Скачать 272.27 Kb.
|
4 ученик. В целом ряде песен ("Товарищ Ленин, а как у вас дела в аду?", "Бал Сатаны", "Родина моя" и др.) инфернальные ассоциации, способствуя многомерности сатирического обобщения, создают аксиологическую перспективу исторического пути нации. На взаимопроникновении реального и фантастического построено стихотворение "Бал Сатаны" (1990), где обозначенный в заглавии центральный образ становится метафорой советских десятилетий. В этом образе просматривается косвенная соотнесенность с контекстом известного булгаковского романа, тем более что в одной из дневниковых записей поэта содержатся весьма заинтересованные суждения о "Мастере и Маргарите", о тех "неземных силах", о том "другом измерении" бытия, которые стали здесь предметом художественного исследования. В стихотворении Талькова сатирическая заостренность мысли сопряжена с образом ада-мавзолея, с гротескным смещением реальных пропорций в картине мира, где возникает образ "невиновной стороны, // Что бельмом сияла белым // В черном глазе сатаны". Раздумья о потаенном, "ином измерении" истории приводят поэта к художественной интуиции о неминуемом возмездии, ожидающем страну за вольный или невольный союз с силами зла. В стихотворении же "КПСС" (1990) трагическая двойственность происходящих в общественной жизни процессов ("коммуняки покидают трон, // Сближаются с народом и каются") предстает в развернутом образе сердца России – Красной площади, в символике которой (звезды – купола – мавзолей) поэт улавливает мистическое отражение гибельных противоречий национального характера. В пронзительных стихах-песнях Талькова о России вызревает масштабное художественное сопряжение прошлого и современности. В стихотворении "Стоп! Думаю себе…" (1989) лирический герой предстает в качестве неутомимого правдоискателя, одинокого в своем поиске истины в национальной судьбе последнего времени и осознающего, подобно герою "Моей цыганской" Высоцкого, что "что-то тут не так". Трагифарсовые повороты исторического пути – от Сталина до "перестроечных" времен – рисуются здесь в резко сатирическом свете, с гротесковыми портретами советских вождей. За официальной лживой видимостью взгляд поэта-певца обнажает неприглядную сущность, а обилие сниженно-разговорной лексики знаменует его прямое обращение к слушательской аудитории, пребывающей под дурманом "перестроечных" превращений, "метаморфоз", как в одноименном стихотворении 1991 г.: Только вот ведь в чем беда: Перестроить можно рожу, Ну а душу – никогда. ВЫВОД записываем. Тальков-художник стал, как представляется, ярким выразителем умонастроения своего "смутного времени", с его брожениями, мучительными поисками утерянной национальной идеи и одновременно соблазном в одночасье предложить ее обществу, в значительной мере подавленному десятилетиями лживой пропаганды. Пророчески предощущая роковую краткость собственного земного пути, поэт стремился вместить в свои песни то бытийное содержание, ту духовную "программу", которые по-настоящему могли быть восприняты лишь спустя десятилетия. 5 ученик (3 минуты) Особенно яркой в свете лиро-эпического осмысления исторических судеб России стала баллада "Бывший подъесаул" (1990), наполненная глубокими художественными рефлексиями о трагедии национального раскола в ХХ столетии. Основная часть произведения выстраивается как эпически неторопливое, вдумчивое повествование-предание о судьбе и гибели бывшего подъесаула, ставшего в пору гражданской усобицы, разрыва вековых семейных связей ("проклятье отца и молчание брата") красным командармом. Как и в фольклоре, активной действующей силой выступает здесь природный мир, созданный Богом и хранящий в своих глубинах непорушенное единство с Творцом; фольклорный колорит проявляется и в дважды звучащем во время исполнения хоровом припеве из известной казачьей песни "Любо, братцы…". Река, волна, ветер, шумящая листва наделены в песне даром речи, будучи свыше призванными удержать казака от отступничества: Ветер сильно подул, вздыбил водную гладь. Зашумела листва, встрепенулась природа, И услышал казак: "Ты идешь воевать За народную власть со своим же народом!". Напряженный драматизм балладного действия сопряжен с раскрытием противоречий во внутреннем мире командарма, читающего по старой памяти молитву и одновременно сознательно преступающего Божье Слово, донесенное природой: "Божий наказ у реки не послушал". В шестой строфе "объективное" повествование прерывается авторским лирическим голосом – в исполнении этот фрагмент выделен особо: текст здесь не поется, а медленно, в тишине проговаривается каждое слово. Этот голос наполнен раздумьями о "последней черте" встречи человека с Богом, видящего весь его земной путь ("Наступает момент, когда каждый из нас // У последней черты вспоминает о Боге!"), о целой стране, оказавшейся у подобной "черты". Для командарма предел осознания своего греха оказывается роковым: утратив, подобно многим своим соотечественникам, опыт