Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах и улицах «Добрая дорога детства» 2
Скачать 2.3 Mb.
|
| § 2.2.2 КОНТЕКСТ ПЕСНИ КАК ФАКТОР ВАРИАТИВНОСТИ Контекст и автометапаратекст наряду с собственно вербальным субтекстом являются вариантообразующими факторами. Вместе с тем в рамках концерта они будут тесно взаимодействовать: с одной стороны, автометапаратекст может подчёркивать связь песен друг с другом даже если они находятся не в непосредственном «соседстве», с другой – контекст может дополнять автометапаратекст. Для иллюстрации приведём пример начальной части концерта Александра Башлачёва апреля 1985 г. с указанием названий исполненных песен и автометапаратекста (этот элемент выделим курсивом): Ржавая вода Чёрные дыры Некому берёзу заломати Дым коромыслом Время колокольчиков Осень «…вальс…» Грибоедовский вальс «…ну вот это несколько таких бардовских песен. Я в общем-то их теперь не пишу, но до сих пор не удалось забыть, так что… ещё одна такая…» Хозяйка «…ещё одна такая…» Влажный блеск наших глаз «…ещё одна такая лирическая песенка, и лирика на этом кончится…» Поезд Первые шесть песен были исполнены без автометапаратекста. Перед седьмой песней – «Грибоедовский вальс» – автор произнёс слово «вальс», которое может быть понято и как обозначение жанра, и как название песни. После песни «Грибоедовский вальс» следовал следующий автометапаратекст: «…ну вот это несколько таких бардовских песен. Я в общем-то их теперь не пишу, но до сих пор не удалось забыть, так что… ещё одна такая…». Таким образом, автор объединил первые семь песен и исполненную после этих слов песню «Хозяйка» общим определением «бардовские». В рамках концерта, на котором половина песен сопровождалась автометапаратекстом, его отсутствие при исполнении первых шести песен в сочетании с последующим обозначением всех этих песен как «бардовских» также будет объединять эти песни, то есть являться циклизующим фактором. Три следующих песни («Хозяйка», «Влажный блеск наших глаз» и «Поезд») предваряются словами «…ещё одна такая…», что объединяет их и между собой, и с предыдущими песнями: если слова «ещё одна такая» скорее можно воспринять как объединяющие эти песни со всеми исполненными до этого, то повторение этих слов перед песнями «Хозяйка», «Влажный блеск наших глаз» и «Поезд» в сочетании со словами «…лирическая песенка…» перед песней «Поезд» будут объединять между собой именно эти три песни. Таким образом, взаимодействуя друг с другом, контекст и автометапаратекст первых десяти песен этого концерта создают три разных микроцикла. Слова «…вот несколько таких бардовских песен…» и последующее повторение слов «…ещё одна такая…» объединяют первые десять песен как «бардовские». Вместе с тем первые семь песен исполняются без автометапаратекста (кроме слова «вальс» перед «Грибоедовским вальсом»), и это отсутствие также представляется значимым: так как дальше идут слова «…ну вот это несколько таких бардовских песен…», исполненные до этого песни могут быть восприняты как цикл, как песни, не нуждающиеся в комментарии. Три следующих песни предваряются словами «…ещё одна такая…», что объединяет их и между собой, и с предыдущими песнями. Как видим, контекст и автометапаратекст образуют в пределах данного концерта три микроцикла: первые десять песен концерта, объединённые определением их как «бардовских»; первые шесть песен, исполненные без автометапаратекста и объединённые следующим после них автометапаратекстом; три «лирические» песни. На восприятие каждой из исполненных песен будет влиять не только сам автометапаратекст, но и контекст песен, с которыми он их объединяет. Таким образом, именно контекст в сочетании с автометапаратекстом создают в рассматриваемой части концерта Башлачёва три микроцикла, в которых смыслы каждой отдельной песни дополняются смыслами соседних, а значит, варианты формируются через контексты и автометапаратексты. Разумеется, рассмотренный нами пример не позволяет сделать выводов о том, что именно такова роль всех контекстов и автометапаратекстов в рок-концертах. Однако позволим себе предположить, что сочетание контекста и автометапаратекста в рамках концерта может являться циклизующим фактором как на уровне концерта в целом, так и на уровне микроциклов. Как уже было сказано, на смысл песни влияет её песенное окружение, то есть контекст. Между тем контекст отнюдь не ограничивается «соседством» с теми или иными песнями. На смысл концерта могут влиять и внешние факторы: место и время проведения концерта, его аудитория и т.