Издательство с. Петербургского университета
Скачать 3.07 Mb.
|
ЧЕРТ, БЕС Черт, бес, дьявол, этот единый и многоликий, грозный и злокозненный, хитрый и лукавый, порой проказливый и веселый персонаж зла, являющийся непременной составляющей европейской культуры многих веков, присутствует и в народной мифологической традиции. Это и бестелесная абстракция зла, и почти неисчерпаемое многообразие его материализации в облике то человека, то животного, то фантастического существа* то даже предмета. Очень трудно распутать сложное переплетение мотивов, черт, наслоений различных эпох, образующих этот образ. В нем и следы язычества, и раннехристианские представления о злой силе — антиподе благого божества, и отзвуки демонологического шабаша средневековья; в нем народная мифология, и влияние литературных источников, как церковных, так и светских. Злая сила то разъединяется на множество ипостасей, образующих определенную иерархию (дьявол, вельзевул, антихрист, князь тьмы, демоны, бесы, черти), то является единым образом, который может быть назван и дьяволом, и бесом, и чертом. В народных представлениях издавна существовали свои, отличные от официальной традиции, образы мирового зла. Это и змей, отнимающий у людей воду, и страшный одноглазый великан Верлиока, «на одной ноге, в железном сапоге», и Баба-Яга, первоначально женщина-змея, и Немал-человек и др. Однако теперь это персонажи сказок, некоторые сохранились в заговорах. В мифологической прозе преобладают черти и бесы. Исторически черт является непосредственным преемником беса, так как слово черт известно в русском языке не ранее XV в. Бес славянской христианской традицией унаследован из Византии, хотя и слово, и образ злой силы были у славян в еще более давние времена. В древнейших произведениях христианской литературы на Руси бесы предстают либо как бестелесная духовная сущность, либо как сущность ирреальная, но материальная. Обе эти трактовки находим, например, в произведениях Кирилла Туровского, писателя XII в.: «Но Авраам телесьную створи побѣду видимым воем, а си в духовнѣи съдолѣша рати и невидимыя побдиша бѣсы» (НИК. СОБ, 344/14). В этом отрывке бес — ирреальная сущность, почти абстракция зла. В другом контексте — это материализованные духи, наделенные свойствами земных существ — способностью двигаться, говорить и т. д.: «Къ ним же оцѣпѣвъше бѣсе въпияху: Кто есть цесарь славы, с толикою на ны пришел властю?» (МИР, 424/12). Именно интерпретация второго рода оказалась более соответствующей народным представлениям и отразилась в конкретно-образном, часто антропоморфном облике черта в быличках. Черт нередко предстает в облике красивого, «как портрет», молодого парня в костюме и галстуке (№ 344), даже в джинсах (№ 51); это может быть некто в шляпе (№ 254). Черти в облике женщины, чертовки, также обычно красивы (№ 60). Мотив щегольства, внешней красоты черта популярен в разных национальных традициях. Щегольство, красота — одна из форм соблазна, а также свидетельство чуждого русскому аскетическому христианству пристрастия к удовольствиям жизни и развлечениям. Музыка, пляски, пение — это бесовское. Именно-поэтому черти в быличках предстают парнями с гармошкой или балалайкой (№ 267), устраивают «танцование» на мосту, игрища. В пустых домах, где нет иконы, они устраивают ночные сборища, там «по ночам ломота, свет горит, пляшут, поют, в гармонии играют» (№ 341). Призывом для чертей является свист или громкий крик (№ 51), именно поэтому народный этикет осуждал, даже налагал запрет на свист и крик. Черти играют в карты (№ 268), имеют пристрастие к спиртному (№ 257), табаку (№ 271, 274). Именно поэтому жертвой, нечистых сил чаще всего становятся пьяные (№ 245, 251, 255 и др.). По христианской морали, с давних пор пьянство, курение, игра в карты считались бесовскими, греховными, строго осуждались, что, несомненно, положительно сказывалось на моральном облике христианина, крестьянина. От черта исходит соблазн богатства. Традиционен сюжет, когда черт помогает человеку выиграть в карты