Коллаж как способ реконструкции истории образования
Скачать 417.07 Kb.
|
| Коллаж как способ реконструкции истории образования Елена Пенская Реформирование тех или иных областей социума проходит, как правило, в трех измерениях. Прежде всего проведение реформ опирается на систему экспертных оценок настоящего положения дел отрасли, прогнозирование последствий. Предполагается также, что анализ предшествующих этапов, учет прошлого опыта является необходимым фактором, влияющим на принятие актуальных решений, направленных на изменение сложившейся ситуации. Образовательные реформы постсоветского периода на протяжении ряда лет, как известно, сталкиваются с предсказуемыми трудностями и сопротивлением общественных групп. Не в последнюю очередь эти обстоятельства объясняются исторически. Но история образования – сфера неопределенная, в России она так и не сложилась: не разобраны и не систематизированы архивы русских, советских государственных и партийных структур, курирующих политику образования, не проанализированы статистические данные, отсутствует комплексная интерпретация образовательной инфраструктуры, которая позволила бы понять механизмы функционирования издательств, обслуживающих сферу, научных институций. Этот список «отсутствующих звеньев» может быть расширен. Но мы видим свою задачу не в перечне лакун, а в инвентаризации, пусть приблизительной, тех практик, что сложились в данном историко-образовательном секторе. Разумеется, речь может идти об отдельных «островках», частных случаях, исследовательских казусах, но никак не о последовательных и систематических действиях. Цех историков образования достаточно узок, попытки описаний разрозненны1. В настоящее время можно выделить несколько аналитических подходов к истории российского образования, фокусирующихся преимущественно на модернизационных процессах2: - герменевтический метод, предполагающий детальный разбор отдельных исторических эпизодов, а затем их синтез, собирание целостной картины периода на основе сборки и комментария основных факторов, повлиявших на становление доминирующих тенденции в тот или иной период. Примером герменевтического подхода может служить монография Красовицкой Т. Ю. Модернизация российского образовательного пространства. От Столыпина к Сталину (конец XIX века -- начало (20-е годы) XX в. М.: Новый хронограф.2011. В данной работе сравниваются два проекта переустройства образовательного пространства: имперский и советский, показаны механизмы их реализации управляющими структурами и персонажами применительно к огромному поликультурному региону. Анализируются ресурсы традиционного образовательного пространства России (мусульманские, иудейские, буддийские), а также достижения российской науки, образовательный потенциал элит, структуры и учебная база традиционных школ как базовые в условиях исторически «запаздывающего» процесса в неевропейском культурном поле. Особо выделено противостояние элит, предлагавших свои проекты российским народам, отличающимся друг от друга языками и религией, традициями. Обращается внимание на сходства и отличия политических средств и целей, острое внимание к выдвижению на первый план проблемы обучения на родных языках, особенно при внедрении в содержание образования светских дисциплин. Красовицкая Т.Ю. намечает, точно комментирует и «деконструирует» ключевые моменты эволюции большевистского, а затем советского образовательного строительства. Так, выясняется , что несмотря на готовность большевиков «перевернуть» всю систему образования, лишь в октябре 1918 г. были приняты «Основные принципы единой трудовой школы», наспех сочиненные А.В.Луначарским. Несмотря на то, что в них выдвигалась здравая идея «изучения человеческой культуры в связи с природой», она так и не была подтверждена соответствующими, то есть качественно новыми, школьными программами. Это позволило в начале 1930-х годов совершить поворот к системе образования, которая обслуживала интересы государственной власти, а не интересы общества. - другой метод – антропологический сквозной, рассматривающий какой-либо феномен образовательной системы в его развитии, на пересечении социо-культурных и политических сред. Концентрированно данный подход представлен в серии объединенных междисциплинарных семинаров «Антропология советской школы». Авторы проекта декларируют эмпирический выбор тем, оставляя за собой право остановиться на самых репрезентативных. В этот разряд, по логике авторов, попадают следующие: 1)тексты - учебники, хрестоматии, словари, тетради, наглядные пособия и эфемерные тексты, написанные на доске и произносимые в классе. В целом учебные тексты претендуют на универсальное и нормативное представление мира и человеческого знания. Школа несомненно сыграла определённую роль в формировании фонда стереотипов и знаний взрослых носителей советской культуры. Нам бы хотелось оценить