З. Ю. Буттаева Полякова, Елена Ивановна
Скачать 3.1 Mb.
|
* * * Переезд идет в порядке, который хочется назвать идеальным. Идеал, как известно, недостижим, поэтому назовем переезд образцовым. Сулер подсчитал в своей записной книжке, точно вычислил, сколько людей в какую команду определить. Из 2140 человек отобрано 94 молодых в водоносы и хлебопеки. Двенадцать человек посменно следят за состоянием отхожих мест. Девять хлебопеков, по три в смену. Двое месят тесто, один выпекает хлебы в железной печке. Женщины чистят картошку, овощи. Обучается матросская команда. Трудно дается темп - быстрота; еще труднее - морская походка по качающейся палубе. Как в ненаписанном еще «Мойдодыре» предметы скачут по палубе, неуклюжий малый бегает за неуклюжей кадкой. Вместо кадки ловит товарища, мужики в обнимку падают, кадка носится по палубе. «Наконец общими усилиями буйная кадка была поймана и крепко привязана рядом с толстым ушатом, тоже все время сердито вырывавшимся на свободу». Проходят Константинополь. Конечно, без всяких высадок - не туристы. Парусники идут по синей воде. Острова тянутся по бортам. Архипелаг, Средиземное море, дельфины играют вдали. В чистейшем пароходном госпитале пустота. Только в одной белейшей койке умирает пятилетний мальчик от водянки мозга. Берег рядом, но высадиться нельзя. Хоронят по морскому обычаю: зашивают в брезент, в ноги помещают груз - ржавый колосник. 65 Под пение псалмов отец кидает в море небольшой сверток. Сверток погружается медленно, долго виден за кормой в прозрачно-голубой воде. Двоих взрослых похоронили позже, в Атлантике, встретившей холодными волнами, ветрами, переходящими в штормы. Команды свыклись с обязанностями, освоили морскую походку. Доктор Мерсер - англичанин, прилежно учит русский язык с помощью подростков. «Но-ока», - тянет Мерсер, показывая на свою ногу. - «Нога, нога!» - хохочут мальчишки. Они ждут полудня, когда выйдет добрая тетенька, раздающая им горячие лепешки с апельсиновым вареньем. «Спаси Господи!» -произносят мальчишки, принимая свои лепешки. Второй врач неодобрительно следит за этой раздачей. По его мнению, это не входит в обязанности фельдшерицы. И вообще фельдшерица слишком щедро раздает лекарства. Фельдшерица эта - Александра Александровна Пархоменко-Сац. Сестра молодого композитора, по слухам очень-очень талантливого. Все Сацы сочувствуют толстовству. Женщины самоотверженно работали «на голоде», то есть в столовых для голодающих крестьян, открытых в неурожайных губерниях. Семьи Сац-Сулержицких пройдут вместе через долгие годы. На корабле медперсонал скучает, работы почти нет. Та, что есть, точь-в-точь фельдшерский пункт на Вологодчине, на Ставрополыцине. Самые старые старички, впавшие в детство, просят мази. Самым древним старухам тоже требуется мазь от колотья в боку. Несмотря на колотье, они стирают груды белья, вытащив корыта на палубу: чистота для них так же необходима, как пение псалмов и стишков. Девушки сидят словно яркая клумба, каждая - цветок. Все на них вышито, изузорено своими руками. Новый год, Рождество встречаются в море. 12 января 1899 года приходят в порт Галифакс. Тридцать два дня плыли - неделей меньше, чем Колумб. Правда он не знал - куда, здесь все измерено, выверено по картам. На берегу уже машут руками встречающие; 66 таможенники и карантинные врачи дивятся порядку, чистоте на прибывшем корабле. Дамы в огромных шляпах раздают детям конфеты. Никакой неразберихи, не приходится уговаривать кого-то, как в Батуме, принять, разместить странников. Здесь они не эмигранты, здесь все для них предусмотрено. Подача поезда. Постели, обильная еда. Люди крестятся, умиленно благодарят за заботу, не зная, что все это учитывается, оплачивается из ссуды, им данной в рассрочку. Слово bonus