золото, деньги, которые потом оказываются прахом — мусором, сухими листьями и т. д. (№268). Черти катят с горы бочку с золотом, соблазнившегося богатством мужика заводят в реку, где он едва не утонул (№ 281). В мировой традиции от черта могут исходить эротические соблазны, но в быличках этот мотив представлен не столь ярко. Лишь в одной речь идет об ухаживаниях черта за женщиной (№ 256). Но неоднократно повторяется сюжет о кознях нечистого при выборе невесты: некий бедный человек, мечтая о женитьбе, опрометчиво помянул беса: «Хоть бы мне бес невесту дал». Явившийся на зов бес предлагает ему на выбор целый ряд нарядных красавиц, под соблазнительным обликом которых скрываются чертовки. Но мать научила сына не брать в невесты красавиц, а выбрать самую некрасивую замарашку, которая оказалась после снятия заклятия дочерью богатого человека (№ 60). Сюжет легко узнаваем: достаточно вспомнить девку Чернавку из былины о Садко, русские сказки; определенные схождения имеются и с межэтническим мотивом Сандрильоны-Золушки. Достаточно часто черт является в облике военного. В народном сознании военный, солдат старой армии, уходивший из дому практически на всю жизнь, соединился с образом черта. Причиной этого стали, вероятно, его кочевой образ жизни, странствия по разным землям, жизненный опыт, превышающий опыт крестьянина-землепашца, выработанная жизнью смекалка и оборотистость. Возможно, определенную роль сыграла и причастность военных к смерти, оружию, огню (Волкова 1979). Когда женщине ее умерший сын является в облике военного, это знак того, что явился не сын, а черт (№ 7), в тексте № 271 приехавший военный — «проверяющий» — исчезает так, что и следов не остается; у горки, где повесилась девушка, появляется видение —«дядька идет в шинели» (№ 36); бабке, проснувшейся среди ночи, на шкафу привиделся военный, очень красивый (№275). В произведениях мировой литературы черт, бес, как известно, нередко присутствует среди людей, оказывая заметное влияние на судьбу одного человека и общества в целом. Литература дает нам образцы глубокого философского осмысления образа мирового зла, его роли в развитии человеческой цивилизации, психологии человека, показывая его разрушительное, а иногда и благотворное воздействие. Это и Мефистофель И. Гете («Фауст»), и Воланд М. Булгакова («Мастер и Маргарита»), мерзостный Передонов и его жуткая «недотыкомка» Ф. Сологуба («Мелкий бес»); это осмысление ряда социальных изменений в обществе последней трети XIX в. как бесовщины в романе Ф. М. Достоевского «Бесы», «черный человек» С. Есенина, Роберт-дьявол А. В. Амфитеатрова и др. Тема участия дьявольских сил в жизни людей является одной из основных в переизданной в 1992 г. книге М. Н. Орлова «История сношений человека с дьяволом». Социальный опыт России последних десятилетий показал, что развитие бездуховности, потеря религиозности затрагивает прежде всего положительное начало веры. Теряя веру в благотворную силу христианства, Бога, общество склонно видеть причину общественных и социальных потрясений в разгуле бесовских, дьявольских сил. В быличках все гораздо примитивнее, но и там черт может являться среди людей, влияя на их поведение и судьбу. Обычно он принимает облик знакомого человека (№ 255, 272), является для того, чтобы сделать пакость: омрачив сознание человека, завести его в болото (№ 279), толкнуть в воду (№278), огонь (№ 277), в куст (№ 251), мучить, бить (№ 274), заставить играть на гармонии (№ 251), заморочить человека так, что он сугроб или камень принимает за горячую печь и чуть не замерзает (№ 245, 280), и т. д. В очень редких случаях фольклорный черт предстает как ипостась мирового зла, главный антагонист благой божественной силы. По сути с этим мы сталкиваемся только в одной быличке, где говорится, что когда бывает гроза — это Илья-Пророк сердится на черта, «в его-то молнию и пускает» (№ 244). Быличка эта интересна еще и тем, что отражает основную мифологическую антиномию — борьбу доброго и злого начал, при этом в роли бога-громовержца выступает