целыми днями… Ну, в таком случае нам крышка, и тут уже сделать что-либо будет невозможно. Остается просто ждать. Чего-чего, а терпения у нас с Рэндом хватит, хватило бы везения. - Проблемы? Невзрачный мужчина лет сорока подошел к нашему столику, пододвинул себе стул и присел рядом. Мы сидели в небольшом кафе у начала дороги, ведущей к кратеру. Наш столик стоял на деревянной открытой веранде с видом на гору, но мне захотелось сесть к вулкану спиной – на сегодня гор было уже достаточно. Сделав заказ, мы как бегемоты облились теплой водой из-под крана, и сейчас уже наслаждались холодной колой и омлетом. Еще час назад казалось, что за холодный душ я отдам всё, и в горячечных мутных фантазиях я плескался в воде целыми часами… а на самом деле хватило пяти минут. - Нет, у нас все в порядке, спасибо…эээ… послушайте, мы предпочли бы…, - я начал было отшивать его, но он, добродушно улыбнувшись, лишь плотнее придвинулся к столу, и до меня стало доходить. - Да, задержались немного, - ответил Рэнд. – Что у вас? Мужчина перевел взгляд на меня и посмотрел так ласково, что я прямо задумался – нет ли в этом какого-то подтекста. Очередной клиент Рэнда, по-видимому. Пока Рэнд объяснял ему, что в этом задании ему будет крайне необходим помощник, и что я уже давно, и что он мне, и я ему и прочую лабуду, я рассматривал мужчину и пытался угадать – какого свойства будет его проблема. Судя по виду, самый обычный такой домовитый мужик, хозяин,как говорится. Руки мощные. Наверное, трактора этими руками водить – одно удовольствие, ну или шины ремонтировать. Я представил себе, как он голыми руками сдирает покрышку с тракторного колеса, и получалось очень даже ничего, но слишком уж похоже на Голиафа, раздирающего пасть льву. С фантазией у меня всё-таки слабовато. И наверное что… у него угнали трактор? Нет, причем тут Рэнд. Он изменил жене, и она его выгоняет из дома, а он так привык к своему сараю и своим отбойным молоткам, и надо, чтобы Рэнд объяснил его жене, что когда муж изменяет, то это здорово, значит жена ему не наскучит, так как разнообразие полового опыта… Жена представилась сначала хилой и тщедушной стервой, а затем почему-то наоборот – эдакой румянощекой дояркой с веслом в руке, почему-то, которым она и огрела по его голове, когда узнала… похоже, я все-таки отравился серными парами, иначе какого черта в голове такая пошлая хрень? Я тряхнул головой и заказал еще колы. Сейчас пройдет. Мужчина замолчал и оглянулся. Вокруг нас никого не было, кроме владельца кафе – старого индонезийца, и еще рядом с верандой отдыхали двое носильщиков серы. Почти все они выглядели на шестьдесят, но говорят, что им от силы тридцать – дольше они просто не живут… специфика работы… - Извини…, как тебя зовут, - вмешался зачем-то я. Ну, карась он на то и карась, Рэнд сам меня подзуживал, чего мне теперь стесняться… Мужчина неторопливо перевел взгляд на меня и снова улыбнулся просто-таки чарующей улыбкой, так что я, как полный идиот, не удержался и сам стал ему так улыбаться, словно испытываю сладчайшие чувства. Затем, отрезвев, я усилием стащил улыбку со рта и мысленно раздолбал её об стену, после чего стал внимательно рассматривать доски, которыми были обшиты стены домика. Чувствовал я себя при этом как полный дебил. - Хорошо, - произнес он, обращаясь к Рэнду своим мягким, убаюкивающим голосом. – Я опишу суть проблемы и вы мне скажете – беретесь или нет. А вообще… хорошо, что ты меня сюда вытащил, - мечтательно произнес он, потягиваясь всем телом. – Здорово тут, ну просто чудесно, ей богу. Горы, деревья, тропа уходит вдаль… здорово, просто здорово, замечательно. Спасибо, Рэнд. На лице Рэнда не промелькнуло ничего. Вообще ничего. Мне даже стало немного неловко. Тот со всей душой, так сказать, а он… - Ну? – Только и произнес Рэнд. Мужчина потер свои мощные руки и положил их на стол, слегка наклонившись вперед. Я невольно тоже подвинулся поближе, но поймал себя на том, что снова подстелился, и откинулся обратно на спинку. Не стоит наверное упоминать, что Рэнд и не шелохнулся. - Провалился агент, - коротко произнес