Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах и улицах «Добрая дорога детства» 2
Скачать 3.57 Mb.
|
Истцы. Процессы начались в мае 1981 г. Им предшествовала довольно смешная история, которая показывает, какая обстановка нетерпимости царила вокруг этого дела. Во время своего выступления по каналу Европа 1 и отвечая на клевету, к которой прибег Иван Левай, Фориссон сказал, что один из его адвокатов, Ивон Шотар, был членом МРАП, антирасистской организации, считающейся близкой к Компартии. А эта организация входила в картель, который преследовал Фориссона. Ее главный соперник, ЛИКРА, не могла упустить такого случая. Открытие этого секрета Полишинеля сразу же вызвала бурную реакцию мрапистов, которые исключили Шотара несмотря на протесты его местной ячейки. Это исключение вообще вызвало много протестов, которые быстро успокоил своими снотворными оправданиями генеральный секретарь этой организации Альбер Леви, человек, который повсюду сеет скуку. Первый процесс был лишь прологом, как в театре. Леон Поляков счел себя оскорбленным замечанием в книге, написанной Фориссоном в свою защиту, где он был назван "манипулятором" и "составителем сфабрикованных текстов" в связи с разными вариантами пресловутого документа Герштейна. Примечание. По просьбе истца в Париж дважды приезжал в качестве свидетеля шведский барон фон Оттер, тот дипломат, которому Герштейн якобы сделал свои признания в поезде в августе 1942 г. Долго считали, что этот дипломат составил отчет об этой необыкновенной встрече с каким-то эсэсовцем, который сказал, что был свидетелем казни в газовых камерах. Он так говорил Пьеру Жоффруа ("Божий шпион", стр. 17), но этот текст так и не был найден. Послушаем Лакера, первого, кто получил доступ к архивам шведского МИДа, чтобы развеять тайну, окружающую этот пресловутый отчет: "Выяснилось, что в 1942 г. был только устный доклад фон Оттера. Никакого письменного меморандума не было". (Лакер, цит. соч. стр. 50). Короче, никаких письменных следов. Это показывает, что фон Оттер в тот момент не принял всерьез Герштейна, человека, явно ненормального, а потом, восстанавливая события в памяти, вообразил, будто составил отчет. Фон Оттер и Жоффруа присутствовали на процессе, но машина правосудия, по формальным причинам, не устроила очной ставки между ними и даже не дала слова барону, который действительно знал этого путаника Герштейна. Может быть, суд не хотел, чтобы вышла на свет историческая истина? Все эти проблемы упираются в Нюрнберг? Адвокаты Полякова были те же, что и на следующих процессах. Чувствовалось, что все это хорошо скоординировано, и стратегия заключается в том, чтобы побыстрей добиться осуждения Фориссона за клевету и занять выгодные позиции перед большим процессом, на котором будут судить идеи. Поляков защищался вяло. Он плохо помнил эту историю с документом и полагал, что его репутации достаточно. Суд вынужден был отметить в приговоре, что Поляков мог допустить ошибки и даже "отступить от научной строгости", но это не помешало суду единогласно осудить Фориссона. Долго и скучно пересказывать все эти выступления свидетелей и десятка адвокатов, нанятых для того, чтобы поразить дракона. Примечание. Самым интересным, на мой взгляд, было выступление Клода Карну, которое он воспроизвел в работе "О нетерпимости. Несколько субъективных соображений о национализме. Записка для моих друзей о причинах моего свидетельства на процессе Фориссона". Чудовищная машина, запущенная этим могучим коллективом адвокатов - десятки килограмм документов, командировки в Варшаву и Тель-Авив - намолола не слишком много зерна на мельнице правосудия. Эффект был скорее эмоциональным. Группы поддержки, напичканные членами организаций-истцов, не знающими точно, о чем идет речь, были несколько ошеломлены. Широко была представлена пресса, было много иностранных корреспондентов. Видаль-Наке ловил их за руку в коридоре и шептал: "Фориссон - крыса!". Становилось смешно, когда одни пытались оживить старую тему расовой ненависти, а другие просто забавлялись, не будучи в состоянии принимать всерьез весь этот цирк. Исход был