масштаб и характер этих влияний и попытаться найти общее среди моря частностей; 2)Изменения в политической жизни страны непосредственным образом сказывались на теории и практике учебного процесса, сменялись одна за другой образовательные парадигмы. В то же время какие-то составляющие школьного образования, в том числе и унаследованные с досоветских времен, сохранялись или даже возрождались обновленными;3)Профессия учителя, несмотря на пристальный к ней интерес историков педагогики, в антропологическом смысле представляет собой почти сплошное белое пятно. Так, остаются практически не изученными учительские традиции, учительские династии, стереотипия учительской биографии, не говоря уже о корпусе учительского фольклора (приметы, сны, рассказы о выпускниках и пр.);4)Советская школа в определённый момент оказалась неотделима от пионерской организации. Пионерская ритуальная практика — это не просто внешкольный досуг, а форма регулирования и контроля жизни советского школьника за пределами класса. В целом пионерия и школа образуют своего рода воспитательный и идеологический симбиоз.http://sovietschool.org.ru/Main . В ходе реализации данного проекта прошли конференции и выпущены качественные сборники материалов 3. Отметим, что «детская» тема в целом и тема «советского детства» в частности на наших глазах становится самостоятельным трендом в антропологических исследованиях образования. К этому сюжету мы еще вернемся чуть позднее в наших рассуждениях. - третий подход – условно- импрессионистический. В основном его можно обнаружить в публицистических и научных сочинениях, которые имеют отношение к новейшей истории российского образования. В них представлены документы, факты, впечатления, собран непосредственный опыт участников и свидетелей основных перемен, маркирующих эпоху реформ последнего двадцатилетия. Несмотря на внешнюю объективность, данные работы фиксируют все же частный ракурс и демонстрируют субъективизм в освещении событий4. На одной из работ, появившихся недавно и никак не отрефлексированных, нам хотелось бы остановиться подробнее, поскольку нам кажется, что в этом вроде бы сугубо конкретном случае отразились все упомянутые подходы к истории российского образования с их плюсами и минусами, достоинствами, недостатками и особенно болезнями. О некоторых доминирующих тенденциях удобней говорить, порой, разбирая кейс. В качестве подобного case-study мы бы предложили обсудить дилогию: Фаусек Ю.И. Русская учительница. Воспоминания Монтессори-педагога. Кн.1 – М.: ФОРУМ, 2010;Сороков Д.Г. Русская учительница. Семейные истории и метод научной педагогики Юлии Фаусек. Кн.2 – М.: ФОРУМ, 2010. Данная дилогия есть некий симптом идеологического и технологического характера. Попробуем рассмотреть особенности. Итак, Юлия Фаусек. Почему об этом стоит говорить? Буквально два-три десятилетия сформировали умственную почву, на которой выросло новое «рубежное» поколение, почти целиком пошедшее в расход, под «нож» в революцию, в годы террора и политических погромов науки, растраченное в войнах. Загадок у той поры – досоветской и советской – немало. Но один из вопросов, на который, очевидно, невозможен рациональный ответ и прямое объяснение, заключается в том, что эта стремительная растрата человеческого ресурса, тем не менее обернулась и обратным – доброкачественность все же успела дать свои плоды. Доброкачественность как норма поведения в науке и в образовании, совсем не исключение, не штучность, а именно массовость. Она быстро сгорела, но видимо, и осевший пепел породы оказался настолько питателен, что продукты сгорания держали как могли систему до последнего. Книга про Юлию Фаусек,талантливого учителя, бестужевку (выпускницу знаменитых Бестужевских курсов), ученого-зоолога, одну из первых русских женщин, получивших доступ к академической кафедре, вроде бы отвечала моим ожиданиям, потому что – в анонсе обещалось - она составлена на основе рукописей, неопубликованных материалов, дневниковых записей. Мне думалось: скорее всего - то, что надо – архивы заполнят одну из существенных лакун в нашем представлении о том, как и откуда взялось это поколение «последнего редута», «Шипки», «Варяга». Оно выстояло в Первую мировую, пережило две революции, Гражданскую, голод, сталинские репрессии, Отечественную войну, блокаду. Счет потерям превосходил всякую меру. «Оборонщики», «обреченные», они знали про свою «метку» горем. Мне казалось, что книга самой Фаусек, или о ней – это возможность представить тот сгусток людей, тот концентрированный избыток культурных сил, расходование которых дало в будущем долгий и устойчивый эффект, несмотря на плановое уничтожение. Артистический, художественный, литературный, политический, философский и естественно-научный слой спеклись, образуя единую человеческую породу. Среди личных знакомых и друзей семьи Юлии Фаусек числятся цареубийцы Андрей Желябов и Александр Ульянов, писатели (Вс.