мужик. - Стоп, стоп! – Воскликнул я, перебивая его. – Рэнд, какой еще агент, ты что?? Тебе мало киллеров в Химэджи? Ты вообще кто, мужик? - Это Интерпол, - мягко пояснил Рэнд. – Если я помогу им, они потом помогут мне. Пойми, Энди, мне нужны связи. Иногда… Ну например, если бы у меня не было подобных возможностей в Японии, то в Химэджи все могло бы кончиться очень плохо. Понимаешь? Кто мог предположить, что простая семейная бытовая проблема выльется во всё это? Проблема в том, что мы на самом деле никогда в точности не знаем подоплеки. Мы видим только то, что нам показывают, а это неудобно, а порой и опасно. - Ну это ведь не значит, что надо самим лезть в пасть к крокодилу? - Не значит, - согласился Рэнд. – Я не собираюсь оказывать такие услуги постоянно, но для того, чтобы они помогали мне, хотя бы иногда я должен помогать им. Простая арифметика, и тут ничего не поделаешь. Жизнь заставляет их быть прагматичными, а для меня это – подстраховка. Это та цена, которую я готов заплатить за то, чтобы продолжать жить своей жизнью и быть в большей безопасности. Если это неприемлемо для тебя – скажи сейчас. Ты должен выбрать. - Мог бы сказать раньше! - Зачем? Мы никуда не торопимся, спешки нет. - Вообще-то есть, - скромно заметил мужик. – Фактически, на счету каждая минута… Вот на кого он не был похож так это на человека, у которого на счету каждая минута! Чертовски не хотелось лезть в эти дела, связываясь с Интерполом и всей их грязью. С другой стороны… будет у меня еще такой шанс? Ну, собственно, тут и спрашивать не о чем, конечно не будет. В качестве «хвоста» Рэнда я могу соприкоснуться с этим миром. Я полностью доверял Рэнду в том, что он берется за это задание не потому, что его вдруг потянуло в мир бешеного криминала, а потому, что это необходимая жертва. Значит скорее всего, это опыт разовый. Впечатления… а ведь впечатления могут быть интересными. Ну… это аргумент слабый, осадил я сам себя. Жизнь дороже, а впечатления… есть тысячи, миллионы способов получать острые впечатления, не влипая в дерьмо. Важно другое. Опыт с Рэндом. Если я откажусь сейчас, я мало того, что не получу какого-то важного опыта, я, возможно, просто стану для него менее удобным партнером, а вот этого не хотелось. Не хотелось совсем уходить на периферию его жизни, потому что мне нравились и эти приключения, и то, что я выносил из нашего общения. - ОК, я готов, - я поднял ладони слегка вверх, словно сдаваясь. – Ты меня убедил. Итак, агент провалился… - Агент под прикрытием работал полгода в одной бандитской структуре, занимающейся торговлей оружием, - продолжил как ни в чем не бывало Бонд (раз уж он отказался говорить свое имя, пусть будет Бонд, блин…). – К сожалению, работа под прикрытием сопряжена с необходимостью совершать поступки, которые… - Преступления, - перебил его Рэнд. - Совершенно верно, - кивнул Бонд. – Преступления. Иначе просто невозможно войти в доверие, стать своим. Проблема в том, что не каждый агент с этим справляется. Психологически, я имею в виду. Наш агент… назовем его Макс, с этим не справился, причем в самый последний момент. Готовится очень большая сделка, которая позволит нам выловить очень важную дичь на уровне правительства некоторой страны, и позавчера, на последних переговорах, он не справился с собой. К несчастью, пострадал близкий для него человек… я не буду вдаваться в детали, это неважно, но суть в том, что Макс вынужден был, фактически, бездействовать, чтобы вся операция не завалилась. И это оказалось для него слишком..., так что когда на той встречевнезапно всплыла информация о том, что кто-то из присутствующих – агент, и когда начались разборки, он вспылил, обругал всех последними словами, обозвал их подонками, убийцами, ублюдками, преступниками и пожелал им провалиться в ад, после чего встреча перестала быть конструктивной, так сказать, но к нашей удаче, он благополучно ушел, и более того - никто не был убит. И теперь, - Бонд откинулся на спинку стула, - получается, что всё было напрасно. Все деньги, все усилия, и, что самое, эээ…, неприятное, человеческие потери. И тут одно