Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах и улицах «Добрая дорога детства» 2
Скачать 2.65 Mb.
|
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ Домой, в СонадуОт Тисты мы поехали на служебном джипе до Дарджилин-га, сошли у Гхума и нашли грузовик вниз, в Сонаду. Теперь всё стаю на своп места. Кармана сказал нам оставаться здесь и учиться, — значит, это и нужно было делать. Извлекая возможную пользу из окружающего нас однообразия л стараясь действительно учиться, мы довели число ежедневных простираний до двух, а затем до трёх тысяч. Это был наш максимум, учитывая время на еду, лекции и поддержание живой связи с Европой. Тогда, как и сейчас, письма были большим делом, занятием каждого свободного момента, и время у нас оставалось, фактически, лишь потому, что мы стали меньше спать. Поле благословения Карманы и пружинистые движения простираний выпрямляли паши энергетические каналы до такой степени, когда нам вполне хватало для отдыха четырёх-пяти часов сна. Комната остывала, и хорошо было начинать рано утром, чтобы наработать тепло. К нашему удивлению, практика превратила наши тела в настоящий дар, орудие, которое можно свободно использовать, и никакая тяжёлая работа не была нам неприятна с тех пор. На меня производило очень большое впечатление то, как делала простирания Ханна, мудрость, с которой она управлялась с этим трудным физическим упражнением. Мы делали их бок о бок, она задавала ритм, и так как она вынослива и знает, как поддерживать и чанное течение вещей, остановок не было. Мы считали те простирания, что делала она, а я временами добавлял быстрые взрывы сверхурочных, чтобы усилить переживание. Сочетая в себе активность тела (само движение), речи (произнесение мантр) и ума (поддержание умственного образа и осознавания), простирания являются глобальной и преобразующей тантрической практикой. Они производят необратимые изменения, и нет лучшего способа устранить запутанные энергетические потоки после многих лет интоксикаций, доморощенных философий пли пассивности, чем пройти это "лошадиное лечение". При этом чучше доверять вековой мудрости практики. Когда я попытался усовершенствовать её, чтобы растрясти своп сердечный центр, подкладывал что-нибудь твёрдое под грудь в том месте, где она ударялась об пол. пользу это принесло небольшую. Я получил не только некоторые интересные ощущения в области сердца, но и сломанное ребро в придачу. Моя грудь здорово болела, и я должен был делать последние 30000 На одной левой руке, издавая част стопы вместо мантр. Благодаря иракшке созрело много глубоких впечатлений, и на протяжении педели большой чёрный плащ Защитника заело-им i всё остальное, просто вися впереди и не двигаясь. Тогда мне было невдомёк, какое это фантастическое благословение. Устранение столь многих влияний, созданных наркотиками, и неправильных взглядов часто вызывало дрожь и резкие гримасы. Хорошо было знать, что это очищение, что я избавляюсь от этих вещей, а не приобретаю их. Последние 10000 распластываний, хлопков животом и так далее (этому было придумано много забавных названий) мы совершили по 4000 в день в монастыре Бхутиа Басти в Дарджилинге, слева от древней, заряженной силой статуи Гуру Ринпоче, и ламы Тхубтен и Лоди, а также доктор Джигме и члены его семьи приносили нам пищу. Новогодним утром 1971 года 111111 простираний, первая часть основополагающей практики, остались позади. Мы отметили это, вволю насладившись тёплой ванной. Мы возвратились в Сонаду на посвящение, которое давал Калу Ринпоче, — первое из многих, полученных от него. Он передавал на нём сочувственную сущность всех Будд, посвящая в белого четырёхрукого Будду, которого теперь называют Любящие Глаза. В течение первых 1500 лет в Индии эта сила называлась Авалокитешвара, а тибетцы дали ей имя Ченрезиг. Мы втиснулись прямо перед чудесно выгравированным лицом Ринпоче, излучающим вневременную мудрость. Звуки его речитатива, колокольчика и барабана, казалось, исходили отовсюду, и его лицо принимало всё новые формы. Внезапно я ясно увидел прозрачно-белого четырёхрукого Будду перед нами. Благословение было просто невероятным, после него я еле мог стоять на ногах. Незабываемое посвящение. Особенно тибетцев рассмешило моё "усовершенствование" простираний, но ребро продолжало болеть, несмотря на повязки и экзотические мази от чересчур ревностных врачевателей. Однако, терпеть это глупое препятствие дальше было неприемлемо. Зная также, что на воскресном базаре в Калимпонге ещё можно купить подлинные тибетские произведения искусства, мы решили посетить при первой возможности этот интересный город, а также наведаться к местному ламе-целителю. Таши из отеля Гомпус, разделивший с нами все треволнения нашего последнего визита, был довольно хорошо осведомлён о нашем местонахождении. Похоже, мы и здесь попали в тибетскую систему сплетзн и информации. Однако, чего он не знал и что вызвало у него настоящий восторг — это то, что мы занимаемся традиционной практикой и планируем закончить четыре основы. Он отправился с нами вместе к монгольскому