Гаршин), физиологи Н.И.Сеченов и Н.Е.Введенский, химик Д.И. Менделеев, зоологи С.М.Герценштейн, К.С. Мережковский (брат писателя Д.С.Мережковского), Н.П.Вагнер, еще и писатель, сказочник (“Сказки Кота-мурлыки”), романист, знакомый Чехова, психолог и спиритист (занимался вместе с Бутлеровым, но последний научно исследовал медиумизм, а Вагнер больше фантазировал). Перечень разнообразен и далеко не полон. Биография каждого по насыщенности пережитого – исторический роман или захватывающая новелла. Литераторам не давали покоя успехи естествоиспытателей, и те, и другие никогда еще так остро не испытывали взаимный интерес и необходимость сотрудничества. Может, это была иррациональная тяга. Литераторствующие ученые и ученые литераторы – привычная картина рубежа 19-начала 20 века. Каково происхождение этой умственной энергии, этого запаса сил? Как скрестились здесь биология с историей? Как обустроены исторические корни этих междисциплинарных симбиозов? «Гигантские крылья девятнадцатого века — это его познавательные силы. Познавательные способности девятнадцатого века не стояли ни в каком соответствии с его волей, с его характером, с его нравственным ростом. Как огромный, циклопический глаз — познавательная способность девятнадцатого века обращена в прошлое и в будущее. Ничего, кроме зрения, пустого и хищного, с одинаковой жадностью пожирающего любой предмет, любую эпоху. …все науки превратились в собственные, отвлеченные и чудовищные, методологии (за исключением математики). Торжество голого метода над познанием по существу было полным и исключительным, — все науки говорили о своем методе откровеннее, охотнее, более одушевленно, нежели о прямой своей деятельности. Метод определяет науку: сколько наук, столько методологий…И все науки вместе шарили по беззвездному небу (а небо этого столетия было удивительно беззвездным) своими методологическими щупальцами, не встречая сопротивления в мягкой отвлеченной пустоте… Европеизировать и гуманизировать двадцатое столетие, согреть его телеологическим теплом, — вот задача потерпевших крушение выходцев девятнадцатого века, волею судеб заброшенных на новый исторический материк. Теперь не время бояться рационализма. Иррациональный корень надвигающейся эпохи, гигантский, неизвлекаемый корень из двух, подобно каменному храму чужого бога, отбрасывает на нас свою тень»5. Это метафорическое высказывание Мандельштама появилось неслучайно в 1922. Вот оно: «потерпевшие крушение выходцы девятнадцатого века». Это про них, про эту среду, окружение, про саму Юлию Фаусек и ее педагогику. Учительство как один из возможных способов «согреть телеологическим теплом», «гуманизировать» иррациональность очередного виража истории, очередной петли. Не сразу проступивший тяжелый бред века двадцатого укрощался рациональным энциклопедизмом всех тех, кого «новый исторический материк» поглотил позднее без разбора. В руинах смешались народовольцы, академическая профессура, артистическая богема. Это они, «энциклопедисты», совершили прорыв, пробили брешь истории и науки. И все поголовно учительствовали. Учительствовали празднично в самых разных формах и обстоятельствах. Учительствовали органично, естественно и просто, щедро делясь избытком личных запасов, которыми наградила природа. Учительствовали жадно, словно бы зная, что им отпущен короткий срок. «Телеологическое тепло» педагогики – необходимое условие, важный побочный продукт сжатой пружины, мощного ресурса «познавательных сил». Тогда же – в конце 1910-х- в 1920-е годы – возникают совсем точечные очаги работы с маленькими детьми, готовившими их к взрослой жизни в разрушенном мире. В Европе к тому времени существовали всего две системы дошкольного воспитания — фребелевская и монтессорианская. И та, и другая предполагала «штучное» свободное воспитание, наблюдение за каждым ребенком и создание условий для его развития. Фридрих Фребель, философ, романтик, последователь идей Песталоцци, старше. Еще в 1820-х придумал школы, специальный «детский сад» и обучал «детских садовниц» выращивать маленьких творцов. А к 1826 году сложилась его главная книга «Воспитание человека», в которой он упорядочил свой опыт. Суть фребелевской авторской методики заключалась в том, что дети в игре и через игру осваивали необходимые навыки, чтобы стать людьми, способными прежде всего к творчеству. По замыслу Фребеля, деятельное участие в занятиях принимали родители , семьи. Родители вместе с хорошо подготовленными воспитателями, предполагалось, в условиях «детского рая» помогут раскрыться ребенку. К середине 19 века существовало несколько таких заведений для младшего возраста6. В России последовательниц немецкого опыта называли «фребеличками». Имя Марии Монтессори узнали позднее. У нее другой путь. К своей философии и концепции «детского дома» в прямом и переносном