известное тебе лицо, - он взглянул на Рэнда, - посоветовало обратиться к тебе. Ну я и подумал, что хуже уже не будет, а вдруг ты что-то придумаешь? - Конечно придумаю, - резко произнес Рэнд. – Уже придумал. - О… Похоже, у Бонда других слов не нашлось, чтобы выразить и свое удивление и сомнение. - Решение есть, и оно простое, - повторил Рэнд и замолчал. Бонд тоже выдержал паузу, ну и мне наконец-то удалось подавить своё неудержимое любопытство и не ударить в грязь лицом, хотя шорох от моих предательски ерзнувших по столу локтей вряд ли ускользнул от внимания этих прожженных хитрюг. - Я так понимаю, - продолжил Рэнд, - что если ты здесь, значит по вашим данным тема поиска предателя там еще не закрыта, и существует возможность еще одной встречи? - Совершенно верно, - кивнул Бонд. – Такая возможность существует, так как люди там и неглупые, и упёртые, и им жизненно важно в точности вычислить предателя в своих рядах, и вся эта странная ситуация сама по себе для них не очень убедительна, ведь на кону – огромная цена. Те люди в правительстве, которые покрывают весь этот бизнес, настаивают на том, чтобы были получены твердые доказательства. - Почему же им их не дать? - Мы готовы. У нас есть кое-что, что позволит подставить другого человека, но… - Но для этого должна состояться новая встреча, и если ваш агент будет неубедителен, то… - То его не просто убьют, конечно, - перебил Бонд. – С ним сделают такое, о чем вам лучше бы и не думать, ведь они захотят вытянуть из него максимум информации, ну и отомстить нам побольнее. Понимаете, какова ситуация? - Решение… всё равно есть, - повторил Рэнд. – Чисто теоретически… - Что это значит? - Это значит, что логика необходимых действий ясна, но воплотить её в жизнь сможет только… очень, очень сильный и очень подготовленный человек. - Сильный в каком смысле? - Вопрос лучше поставить иначе: «подготовленный» в каком смысле… Мне даже трудно это объяснить…, - Рэнд замялся и застучал пальцами по столу. – Сама по себе схема проста, и её нетрудно реализовать в тех или иных конкретных словах и действиях, суть которых заключается в том, чтобы подсказать им нужную интерпретацию. - Например? - Да очень просто. Если бы Макс был в самом деле агентом Интерпола, лучшим из лучших, а ведь другого бы не послали на такое задание… - Так он и есть…, - попытался вставить Бонд. - Плевать, - отмахнулся Рэнд, - слушай. Если бы Макс был лучшим из лучших, он вообще смог бы вот так по-детски сорваться? Бонд секунд пять молча таращился на Рэнда, а потом кивнул с некоторым сомнением. - Да, это понятно, но как-то… - Несерьезно? Конечно, вы не привыкли полагаться на психологию в чистом виде. Вам подавай документы, вещественные доказательства, пистолет к башке приставить, то, сё… я не спорю, что всё это здорово и полезно, но когда под ногами больше нет никакой почвы, когда нет никаких инструментов под руками, то даже чистая, рафинированная психология может отлично сыграть свою роль. Тут весь вопрос в том – как ее подсунуть, как внедрить этот, своего рода, психологический вирус, чтобы он проник в объект незаметно и начал бы в нем свою работу. В конце концов мы все люди, не стоит этого забывать. - Эти люди имеют существенные отличия от других, Рэнд, - возразил Бонд. – Их жизнь – это война. Непрерывная война, и фронт проходит везде. Можно сделать ошибку. Могут прихлопнуть спецслужбы, включая нас. Могут предать свои же, причем на любом уровне. Простого охранника можно подкупить, свой же родственник может начать клановую борьбу за влияние, и так далее и так далее. Нет ничего безусловно надежного, нет никого, кому можно всецело доверять. Какая тут психология? - Да самая обычная, - продолжал гнуть свое Рэнд. – Люди всегда остаются людьми, даже если условия жизни меняют их психику самым причудливым образом… - Мне это стало понятно еще в детстве, - внезапно для самого себя перебил его я. – У меня в школе был директор. Мужик лет пятидесяти. Его боялись все, ну совершенно все – и учителя, и самые хорошие ученики, и самые плохие, и родители учеников, кем бы они ни были, ну вот все