д. В этой связи показательным представляется так называемый «Таганский концерт» Александра Башлачёва, на который большое влияние оказала фигура В.С. Высоцкого Существуют точки зрения, согласно которым Владимир Высоцкий и русский рок – явления абсолютно автономные. Однако и о близости Высоцкого и рока было сказано довольно много: этой теме был посвящён ряд статей альманаха «Мир Высоцкого», вышел сборник статей «Владимир Высоцкий и русский рок»172. Схожие черты поэтики, в чём-то близкая манера исполнения, хронологические рамки творчества позволяют соотносить эти «явления». Есть исследователи, в той или иной форме сближающие Высоцкого и рок: называющие Высоцкого первым рокером173; говорящие о близости рока и авторской песни, представителем которой Высоцкий традиционно считается. Однако большинство исследователей всё-таки видят в Высоцком предшественника русского рока и даже «учителя», то есть речь идёт не только о естественном наследовании традиции, но и о сознательной преемственности. О Высоцком как о предтече русского рока начали говорить ещё в 1980-х гг. Замечания о похожести и наследовании традиции временами переходили в обвинения в подражании Высоцкому и даже эпигонстве. Это толкало рокеров на попытки как-то откреститься, выразиться по-другому, а иногда и прямо декларировать отсутствие чего бы то ни было общего с Высоцким. Александр Башлачёв не был исключением. Похожая манера исполнения, схожие черты поэтики, песни, напрямую написанные под влиянием Высоцкого, а также преклонение Башлачёва перед ним заставляли воспринимать Башлачёва как своего рода наследника Высоцкого, а иногда – даже как подражателя. Кто-то видел в Башлачёве «продолжение» Высоцкого: «Можно ли предсказать дальнейшую судьбу песен Башлачёва? Станет ли он для нас тем, чем был для нас Владимир Высоцкий? Говорить об этом сейчас сложно. С уверенностью можно сказать, что многие песни Башлачева способны просочиться в народ как неизвестные песни Высоцкого…» (статья 1985 г. из журнала «УрЛайт»). Однако такого рода высказывания не были частыми: величина фигуры Высоцкого превращала любые указания на похожесть того или иного исполнителя на Владимира Семёновича обвинениями в подражании. Попробуем рассмотреть, как контекст в широком смысле может влиять на вариативность на примере Таганского концерта Александра Башлачёва, на который во многом повлияла фигура В.С. Высоцкого. Концерт выбран нами не случайно. 22 января 1986 г. в театре на Таганке состоялся так называемый Таганский концерт, концерт, ставший в итоге одним из самых концептуальных в творчестве Башлачёва: концерт шёл около двух часов и за это время был исполнен практически весь репертуар. А. Житинский в предисловии к книге Башлачёва «Посошок» отметил, что, отбирая материал для книги, он старался «следовать духу того концерта»174. Достоверной информации об этом концерте, о его организации и т.д. нам удалось найти крайне мало, и информация это весьма противоречива, что уже говорит о том, что Таганский концерт Башлачёва оброс легендами как очень важный и наиболее концептуальный в его творчестве. Этот концерт был одним из серии концертов в театре на Таганке (кроме Башлачёва, в этой серии концертов, если верить не очень проверенным источникам, принимали участие Борис Гребенщиков и Пётр Мамонов). Аудиторией этих концертов были не «штатные» актёры театра на Таганке, а актёры труппы А. Васильева, репетировавшие в это время на Таганке спектакль «Серсо». Если принять этот факт как истину, то фраза Житинского – первого издателя Башлачёва – «А публика была сдержанна, и ее тоже можно понять: совсем недавно в дружеском кругу перед нею пел сам Высоцкий!»175 не совсем правомерна, однако весьма показательна: театр на Таганке неотделим от имени Высоцкого, и концерт, традиционно называемый «Таганским», естественно, вызывает ассоциации с его фигурой, и предполагаемая аудитория этого концерта – «друзья Владимира Семёновича», что, естественно, не может не влиять на восприятие песен, исполненных на этом концерте. Более того, исходя из фразы, сказанной Башлачёвым на этом концерте перед исполнением песни «Слыша В.