старичкам совершенно непонятно; bonusom озабочены Хилков, Сулержицкий, Сергей Львович Толстой, Мак-Криари, уполномоченный канадского правительства. Бесценный «человек-буфер», смягчающий все противоборства, а их предстоит несчетно. Всегда сочувствующий переселенцам и говорящий на общем языке с их руководителями, Сулер на сухопутье осваивает вслед за морской - американскую строительную терминологию и вскоре чувствует себя под Виннипегом как под Киевом. Городская жизнь, заводские трубы, берега озера Верхнего мелькают в окошках поезда. Теперь почтовый адрес Сулера: Канада, Ассинибойя, село Михайловка. Данная переселенцам земля велика и обширна. Дома на этой земле нужно строить самим, покупая бревна, фураж для скота. Пока скота нет. Пахота весной пойдет на себе. Так будут пахать в колхозах после Второй мировой. «Бабы! Взяли!» - бабы налегают. Колхоз «Светлый путь 1945 года?! Нет - фотография, снятая Сулержицким в Канаде, сто с лишним лет назад. Фотографирует между делом, вернее сказать - делами. Перечень их в записных книжках перейдет в книгу очерков. Дела ежедневные, простые дела Робинзона Крузо. Только Робинзон - одиночка, здесь же бесчисленны бумаги с подписями-печатями. Цифры, расчеты, кубометры леса, планы земельных участков. Как прекрасны то ли реальные рассказы, то ли сказки Льва Толстого о работящих Иванах, о том, чем люди живы? - Любовью. 67 При всех любовных отношениях внутри своей общины нельзя обойтись без реальных землемеров, без границ. Пашня, выгоны, неизбежные споры: у кого земля лучше, кому больше плугов выделили. Сулер все это фиксирует - границы земельных участков и мечты свои о полном братстве - артельности. Что делать - отдать ли всю полученную ссуду крестьянам или постепенно, разумно ее распределять. В России земские деньги часто расходятся не на земские общие дела. Духоборы не пьют, честны, но рассчитывать на годы, регулировать проценты, отношения с банками, с правительством они научатся через многие годы. Сейчас все, что по законам Канады необходимо, производят толстовцы. Вот их фотографии. Мужчины одеты, причесаны так, как было принято в девяностых годах. Бороды, очки или пенсне, сюртуки, тяжелые шубы. Узнаваемые лица: болезненное Хилкова, цветущее, с мягкой улыбкой - Сергея Львовича. Рядом такой же крупный человек; похож на преуспевающего доцента, может быть, молодого профессора, на лекции которого сбиваются курсистки. Он носит славную наследственную дворянскую фамилию Бонч-Бруевич. Братья Бонч-Бруевичи занимают высокое положение в обществе. Один - генерал-генштабист в Петербурге. Двоюродный брат его - ученый, занимающийся новейшими проблемами электроэнергии. Его именем назовут институт в городе, который получит название Ленинград. Здесь с духоборами - Владимир Дмитриевич. Не только по убеждениям, но и по делам своим все братья - поздние народники. Не участники террористических организаций, но просветители, устроители земельных проблем в своих богатых имениях, которые они считают не своими, а крестьянскими. Они, знатные дворяне, считают неоплатным свой долг перед народом. Долг надо возвращать, как возвращают каждый долг чести. Их сословие должно служить сословию податному, крестьянскому, 68 прежде всего - вернуть крестьянам землю. Владимир последователен в своем выборе. Призрак коммунизма, бродящий по Европе, для него не призрак - реальность недалекого будущего. Учение Маркса - единственно верное учение. Причем в варианте одном, ленинском, большевистском. В двух течениях одной партии Бонч-Бруевич сразу, навсегда станет большевиком. В борьбе с другими партиями, во всех дискуссиях, в процедурах голосования будет с Лениным, за Ленина. Многие годы спустя на всех декретах, приказах, резолюциях, на совершенно секретных бумагах