поголовно. Он не орал, не угрожал, не унижал – он действовал как-то иначе, я уж не знаю, как у него это получалось, а может он и сам этого не знал. Ну неважно… Так вот, получилось так, что готовясь у репетитора к поступлению в институт, я оказался в одной группе с другим мальчиком, который оказался сыном этого директора. Спустя пару месяцев мы с ним сблизились, и он стал приходить ко мне в гости – мы играли в шахматы, бесились и даже иногда спали вместе… нет, Рэнд, просто спали:), - рассмеялся я, заметил его удивленный взгляд. – И наконец как-то и я решился заглянуть к ним в гости, и то, что я увидел, потрясло меня даже больше, чем новый японский видеомагнитофон, который тогда был для нас чудом из чудес. Человек, одно упоминание которого вгоняло в ступор, в домашней обстановке был эдаким добродушным медвежонком, которого совершенно без зазрения совести тиранили все домашние. Особенно поразительным было и то, что я, как бы войдя во внутренний круг их семьи, автоматически был включен в их социальную схему. В самый первый день директор еще иногда бросал на меня свои убийственные взгляды, словно будучи не в состоянии сразу отказаться от восприятия меня, как своего вассала, но вскоре он стал вести себя со мной совершенно так же, как с другими. Это был… Я усмехнулся и развел руками в попытке выразить свои эмоции. - Когнитивный диссонанс, - подсказал Рэнд. – Да, каждый человек, каждый великий тиран или преступник имеет внутри себя область, в которой он слаб и добродушен. Самый конченый подонок и садист может ласково возиться со своим внучонком и стоять перед ним на цыпочках. Психология в самом деле является очень шаткой основой, но не потому, что она шатка сама по себе – на самом деле влияние слепых уверенностей на самого сильного человека огромно. На психологию трудно опираться потому, что у нас нет достаточно четких критериев адекватности ее использования. Это – чистая эмпирика плюс очень большое количество действующих факторов, большое количество вариантов их влияния. Простым расчетом, ну действуя как компьютер, тут многого не добиться, и, как ни странно, мы сами с нашей собственной психикой и можем стать достаточно чуткими инструментами проникновения в психику чужую. Ну естественно, если есть соответствующая тренировка. - Что это нам дает, Рэнд? – Было заметно, что Бонд не очень понимает смысл этого разговора, и ему не терпится перейти к чему-то более конкретному. - Сам факт его психического срыва, - продолжал Рэнд, - мы можем использовать как доказательство его чистоты в их глазах. Как именно это подать… это ерунда, - он махнул рукой, - логистику тут продумать несложно… очередной эмоциональный выкрик Макса, пара нужных слов, эмоций, и в их головах эта мысль возникнет сама собой, это легко. Рэнд взял свой стакан с уже потеплевшей колой и, отпив глоток, поморщился и показал хозяину кафе, чтобы тот принес новую порцию. - Трудно будет другое. Макс должен сам в это все поверить. По-настоящему, понимаешь? Иначе, в условиях, когда он находится под таким серьезным подозрением, ему их не убедить. - Вполне вероятно, что они прибегнут к детектору лжи. Собственно, это почти наверняка, - заметил Бонд. - Ну вот я и говорю, - кивнул Рэнд. – Но с детекторами лжи ваши работать наверняка умеют, правильно? Бонд кивнул. - И это они тоже понимают, поэтому детектор лжи им на самом деле нафиг не нужен. Это будет скорее как отвлекающий фактор, чтобы подозреваемый расслабился. Он же знает, что умеет обманывать эту нехитрую штуку, и расслабится, а переубеждать-то на самом деле надо будет не железку, а людей. А люди там, скорее всего, те еще волки. И чтобы они ему поверили, навыков обмана полиграфа будет недостаточно. Совершенно недостаточно. - Согласен, - кивнул Бонд. – И что делать? Рэнд вздохнул и с каким-то сомнением покачал головой. - Наверное, ничего не сделаешь. Я не знаю, как у вас там решаются дела. Я не знаю, на какие жертвы и риски готов Макс, но… посылать его туда, это… Рэнд сделал неопределенный жест рукой, и, взяв стакан с колой из рук подошедшего индонезийца, стал неторопливо его пить. Бонд