ламе, купив по дороге свежеперемолотой цампы, и было отрадно чувствовать, что путь вверх, который раньше показался бы обременительным, был теперь чистым удовольствием. Наши тела нашли свой ритм, функционировали плавно и без усилий после простираний, и очень важный этап был позади. Наши тела теперь были хорошими слугами, а не капризными господами, и больше не ограничивали свободу ума и не делали его ленивым. Мы достигли верха гряды и вдоль стены из серого камня, окружавшей, видимо, то, что было монастырём, подошли к воротам, за которыми располагался ряд низких домиков. Таши провёл нас в одну из дальних дверей. После яркого солнца мы вначале ничего не видели, но привыкнув к темноте, обнаружили дружелюбно выглядящего старика, сидящего в конце низкой комнаты, заполненной коробками и сумками, и приветственно кивающего нам. Мы, в свою очередь, поприветствовали его, и он дал нам благословение таким же способом, как часто делает Че-чу Ринпоче, возложив обе руки по сторонам головы и затем медленно двигая их вверх к макушке, призывая одновременно для нас своих Будд-Защитников. Мы дали ему цампу и немного денег как подношение и рассказали ему о себе, а он нам — о себе. Как большинство монголов, он принадлежал к школе Гелугпа, буквально — школе "добродетельных". Хотя современному человеку трудно в это поверить, гелугпинцы действительно сами выбрали такое название. Соответственно, они больше известны организованностью и учёностью, чем спонтанной свежестью йогов. Они управляли Тибетом политически и основали огромные монастыри, такие как Сера, Дрепунг и Ганден, каждый из которых вмещал тысячи монахов. В этих учреждениях много монахов сдавало экзамены по логике и искусству дебатов. Способность иметь дело с причинами, а не только со следствиями, это великий подарок Будды миру, и самое главное здесь — искоренить причину неведения. При этом в Тибете, где самые непревзойдённые поучения Будды сохранялись живыми в течение 1000 лет, можно было предпочесть либо путь всеохватывающего опыта и медитации, свойственный трём "старым" школам (или школам "красных шапок"), либо путь изучения, применявшийся "реформированной" школой (или школой "жёлтых шапок"). Таким образом, и быстрый путь преданного отождествления с Буддой или Ламой, и медленный и ровный путь постепенного познания — до сих пор передаются и открывают развитие для любых талантов на любом из желаемых уровней. Этот старый монгольский лама (Таши сказал, что ему около 100 лет, хотя он определённо не выглядел на столько) не соответствовал стандартам. Он был скорее йогином, чем интеллектуалом. Его главной практикой был Чёд, "отсечение" — захватывающая медитация, убивающая корень привязанности. Под аккомпанемент чрезвычайно красивого ритмичного пения и при музыкальной поддержке большого ручного барабана, колокольчика и трубы из бедренной кости, в этой медитации мысленно жертвуется собственное тело голодным духам и прочим бедствующим существам, а ум отсылается Ламе. Это — практика, используемая в старых школах тибетского буддизма, и переживания в процессе медитации могут быть самыми впечатляющими. Сначала привлекаемые энергии появляются в воображении медитирующего, но затем он действительно видит их, и тот, кто освоил это всеобъемлющее отсечение привязанности, может потом только смеяться над всем, что обычно вызывает в людях страх и подавленность. Монгольский лама предложил научить нас этой практике, не откладывая дело в долгий ящик, что было большой честью. Всё, что от нас требовалось, это провести с ним шесть месяцев на местных кладбищах. Но мы хотели сначала закончить основополагающие практики с Калу Ринпоче. Костями чувствуя, насколько эффективной оказалась первая, мы горели желанием продолжать и были уже достаточно учёными, чтобы не менять просто так медитации, не спросив сначала у тех, кто уже вёл нас, — надёжный рецепт против неприятностей. Поэтому, поблагодарив его за доверие и пообещав принять поучение, как только это будет возможно, мы рассказали ему, чем уже занимаемся и под чьим руководством. Когда мы собрались уходить, я вспомнил в разговоре о своём ребре, на что лама тоже от души посмеялся. На самом деле, идея положить нечто твёрдое под грудь, где она ударяется об пол, родилась после прочтения одной из брошюр китайского йога, живущего внизу. Но лама, казалось, ничего не слышал о нём, хотя Таши знал его хорошо. Это из его отеля нам принесли те самые мясные момо. Старый лама взял немного серо-жёлтого порошка длинной ложкой из двух различных бутылок и завернул его в три квадратных кусочка рисовой бумаги. Произнося нараспев пожелание о благополучии, он вручил их мне и сказал: "Эти два примешь с горячей водой рано утром завтра и послезавтра, а этот завтра вечером, с тёплой". Боль действительно исчезла, и с тех пор ребро никак о себе не напоминало. Трудно сказать, что подействовало так исцеляюще — его непосредственное влияние или порошок... Возможно, и то и другое вместе. Вскоре после этого мы вынуждены были вернуться в Калькутту. Полиция в Дарджилинге не могла больше продлевать