С. Высоцкого» («…памяти друга, вашего больше, наверное, в тысячу раз, Владимира Семёновича Высоцкого…»), можно предположить, что и Башлачёв считал, что перед ним актёры театра на Таганке, то есть самые что ни на есть «друзья Высоцкого». Не очень известному (по сравнению с тем же Гребенщиковым) Башлачёву, неоднократно говорившему о своём преклонении перед Высоцким, выступать в его театре было, вероятно, одновременно и очень почётно, и несколько неудобно в силу того, что Башлачёва неизбежно воспринимали здесь «с поправкой» на Высоцкого. Александра Башлачёва принято относить к рок-поэтам. Однако манера его исполнения (акустическая гитара, сольное исполнение, бытование творчества, в основном, в формате концерта и, соответственно, концертных записей и др.) позволяет некоторым исследователям относить его к авторской песне. Контекст Таганского концерта весьма близок именно к авторской песне: концерт проходил в театре на Таганке, неотделимом от фигуры Высоцкого. Однако исполнители, также принимавшие участие в серии этих концертов (БГ, Мамонов), принадлежали к русскому року. То есть и общий контекст рассматриваемого концерта неоднозначен: в нём сочетается близость к Высоцкому, а значит, к авторской песне, и участие в этой серии концертов рок-исполнителей. В этой связи важен такой элемент концерта, как автометапаратекст, то есть слова исполнителя, произносимые на концерте. Автометапаратекст более частотен в авторской песне, нежели в роке. В частности, концерты Владимира Семёновича Высоцкого изобиловали автометапаратекстами, что, разумеется, также не могло не повлиять на наличие и состав автометапаратекстов Башлачёва на Таганском концерте. Автометапаратекст наряду с вариативностью вербального субтекста и контекста, то есть структуры концерта – один из способов создания вербальной вариативности песни, на которую, в числе прочего, значительное влияние оказывает контекст концерта в широком понимании. Таганский концерт с этой точки зрения весьма показателен. В самом начале концерта Башлачёв произнёс следующие слова: «…а мы на сколько рассчитываем вообще?.. на час, на два или на три?.. просто я тогда буду выбирать… вы мне там скажете, когда прекратить, потому что… я хотел бы много спеть…» Автор сразу обозначил не только желание спеть много, но и спонтанность выбора, обусловленность подбора песен ситуацией: «…просто я тогда буду выбирать…» – причём подбора из большого количества песен: «…я хотел бы много спеть…». То есть с самого начала эксплицируется, на первый взгляд, импровизированная структура концерта, причём такая структура, когда автор может прекратить петь в любой момент: «…вы мне там скажете, когда прекратить» – эта структура могла строиться по принципу исполнения сначала тех песен, которые автор хотел исполнить обязательно, а потом, если успеет, – остальных. Фраза «я хотел бы много спеть» была произнесена несколько стесняющимся и даже извинительным, просящим тоном. Примерно с такой же интонацией произносился автометапаратекст Башлачёвым ещё только на одной из известных нам записей: на концерте с Юрием Шевчуком, так называемой Кочегарке или Первом концерте в Питере. На этом концерте автор также будто извинялся за то, что поёт много, и скромно обозначал своё место как заполняющего паузы, пока отдыхает Шевчук: «…ну пока Юра отдыхает, я несколько песен спою, может быть, три…»; «…ну что, Юра отдохнул уже, наверное…» и т.д. Однако Таганский концерт и Кочегарка являются скорее исключением: на большинстве концертов Башлачёв произносил автометапаратексты спокойным, уверенным, даже несколько нахальным тоном, обозначая, как правило, длину песен, их сюжетность, «настроение» или «направление»: «…лирическая песня такая, женская…»; «…эта песня очень длинная… бардовская песенка…» и т.д. Люди, бывшие на его концертах, говорят о том, что в Башлачёве чувствовалась спокойная уверенность человека, знающего себе цену. Таким образом, «соседство» (в прямом или переносном смысле) с тем или иным исполнителем в рамках, по крайней мере, двух названных концертов придавало несколько извиняющийся оттенок автометапаратекстам Башлачёва, а значит – и всему концерту в целом. Однако именно эта подчёркнутая скромность в автометапаратекстах составляет яркий контраст с башлачёвскими песнями: готовя искушённого таганского слушателя к «непритязательным» песням, Башлачёв тем самым, сознательно или нет, усиливал их влияние на слушателя. Будучи скромным и застенчивым в автометапаратекстах, временами начиная как-то комментировать песню, а потом прерываясь, будто передумывая, Башлачёв становится ярким и сильным, уверенным и напористым, как только начинает исполнять собственно песню. Рассмотрим некоторые