смысле она пришла в 1900-х через психиатрию, антропологию, изучение гигиены, через работу с больными умственно отсталыми детьми. Любопытно, что воспитание, по Монтессори, должно происходить в двух системах координат: с одной стороны,это последовательные занятия с учениками, а с другой, не менее последовательная научная школа, лабораторная площадка, где учитель и ребенок постоянно исследуют, изучают свои объекты, дети записывают наблюдения, а воспитатели изучают их поведение, психику, динамику сенсорного развития, контролирует себя и подопечных, постоянно экспериментируют, результатом чего становится правильно регулируемая свобода. Взрослый в этой системе – не руководитель, а только помощник, а каждый ребенок развивается сам, выбирая свой ритм. В 1920-е годы, когда поставлен основной диагноз «тотального крушения» - цивилизации, культуры, истории7 - на короткое время все эти педагогические пробы легализовались и в России, получили официальный статус, а «феребелички» и «монтессорианки» могли открыто полемизировать. Чуть раньше на анализе их деятельности Сергей Гессен, философ и педагог, работавший в России в первые годы прошедшего столетия, в рамках своей теории педагогики как «прикладной философии» обосновал принципы дошкольного образования. Но никогда еще «детсадовские войны» не обретали столь острый характер, правда, битвы между фребелевской партией и партией сторонников метода Монтессори были несмертельны. И те и другие могли жить. А вот «на смерть» убивали, уничтожали и разгоняли целые учреждения, которые не вписывались в жесткие рамки советского воспитания, - позднее в 1930-е. Пока еще в 1920-е масштабы склок носили относительно цивилизованный характер. Количественный перевес оставался на стороне «фребеличек», может быть, потому что немецкий образовательный вариант органичнее воспринимался в России. Московско-питерские сторонники Монтессори - А. П. Выгодская, А. А. Перроте, Т. Л. Сухотина, В. В. Таубман – оставались в меньшинстве. Среди них Юлия Фаусек, наверное, была самой последовательной и стойкой. В мае 1918 года Юлия Ивановна Фаусек открыла в Петрограде первый детский сад, работавший по системе Монтессори. Его посещали 200 детей в возрасте от одного года до девяти лет. Всего лишь чуть больше десяти лет она преподавала в Институте дошкольного воспитания и Ленинградском государственном педагогическом институте имени А. И. Герцена, занимается с детьми, читает лекции по педагогике Монтессори в петроградском Дошкольном институте; пишет и публикует статьи и книги («Детский сад Монтессори. Опыты и наблюдения», «Обучение грамоте и развитие речи по Монтессори», «Обучение счету по Монтессори», «Значение рисования в школе Монтессори» и др.). Как прошли эти годы? Почти в полном одиночестве. Единомышленников слишком мало. А те, что были поначалу, к середине 1920-х оказались предателями (из самых близких – В.В.Таубман), поймав конъюнктуру и быстро уяснив, что на приспоблении Монтессори к советской идеологической педагогике можно сделать карьеру. Травят Фаусек постоянно. Травят чужие, а потом свои, вчерашние друзья и соратники, устраивая провокации и мелкие подделки документов. Проверки, комиссии душили работу, а кульминация травли пришлась на 1925-1926 годы, когда в феврале на трехдневной московской конференции устроили настоящее судилище над монтессорианками. Правда, окончательный разгром растянулся, благодаря заступничеству Крупской. Она знала Юлию Фаусек, поддерживала ее практику, ей нравились идеи Монтессори: «Система игрушек Монтессори и направлена к тому, чтобы не словами, а подбором игрушек приучить самых маленьких детей к наблюдению и к упражнению своих внешних чувств»8. Но защита оказалась слабой, и в 1931 г. группы Фаусек расформировали. Решающую роль в этом играют педагогические взгляды Юлии Ивановны, согласно которым политизация воспитательной работы с дошкольниками является недопустимой. А воцаряющаяся государственная система стремится идеологизировать все вокруг — в том числе и систему воспитания маленьких детей, в которых требуется видеть будущих строителей коммунизма. Кроме того, примат коллективного воспитания и организация обучения по жесткой дисциплинарной модели приходит в явное противоречие с представлениями монтессори-педагогики о роли свободного выбора занятий в воспитании, об индивидуальном темпе и индивидуальной траектории развития каждого ребенка. С момента закрытия Монтессори-групп Фаусек больше не работает с детьми. Ее деятельность сосредотачивается на разработке обучающих дидактических материалов и их пропаганде. Только в этом она еще может сохранить верность идеям Монтессори.9 Дальше все закончилось очень быстро. Понижение по службе – сначала Юлия Фаусек – профессор, потом доцент, потом просто преподавательница – сменилось безработицей, почти что «волчьим билетом». Она просила коллег покойного мужа, бывших