Илья-Пророк. Черт в быличках может фигурировать в единственном числе (№ 256, 271, 272, 280 и др.), может быть упомянуто неопределенное множество чертей (№ 271, 273, 274 и др.), может идти речь и о целом «сонмище чертей» (№ 266); бесы же за очень редким исключением появляются во множестве (№ 247). Есть в быличках особая категория' чертей,- которые действуют всегда во множестве — это помощники колдуна — маленькие, красные шапочки и под., о которых подробнее говорится в разделе о магии и колдовстве. По внешнему облику черт в быличке часто традиционен. Даже при антропоморфном облике у него может быть хвост (№ 245, 259), рога (№ 245, 250), мохнатые ноги с копытами (№ 260), это существа «шерстнатые, с рогами, с хвостами, с копытами» (№ 266). Есть зооморфные образы черта: фантастическая собака в ряде быличек может быть понята и как черт, и как леший (например, № 278), но «свинья страшная, пламень изо рта» (№ 305) — это несомненно нечистый. Для Севера актуальна связь черта с водой, а в Архангельской области, на реке Пинеге черт вообще живет только в воде (№ 261, 264). Именно поэтому черт заводит свою жертву в воду (№ 278, 281). Общеизвестна связь черта с болотом (ср. У черта на куличках, т. е. на болоте) (№ 279). Источник этой связи, вероятно, в том, что вода как источник жизни была предметом борьбы «за власть» между благодетельными и злыми силами, повелевающими миром. В публикуемых быличках есть несколько редких и очень ценных с точки зрения мифологии и фольклора характеристик персонажа зла. Это, например, мотив запихивания человека бесом под стену, под угол дома в быличке № 258 и в древнейшем «Житии Феодосия Печерского» (XI в.), мотив «заключенного беса», известный памятникам и фольклору (куда, впрочем, он попал скорее всего из литературного источника) (подробнее об этом см.: Приложение. Мифологические мотивы в памятниках древней славяно-русской письменности и литературы). Как известно, у старообрядцев существует запрет на пользование зеркалом. И дело тут не только в аскетизме, но в представлении о бесовской природе двойника в зеркале. И в тексте № 244 повторяется известная рекомендация завесить зеркало во время грозы, «а то черт в нем объявится». И у современного цивилизованного человека сохраняется несколько мистическое отношение к зеркалу и «Зазеркалью», о чем свидетельствуют, например, книга Л. Кэролла «Алиса в стране чудес», сказка о девочке Яло (зеркальное написание имени Оля), обычай завешивать зеркало, когда в доме покойник, и т. п. Представление о крестьянском доме как космогонической модели мира отражается в сообщении о том, что черти не могут подняться выше матицы. Очевидно, выше матицы начинается верхняя, соответствующая «небесной», сфера жилища (№ 266). В мировом образе черта нередки мотивы плутовства, веселья. Публикуемые материалы содержат только одну быличку, в которой «неприятель», т. е. черт, выйдя из леса, развлекается вместе с мальчишками (№ 258). Разнообразие образа черта в быличках исторически обусловлено и порождено переплетением различных традиций. В свое время Ф. И. Буслаев в историческом развитии образа беса в древнерусской литературе выделил два периода — период византийско-русского беса до XVII в., когда бес имел самый общий вид, «передавая только одно отвлеченное значение зла и греха», и период западного беса, имеющего более изощренный образ, беса, испытавшего влияние всплеска суеверий и демонологии в средневековой Европе (Буслаев, 1886). В публикуемых материалах и вообще в русской фольклорной традиции предстает более поздний образ беса, черта — конкретно-образный, приближенный к человеку. Лишь отдельные именования черта, такие, как нечистый, грех (ср.: Бох и грех, их два вешшества, бох на харошые дела учит, а грех на благие.* Пек., Палк.