Чугунов Владимир Аркадьевич родился в 1954 году в Нижнем Новгороде (тогда г. Горький), служил в гсвг (гдр), работал на Горьковском автозаводе
Скачать 2.37 Mb.
|
15 Дома я сказал маме, что ухожу к Елене Сергеевне помогать собирать вещи. Мама не удивилась, узнав, что она переезжает, разговоры о переезде шли давно, только спросила, когда, и сказала: «Надо будет ей помочь». Упаковка в разные коробки и увязка в большие узлы вещей заняли всё время до вечера, а вечером, ещё до темна, Елена Сергеевна сказала, что сильно устала за эти дни, особенно же за прошедшую бессонную ночь, и хочет отдохнуть. Я нехотя ушёл. На прощание она даже не позволила прикоснуться к себе, сказала: «Никит, мы же договорились». И с этого дня между нами началось постепенное отчуждение. Точнее, всё отдалялась и отдалялась она. Я первое время очень сильно переживал, даже не раз валялся у нее в ногах, умолял, просил, требовал, плакал, но она оставалась неприступной, как скала. И по мере нашей размолвки всё больше и больше разверзалась передо мною пугающая пустота. Я оставался один, я оставался ни с чем. Страшнее ничего я себе не мог даже вообразить. Никакой надежды впереди, вообще, ни-че-го! И тогда я восстал. Во мне появилась такая дерзость и грубость, каких я в себе и сам не ожидал… Точно кто-то другой овладел мною совершенно… И этим-то я намеревался вернуть её себе! Кончилось тем, что она ударила меня по лицу, обозвала подонком, кричала, чтобы я убирался вон и никогда больше к ней не приближался. Я обозвал её змеёй и ушел, изо всей силы хлопнув дверью. Повторяю, такой дерзости я сам от себя не ожидал. Даже вернувшись тогда домой, я долго не мог прийти в себя. Казалось, всё, жизнь для меня теперь не имеет никакого смысла. Никогда я ещё так не хотел жить, никогда так не мучился, не страдал! Не знаю, как я не заболел в те дни опять, ведь почти неделю я ничего не ел, а раза два даже напивался до положения риз. Первый раз родители нашли меня в беседке, грязного, всего в синяках. В тот вечер мы опять мерялись силами с Глебом, и не только с ним, только на этот раз инициативу проявил я. Сначала пришёл в беседку с двумя бутылками водки, купленными на оставшиеся от продажи фотоаппарата деньги, и сказал, что пришёл на мировую. Толпа радостно загудела. Мы быстренько всё это выпили, стали обниматься, клясться в вечной дружбе. Потом ещё кто-то чего-то принёс. Мы пили опять, уже зажёвывая сосновыми иглами («витамины»), разжевав, всё это выплевывали и по очереди тянули последнюю сигаретку. Закончили состязанием – смесью самбо со всеми другими единоборствами. Я, правда, предлагал бороться сразу со всеми, уверяя, что я их всех раскидаю «одной только левой», но, очевидно, раскидали меня, поскольку, когда я очнулся, клочки моей рубашки были и там и сям. Одна туфля на ноге, вторая оказалась под головой. И когда мама в ужасе спросила: «Кто это тебя?» – я сказал: «А пускай не лезут!» Но и Глебу досталось тоже. И это потому, что он заявил, что тогда он мне просто поддался, а на этот раз справится, со мною «одним даже мизинчиком». Но я его и на этот раз победил и даже сделал такой болевой прием, что на меня тут же навалились всей толпой все мои новые друзья. Не пинали, нет. Всё было по-честному. Но боролся я действительно сразу со всеми. Они налетали по очереди, я их кидал. Потом уже кидали меня, а чем кончилось дело, я уже написал – я был обнаружен. Сопроводили же меня не домой, а в баню, долго мыли, прижигали йодом, обеззараживали перекисью, а затем, как в моей поэме о любви, «пьяного встельку… быстренько уложили в постельку…» Конечно, на другой день меня очень долго и, наверное, очень обидно стыдили. Было сказано много совершенно правильных, убедительных слов. Но мне всё равно стыднее не стало. Пустота – вот что жутью стояло передо мной. И в тот же вечер я напился опять. На этот раз уже с Леонидом Андреевичем. Мы пили и, обнявшись, пели песни. Сначала одинаковые, потом одновременно он свои, а я свои, и нисколько друг другу не мешали. Извлекли нас из культурного заведения Ольга Васильевна с дочерями. Леонида Андреевича его ненаглядная долго била то по лицу, то по спине, пока не отбила руки, а меня только стыдила. Я с радостью признавал