подчиненных. Ей либо отказывали, либо давали какой-нибудь совсем ничтожный заработок. Уничтожение дела всей ее жизни завершилось закономерным приговором времени: «Фаусек – фигура трагическая, а это не жанр советской педагогики».10 Так, финал ее жизни сомкнулся с началом. «Чувство ожидания необыкновенного жило во мне довольно долго… но мало-помалу оно уменьшалось… и, наконец, исчезло совсем, уступив место другому чувству – тоже ожидания, но не радостного, а тоскливого: какое огорчение … подстерегает меня…, чтобы вызреть в реальную беду?»11 Эта запись сделана Юлией Фаусек незадолго до смерти в блокадном Ленинграде. А после нее дальше – очень спокойный перечень, калькуляция бед, несчастий, одно тяжелее другого. Сухое подотчетное изложение. Итог. «Время слишком изобретательно на несчастья. Плакать давно уже не могу – нет слез. И по-прежнему трудно вспоминать и писать о горе». История Юлии Фаусек – это история в том числе и трех семейных гнезд – родительского дома, своего собственного и семьи брата Николая Андрусова. История «родо-племенных» связей, переплетений. Дети, племянники. Продолжения не последовало, потому что двадцатый век разорил все гнезда, смял до основания, разметав их, немногих выживших обитателей, по свету. С чего все начиналось? Было детство в приморском городе. Сначала в Одессе, потом в Керчи. Детство очень короткое, но «стилистически» совершенно «гриновское»: «алые паруса», созвездия, легенды про путешественников и дальние страны, диковинные книжки на разных языках, клады и культовые вещицы. Все это «богатство» приносил один человек, возвращаясь из плаванья - обожаемый отец, моряк - капитан Иван Андрусов, судоводитель от Бога, любимец адмирала Нахимова, после тяжелого ранения в Крымскую войну при обороне Севастополя ушел в отставку и поступил на службу вольнонаемным штурманом в Русском обществе пароходства и торговли. Ранние годы Юлии Андрусовой – это постоянное ожидание отца. Но однажды он не вернулся из очередного рейса осенью 1870 года. Во время бури его пароход разбился у берегов Анапы. «…держать оборону сего места – бороться за живучесть судна до прихода подмоги – остались несколько вольных добровольцев: отец, механик, машинист, боцман, матросы… Вместе они воевали под Севастополем, вместе же и отказались оставить пароход…»… Гибель отца детству положила конец. Но именно тогда, в то время возникло стойкое ощущение как завещание отца: надо всегда держать оборону своего места. И позднее это «оборонительное» свойство существования угадывается и в быту Юлии Андрусовой-Фаусек, в ее научных и педагогических штудиях. Наверное, если попытаться увидеть «ритм» во всех обстоятельствах ее жизни, то он преимущественно – в чередовании двух фаз: оборона, прорыв, оборона, снова прорыв. И так до последнего. Место отца в какой-то мере занял старший брат – Николай Иванович Андрусов, «ученый-романтик», страстно увлеченный наукой, настоящий демократ. Его короткий послужной список: геолог, палеонтолог, один из основоположников палеэкологии, пионер русской палеогеографии и палеокеанографии, член-кор (1910). Действительный член Петербургской (1914) и Российской (1917) академии наук. Автор трудов по стратиграфии и палеонтологии неогена Понто-Каспийского бассейна. Впервые установил «зараженность» глубин Черного моря сероводородом. Его исследования третичных отложений, особенно на Северном Кавказе и в юго-восточном Закавказье, актуальны до сих пор. Он буквально фонтанировал новыми идеями. Они становились импульсом для развития целых отраслей и разделов науки. Его жизнь – и детективный, и приключенческий, и любовный роман. Учился в Новороссийском университете, где в 1870-х преподавали Сеченов, Мечников. Они притягивали студентов. Участвовал в студенческих волнениях, собирал подписи против увольнения Мечникова, за что хоть и не был отчислен, но получил клеймо политически неблагонадежного, что закрыло ему путь в науку. Но позднее блестяще защитил диссертацию, участвовал в нескольких экспедициях, во время которых сделал несколько важнейших открытий, имевших поворотное значение для науки. Так, он решил загадку нефти, объяснив ее животное происхождение. Гипотезы Николая Андрусова подтвердились полностью позднее. Вся жизнь прошла в командировках. В один из коротких перерывов остановился в Петербурге, недолго в 1887-88 гг. преподавал в гимназии М.Н.Стоюниной, где работала тогда сестра Юлия и его будущая жена Надежда, дочь археолога Генриха Шлимана. Надежда и Николай. Говорили, были противоположными натурами. Он – огневой, летучий, вспыльчивый. Она – медлительная, спокойная, сосредоточенная. Трудно, горько и счастливо прожили они вместе больше тридцати лет, вырастили пятерых детей. Средний Вадим участвовал в Февральской революции и Белом движении. Его глазами А.И.