известен заранее и настоящих дебатов не было. Судьи имели вид судей, адвокаты были хорошими, каждый выполнял свой номер, рассчитанный на те или иные человеческие эмоции. Лучшим, несомненно, был г-н Бадентер с его красивым голосом, в котором звучал металл, представитель старой традиции риторики, очень похожей по своему благородному стилю на стиль Комеди франсез. Кое-кто думал, что это его последнее выступление в суде, потому что тот, кто два года был вдохновителем атак на Фориссона, пока шел суд, был назначен министром юстиции нового социалистического правительства. Это никак не повлияло на приговор, но были внесены изменения в закон об амнистии, который традиционно принимается в начале каждой семилетки: из него была специально изъята та статья, по которой обвинялся Фориссон. Бадентер, выступая потом по радио, сказал, что не принимает важных решений, не посоветовавшись с раввинами, но он скромничал, умалчивая о своей личной работе. Я решил резюмировать уроки этого процесса в статье, которую опубликовал "Ле Монд" (16 июля 1981), сократив ее. Вот ее полный текст: Разоблачительный приговор На следующий день после осуждения Робера Фориссона уголовным судом и перед тем, как гражданский суд будет рассматривать его дело, которое нельзя квалифицировать иначе как "идейное преступление", хотелось бы задать несколько вопросов. Для ЛИКРА, гражданской стороны, и ее союзников ставка на этом процессе была велика. Г-н Бадентер сказал, что речь шла о табу, последнем табу, которое защищает евреев от возврата к той практике, которая привела к их истреблению. Можно понять беспокойство тех, кто верит, что лишь оперативная магия табу защищает их в мире, который уважает их все меньше и меньше. Голый король всегда боится наивного взгляда, который просто не знает о табу и возвращает тем самым к реальности. Я один из тех, кто способствовал публикации аргументов Фориссона и предлагал обсудить их, чтобы подвергнуть критике. Я удивлен, что ЛИКРА не решилась последовать моему совету. Но понятно, что дебаты, чтобы оставаться подсудными, должны быть манихейскими: противники антисемитизма с одной стороны, ужасный Фориссон и его провокационные фразы с другой. Такую партию легко разыгрывать. Но невозможно утверждать, что людей из издательства "Ла Вьей Топ" можно заподозрить в антисемитизме. И если бы удалось получить ответ на этот вопрос, можно было бы положить конец манихейскому подходу. Тех, кто следил за этим делом с самого начала, вынесенный приговор очень тревожит. Я оставляю здесь в стороне вопрос о свободе слова в этой стране, я предоставляю заняться им ее профессиональным защитникам, отметив только, что их значительная часть оказалась среди сторонников репрессий. Так обычно происходит с либерализмом, когда он перестает быть абстракцией. Подлинный вопрос заключается в том, чтобы знать, что действительно защитит евреев, чувствующих себя под угрозой в нашем современном обществе. Сторонникам табу, сторонникам сакрализации, религиозным и светским, всем тем, кто имеет тенденцию постоянно смешивать евреев просто по рождению с таинственной "еврейской общиной", еврейскую судьбу с сионизмом, сионизм с Израилем, а Израиль с политикой Бегина, я скажу, что они невольно прокладывают путь антисемитизму, лица которого мы пока не знаем, потому что они практикуют именно то, чем всегда пользовались палачи евреев: отрезают, сначала духовно, евреев от остального человечества, делают из них особые существа, носителей того-сего, пользующихся своего рода внеисторическими привилегиями за их страдания в прошлом. Можно судить о том, заслуживает или нет обсуждения Холокост (религиозный термин, недавно вновь вошедший в употребление). Но то, как используют Холокост идеологи, политические группы, государства, лиги и организации, претендующие на звание антирасистских, хотя в их рядах есть сторонники апартеида, обсуждать необходимо, так же, как военную помощь, которую Израиль оказывают ЮАР. Это очень грубая политика, основанная на лжи и коррупции. Известно, что в политике живые жиреют за счет мертвых. Иначе не было бы столько памятников "мертвым". И