— ПОС, 8, 19), указывают на обобщенно-моралистическую природу беса Древней Руси. Вместе с тем всплеск демонологии в средние века на Руси не был столь бурным, как в Западной Европе, где в позднее средневековье появились многочисленные демонологические трактаты, в которых образы бесов получают специализацию и конкретизацию, расцвечиваются, многими деталями. В средневековых западноевропейских представлениях под монархическим управлением Вельзевула соединены воедино высшие и низшие сановники с титулами, соответствующими графам и баронам, гражданским чиновникам разных классов, даже с орденами. Каждый из них получает свое имя. Великий устроитель праздников и удовольствий называется Ниббас; директор театров — Кобаль; начальник тайной, полиции - Нергаль; главный медицинский инспектор при дворе — Раммон; главный истопник, которому поручено поддерживать огонь в адских печах, — Ксафан; смотритель над кухнями - Нисброк; надзиратель за хлебопечением — Дагон и др. (Зотов 1884: 166). Ничего подобного на Руси и в России не было, хотя имена «силы бесовской» встречаются в различных источниках. Это, например, демоны Ардун, Пореастон, Коржан, Купалолака из Любовного заклинания из следственного дела 1769 г., Акфенес, Факфиял, Еремиорка, Сенахия, Елизда, Маркидия, Измаил Измаилович, Гайка, Тагайка и мн. др. (всего около 100) в Киприановой молитве от силы бесовской (Виноградов 1907: 53— 56). В публикуемых быличках, только в одном случае помощники колдуньи из демонического мира наделены именами: это Гараська, Климка да Трофимка (№ 345). Хотя традиция специализации злых демонических сил на Руси развития не получила (за исключением демонических модификаций болезней, прежде всего лихорадок), древней славянской христианской мыслью эта идея была воспринята. Когда христианство стало переводить в ранг демонических сил языческих божеств и божков, в древних славяно-русских текстах появляются немощный бѣсъ глаголемый трясця (Паисиевский сб. ХІV в. 198, Измарагд XV в. — Срезневский, III 1030), пьянства самовольный бѣсъ (Изборник 1076 г. — СДР, I, 367), бѣсъ блоудьный (Пандекты Никона Черногорца1, XIV в. — СДР, I, 367), сладколюбивый бѣсъ злой (Сборник: молитв, XIII. — Там же), бѣсъ хороможитель (Златая цепь, 1400. — Срезневский, III, 1387), бѣсъ во дворѣ (Змеев 1895: 197), бѣсъ полуденный (Кирилл Туровский, Моление Даниила Заточника — СДР, I, 367). Приведенные клишированные сочетания, повторяющиеся в ряде текстов, — именования бесов, с одной стороны, отражают трактовку бесов как персонификаций пороков, с другой — указывают на совмещение образа беса, черта с языческими локальными и темпоральными божествами. Например, бес полуденный имеет прямые аналогии в таких персонажах позднего народного пантеона, как полудница, ржаница, пол. potudniowka, с.-х. роhенице и др., о которых шла речь ранее. Такое же переплетение образов демонического персонажа и локальных пенатов, духов-предков находит отражение и в пуликуемых материалах. Поэтому в одном и том же или близких сюжетах может фигурировать то черт, то леший, банник или даже домовой: ср. ребенка в бане похищает не только банник (№ 202), но и черт (№ 270), лен уберегает и от обдерихи (№ 205), и от черта, беса (№ 259), пастуху помогает леший (№ 300) или черт (№253); в некоторых быличках черт и леший приравниваются друг другу (№249, 250). Наименование черт является самым распространенным в быличках. Как уже отмечалось, оно известно в русском языке с XV в. Происхождение слова не совсем ясно. Праславянское *čьrtъ рассматривается как причастие на -to 'проклятый', родственное лит. Kyrẻ́ti, 'злиться', apkyrẻ́ti 'надоедать', kerẻ́ti 'сглазить, околдовать'. В укр. и блр., чеш., пол. слово имеет то же значение, что и в русском, кроме того: словен. črt 'черт, ненависть, вражда', čftiti 'ненавидеть' (Фасмер 1987: IV, 347). В отношении происхождения слова бес также нет единого, полностью достоверного мнения. В свое время Ф. И. Буслаев (1886), позднее К. Мошинский (Moszynski 1957) связали слово бес с санскритским bas 'светить'. По их мнению, оно первоначально означало светлое существо, перешедшее потом в христианских верованиях в духа тьмы. Сомнительность этого предположения обнаруживает древнейшая семантика славянского корнеслова, где идея света, светлости не присутствует. Распространено