критику, лез к ней и к Вере с Любой целоваться, затем пошёл их провожать и рухнул на веранде помимо дивана. Ошибку мою быстренько исправили, подоткнули под голову подушку. Помню, приходила бабушка, Митя, мама. Надо мной плакали, вздыхали, охали, ахали, а их всех любил. Отца я не видел. А потом всю ночь мой вулкан извергался, я даже извозил в его извержении свои новые брюки, рубашку, лицо. Когда, наконец, кратер очистился, мне стало намного легче, и до утра я уже спал спокойно. Утро почти как в песне: «Утро, утро начинается с «Вермута», здравствуй необъятная страна…» чуть и вправду не началось, правда, не с «Вермута», а с мутной самогонки, которую заботливый Леонид Андреевич где-то уже раздобыл и принёс мне в стопочке вместе с солененьким огурчиком. Но у меня от одного только запаха что-то зашевелилось на самом дне кратера. Леонид Андреевич посоветовал зажать нос и всё же ублажить утробу, но я наотрез отказался. Тогда он, для приличия посочувствовав мне, приголубил зельеце сам, схрумкал и огучкик, а мне предложил рассольчику. Я отказался и от рассола. И всё сокрушался, как я в таком срамном виде пойду теперь домой, не оставаться же тут до вечера. – А хочешь, я тебя на руках донесу? Спит, скажу, если кто спросит, младенец мой прекрасный, баюшки-баю… А? – Ага, нашли младенца! – А что? Я тебя, знаешь, сколько раз на руках носил? – Когда это было? – Да, кажись, недавно! Как будто вчера! Эх, жизнь моя, иль ты приснилась мне? Вот уж Серёга не совра-ал! Прошла, как с белых яблонь дым – точно! И что не буду больше молодым – тоже верно подмечено! Как в воду мужик глядел! Эх, Серё-ога! Коней только розовых я в своей жизни ни разу не видел! – Так это же – образ! – Надеюсь – не святой? Хотя… Розовый конь, весенняя рань – похоже. Молодец Серёга! Держи! И он что-то сунул в карман моих брюк. Я спросил: «Что это?» – Адрес. Я сразу догадался чей. Не знаю, чем бы всё это кончилось, не посети, наконец, меня Бог… Вначале я говорил, что так уверяла бабушка, и что сам я Бога не видел, но со мною на самом деле что-то такое произошло… И было это вот так. Когда я однажды ночью с лезвием бритвы, потихоньку ушёл через окно в баню, а чтобы виднее было, зажёг и, покапав воску, прилепил к лавке восковую свечу, мне пришёл на память тот последний, перед моим окончательным падением, вечер, то, как я пришел тогда ночью к Маше, как мы пошли с ней в баню. Вокруг было почти так же, как и теперь, мы сидели на лавке, между нами стояла керосиновая лампа. Сначала говорил я, а Маша внимательно слушала. А вот она уже достает безграмотную записку, вопросительно смотрит на меня. Какие же чудесные у неё в ту минуту были глаза! Неужели, как уверяет Леонид Андреевич, она так любила меня? Пожалуй, да. Иначе, разве бы она так легко сожгла эту записку? Только и сказала же: «Дай спички». И больше ни слова упрёка, ни тени подозрения. О, как она верила мне тогда, а я!.. Чем я на это ответил? Подлостью? Хуже! Я предал её, предал нас всех! Да-да, именно всех!.. И, вспомнив наше торжественное обещание на веранде, я внутренне удивленно воскликнул: «Это что же выходит – и Бога?» Я даже содрогнулся от этой мысли. И как-то иначе уже глянул на чёрное лезвие бритвы. И мне стало горько оттого, что я вот умру, и никто, и никогда уже не узнает всей правды обо мне, не узнает, что никого я не предавал, а что само собой так получилось, помимо моей воли… И это казалось ужасно несправедливым. Как же они останутся жить на земле, не узнав обо мне всей правды? Ведь что есть жизнь? Что она есть вообще? И в этот миг я до мельчайших подробностей вспомнил одно место из открытого тогда нами наудачу евангелия. «И был брак в Канне Галилейской, и был приглашен на брак Иисус, и ученики. Была и Мать Иисусова тут. И когда не достало на свадьбе вина, а был самый разгар пира, сказала Мария Иисусу: вина не имут…» И так это вдруг поразило меня! «Вина не имут»! Это же… это ж о простой человеческой радости идёт речь! Значит, она-то, эта радость – и есть суть всей нашей жизни! А я что делаю?.. Я опять глянул на чёрное лезвие бритвы, поморщился и, наклонившись, опустил его в щель между половых досок. Затем поднялся, перекрестился и сделал земной поклон. Потом ещё один