чтобы использовать Холокост в политических целях, прежде всего используют рычаг виновности. Если верить Фориссону, этой виновности не было или она была не столь велика. Но, с Фориссоном или без него, она так или иначе будет испаряться с течением времени. Этот тезис о виновности пытаются снова укоренить, как среди евреев, так и среди неевреев, которых всех записывают в лагерь убийц. Защищать табу, значит, признавать, что его уже нет. Спросите у антропологов: могли ли общества, которые функционировали с системой табу, хотя бы подумать об их защите? Для нас единственный ответ антисемитизму это отношение к евреям как ко всем другим людям, отказ от отделения их от остальных глубоким рвом, устранение барьеров, которыми хотят их окружить как расисты всех мастей, так и сионисты. История евреев и трагедия, которую они пережили, не имеет смысла вне истории и трагедии всех людей, живших в ту эпоху. Защищать евреев как таковых значит уже отличать их. Но защищать их от некоего профессора и его идей, значит, устраивать абсурдную сумятицу. Многие уже протестуют. С самого начала это дело затрагивало интересы государства. За два года мы получили тысячу свидетельств на этот счет. Но что это за зрелище, когда глава коллектива адвокатов, стремящихся уничтожить Фориссона, устраивая процесс за процессом, сняв мантию, переходит за это время из адвокатуры в министры юстиции, занимая по дороге разные посты, кроме места на скамье подсудимых... Время поджимает, нужно заменить прокурора и проследить, чтобы амнистия не распространялась на такие редкие случаи, как дело Фориссона. Полный гуманизм! Я не верю, что режим Жискара мог бы принять иное решение. Но мы видим по этому удивительному соприкосновению, что воображаемая судьба евреев касается религии государства. Именно эту связь разоблачил данный процесс, и это особенно беспокоит, если подумать о том, на что способны современные государства". Но настоящий сюрприз состоялся, когда был подведен счет штрафов и обязательных опровержений в прессе, к которым был приговорен профессор. Нужно было прочесть длинное заявление по радио и телевидению. Учитывая цену минуты рекламы общая сумма превысила 3 млн. франков - это зарплата Фориссона за 30 лет. Свобода слова это прекрасно, но нужно быть богатым человеком. Была подана апелляция. Однажды во время процесса, утомленный всеми этими ухищрениями, я набросал в зале заседаний несколько строк: Процесс. Реализация методов не давать слова и мешать диалогу. Адвокаты могут говорить абсолютно что угодно, и им никто не мешает. История с газовыми камерами вертится целиком вокруг идеи уникальности в истории, уникальность нацизма является как бы отражением еврейской уникальности. Бадентер откровенно признал, что это табу, и важность этого табу в том, что это запор, мешающий повторению массовых убийств. Это явная галлюцинация. Но можно пойти дальше. Согласимся с тем, что газовые камеры были, согласимся со всем, даже с самыми противоречивыми свидетельствами и самыми недостоверными цифрами; в конечном счете, не останется ни одной тайны, никакой реальной уникальности, не будет барьера между людьми и нелюдями. Если, как пишет в своей книге Уэллерс, 80% конвоев были уничтожены в газовых камерах, а из заключенных лагерей погибли 80%, то результат будет тот же самый: речь идет, в принципе, о том, что нелюди были частью людей, и что миф об уникальности нацизма скрывает за собой тот факт, что мы абсолютно способны на то же самое. Посмотрите на Израиль и арабов. Я не буду больше спорить о газовых камерах, потому что, в конечном счете, эта дискуссия не более интересна, знали ли немцы и использовали ли в ту эпоху и в тех места пулеметы и гранаты. Этот подпункт истории смертоносной техники раздут по чисто идеологическим причинам, на это нужно только указать". (июль 1981). Иногда вдруг возникает ощущение, будто идешь во тьме полярной ночи по льдине замороженных идей, и у нас осталось всего несколько спичек, чтобы осветить местность и растопить эту проклятую льдину. А нам говорят, что лучше сесть, и стараясь не умереть от холода, ждать ледохода. Январь 1982. |