наши пропуска, поэтому нам пришлось отправиться к полицейскому начальству, чтобы получить новые. Молодой, хорошо образованный человек в конторе в Доме Писателей, несомненно посланный туда хорошей кармой плюс влиятельным папашей, отнёсся к нам с симпатией, и мы ответили тем же. Он пообещал устроить нам разрешение на полугодовое пребывание в районе Дарджилинга. Как обычно, мы сослались на медицинские причины, на то, что Ханна нуждается в горном воздухе для поправки здоровья после дизентерии в Непале. Чиновники, наверное, подозревали, что мы миссионеры, но им было всё равно, так как они ничего против миссионеров не имели. Открой мы им истинную причину нашего пребывания в Дарджилинге, они бы моментально аннулировали все разрешения, как это регулярно происходило с нашими менее опытными друзьями и как они безуспешно пытались поступить с нами несколькими годами позже, когда разоблачили нас. Тибетцы для них низшая каста, грязные беженцы, которые, возможно, тайно работают на Китай. Им сильно досаждает тот факт, что западные люди, их тайные идолы, приезжают теперь учиться у самых низких беженцев в их собственной стране. Прятать чётки и застёгивать рубашки, чтобы скрыть шнуры благословения, перед тем, как идти в какое-либо официальное заведение, стало вскоре второй натурой для друзей Тибета. Разрешение было обещано через десять дней, и в ожидании его мы решили не торопить события возвращением в горы. Вместо этого мы отправились в Пури, город на берегу Бенгальского залива. Он находится к югу от Калькутты и известен как приятное место для зимнего времени в Индии. Итак, мы выбрали Пури, потому что слышали о нём много хороших отзывов, и от туристов, и от хиппи, но также он представлял для нас особый интерес, поскольку там жил Джозеф, бывший слуга В.Й. Эванс-Венца. Он прислуживал ему в двадцатые годы в Сиккиме, когда профессор добыл первые и, наверно, лучшие переводы некоторых очень важных и прежде секретных тибетских текстов. Вскоре после первой мировой войны мастерские переводы Ламы Кази Дава Самдуба появятся как четырёхтомная оксфордская серия — "Тибетская книга мёртвых", "Великий йогин Тибета Миларепа", "Тибетская книга великого Освобождения" и "Тибетская йога и тайные доктрины". Особенно с последней из этих книг мы не расставались со времени тюремного заключения. Тут был шанс увидеть человека, который являлся свидетелем самой первой встречи двух передовых культур, слиянию лучших аспектов которых мы надеялись способствовать. Североевропейская цивилизация, распространившаяся по миру, и тибетский буддизм гармонично дополняют друг друга во многих отношениях. Сегодня мы продолжаем считать прямые переводы в этих четырёх книгах первоклассными, однако большинство медитаций нельзя практиковать без солидной подготовки и необходимых наставлений. Комментарии же только запутывают. Доктор Эванс-Венц защищал докторскую степень по теме кельтской религии друидов, и глубокое понимание буддизма было ему просто не по плечу. От подобных комментариев нет пользы никому, и вся свежесть и сила теряется из-за с решения терминологий и взглядов религиозных систем. У них слишком разные пути и цели. В наше время гораздо полезней выяснять, какие религии помогают и несут свободу существам, и останавливать те, которые наносят вред. Наша встреча с Джозефом не ознаменовалась активным общением: когда его пугливые внучки, наконец, открыли дверь и впустили нас, мы увидели Джозефа в постели, и он почти не мог говорить. Зато мы насладились видом цилиндра и трости Эванс-Венца. Всё семейство только и говорило о соседях-инду-истах: те бросались в них камнями, потому что они были христиане, и внучки — вполне привлекательные на фоне местных усатых дам — не могли найти себе мужей. Мы провели в Пури несколько замечательных дней в домике на берегу, купаясь в удивительно мутной воде и поедая горы пищи после всех этих простираний. Мы выучили наизусть 100-слоговую мантру для второй части основополагающих упражнений, узнали о последних событиях у местных хиппи и поработали "гидами" группы, которая приходила в себя после тяжёлого кислотного "отъезда". Некоторые хиппи даже открылись буддийской мудрости и приехали потом к нам в Сонаду. Теперь каждый раз, рассказывая о Кармапе, я чувствовал, как что-то течёт через меня, и слова просто приходили сами собой. На самом деле, хорошо, что мы проходили эту напряжённую часть нашего развития в таком "рае для простачков", как Индия, а не под критическими взорами наших образованных родных и друзей. Им наверняка показалось бы странным, что мы почти не говорили больше о вещах, не связанных как-либо с освобождением ума, и видели все ощущения и события именно в этом свете. Уже тогда сила учения Будды свела энергию ума в этом едином центре нашего внимания, а повторение мантры и смешение с Будда-формами энергии и света всё стремительней растворяли то, что проявлялось как стереотипы и мешающие чувства, оставляя только осознавание. Мы не сомневались, что развитие теперь будет автоматическим, хотя мы и находимся только в начале долгого странствия. |