и ещё. После чего задул свечу и вышел на улицу. Мириады звёзд мерцали надо мной и казались живыми. Все до одной, до самой маленькой звёздочки, казалось, радовались мне, манили меня, о чем-то весело перешёптываясь между собою! И вот тут несказанный свет вдруг пролился в моё сердце! Такого счастья, такого покоя доселе я не испытывал ещё никогда! – Божечка, хорошо-то как у тебя!.. – в полголоса воскликнул я и заплакал. Я никогда ещё так не плакал, не ведал таких слёз. О, это были слёзы радости, слезы избавления, слёзы жизни! И как любил я в эту минуту Бога! Как благодарен был Ему за всё-за всё! Тою же дорогой я вернулся в свою комнату, но ни спать, ни о чем-либо думать я не мог, а лишь наслаждался этим неизреченным покоем, этим не весть за что и кем подаренным мне счастьем. В то же утро, сделав сорок поклонов и отметив это в календаре, я почти здоровым пришёл на кухню. Одно лишь теперь тревожило меня: ответит ли, отзовется ли на моё письмо Маша, ведь в эту ночь я написал ей письмо. Что написал? Да всё, всё как было, от той злополучной пятницы до сего дня. И про баню, и про неизреченный свет тоже! Я просил у неё прощения и не раз принимался молиться и плакать над письмом. Все мои чувства, все мои желания теперь сошлись на этом письме… Но теперь-то я уже точно знал, что это – не мечта, а выстраданное мною, хоть и не обретённое ещё, но всё же единственно возможное в недалёком будущем обыкновенное земное счастье! Вот тогда, увидев меня, бабушка и сказал: «Слава Тебе, Господи. Посетил Господь». – Баб, я ненадолго, в город, мне срочно надо, а через час вернусь, ладно? – Поди, милый, с Богом, поди. С Еленой Сергеевной я встретился в ателье. Она вышла неохотно и уже готовилась дать мне отпор, но я опередил её, сказав: – Елена Сергеевна, я пришёл попросить у вас прощения. За всё! Простите меня, ради Бога! Простите, я был во всём, во всём не прав! И поверьте, очень жалею теперь об этом! Нет-нет, не подумайте только, что я пришёл просить вас о чём-то теперь или даже в будущем, нет! Я пришёл искренне извиниться перед вами и за своё поведение и за всё, что между нами произошло! Простите и не держите на меня зла! Зная мою наклонность к красноречию, она сначала слушала недоверчиво, но, видимо, лицо моё сказало ей больше, чем слова. – Теперь сама, по глазам твоим вижу, что это так,– сказала она и осторожно улыбнулась. Хорошая была у неё улыбка, но уже ничем прежним не отозвалась во мне. – Наконец-то! Что ж, я за тебя рада! Ну, что я должна ответить? Бог простит? Да? – Да! И мы, как добрые друзья, пожали друг другу руки. Ах, как легко, как чудно было у меня на сердце! Я не шёл, а летел. Нет, определённо Леонид Андреевич прав: нет ничего на свете сильнее и лучше, когда люди прощают друг друга! Отца я в тот день застал на веранде. Что-то опять он задумал писать. По эскизам это были мостки, лодка, на мостках оброненный кем-то букет полевых цветов, синь воды, отражение солнца в ней… Но даже не это главное. Главное – краски! Даже эти, ещё не окончательные мазки, казалось, излучали свет. Я даже невольно воскликнул: «Пап, как будто светится!» – Ты заметил, да? – обрадовано и взволнованно заговорил он, повернувшись ко мне от мольберта. – Пап, я поговорить… Он отложил палитру, предложил сесть. – Пап, я хочу спросить… То, что там, в «Капитале», это – правда? – Правда. – И зачем тебе это надо? Ты же не веришь в Бога! – Кто тебе об этом сказал? – Что ж говорить, когда и так видно? – Что не крещусь, как бабушка, да по церквам-то не езжу – это тебе видно? Да разве в этом – вера? – А в чём? – Хорошо. Тогда скажи, в какую церковь я должен пойти, чтобы не ошибиться. Ведь там же, в церкви, по-твоему, вся истина, и церковь, как говорит писание, одна, верно? И которая из них истинная? Только у нас в стране официальных православных, три, две старообрядческие, одна новообрядческая, ещё одна, новообрядческая же, есть за рубежом, есть там ещё и две католических, протестантские я не беру в счет, а беру только те, в которых ещё признаются и совершаются таинства, как таинства, и приносится настоящая, а не воображаемая жертва за грех… Это уже сколько церквей получается – шесть? И все они истинные. Во всяком случае, каждая о