большевистского Кремля будет стоять подпись - управляющий делами Совнаркома Бонч-Бруевич. Царский генерал также перейдет в Красную Армию. Рубеж веков - время выработки устава и программы Российской социал-демократической рабочей партии. Карандаши постукивают по блокнотам: «Объединить трудящихся» - сказать легко. Как их объединять? Кого агитировать? Для кого писать воззвания, брошюры о земле, о воле? Социал-демократы хотели бы привлечь к себе сектантов, с ними вместе легче противостоять православию. Потому и оказался один из Бойчей в Канаде: опытный конспиратор, любитель паролей, тайных цепочек и «пятерок», «семерок», которые не могут выдать друг друга. От рождения одарен феноменальной памятью; помнит фамилии, клички, псевдонимы, даты не только большевиков, меньшевиков, эсеров, анархистов, толстовцев, но имена, даты жизни, создания книг, картин, гравюр. В Англии, в Соединенных Штатах он налаживает контакты по своей партийной линии. В Канаде время отдается духоборам. В записных книжках цифры, земельные проблемы. Диалогов, словечек, пейзажей меньше, чем у Сулсра. Гораздо больше записей «стишков», обрядов. Варианты легенд, сравнений с мифологией других сект. Запись не дилетанта, но ученого-гуманитария с классическим образованием. Наследник просветителей прошлого - Максимова, Буслаева. 69 Но те истово православные, Бонч-Бруевич - материалист, столь же убежденный. Взгляды его, дело его разделяет Вера Величкина. Имя сливается с нею, она с именем. Тургеневская девушка, сестра милосердия, народная учительница, курсистка в строгом платье с белым бантом у воротничка. Вера - одна из двенадцати детей священника Михаила Величкина. Еще в 1891 году она работала с Толстыми в столовой для голодающих на Рязанщине. Затем обучалась медицине в Швейцарии, с Толстыми в переписке: и по работе на голоде ее помнят, и книжки-брошюры «Посредника» она распространяет. Естественно ее участие в духоборческом переселении. Врач, переводчица, став женой Бонч-Бруевича, фамилию не переменила. Так и проработала всю жизнь, совмещая работу медицинскую с работой в газете «Беднота». В Канаде Бонч-Бруевичи лечат, просвещают, кормят, опекают других детей, других людей, которые неустанно призывают Бога и поют стишки, которые записывает Владимир Дмитриевич. Все скучают о России - Сулер совсем было собрался, да пришлось ему добраться только до Кипра, где страдали лихорадкой, уныло жевали осточертевшие апельсины первые переселенцы. На Кипре, конечно, устраивается поездка по острову. Монастыри кажутся еще стариннее, море - еще синее после канадских туманов. Сулер же остается при корабле и переселенцах. Обмеряет, прилаживает, звонко командует: «Вира!» - «Майна!» Не дано ему восхищаться экзотикой, дано - жить в этой пальмовой экзотике как на Украине. С чертежами и списками под мышкой, с треногой фотоаппарата: «Не двигайся! Сейчас птичка вылетит!» Фото: кипрские пальмы, старички, девицы, которых завтра он же погрузит в трюмы, отвезет в ту же Канаду. Фельдшерица Сац хлопочет в пароходном госпитале не столько о переселенцах, сколько о переселяющем. Сулер сутки - в беспамятстве. Подхватил кипрскую лихорадку с ее перепадами температуры и осложнениями. Не отлежавшись, вскакивает, 70 дело свое делает. Эту партию духоборов высаживает. Уже привычно, поездом везет на участки: «1 августа 1899. Канада. Дорогой отец! Прости, что я так долго не писал, но я так занят, что в Россию никому не пишу... Я не живу на одном месте дольше двух дней, а все время на лошадях в прерии. Тут такая дикая прерия, что можно умереть с голоду, если заблудишься. Один раз мы 28 часов ничего не ели: шли пешком по пояс в воде, а когда наконец добрались до городка, то не могли в него войти, так как река снесла все мосты, и я уже придумал