Солженицын описывает эти события в книге «Красное колесо. Февраль 1917-го. Март 1917-го». Старший сын Леонид, зоолог, исследователь флоры и фауны Кольского залива, был мобилизован по приказу военного командования правительства Севера. В 1919 погиб в бою с Красной армией на Архангельском фронте. Николай Андрусов создал научную школу, и не одну. Всегда оставался кумиром и центром, в какую бы гимназическую или университетскую среду он ни попадал – в России или заграницей. Умел убеждать и покорять . Умел находить общий язык с самыми разными людьми, умел разговаривать просто и ясно, располагая и вызывая доверие, и поэтому в поездках нередко добывал редкую, ценную и малодоступную информацию. Николая Андрусова любили многие. Сильный, выносливый, он научился выживать, находить выход из самых безнадежных обстоятельств, делился энергией со всеми, кто оказывался рядом, но не сумел справиться с потерей старшего сына. Известие о его смерти стало роковым. Инсульт, затем паралич руки и ноги. Почти обездвиженный принимает решение вместе с семьей переехать в Париж, а потом в Прагу. До конца жизни он остался романтиком. В книге о Юлии Фаусек приведен фрагмент одного из последних писем к сестре: «…наука – это та область, где, может быть, более чем в какой-либо области человеческих отношений проявляется чувство единства и братства… Бывают и тут войны: проливаются чернила, по свойственной человеку слабости наносятся тяжелые раны самолюбию, но в этой войне, но в этой войне, может быть, меньше, чем где бы то ни было, играют роль национальности, и перед общими интересами науки исчезают границы государств…»12. Такое прекрасное донкихотство, очень характерное для стилистики 1920-х. 1924-й – смерть брата – и последний год относительно спокойной работы Юлии Фаусек, когда она еще могла много и плодотворно писать, публиковаться, путешествовать. Весна, осень, ранняя зима – она посетила все ведущие школы- Монтессори в Европе, в Амстердаме подружилась с Эйнштейном (проговорили взахлеб несколько дней подряд). Полезные встречи,конференции, доклады, выступления. Подъем и невероятный прилив сил чувствовала Фаусек во время командировок. А в России сгущались тучи. В связи с реформой вузов на основе выводов III съезда (25 октября 1924 года) о коммунистической дошкольной педагогике начался пересмотр работниками кафедр своих прежних позиций. 13 октября на конференции ПИДО принято решение создать комиссию по реорганизации в духе системы коммунистического воспитания детских садов института, которые якобы не отвечали требованиям, предъявляемым к детским садам как базам практики студентов дошкольного факультета. В отсутствие Ю.И.Фаусек первыми «дрогнули» и начали «сдавать» самые ближние, соратники, доверенные лица. В.В.Таубман продолжила «пересмотры» и приспособления системы Монтессори к марксистской педагогике, что после возвращения Фаусек привело к внутренней войне группировок. Но силы были слишком неравны. За короткий срок война была проиграна. В двадцатую годовщину смерти мужа Юлия Фаусек потеряла все. 1910-й в жизни Юлии Фаусек по-своему точно срифмовался с 1930-м. Вообще в ее биографии немало таких «рифмовок», параллелей, которые точно проецируются на экран большой истории. Эти проекции прочитываются еще и потому, что эти «гнезда», эти семейные кланы устроены очень тесно и проживают общую судьбу. Что произошло в 1930-м? В апреле полным ходом началась реформа высшего и среднего образования, предписывавшая полную перекройку вузовского сектора. Дополнительные учреждения –узкопрофильные вузы, созданные на базе институтов переходили в прямое подчинение отраслевых промышленных объединений, что означало перепрофилирование образования. В целом выстраивалась «вертикаль», в которой каждое низшее звено подчинялось высшему, и дошкольное воспитание, встраиваясь в новую систему, приобретало жесткого партийно-производственного заказчика. Реформа предполагала полную реорганизацию всех детских очагов, прежде всего опытных площадок и классов Монтессори, их «слияний» и «поглощений», замены старого преподавательского состава. Фаусек ушла со всех должностей ЛГПИ и вскоре уволилась совсем. С 1931 года зарабатывала вязанием шапок, штопаньем и вышивкой белья. Начала записывать, припоминать пережитое как «средство от депрессии». Лекарство подействовало, и совершенно отчетливо проступил в памяти страшный 1910-й, год, когда буквально сломалась жизнь, ушел стержень: 15 января произошла трагедия – покончил с собой старший сын, студент юридического факультета ИСПБУ, талантливый молодой психолог Всеволод. Причина самоубийства –неразделенная любовь к Наталье, племяннице Вс.