тоже задумчиво молчал. Интересно, что этот невзрачный мужчина с внешностью доброго дядюшки, так легко очаровывавший меня своей открытой улыбкой, оказался какой-то важной фигурой в Интерполе, и убить человека ему, наверное, вообще ничего не стоит ни физически, ни морально. Даже голыми руками… я покосился на его руки «тракториста», и мне захотелось держаться подальше от них. - Значит, что-то всё-таки сделать можно, я правильно понял? – Произнес Бонд. - Сколько у нас времени? - Несколько часов. Почти ничего. - Ну к себе «в поле» вы нас не пустите, это ясно, а в штаб-квартиру лететь бесполезно… сколько времени потребуется, чтобы доставить Макса сюда? - Шутишь? – Изумился Бонд. – У нас нет времени на цацканья. Он уже тут, естественно. - О…, - с уважением протянул Рэнд. – Да, это разумно. Мне как-то подумалось, что таскать его сюда просто для того, чтобы выяснить, что ничего не выйдет, было бы… Бонд рассмеялся. - У тебя довольно специфические представления о нашей работе, друг мой, - добродушно прогудел он, и его лицо, только что абсолютно серьезное и сосредоточенное, снова приобрело облик доброго дядюшки-тракториста. – Я, как видишь, тоже проделал шестнадцатичасовой путь лишь для того, чтобы проверить довольно эфемерную возможность. - Ты мог бы сначала поговорить по телеф…, - начал было я, и прикусил язык, сообразив, что идея туповата. Они даже не покосились в мою сторону. Ну и черт с вами, снобы… - Если мы начнем работать прямо сейчас, сколько у нас все-таки есть времени? – Еще раз уточнил Рэнд. - Ну… с учетом времени на обратную дорогу… я думаю, часов четырнадцать. Если повезет. Если не повезет, то десять-двенадцать. Все зависит от того, на какое время будет назначена следующая встреча. Предварительно мы уже сделали несколько телодвижений, чтобы предотвратить немедленную катастрофу, так что встреча наверняка будет назначена, они нуждаются в ней, чтобы окончательно расставить точки над «i», но как-то повлиять на сроки мы не можем, так что когда Макс получит информацию, он должен будет немедленно вылетать. Или не вылетать, если мы решим, что игра имеет слишком мало шансов. В общем, давайте исходить из четырнадцати часов. - Хорошо. – Рэнд встал и, отсчитав деньги, положил их на стол. – Поехали. Макс сейчас на Бали? - Да. - Пусть снимет коттедж в TamanSelini – там есть двухэтажные коттеджи, небольшой парк и пляж – уединенное место, удобное для наших целей. Мы едем туда немедленно – я и Энди. Ты будешь где-то рядом? - Я всегда где-то рядом. Это прозвучало несколько двусмысленно, но чего еще можно ожидать от этих людей? Обратно мы ехали молча, сидя на заднем сиденье. Рэнд дал мне понять, что сейчас его лучше не отвлекать, и делал какие-то пометки у себя в блокноте. Когда паром причалил к Бали, Бонд вышел из машины и исчез, а джип помчался к отелю. Рэнд повернулся ко мне и стал как-то пытливо разглядывать. - У меня получится, не сомневайся, - с улыбкой успокоил я его. – А что, собственно, надо делать? - Мне нужен какой-то источник обратной информации. Макс наверняка окажется человеком с психикой, которую мы с тобой посчитали бы нездоровой, и мне будет трудно опираться на его свидетельства, поэтому нужен ты. Мне нужна обратная связь, ничего больше. Используя твои данные как своего рода реперные точки, и аппроксимируя их на психику Макса, я смогу… ну постараюсь, по крайней мере, добиться оптимального результата. - Отлично, я согласен! А теперь лишь осталось понять, о чем идет речь:) Надеюсь, ты не заставишь меня лежать на гвоздях? - Я заставлю тебя делать кое-что посложнее… дело вот в чем. – Он взглянул на часы и с сомнением покачал головой. – В ближайшие двенадцать часов мы устроим марафон, в течение которого Макс должен будет научиться управлять уверенностью. Ну не то, чтобы «управлять», конечно, но скорее получить первоначальные навыки и применить их к своей ситуации. Ты должен будешь учиться вместе с ним и давать мне информацию, которую я буду сличать с тем, что будет говорить Макс. Будем надеяться, что он окажется столь же неординарным человеком, как и его начальник, и сможет