себе так заявляет. И у каждой для оправдания своей правоты имеется основательное учение, опирающееся на одно и то же писание. Так которая истинная? В которую мне прикажешь пойти? Рассуждение, где родился, там и пригодился, меня не устраивает. Извини, у меня несколько глубже и шире представление и о вере, и о Боге, и о церковном устройстве, чем мне могут предложить все эти, вместе взятые, конфессии. Погоди, может, ты и доживёшь, когда все они наплюют на свои же каноны (не работают-де в реалиях современного мира!) и полезут обниматься и с зарубежниками, и со старообрядцами, и с католиками, и со старокатоликами… И тогда что? Зачем тогда весь этот сыр-бор? Стало быть, не об истине они всё время заботятся, а о своём земном благополучии? Перечитай-ка «Легенду о Великом инквизиторе» Достоевского. Думаешь, он о тех инквизиторах написал? Да это же об инквизиторах всех веков и народов написано, в том числе и о наших нынешних, о всех продажных иерархах. Почитай историю Церкви! Во все века, от раскола и даже раньше, предательства и нестроения возникали только с их стороны! А после февральской революции! Они же, иерархи, тотчас запели аллилуйю Временному правительству, а затем и большевикам. И до сего дня всё поют! Посмотри, что вещает на весь мир их Пимен! Никаких, оказывается, гонений у нас за веру никогда не было и нет!.. Это они таким образом корабль церковный от бурь хранят. Церковь будто бы тем от физического уничтожения охраняют. Но Церковь, извини меня, – не кошкин дом… Тили, тили, тили бом, загорелся кошкин дом… Не организация даже. Это они лично при ней – организация. Да еще какая! Ты же читал «Капитал»!.. И, кстати, до скончания века эта организация всякой новой власти будет петь, – и он прогнусавил на церковный лад: – «Не-эсть власти, аще не от Бога!» Ещё бы! Эта власть им позволяет сладко есть, пить и жить! Я не хочу этим сказать, что все из них такие уж проходимцы, безбожники и обманщики, но именно такие, именно они, беспринципные карьеристы, в итоге захватят во всех церквах власть. И пойдут на сближение. Не истиной уже, а экономикой займутся. Поделят, так сказать, поровну все сферы экономических выгод… На людях будут говорить о Боге, петь Ему аллилуйю, а между собой только о бабках… Дачи роскошные себе заведут, яхты… Не говорю уж о более смрадных вещах, которые нередко сопутствуют безбожию и роскоши… И это как раз то, что ты считаешь Церковью… А Церковь, дорогой мой, – другое. Церковь – это, как сказал Христос, когда двое или трое соберутся во имя Его, там и Он посреди них. Бог везде, Он всюду… И пока церковники обязаны доносить, мне в этой их церкви делать нечего. Поверь, судить нас будут не по числу посещённых служб, а по мере поданной кружке воды, в евангелии о том и написано… Погоди, может, и доживешь ещё. Как только перестанут их, как теперь, гнать, они потихоньку, полегоньку так гайки опять закрутят, что будет такое впечатление, что без них уж и в царство небесное никому не попасть. Напрочь заслонят своим мнимым величием и словоблудием туда всем дорогу. А много ли для обмана нашего доверчивого простого народа надо? Скажут того не крестить, того не венчать, того не отпевать, тех не разводить, и так и будет. А без всего этого, по мнению простого народа, какое может быть царство небесное? И, заметь, все у них – под угрозой наказания, всяких там прещений, отлучений и анафем! Так что, дорогой мой, надеюсь теперь тебе понятно, что Бог для меня не их книжный Бог – думаю, и для тебя тоже – а примерно, как тогда у тебя… в бане… Я быстро взглянул на него. – Да, видел. Прости, но ты для меня слишком дорог, чтобы я мог позволить тебе так глупо уйти. И при том, заметь, все церкви тут же вычеркнули бы тебя из своих списков, а по логике их учения – и Бог. Но не думаю, чтобы это было так. Не смог же бы этого сделать я. А всё потому, что я, как и Он, хоть и плохонький, но всё же отец. В таком случае спрашивается, кто они? Ты подумай, подумай об этом… Слышать это было просто дико. И, тем не менее, я не знал, чем возразить отцу. По всему казалось, он прав. Но ведь не в этом, не в этом же дело! А как же Михаил Сметанин, как же отец Григорий, чудная моя бабушка, сонмы других святых? Как же