сделать переправу на канатах. И с этого времени англичане и индейцы называют меня «heroico». Вскоре я, наверное, поеду в Южную Америку и оттуда в Лондон. Потом вернусь опять в Канаду, а потом уже, наверное, домой». Восхищение «heroico» могло быть отнесено не только к Сулеру, но ко всем переселяющим. Англичанам, американцам, Мак-Криари, больше всего - к толстовцам. Пар-хоменко-Сац греет руки в московской муфточке, записывает: «Едим три раза в день пустой квас и хлеб без соли. Лошадей нет...» Работать приходится в сырости, а малярия еще не совсем оставила. Время от времени Сулер часто объезжает духоборческие селения, инструктируя переселенцев в их новых условиях жизни. Правительство очень недовольно, что земля закрепляется не индивидуально, а за коммуной, что браки не регистрируются. Уже тогда предвидятся осложнения и по вопросу о воинской повинности. В одну из таких поездок Сулер застревает в трясине девственного леса. Он с трудом выбирается при помощи случайно проезжавшего индейца. Ему нездоровится, у него болит поясница, но он не обращает внимания, не советуется с врачами. Отсюда, по-видимому, начало нефрита, 71 преждевременно сведшего его в могилу. Индеец вытащил белого из трясины, белый этот точно так же помогал индейцам, как своим духоборам. Узнал их в долгих поездках по бездорожью, когда едешь не в телеге, а в неких первобытных санях - волокушах, словно еще не изобретено колесо. Молчаливый индеец сосет трубку. Индеец такой, как на картинках к романам Густава Эмара и Майн Рида, читанных в переплетной мастерской. Куртка из оленьей кожи, расшитые бисером мокасины, черные косы вдоль лица. Такие же, как в романах Густава Эмара, и женщины: рано постаревшие добродушные матроны, девушки удивительной красоты. Записи гораздо ближе к Джеку Лондону, нежели к Эмару. Подробно записан рассказ-воспоминание торговца мехами и скотом о недавнем прошлом, о стычках индейцев с белыми и о резне племен между собой. Беседа идет в фактории, где процветает торговец. Индейские женщины носят на плечах лямки с прикрепленными досками. К доскам же ремнями привязаны дети. У входа в лавку индианки, в ряд доски с детьми. Пока торговец подсчитывает на счетах, вернее, обсчитывает женщин, собака облизывает их выставленных младенцев. Тут же качается от старости и голода лошадь-одёр, хозяин ее, так же стар и голоден. Одёр, шатаясь, тащит сани с меховыми шкурами - старик надеется поменять их на озерах на сушеную рыбу. На голое тело надет обносок - европейский пиджак. Сюжет для Льва Николаевича, или у него взятый: помирающий хозяин, помирающий одёр, индеец, едва знающий несколько английских слов, хозяин лавки, отлично знающий местное индейское наречие, девочка-метиска, читающая латинскую Библию, пора пахоты, сева, сенокоса - совершенно как на бывшей своей земле, куда никогда не смогут вернуться духоборы: в России лежат сотни их паспортов со всеми печатями. Начиная с 1960-х годов контакты советских журналистов с Канадой, в частности с духоборами-перселенцами 72 времен Сулера, стали более свободными. Журналист-международник Леонид Плешаков записал рассказ старой духоборки: «Сначала духоборы поселились в провинции Манитоба. Они корчевали лес, поднимали целинные земли, сеяли хлеб. Жили отдельно русскими деревнями. Со своим укладом, порядками, строго придерживаясь своих старых законов: не пить, не курить, не поднимать руку на врага своего. Но жизнь шла своим чередом и рушила рамки религиозной присяги. Канадское правительство потребовало, чтобы духоборы приняли гражданство и несли воинскую повинность. - Но разве мы могли их слухать? - говорит Мария Ивановна. - Мы своему-то царю отказались присягать, а ихней королеве тем более. Посожгли свои избы и двинулись всем людом дальше на запад. Сначала