сравнение с лат. bestia 'зверь', имеющим к тому же стилистически сниженное значение 'скот, тварь'. Наиболее детально обсуждается связь с санскр. bháyate, bibhéti 'бояться', bhisáyate 'приводить в страх, пугать', связанным с лит. baisus 'отвратительный, мерзкий, страшный, ужасный', baisa 'страх'. Если принять изложенные реконструкции, то слово бес оказывается родственным слав, bēda, bojati se. Все эти этимологические изыскания убеждают в том, что слово и понятие существовали у славян и в дохристианскую эпоху (Vondrak 1906—1908). В русском языке, включая говоры, очень много табуистических наименований черта. Д. К. Зеленин (1930 6) собрал их более сотни. Это, например: анчибил, анчутка, аред, аполлон, благой, враг, елс, долгий, игрец, неприятель, еретик, зеленый, лукавый, некошной, задав, лайтай, лемор, лембуй, чемор, шиш, куд, багаль, корнахвостик, голенький, черный, тяжкой, поганый, пекельник и многие другие. Каждое из этих наименований не случайно, и происхождение его может быть установлено: например: еле — это заимствование из финно-угорских языков, аполлон происходит от ветхозаветного имени князя тьмы Аполšлион и т. д. В публикуемых быличках для обозначения персонажа зла, помимо названных слов черт и бес, встречается дьявола (именно во мн. ч.), окаянные, нечистый, небаские; в бранных выражениях: сатана, чемор. Особенно же распространено на Севере название шишок, шишко, шишки. Этимологически слово шиш(ко) связывают или с коми šyšş 'лесной бродяга, разбойник' (Марков 1915: 102), или с тюркским şіş 'опухоль, вертел', шишмек 'пухнуть, опухать' (Дмитриев 1958: 36). Есть сторонники и славянского происхождения слова (Строгова 1969: 90). |
Похожие:
 | Учебное пособие учебное издание, дополняющее или частично заменяющее... Издательство принимает к рассмотрению рукописи из утвержденного ректором Университета плана, который формируется на основе анализа... |  | Реферат Цель проекта поддержка мониторинговых исследований миграций... Биологического нии санкт-Петербургского университета. В ходе выполнения проекта использовались оригинальные методики прижизненного... |
| Основы теории менеджмента Санкт-Петербургского государственного политехнического университета в г. Череповце | | «основы курортологии» Филиал Санкт-Петербургского государственного инженерно-экономического университета в г. Чебоксары |
| Проекта Северо-Западный институт печати Санкт-Петербургского государственного университета технологии и дизайна | | Рекомендуемый объем работы не менее 8 страниц печатного текста Санкт-Петербургского государственного политехнического университета в г. Череповце |
| Учебное пособие издается по решению Редакционно-издательского совета... | | Отчет по проекту «Невероятная туалетная бумага» Дисциплина: «Управление проектами» Санкт-Петербургского государственного политехнического университета в г. Череповце |
| Психология управления ... | | Научно-технические ведомости Санкт-Петербургского государственного... Список литературы введение 3 |
| СПбгу и закон «Об обращении лекарственных средств» Гребцы петербургского университета поборются с командами Кембриджа и Оксфорда в "Президентской регате-2010" 6 | | Профессиональные требования к представителям профессорско-преподавательского состава Санкт-петербургского национального исследовательского университета информационных технологий, механики и оптики |
| Курс лекций по социальной работе издается по решению Редакционно-издательского... | | Учебник санкт-петербургского государственного университета «финансовые рынки» Экономическая природа глобальных финансов: дефиниция, количественные характеристики, технологическая и правовая основы (с. 4) |
| Программа преддипломной практики на кафедре надзорной деятельности... Программа преддипломной практики на кафедре надзорной деятельности Сибирской пожарно-спасательной академии – филиала Санкт-Петербургского... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Филиал Санкт-Петербургского государственного инженерно-экономического университета |