Гаршина, близкого друга семьи Фаусек. По другим версиям Наталья, уже будучи невестой Всеволода, ушла к Борису Энгельгардту, филологу, переводчику13. Юлия пережила острое психическое расстройство, но все же нашла в себе силы вернуться к жизни. Младшие дети, трое сыновей и дочь, подрастали. А вот муж Виктор Андреевич Фаусек, блестящий зоолог, энтомолог, пропагандист женского образования, профессор Женского медицинского института, директор Высших женских курсов, так и не смог пережить гибель сына. Через полгода он скончался и похоронен на Волковом кладбище рядом с Всеволодом. Виктор и Юлия Фаусек – родственные натуры. Они оба – «художники» в своем деле, в преподавании. Виктор, безусловно, наделен был даром меткого слова, легкостью пера. Особое эстетическое чутье делало его своим в среде артистической, литературной . В тогдашней компании свободно уживались писатели и ученые(Плещеев, Чехов, Ладыженский, старший Мережквоский). Труды Фаусека по вопросам биологической эволюции, по эмбриологии беспозвоночных, по истории зоологии – захватывающее чтение даже и для непрофессионалов. Редактор издательства Брокгауза – Ефрона, своей рукой переписал и выверил несколько сотен статей, заложив основы естественнонаучной серии. Все они, и Андрусовы, и Фаусеки, и люди их круга, были буквально одержимы наукой. Наука составляла счастье и смысл, так естественно и просто. Спустя годы Юлия Ивановна вспоминала молодой кружок, где познакомилась с будущим мужем. « …горячие споры. И среди них всегда спокойное, дельное, иногда с оттенком юмора, замечание Фаусека». После этой фразы – точное замечание: «Юмор по отношению ко многим фактам российской действительности – изобретение, по-видимому, чисто национальное, вызванное необходимостью. Так часто он имеет значение дезинфицирующего средства для души, очищающего в ней место для творческой работы. Казалось, Фаусек был положительно старше нас всех– не годами, а подлинным знанием… того, как на самом деле устроена жизнь. И отсюда спокойная уверенность и органическое отвращение к компромиссам»14. В 1895 во время двухгодичной командировки на зоологическую станцию в Неаполе, семья жила в Италии. Пройдет немного времени, и Юлия Фаусек «заболеет» идеями Марии Монтессори. Творческая и научная одаренность отца передавалась детям. Все они закончили лучшие гимназии Петербурга, получили университетское образование. Погибли все. Средний сын Владимир заразился энцефалитом во время экспедиции в Среднюю Азию. Умер в Мариинской больнице в июле 1914 года, куда был доставлен уже больным с Бородинской пресноводной биостанции. Участь Николая, наверное, одна из самых тяжелых, но неотличимых от других судеб, раздробленных машиной репрессий. Владимир Викторович, более других походил на отца красотой, удачливостью, размахом, одаренностью. «Майский жук», он кончил знаменитую гимназию Карла Мая и уже в школе навсегда увлекся авиацией. С упоением говорил, писал, преподавал. Взлет его карьеры – стремительный: после Гражданской войны с 1925 – Академия воздушного флота, Московский авиационный институт, участник обществ Авиахим и Осоавиахим, за плечами около десятка опубликованных книг, серии статей. 20 декабря 1937 года арестован в связи с репрессиями против создателей реактивной техники – ведущих сотрудников РНИИ –НИИ-3 (Реактивного института), «детища» М.Н.Тухачевского. 15 марта 1938 обвинен в шпионаже, расстрелян и похоронен на «Коммунарке» (спецобъекте НКВД, располагавшемся на бывшей даче Ягоды).15 «Уж поздно: на траве равнины/Крыла измятая дуга.../В сплетеньи проволок машины/Рука - мертвее рычага...»16 До последнего, умирая от голода в блокадном Ленинграде, Юлия Ивановна Фаусек надеялась, что сын вернется. Вот и все. Нехитрые подсчеты показывают, что ее личная «Шипка», «оборона Севастополя», маленькая крепость, последний редут – тот самый детский сад, на входе в который значилось имя Марии Монтессори, - он возник как крохотный и хрупкий живой островок вопреки гибели ближних, наперекор потерям, горю и хаосу Гражданской. Вошло в привычку снова и снова строить на выжженной земле «с нуля». Сломаться, упасть, но найти силы и подняться. «После ухода из жизни моего мужа и двоих сыновей…начали мы (с братом – Е.П.) создавать все заново: я – в пятьдесят лет… Мой интерес – реформы в педагогике… Мои детища – Дом детей, Общество свободного воспитания и курсы по системе Монтессори…»17. Создавать все заново, поднимать, восстанавливать, спасать. Юлия Фаусек, человек невероятной силы и закалки, еще и тончайший рисовальщик -график(она была непревзойденным мастером зоотомических чертежей и рисунков, исполнение которых требовало высокой точности глаза и руки) выпестовала свою уникальную «каллиграфическую педагогику» - маленький твердый оплот посреди разрушенной России. Умирала Юлия Ивановна долго и трудно. После уничтожения своего дела в 1930-м словно бы и перестала существовать совсем. Дочь, накопив средства на фанерный гроб и машину, в марте 1942 похоронила скончавшуюся в феврале Юлию Ивановну в траншее братской могилы Волковского кладбища. Вероятно, в 1945 именно она передала в Отдел рукописей государственной публичной библиотеки им.М.Е.