автометапаратексты Таганского концерта. После песни «Егоркина былина» Башлачёв сказал: «…давайте маленький перерыв устроим… покурили бы, я бы тоже… могу потом ещё спеть… потому что там ещё есть кое-что…». В этом автометапаратексте эксплицировано предположение автора, что после «Егоркиной былины» концерт может закончиться: эта длинная, сложная и очень необычная песня вполне могла стать финалом концерта. Фраза «могу потом ещё спеть» звучит более, чем неуверенно, практически с расчётом на отказ и с нежеланием злоупотреблять вниманием публики (особенно если учесть сложность и длину «Егоркиной былины»). Вместе с тем песни, в которых больше, чем в других, заметно влияние Высоцкого («Верка, Надька, Любка», «Слёт-симпозиум», «Подвиг разведчика» в силу стилистической близости и «Слыша В.С. Высоцкого» (второе название – «Триптих») на уровне цитации) были исполнены во второй части концерта, то есть в той части, которой, по предположению Башлачёва, могло бы и не быть. Таким образом, автор сначала исполнил песни, в которых влияние Высоцкого не очень заметно (хотя, безусловно, есть), и лишь в самом конце – «бардовские» песни и «Триптих». Первая часть концерта формирует впечатление о Башлачёве как о самостоятельной фигуре, и только после этого автор исполняет песни, близкие стилистически к песням Высоцкого, и уже в самом конце – имеющий непосредственное отношение к Высоцкому «Триптих», однако завершает Башлачёв концерт необычной и непохожей не только на песни Высоцкого, но и на песни какого-либо другого автора песней «Ванюша». Песня «Триптих» предварялась следующими словами: «…вы знаете, мне очень сложно спеть то, что я сейчас буду петь. Да, это сложно очень петь, сейчас сами поймёте. В общем-то, это такой триптих. Я не думал никогда, что так получится. Пролился на бумагу, в общем, на один листок, я бы сказал. Там три песни. Я не знаю, как назвать… памяти друга, вашего больше, наверное, в тысячу раз, Владимира Семёновича Высоцкого…». Очевидно, что «Триптих» выделяется из данного концертного контекста. Вместе с тем Башлачёв исполнил её не последней, а именно предпоследней. И всё же на концерте для «друзей Высоцкого» песня, посвящённая Высоцкому и насыщенная цитатами из его творчества, звучит почти в самом конце концерта. В автометапаратексте автор будто бы извиняется за исполняемую песню: «это очень сложно… я не думал никогда, что так получится…». Начинается же автометапаратекст следующими словами «…вы знаете, мне очень сложно спеть то, что я сейчас буду петь». Эти неуверенные слова могут отчасти объяснить слушателю столь странное расположение песни: автору как будто настолько тяжело её петь, что он долгое время не решался, да и сейчас, в момент произнесения автометапаратекста, сомневается, стоит ли это делать. Вместе с тем если бы «Триптих» был исполнен в начале концерта, то все остальные песни так или иначе воспринимались бы в контексте творчества Высоцкого. То же можно сказать и о «высоцких» песнях – «Слёт-симпозиум» и «Подвиг разведчика»: сначала автор исполнил песни, в которых влияние Высоцкого не так очевидно, и даже после того, как аудитория хорошо восприняла песни «Слёт-симпозиум» и «Подвиг разведчика», снова стал петь «не-высоцкое», «своё». Между тем после «Триптиха» Башлачёв исполнил последнюю на этом концерте песню – «Ванюша», тем самым не поставив «Триптих» в сильную позицию. Если бы «Триптих» завершал Таганский концерт, он послужил бы своеобразной точкой, обозначил бы преклонение Башлачёва перед Высоцким и сделал бы весь концерт так или иначе воспринимаемым в контексте творчества «таганского барда». А длинная, «трудная» и очень необычная песня «Ванюша», может быть, самая непохожая на песни Высоцкого (наряду с «Егоркиной былиной», завершающей первую часть Таганского концерта), оставляет впечатление о Башлачёве как о самостоятельной фигуре не настолько близкой к Высоцкому, как может показаться на первый взгляд. «Извиняющийся» тон, на который мы уже не раз указали, сохранился и в других автометапаратекстах Таганского концерта. Так, после песни «Егоркина былина», точнее – сразу после перерыва, в начале второй части концерта, прозвучал следующий автометапаратекст: «…следующая песня… сюжетная песня… «Грибоедовский вальс» я её называю…», после чего была исполнена песня «Грибоедовский вальс». Как правило, заглавие песни вводится словами «песня называется», Башлачёв же на этом концерте ввёл название словами «я называю», тем