покаяния, он обрекает себя на гибельное отчаяние: Вспомнил и командарм о проклятье отца И как Божий наказ у реки не послушал, Когда щелкнул затвор… и девять граммов свинца Отпустили на суд его грешную душу. Примечательно, что композиционное единство баллады достигается благодаря символическому лейтмотиву памяти природы, противопоставленной духовному беспамятству нации, забывшей о Боге на "плацдармах" гражданской войны и революции. Тихий Дон, воплощающий мудрую преемственность, непрерывность бытия, хранит память и о "грешной душе" героя, и о его роковом самоотречении: А затон все хранит в глубине ордена, И вросли в берега золотые погоны На года, на века, на все времена Непорушенной памятью Тихого Дона. Жанр баллады актуализируется у Талькова и в связи с художественным осмыслением реалий современной российской действительности. ВЫВОД: Запись в тетрадях. В стихах-песнях Талькова используются разнообразные средства сатирического изображения современности, доходящего порой до прямой инвективы ("Кремлевская стена", "Совки", "Глобус", "Полу-гласность" и др.). В стихотворении "Полу-гласность" (1988), где бессмысленность системы "позднего социализма" передана в зеркале словесного абсурда ( "ПОЛУ-Гласность, // ПОЛУ-так: // ПОЛУ-ясность – // ПОЛУ-мрак"), обнаруживается жанровая и стилевая общность с хлесткой пушкинской эпиграммой – в частности, с известной эпиграммой 1824 г. на М.Воронцова ("Полу-милорд, полу-купец…"). Таким образом, содержательным стержнем "социальных" песен Талькова выступило глубокое постижение истории и современности России, духовных основ ее бытия, рефлексия об обретении национальной идеи. Острая публицистичность соединилась здесь с многослойной художественной образностью, лирические медитации – с "сюжетными" стихотворениями-балладами, драматическими "сценами", притчами, пророчествами, с их повышенной экспрессией в утверждении высших ценностей в поврежденном мире: А за окнами светится храм, А во храме есть Бог. Ну а если Он есть – То землей не владеть сатане! ("Не спеши проклинать этот мир…",1991) 2 группа Тема поэта и поэзии в творчестве Талькова. 6 ученик Размышления о смысле искусства, заключающемся, по убеждению Талькова, в "возрождении вечных понятий любви, красоты, гармонии, движении вперед к Правде, к Свету, к Истине, к Богу", о вольном духе, изначально присущем бардовской песне, имели существенную значимость в творческом самосознании поэта: "Я – бард. Я пишу и пою песни о том, что меня волнует. Свобода творчества – мой принцип". В освоении этой темы публицистичность, сатирическая заостренность и даже политическая злободневность мысли соединились у Талькова с проникновенным лиризмом, масштабными лирико-философскими обобщениями. Во многих стихотворениях деятельность поэта-певца неотделима от постоянного противодействия разного рода внешним силам. В известной песне "Сцена" тернистый путь поэта к сцене сопряжен с острейшей социальной борьбой, противостоянием силам зла и преисподней ("А дорогу к тебе преграждала нечистая сила"), которое порождало внутреннюю дисгармонию в душе творца ("в душе затаилась на долгие годы тоска"), преодолеваемую лишь духовным упованием на Высшую силу: "Да поможет нам Сила Господня!". Образ "антиидеала" в творчестве вырисовывается в таких сатирических стихотворениях, как "Этот путь" (1988), "Конкурс" (1982), "Правда" (1985), впитавших в себя традиции русской гражданской поэзии. В "Этом пути" в качестве такого антиидеала явлен "успокоенный талант" поэта-певца, "приструнившего свою струну" в угоду сиюминутной конъюнктуре. А в стихотворной инвективе "Конкурс" в горьких раздумьях поэта о торжестве "парада бездарностей" на конкурсе эстрадной песни возникают неслучайные реминисценции из известного монолога грибоедовского героя: А судьи кто! А судьи кто! А судьи кто?!! Как некогда сказал один поэт: "Сужденья черпают из забытых газет", И всем им по сто с лишним лет…". 7 ученик. Сам поэт несет в своем личностном облике черты борца-правдоискателя, осознающего собственную обреченность на гибель, но идущего, подобно "камикадзе", на решительную борьбу с Системой, "не боясь совсем порвать остатки связок, душу выворачивая…". Рефлексия о собственном жизненном и творческом пути порой приобретает в песенной поэзии Талькова характер обобщения судьбы поколения, сформировавшегося в атмосфере общественной лжи и лицемерия. В исповедальном, проникнутом самоиронией, стихотворении "Примерный мальчик" в истории взросления и внутреннего становления лирического "я" преломилась участь значительной части его современников, сознание которых, деформированное в условиях советской педагогики, оказалось сбитым, лишенным бытийных ориентиров. А потому и духовный поиск героя, его стремление к личностной свободе, самоидентификации, формы социального протеста имели, как показано в стихотворении, весьма противоречивое выражение: Читая книги не такие Тайком от всех по вечерам, На дискотеках лихо прыгая И посещая Божий храм. 