Салтыкова-Щедрина рукописи матери, 19 тетрадок с воспоминаниями.18 О ней самой и о детских педагогических затеях 1920-х скоро забыли наглухо. Вычеркнули совсем: ведь начались нешуточные времена. Только полвека спустя шабаш 1990-х вдруг охотно стал возвращать имена, прерванные традиции, высасывая их питательное вещество, быстро насыщаясь, отбрасывая шелуху и сухие шкурки. Монтессориантство 1990-х нашло новых адептов. Вернулась из небытия Юлия Фаусек как персонаж легендарный, полумифический, приспосабливаемый к новым условиям. Благо сохранилось ее наследие, книжки, пособия, дидактический материал, но самое лакомое – это записки, «Былое и думы» Юлии Фаусек. В 1990-е – 2000-е начинается «вторая жизнь» заново востребованного монтессорианства, как впрочем, и других нетрадиционных, несоветских педагогических практик. Фаусек, как центральная фигура, подлежала воскрешению. Но простят мне поклонники системы Монтессори безразличие (хороши все школы – и фребелевская, и вальдорфская) – только в тех случаях они полезны, если находятся в умных и талантливых руках. Педагогика – занятие штучное, полностью зависящее от личности наставника, и как бы мы ни грезили о конвейерности и технологиях, все равно уникальный опыт преподавания, если таковой имеется, с трудом повторяется и почти никогда не подлежит тиражированию. А подлинное от суррогата всегда ученики отличали безошибочно). Самое интересное, что и как возвращали, восстанавливали за последние 15-20 лет, как обращались с утраченным, какую историю в «ручном управлении» мы получили взамен. О способах обработки исторических документов, а следовательно, и читательского восприятия речь пойдет ниже. Сначала факты. Следует внимательно посмотреть, с какими «упаковами» документов, фактов, свидетельств мы имеем дело. Итак, «Русская учительница» - это по замыслу составителей – двухтомник, «дилогия». В первой книге – три части, 10 глав и послесловие редактора-составителя. Во второй книге также три части, но глав больше. Вот их перечень:
|
Добавить документ в свой блог или на сайт
Похожие:
 | Методические указания по разработке схем зеленых кормовых конвейеров... Способ реконструкции внутрихозяйственной оросительной сети с использованием мобильного оросительного оборудования 4 |  | В. дв основы реконструкции и реставрации В результате изучения дисциплины «Основы реконструкции и реставрации» обучающийся, в соответствии с фгос впо по направлению подготовки... |
| Использование метода проблемного обучения как способ мотивации учащихся на уроках истории | | История искусств План: искусство как культурный феномен, способ познания и преобразования мира, способ самопознания |
| Теория реконструкции истории человечества. Логический формализм много О порядке аттестации лиц, претендующих на замещение вакантной должности руководителя краевого государственного образовательного учреждения,... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Икт используются как способ самоорганизации труда и самообразования учащихся, как способ расширения зоны индивидуальной активности... |
| Эффективный способ рационального и прозрачного продвижения настоящих... Обсуждение тематики создания и использования портфолио в вузе опирается на такие взаимоопределяющие тенденции в развитии российского... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Цель: Изучить коллаж, как один из видов работы со слоями и модификации изображений |
| «Особенности различных видов человеческих отношений» Цель занятия: способ передачи знаний о духовном пути души и социальной реализации человека, воспитательная система, как способ передачи... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Коллаж возник, как отдельный вид художественного творчества в начале XX века во Франции. И до сих пор пользуется популярностью |
| Методическая разработка по теме: «Наблюдение как способ получения... «Наблюдение как способ получения ответов на вопросы о природе. Как мы наблюдаем?» | | Программа профессионального модуля пм. 04 «Организация видов работ... Организация видов работ при эксплуатации и реконструкции строительных объектов» разработана на основе федерального государственного... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Взаимодействие производительных сил и производственных отношений и их роль в развитии цивилизации. Способ производства. Общественно-экономическая... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Методическая тема. Формирование и развитие общеучебных универсальных умений и навыков как способ повышения качества знаний учащихся... |
| Игра как способ обучения английскому языку в учреждениях дополнительного... Который рекомендован преподавателям английского языка, работающим в сфере школьного и дополнительного образования детей. В нём приведены... | | Рабочая программа дисциплины «арттерапия как способ самовыражения» Государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования |
