Октябрь уж наступил
Скачать 7.16 Mb.
|
Я не спал всю ночь. Только здесь, в стареньком бабушкином доме, я и начал понимать, откуда у меня сверхболезненная реакция на несправедливость: это передалось с родительскими генами. Итак, мы поехали к отцу. Сначала автобусом, потом двенадцать километров пешком. Чего это стоило старушке, да и мне, жителю более северных широт, говорить не буду. Последние километры мы почти ползли, полуиспеченные, по узенькой тропинке. Я очень боялся за бабушку, не рассчитавшую своих сил, думал про солнечный удар, о котором знал еще со школы и который вот-вот должен был меня хватить, потому что я забыл надеть что-нибудь на голову. Но все же мы дошли до какого-то строения, огороженного высоким глиняным забором, с часовыми возле дверей. Нас пропустили в небольшую комнатку с решетками на окнах. "Тюрьма, что ли?" - подумал я. Бабушка в это время разговаривала с начальником-туркменом, с погонами майора на плечах. - Милюхин Николай Филиппович? Умная голова. Прорабом поставили. Но... - начальник поцокал языком. Дальше я не слышал. Как раз в это время ввели партию людей, одетых в одинаковые робы. Пока я разглядывал загорелые до черноты лица, : один из них подошел к бабушке и сердито стал выговаривать: - Зачем ты приехала? Я же писал, чтобы больше не приезжала. - Да подожди ты, - слабо отмахнулась бабушка и дрожащей рукой указала на меня. - Ты знаешь, кто это? Я вздрогнул, впился глазами в коренастого, загорелого мужчину. Я еще не понимал, кто передо мной. Но какое-то шестое, десятое, сотое, наконец, чувство подсказало: отец. Мужчина мельком глянул на меня и снова повернулся к бабушке: - Не знаю. Я спрашиваю, зачем ты приехала? Ты что, хочешь умереть на дороге? - Да это ж сын!.. - неестественно громко воскликнула бабушка. Спазмы сдавили ей горло, слезы потекли по морщинам. - Сын твой... - почти шепотом досказала она. Мужчина как-то боком посмотрел на меня, охнул и прикрыл лицо ладонями. Я стоял, готовый броситься к нему, закричать. Но какая-то сила приковала к месту. Ноги стали деревянными, во рту пересохло. Растерянно хлопал я полными слез глазами. Руки противно дрожали, сердце выскакивало из груди. Мужчина снова коротко глянул на меня, пошатываясь прошел по комнате, уткнулся в угол: - Не могу... Не могу... - хрипло замычал он и застучал кулаками по стене. Широкая спина его вздрагивала. Больше отца я не видел. Он ушел за железную дверь. Ушел сам, хотя начальник был не против, чтобы он посидел о нами. Нам дали машину. Начальник, пораженный нашей встречей, отца с сыном, можно сказать, первой в жизни, тут же решил написать об этом в областную газету. Еще он сказал, что отпустит отца денька на два домой и вместе с ним пришлет фотографа. Я прожил у бабушки еще неделю, но отец так и не приехал. Статья вышла. Без фотографии. И я уехал домой. Так и осталось у меня в памяти, на всю жизнь - расплывчатый образ отца, его широкая вздрагивающая спина и хриплое: "Не могу... Не могу..." Я слабо помню обратную дорогу, домой. Злые слезы мешали рассмотреть мир за окном вагона. В душу закрадывалась беспомощность от сознания безвыходности положения. И снова страх. Страх оттого, что ничего нельзя сделать, ничего нельзя поправить. Поезд мчался мимо умирающего Аральского моря, проносился мимо оставленных людьми, допревающих печальными останками домов, когда-то цветущих аулов. Но все это было закрыто глубокими, дрожащими морщинами бабушки и ее последними словами на перроне: - Страшно мне жить, внучек. Мы так с твоим дедом мечтали вырастить из детей умных, нужных нашей родине людей, так много говорили об их светлой жизни, нашей обеспеченной старости, согретой голосами внуков... Все разрушил Сталин. Растоптал своими хромовыми сапогами. Но я до сих пор в сомнениях. Может, и вправду мой сын сделал что-то не так? Других-то, которые работали вместе с ним в Управлении, не тронули... Страшно, очень страшно уходить из жизни, не зная всей правды. А сын молчит. Убили его там. Душу его сгубили... Вот и ты не захотел остаться у нас. Уезжаешь. Ну что же, пусть будет так. Дай Бог тебе светлого пути, чтобы ты не испытал того, что пришлось испытать твоему отцу и нам. Но стойким будь до конца. Если правда - не отступай. Уж лучше пусть тюрьма... Нет, убереги господь тебя от нее. Характер-то у тебя отцовский, непокорный. Николай до сих пор не может смириться с лозунгами да говорильней. Потому, видно, и ушел в пьянку... Но, может, повернется все к лучшему. Дай-то Бог. Сомнения бабушки каменной глыбой лежали на груди. Ни сбросить, ни растворить своими злыми слезами, ни словами. Уж если родная мать моего отца говорит про него такие слова, если он сам, по непонятной тогда мне причине, отказался от встречи со мной, своим сыном, то, значит, действительно было что-то не так. Только много позже я понял причину отказа моего отца от встречи. Он постеснялся своего слабодушия, того, что не смог выстоять после перенесенных лишений и оскорблений. Я ехал от отца совершенно опустошенным, не знающим, к какому берегу прибиться, кому и во что верить. Неужели мой отец и вправду был врагом народа? Неужели вокруг были правы? Эти мысли отбирали последние силы, ломали чистые юношеские стремления к прекрасному далёко, гнули прямой пока взгляд, делая его нестойким, увиливающим при первой же возможности в сторону. И если бы не та генная, уже не зависящая от меня самого, от моего сознания, непримиримость к подлости, к неправде, если бы не открытая все еще не проснувшимся от сталинских репрессий людям правда о культе личности, да не беседы со мной соседа дяди Васи Жалнина, постепенно, но настойчиво открывающего мне глаза на окружающий мир, - не знаю, что бы со мной было, каким бы я стал. Не знаю. Прошло несколько лет. Я уже отработал формовщиком в цехе серого чугуна завода Ростсельмаш шесть лет, куда устроился в январе 1970 года. За плечами был поставленный в 1974 году рекорд - 848 форм. Поставил я его со своим агрегатом, где был старшим. Рекорд тот не побит до сих пор. Да и вряд ли будет побит, потому что сделан был на наивысшем напряжении сил. А нынешние, пришедшие нам на смену, формовщики больше бестолково суетятся возле формовочных станков, чем думают о проверке своих физических, человеческих возможностей, о внедрении новых технологий и рацпредложений. Хотя бы ради спортивного азарта! Никто не говорит, что рекорды так уж необходимы. Скорее всего, они даже вредны, потому что из-за них теряется качество продукции. И примеров тому бесчисленное множество. "Дорекордились", что практически все приобретенные в магазинах бытовые приборы не выдерживают гарантийного срока. И все-таки проверять себя необходимо. Дух состязательности должен присутствовать постоянно. На этом принципе, на этом фундаменте стоит весь прогресс - движущая сила, поднимающая наш с вами жизненный уровень. Чем больше хороших добротных товаров, тем выше и уровень жизни. Только рекордов уже нужно добиваться не собственным пупком, а повсеместным применением новой технологии, внедрением высокоэффективных рацпредложений. То есть не моргать сонными глазами и ждать дня получки, а думать о том, как переложить свою мускульную силу на плечи машин. И все-таки, несмотря на то, что моя точка зрения на рекорды давно изменилась, и я превратился даже в какой-то степени в их противника, поскольку на собственной шкуре испытал все "прелести" рекордовых периодов, - я горжусь тем, что был, как меня называли в газетах и в цехе, асом формовки. Итак, газеты, нечасто, но писали о нашей бригаде, о моем агрегате. Меня самого, как передового рабочего, пригласили сотрудничать, в качестве рабочего корреспондента, в многотиражной газете "Ростсельмашевец". Я с радостью принял это предложение, потому что без общественных нагрузок уже не представлял себя в коллективе. То спорткульторгом выберут, то профоргом, то подключат к выпуску стенгазеты. В общем, с тогдашней точки зрения цехового начальства я был хотя и шебутной, режущий правду-матку в глаза, без оглядки назад, но дельный парень. Но первые выступления в газете все-таки насторожили наше цеховое начальство. То есть особой поддержки я не получил. Наоборот, меня сразу же решили направить в нужное русло. Как пел Владимир Высоцкий, в общую "колею". В это время в цехе возводились новые вагранки. Старые уже давно пришли в негодность. Формовочные конвейеры из-за нехватки расплавленного чугуна часто простаивали, и план, по сути, выполнялся и перевыполнялся только за счет вот таких рекордов. Как мы радовались тому, что работа всего тысячного коллектива цеха скоро обретет постоянный режим. До чертиков надоели незапланированные остановки, срывы, а то и долгие многодневные простои. Каждый из нас возлагал на эти вагранки искренние надежды, что они принесут заметное облегчение в нашей, весьма тяжелой, работе. И вдруг по цеху поползли слухи, что вагранки заведомо негодные. Как и все мои товарищи, я ошалел от неожиданной вести. Мы и раньше замечали различные неполадки. Запуск вагранок постоянно откладывался. Но чтобы они совсем оказались негодными, об этом никто из нас и думать не мог. Я бросился выяснять причину. В то время меня уже назначили руководителем рабкоровского поста цеха. И когда узнал правду - ахнул. Четыре с половиной миллиона рублей были выброшены на ветер по вине безответственных лиц из отдела главного металлурга завода. Прямо скажу и сейчас, что это была вопиющая преступная халатность должностных лиц по отношению к материальным ценностям, принадлежащим народу. Я тут же написал об этом статью в газету "Труд". Ее вернули на завод, как возвращали тогда любые жалобы, острые сигналы, крики о помощи. Если бы знал, что будет дальше... Нет, я все равно бы написал. Реакция руководства цеха была незамедлительной. Меня сняли с очереди на квартиру, которую я вот-вот должен был получить, перевели на нижеоплачиваемую работу. Началась травля. Гоняли из отдела в отдел, издевались, смеялись в лицо, не выплачивали заработанных денег. И, что самое страшное, рабочие, - те, которые постоянно обращались ко мне за советом или помощью, подсказывали тему очередных публикаций, не поддержали меня, увидев мою беззащитность. Из дельного парня я превратился в дурака. Оказался в вакууме. Я приведу пример, который может отразить сложившуюся тогда вокруг меня обстановку. Формовщик Виктор Комнатный принес начальнику цеха заявление с просьбой отпустить его на три дня за свой счет в Краснодарский край для того, чтобы подлатать прохудившуюся крышу на покосившейся хате, в которой жила престарелая его мать. Но начальник цеха Парзян заявление не подписал. Оборвав формовщика на полуслове, он попросил его из кабинета. Только много позже я наконец-то понял этого человека. Он окружал себя гнувшими перед ним спины людьми, раздавал им ответственные посты. И уже в этом окружении единовластно вершил суд над правыми и виноватыми. Впрочем, такой метод, немного видоизмененный, практиковался тогда по всей стране. Стоило кому-то вылезти, высказать свое мнение, подать свой голос, как тут же на человека натравливался весь корпус приспешников. Сам же начальник цеха оставался в стороне от расправы. Двери в его кабинет были вроде бы всегда открыты, сам он почти всегда встречал приходивших к нему с доброй улыбкой. Но эта маска мнимого доброжелательства скрывала двуличного человека. Да, цех строил много жилья для своих рабочих. Больше, чем любой другой цех огромного завода. Но рабочие строили дома своими руками. "Кровавым методом". То есть, после тяжелейшего труда на формовочных станках, у разливочных ковшей, в подвалах земледелки, выходили на стройку и уродовались на ней до позднего вечера. Такой метод можно было бы оправдать как-то острой нехваткой жилья. И сейчас создаются КМК. Но не учитывать специфику работы в литейном цехе по меньшей мере было безответственно. Сколько здоровья унесли эти стройки, сколько произошло несчастных случаев, так и не зафиксированных официально. Люди буквально валились с ног. Да, цех почти постоянно перевыполнял план. Опять же за счет пресловутых рекордов, за счет непрерывной гонки. Под натужный звон мускулов. Я помню, как в цехе появился один талантливый инженер. Через несколько лет он превратился в издерганного, затравленного человека, не чаявшего поскорее уволиться. Да, цех имел собственные базы отдыха. Но отдыхали (и пьянствовали) там чаще не рабочие, а "нужные" люди. Эти люди были везде: в судах, в райкомах партии, в колхозах, райисполкомах, больницах, в милиции. Везде. И поэтому на поклон приходилось идти только к П. Он был всемогущим. А проще - маленьким вождем. Не скрою, что на его доброжелательную улыбку попался и я. Полностью я верил только начальнику цеха, со всеми своими радостями и горестями шел только к нему. Если б знал, к кому ходил... Так вот, получив отказ на свое заявление, Виктор Комнатный пришел ко мне, к руководителю рабкоровского поста. И я, вопреки всем уставам и приказам, положениям и приложениям, подписал это заявление. А начальнику цеха сказал, что если он не отпустит на три дня имеющего на это право рабочего, то напишу статью в областную газету. Виктор поехал домой. Через три дня вернулся, привез ведро яблок. Бригада схрумала их в один присест, не забыв посмеяться над очередным моим "придурковатым", по их мнению, поступком, принесшим порцию новых неприятностей. Вместе со всеми смеялся и Комнатный. Потом, правда, когда дела мои немного пошли на поправку, я не раз слышал от него слова благодарности в свой адрес. Но произносил он их, опустив глаза. Только много позже мой товарищ, формовщик Виктор Пережогин, уже будучи депутатом районного Совета, скажет: "Я бы так не смог". На рабочем собрании один из руководителей завода стукнул кулаком по столу: "Это кто здесь такой борзописец? Это я приказал заменить уральские вагранки на польскую модель, я и буду отвечать". Как я уже говорил, меня стали кидать из отдела в отдел. С формовки в подвал земледелки, где от пыли можно было задохнуться, с автоматической линии на реконструкцию. Ежедневно мне предлагали уволиться по-хорошему, грозили всякими карами. Но я стоял на своем, добивался восстановления в очереди, требовал срочного решения по вагранкам. В один из дней меня бросили из плавильного отдела, от расплавленных струй чугуна, возле которых температура была под семьдесят градусов, на шихтовой двор, на мороз за тридцать градусов, выгребать из углов в угольных ямах кокс. Я простудился. Начался гайморит, который дал осложнение. В больнице поставили диагноз - церебральный арахноэдит, воспаление мозговой оболочки. Положение усугублялось нервным истощением. Мне дали больничный. Заместитель начальника цеха тут же звонит в поликлинику: "Вы почему даете больничный этому симулянту и тунеядцу? Гоните его вон, чтобы духу не было!" И выгоняли, и лекарств никаких не давали. Помню, приполз к порогу поликлиники в полуобморочном состоянии. Так и пролежал на лавке в регистратуре, не получив никакой помощи. Но выкарабкался, выжил, хотя жена однажды мне, больному, бросила в лицо, что я наркоман. Когда допытался, кто ей это сказал, - обомлел. Она назвала имя начальника цеха. Мало того, рекорды, которых к этому времени на моем счету было немало, объявили вымышленными. Об этом писал в статье "Ответственность" в журнале "Рабоче-крестьянский корреспондент" в 1979 году корреспондент "Правды" Альберт Ку-барев. Надо сказать, что и там написана только часть правды. Да и как она могла появиться, вся, в период застоя? Дошло до того, что одна из тогдашних работников парткома завода при всех заявила, что если бы завод Ростсельмаш освободить от таких, как я и Борис Козлов (сейчас он член Союза писателей, сатирик), то она больше не волновалась бы за коллектив. Круг замкнулся. Неожиданно меня вызвали к психиатру. И я с ужасом узнал, что состою на учете. Мало того, я, непьющий и некурящий, был поставлен на учет к наркологу. Вот тогда и проснулся настоящий страх, уже изначально заложенный в меня родителями, пережившими сталинские репрессии. Я стал бояться, что меня посадят в тюрьму, отправят в психиатрическую лечебницу. Однажды в программе "Взгляд" выступил один известный драматург, который сказал, что он до сих пор боится милиционеров и начальников. Я тоже не стыжусь признаться, что испытываю какой-то страх перед человеком, занимающим высокий ответственный пост. Это не моя вина. |
Похожие:
 | Октябрь уж наступил… Дорогие обучающиеся, преподаватели и родители детско-юношеского центра «Прометей», творческое объединение «Школа юного журналиста»... |  | Тема: «Октябрь уж наступил…» Предметные: научатся описывать характерные признаки, по которым человек узнаёт о наступлении осени; устанавливать зависимость между... |
| Расписание киносеансов элитарного киноклуба " НеформаТ" на октябрь- ноябрь 2012 года И наступил тот месяц, и пришел тот день, и настал тот час, и свершилось событие, в которое многие верили… | | Собрание сочинений 49 печатается по постановлению центрального комитета Великой Октябрьской социалистической революции (август 1914 — октябрь 1917). Наряду с известными уже письмами этого периода в настоящем... |
| План работы Утверждаю Бурятского республиканского педагогического... Бурятского республиканского педагогического колледжа на октябрь 2013 г. Директор гбоу спо брпк | | «Летний сезон» (июнь`09 – октябрь`09) |
| Мониторинг сми за октябрь 2012 года | | План работа на октябрь 2010 г. Дата проведе |
| Осень сентябрь наступил Цель урока: сформировать у учащихся общее представление о жизни диких и домашних животных | | Что сегодня наступил последний день занятий. У ребят впереди экзамены.... Какая бы не стояла на дворе погода, он все равно выглядел бы солнечным, потому что сегодня наступил последний день занятий. У ребят... |
| Темы открытого урока чтения. Мбоу школа №10. 2012 года(Октябрь) | | План мероприятий среди учащихся 1-11 классов сош №30 на октябрь 2013-2014 учебного года |
| Решение: 1-й случай Сентябрь- октябрь 2011г. –мониторинговые обследования готовности первоклассников к обучению в школе | | Октябрь – месяц добрых дел День дублера, посвященный Дню учителя (Назарова О. А., Батова А. В., Хорзова Л. А ) |
| Расписание звонков на уроки Ярославская обл., Некоузский р-н, п. Октябрь, ул. Ленина д. 11, тел.(08547)21295 (537) | | Управление образования –––––––––––––––––––––––– прика з Сентябрь- октябрь 2011г. –мониторинговые обследования готовности первоклассников к обучению в школе |