8 ученик. В раздумьях о подлинной творческой свободе как о непременном условии бытия художника у Талькова различимы отголоски известного пушкинского сонета "Поэту" 1830 г. ("Дорогою свободной // Иди, куда влечет тебя свободный ум…"): Иду себе своей дорогой И, как за флаг, держусь за мысль, Что нет мудрее педагога, Чем наша собственная жизнь. Образ поэта, "крамольного" в отношении к официальной идеологии и усредненных стандартов творческого поведения, раскрывается и в таких стихотворениях, как "Друзья-товарищи" (1988), "Спасательный круг" (1989), "Призвание" (1986). В стихотворной притче "Бубен-тамбурин" (1984) в иносказательной форме – через антитезу кричащей музыки бубна и "самозабвенного", тихого "звучанья чудных арф" – выявляется драма одиночества лирического "я", чуждости его эстетического вкуса нормам массовой культуры, неглубоким запросам "забубенной публики". Особую значимость в русле рассматриваемой темы приобретали для Талькова размышления о трагических судьбах "властителей чувств и дум" современности – В.Высоцкого и В.Цоя, безвременная гибель которых была насыщена для него глубинным мистическим смыслом. В песне-реквиеме "Памяти Виктора Цоя" (1990) на первый план выступают онтологическая, религиозная трактовка земной жизни и "последних сроков" "целителей уставших наших душ", интуитивное прозрение собственного раннего ухода ("А может быть, сегодня или завтра // Уйду и я таинственным гонцом"): Глаза таких Божественных посланцев Всегда печальны и верны мечте, И в хаосе проблем их души вечно светят Мирам, что заблудились в темноте. Они уходят, не допев куплета, Когда в их честь оркестр играет туш: Актеры, музыканты и поэты – Целители уставших наших душ. Осмысление горького удела поэта в России в стихотворении "Природа объявила нам войну" перерастает в апокалипсическую картину национального бытия, оказавшегося у "последней черты" в своей оторванности от органических, природных основ жизни. В обобщающе-символическом ракурсе, в исповедальном слове лирического "мы" прорисовывается собирательный образ народа, мучительно возвращающего себе духовную и историческую память: И вот мы спохватились, каясь и моля, Когда над нами грянул гром и вздрогнула земля, И вспомнили про Бога и Иисуса во Христе, И вспомнили поэтов, что распяли на кресте. Вселенское обобщение собственной, осмысляемой с духовной точки зрения судьбы и пути Родины достигается в одной из ключевых и итоговых для Талькова философской балладе, песне-пророчестве "Я вернусь" (1990). Архетипический для русской культуры образ воскресения поэта "пусть даже через сто веков" и его возвращения в обновленную страну сопряжен здесь с глобальным обобщением истории России ХХ века – поры революций, войн (явных и скрытых, характеризующих общий климат общественной жизни), нищеты и "дождей из слез". Лейтмотив "боя" в самохарактеристиках поэта становится знаком его неослабевающей духовной и творческой активности: "Я завтра снова в бой сорвусь, // Но точно знаю, что вернусь". Напряженно рефлексируя о таинственной связи своего посмертного возвращения и "первого дня рождения страны, вернувшейся с войны", поэт раскрывает двуединство острого социального звучания собственного творчества и его задушевно-лирической струи: Я пророчить не берусь, Но точно знаю, что вернусь, Пусть даже через сто веков, В страну не дураков, а гениев, И, поверженный в бою, Я воскресну и спою На первом дне рождения страны, вернувшейся с войны. А когда затихают бои, На привале, а не в строю Я о мире и о любви Сочиняю и пою… 4. Сообщение ученика. при выявленном разнообразии мотивов песенная поэзия Талькова, ставшая заметным явлением и в эволюционировавшей авторской песне, и в целостном контексте отечественной поэтической культуры, вырисовывается как художественное единство. На сцене, в творческом уединении, в любви, в нелегкой социальной борьбе, постижении судьбы России – лирический герой Талькова раскрывается во внутренней цельности, основанной на религиозной сущности миропонимания, в напряженной саморефлексии. Его глубинное "я" выражается как в проникновенной исповеди о своей душевной жизни, так и в подчас нелицеприятном диалоге с современниками о кризисных чертах национального сознания, тяжелых страницах прошлого и смутного настоящего, в балладном звучании притч, пророчеств о будущем России. В нередко надрывном голосе поэта-певца резонировал, как и в песнях В.Высоцкого, голос поколения, сформировавшегося в условиях брежневского "застоя" и драматично осознавшего себя на перепутье во второй половине 1980-х гг. Заключительное слово учителя. Поэзия И.Талькова явилась ярким художественным выражением эпохи болезненного крушения системы, обнажившего зияющие пустоты в национальной картине мира. Она в полноте выразила стремление общества обрести утерянные духовные, религиозные ориентиры бытия, соединив в себе публицистическое, рефлексирующее начало с сильнейшим эмоциональным зарядом, богатой гаммой душевных переживаний.
|