самым подчеркнув, что песня мало известна или даже известна только самому автору (отметим, что на остальных известных нам концертах Башлачёв вводил название традиционной формулой «называется»). Таким образом, автор эксплицировал низкую степень своей популярности да и вообще значимости, что, вероятно, опять же было вызвано спецификой аудитории. После песни «Грибоедовский вальс» Башлачёв говорит: «…песня о трёх дамах: Верке, Надьке и Любке, скажем так… у каждого свои взаимоотношения с ними. Вот такая версия…». После этих слов была исполнена песня «Верка, Надька, Любка». И вновь автор снижает значимость песни словами «вот такая версия…». Кроме того, отчётливо заметно, что Башлачёв не договаривает фразы до конца, словно стараясь поскорей перейти к самой песне. После «Верки, Надьки, Любки» прозвучал следующий автометапаратекст: «…я когда-то работал журналистом в газете с поэтичным названием «Коммунист» и написал там несколько репортажей. Вот это был последний. Со слёта-симпозиума районных городов одной области…», потом автор исполнил песню «Слёт-симпозиум». И здесь тоже автор несколько снижает «значимость» своего творчества, обозначая песню как репортаж. Отметим также, что автометапаратекст к этой, пожалуй, самой близкой стилистически к Высоцкому песне напоминает автометапаратексты Высоцкого, в которых он рассказывал об истории создания песни, о том, по каким причинам та или иная песня была написана. Однако и здесь Башлачёв, начав, казалось бы рассказывать о своей работе в газете, неожиданно прерывается, сказав совсем немного по сравнению с тем, сколько рассказывал о своих песнях Высоцкий, будто попытавшись презентовать самую «высоцкую» песню именно в духе Высоцкого, но по ходу произнесения, поняв, что в этом «жанре» он несилён, в отличие от песен. В течение концерта аудитория не аплодировала: у актёров это не принято. (Для сравнения отметим, что на Таганском концерте Б.Г. после каждой песни звучали бурные аплодисменты.) Однако в конце концерта, когда зазвучали аплодисменты, Башлачёв всё тем же «извиняющимся» тоном произнёс следующие слова: «Не надо, не надо, вам, наверное, очень непривычно это делать, так что не надо…». Таким образом, от слов, которыми Башлачёв начал концерт, до завершающих слов всё, что говорит автор, произносится со «стесняющейся», «извиняющейся» интонацией, передающей восприятие Башлачёвым самого себя намного ниже, чем Владимира Семёновича Высоцкого, чья фигура так или иначе определяла контекст концерта, а значит – и смысл концерта в целом. В заключение скажем, что фигура Высоцкого повлияла и на структуру концерта: сначала были исполнены песни, в которых влияние Высоцкого не так заметно (а, по мнению А. Житинского, и вовсе отсутствует). Напомним, что это было время, когда рокеров вообще и Башлачёва в частности обвиняли в подражании Высоцкому и даже в эпигонстве. Вероятно, поэтому, чтобы по возможности избежать этих обвинений, Башлачёв сначала исполнил «своё», и только потом – «высоцкое», исполнил в той части концерта, которой могло и не быть. Что же касается песни «Триптих», то и она была спета почти в самом конце, тогда, когда у аудитории уже сформировалось представление о Башлачёве как о самостоятельном исполнителе. Как отметил О.А. Горбачёв, «…в “Триптихе” А .Башлачёва синтезируются преклонение перед Высоцким и полемика с ним…»176. В этой связи очень показательно исполнение песни «Ванюша», очень непохожей на песни Высоцкого, уже после песни «Триптих», в самом конце концерта. Вероятно, общую тенденцию «преклонения перед Высоцким», но в то же время попытки заявить о себе можно отнести и ко всему Таганскому концерту, на котором следование традициям Высоцкого сочетается с попыткой самовыразиться, доказать, что Башлачёв – это самостоятельная фигура, признающая Высоцкого, но и знающая себе как оригинальному поэту цену. Как видим, на концерт как на циклическое образование, как на некоторый аналог лирического цикла, оказывает влияние контекст в самом широком понимании. Ни один концерт не может в точности повторить другой, каждая из исполненный песен воспринимается в рамках конкретного концерта. На вариативность песни в данном случае влияют такие факторы, как контекст «соседних» песен и шире – общая структура концерта, так и автометапаратекст, то есть слова исполнителя, сопровождающие эту песню. Эти факторы, в свою очередь, во многом оказываются обусловлены контекстом концерта в самом широком понимании. |