успеть чему-то научиться. - Ты считаешь, что Бонд – неординарный человек? - Кто? А… смешно, да… Ну конечно, Энди. А что, он показался тебе глупым? - Не глупым, нет. Но… простоватым все-таки, хотя и опасным толстячком. - Простоватым? А по-твоему, он должен хищно щурить глаза и изрекать цитаты из ЛаоЦзы?:) Добродушный толстячок-домосед – именно таким он и должен быть для всех. Кстати, я уверен, что на его теле вряд ли найдется лишний грамм жира, так что «толстячок» скорее всего состоит из сплошных мышц, и он удавит тебя одной рукой, если захочет. Я же вижу разницу в том, как двигаются люди, покрытые жиром, и люди, состоящие из мышц. Он умело скрывает это, в том числе и грамотно подобранной одеждой. Ладно. В общем, ты готов? - На марафон? Абсолютно. Рэнд отвернулся и больше не проронил ни слова вплоть до того момента, когда наш джип въехал в ворота. Я много раз проезжал мимо этого отеля, естественно, но никогда не заглядывал внутрь. Коттедж оказался и в самом деле довольно удобным и уединенным, заросшим всевозможной зеленью. Веранда второго этажа закрывалась, ко всему прочему, еще и бамбуковыми жалюзи, так что при желании здесь можно было уединиться, не опасаясь случайного постороннего взгляда. На территории было абсолютно тихо, и если иногда до нас и доносилось шуршание ног, то это было скорее исключением. Ресторан стоял прямо у моря, и нас отделял от него вытянутый от ворот к морю парк, так что и оттуда не было шума. |
Похожие:
 | Реферат Тема: «Касимов: милая провинция» Как вечный Рим на семи холмах стоит древний Касимов на семи оврагах. Вот уже почти восемь с половиной веков любуется город своим... |  | Тема наших занятий гипноз. Мы могли бы тут же затеять спор, есть... |
| Отчет о мероприятиях по патриотическому воспитанию молодежи в 2013 году «70-летие Сталинградской битвы в вов», «Как это было», «Барнаул глазами его постоянных жителей и тех, кто приехал сюда учиться»,... | | Сценарий мероприятия, посвященного празднику 1 сентября фон 01 ... |
| Прощание с 1 классом Дорогие ребята, уважаемые взрослые, сегодня для всех необычный день, мы прощаемся с первым классом! Почти год назад в ясный солнечный... | | Реферат Тема: «эгп города Еревана» А ереван может! В 2012 году город отметит свой 2794 день рождения. Это древнейший город был основан в 782 году до н э когда только-только... |
| Эссе "Как я поступала в вуз" Важно не только видеть каким стал город, но и каким он был, что ему удалось пережить и свидетелем каких событий были его архитектурные... | | Цель: Закрепить знания о истории своего города, продолжать обучать... ... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Удивительный этот дом – школа. Здесь все перемешалось: детство и зрелость, наука и искусство, мечты и реальность. Школа живет своей,... | | Сценарий последнего звонка Каждый год в этот яркий майский весенний день мы собираемся в этом зале, прощаемся с выпускниками школы. Для них в этот день звенит... |
| Исследование пещер. Спелеология это наука, сложнейшие путешествия... Утвердить прилагаемую областную целевую программу "Создание общественных спасательных постов в местах массового отдыха населения... | | Оцени свои знания о глаголе на начало урока: вид Вновь зарей восток озолотило. 2 Не зря меня сюда манило притягивало и влекло. 3 Ожила природа весной и хочется скорее в лес. 4 Темнеет... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Посторонний человек, посетив школу в «День перевертыш» очень удивится. Учителя, почему-то, стали намного моложе, а в воздухе царит... | | Эссе на тему «Усть-Илимск-город-романтик» Для меня Сибирь самая прекрасная. Где бы я ни был, в какой бы райский уголок не забрасывала меня судьба, пусть то южный берег Крыма,... |
| Говорит Сетх у меня нет физического тела, но я пишу эту книгу Меня в буквальном смысле можно назвать писателем-призраком, хотя я не люблю таких слов. Действительно, глазами меня не увидеть. Мне... | | Урок №38 Тема Этот урок. И прежде чем мы отправимся в путешествие за знаниями, посмотрите внимательно сюда. Вы видите на горлышке бутылки сваренное... |