это было возможно, если б в Церкви не было правды? Нет, что-то тут не то! А может, это всего лишь малодушное оправдание, которым отец прикрывал страх открытого исповедничества? О, тогда многие этого боялись! И отец действительно многого бы мог лишился! И всё же каким-то внутренним чутьём я понимал, что дело не только в этом? И даже совсем не в этом! И я узнаю, я добьюсь правды! О, теперь я не только не брошу университет и не пойду ни в какую семинарию, а, наоборот, закончу учёбу с отличием и защищу диссертацию, и стану профессором, и, может быть, даже добьюсь звания Героя социалистического труда. Но все эти годы, все силы души, все свои знания я употреблю только на то, чтобы узнать истину, узнать настоящую правду о Боге, о Церкви, и обязательно об этом напишу, и позабочусь о том, чтобы об этой, добытой усилием всей моей жизни, правде узнали отец, мама, все люди, во всём свете. Ведь так плохо, так трудно, так страшно жить на земле без правды! О, только бы написала, только бы ответила моя Госпожа! Николо-Погост 2008 г. |
Похожие:
 | Саченков Оскар Александрович Зав каф. Коноплев Юрий Геннадьевич Директор... Оптимизация геометрических параметров моделей на основании измерений и расчета аэродинамических характеристик |  | Александр родился 17 мая 1975 года в семье военнослужащего в Эстонии.... Саша в семье был вторым ребенком. Родился раньше отведенного природой срока, в 7,5 месяцев, весил 2кг 400г, ростом 45 см. На 5-й... |
| Уроки Доброты Жил был Вася. Жил он с мамой и папой в Нижнем Новгороде. Учился он в 6 классе. Был он отличником | | Направление подготовки Нижегородской области, Управление архитектуры и градостроительства администрации Нижнего Новгорода, кафедры ннгасу, творческие мастерские... |
| Владимир Путин посетил Севастополь в День Победы. Крымчане с ликованием... Президенты России и Украины Владимир Путин и Виктор Янукович обсуждали, как вместе ярко отметить освобождение Севастополя в 2014... | | 22/1/2010 Отзывы участников зимнего лагеря в Нижнем Новгороде Непросто писать про лагерь, после пережитых там эмоций Это было незабываемо!! Много новых друзей, опыт общения, сплоченность и прекрасная... |
| Высшая школа экономики в нижнем новгороде современные проблемы Современные проблемы в области экономики, менеджмента, бизнес-информатики, юриспруденции и социально-гуманитарных наук: материалы... | | Гариф Ахунзянович Ахунов родился в 1925 году в деревне Училе Арского... Таким образом Гариф рано лишился отца. До 1940 года мальчик учился в сельской школе. Затем работал в колхозе. В 1941 году он поступает... |
| Дипломная работа по коньковым ходам еще тогда заинтересовала кафедры... Лыжник с 40-летним стажем. Работал в городском совете дсо “Спартак”, в Профсоюзом Центре по академической гребле и Спортивном клубе... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Хобарт&Вильям Смит Колледж и Университета штата Северная Айова (сша) Дженни Л. Стил, Кертис С. Мередит, Чарльзом Темплом и Скоттом... |
| Никита Сергеевич Хрущев родился в 1894 г в селе Калиновка Курской... Бауманского, а затем Краснопресненского райкомов партии, в 1932-1934 гг работал сначала вторым, потом первым секретарем мгк и вторым... | | Готов ответить на все Ваши вопросы… Заельцовском районе города Новосибирска. Вырос в неполной необеспеченной семье. После 8-го класса школы №159 поступил в Новосибирский... |
| Слово писателя «Мечтать не вредно…» (Беседа с детским писателем М.... Борис Александрович Орлов родился в 1955 году в деревне Живетьево Брейтовского района Ярославской области. Окончил Ленинградское... | | Сегодня классный час мы посвящаем творчеству Николая Николаевича... Москве, в институте кинематографии. Он работал режиссером, поставил немало мультипликационных, научных и учебных фильмов. О том,... |
| Владимир Всеволодович Ульянов Быть услышанным и понятым. Техника и культура речи Синегноев Бенедикт Аркадьевич, соавтор Петрушанко (калечит его своими навыками), Зося, состоит с Петрушанко в запутанной связи | | «Исторический портрет реформатора П. А. Столыпина» Столыпин Петр Аркадьевич родился 2 апреля 1862 г в Германии, в г. Дрездене в семье потомственных дворян. Род Столыпиных был известен... |