осели в провинции Саскачеван. Там тоже корчевали лес, сеяли хлеб. Но нас и оттуда погнали дальше, пока мы не пришли в Британскую Колумбию. Дале - море, идти некуда»1. Дальше Мария Ивановна подробно рассказала, как переселенцы и здесь снова стали осваивать новые места. Им противодействовало и правительство, и соседи, которые не считали духоборов за людей. Не индейцы, а белые убили Петра Васильевича Веригина бомбой, когда он ехал поездом в Оттаву. Сын его, также Петр, принял после отца руководство, духоборами, но вскоре умер. Были слухи, что у Петра Петровича был маленький сын, также Петруша, которого охраняли от покушений. Духоборы верили, что этот Петруша будет их вождем. После Второй мировой войны появился среди духоборов человек по фамилии Соколов, которого многие посчитали Петрушей Веригиным, скрывающим свое настоящее имя. Поэтому Соколов занял руководящее место 73 среди духоборов. В тех же 60-х годах по Канаде путешествовал советский журналист Леон Баграмов. В городе Камсак (провинция Саскачеван) на памятнике местным жителям, погибшим на фронтах мировых войн, значатся и фамилии духоборов. Оказывается, в начале Второй мировой войны многие духоборы отказались идти в армию и были интернированы властями в специальные лагеря. А когда гитлеровцы напали на СССР в сознании духоборов произошел перелом. Молодые духоборы прямо из лагерей подали заявления и пошли добровольцами в армию, на фронт! Баграмов побывал также в центре духоборческой общины, в поселке под названием Веригино, который был назван в честь Веригина Первого. И села дольнего запада носили названия: Плодородное, Малиновое, Крестовое... Баграмов рассказывает о жизни духоборов в селе под названием Бриллиант. Живут общиной-коммуной, по 40 - 50 человек в доме, едят вчетвером из одной тарелки, за столом сидят с одного края мужчины, с другого - женщины. Живут зажиточно, потому что имеют общинные элеваторы, мельницы, лесопилки, да еще консервные фабрики, которые производят варенье, считающееся лучшим в стране. Но Баграмов подчеркивает, что общину разрушают все нарастающие противоречия между богатеющей верхушкой и беднотой. То исчезнут деньги из общинной кассы, то конторщик убежит с общими деньгами. Кончилось это тем, что финансовые компании подали в суд на общину и отобрали у нее землю и имущество. Землю эту у компании выкупило правительство и стало продавать по частям отдельным общинникам. Естественно, что община в прежнем ее понимании распалась. Все же между духоборами сохраняются связи. Существует Совет, который следит, чтобы землю не продавали пришлым. Духоборы имеют свою газету, свои русские школы, где учатся по советским учебникам. Молодежь 74 стремится знать больше о России, а в конце XX века появилась и возможность поездок в Россию. Закономерно, что в районе Черни появились духоборы - переселенцы уже из Америки. Противоречия нашего времени, конечно, сказываются на жизни переселенцев. Но будем надеяться, что они сохранятся. Вернемся в 1898 год. Помощники переселенцев плывут в Европу из Нью-Йорка. Во втором классе, вполне комфортабельном. Время свободно, поэтому веселятся все не хуже индейцев, отплясывавших в факториях, только без «огненной воды». Песни русские, украинские, арии Верди вперемешку с башкирскими и туркменскими напевами перелетают на палубу первого класса. Оттуда приносят приглашение принять участие в традиционном концерте. Уже не верхние, первоклассные, слышат поднимающиеся к ним арии и хоры, но к второклассникам, к каютам и кубрикам команды сверху несется «Садко» и напевы «Евгения Онегина». «Мистеру певцу», господину Сулержицкому устроена овация. И вероятно впоследствии «первоклассные» бизнесмены в своих офисах вспомнят русского певца. Может быть, в чьих-то дневниках, а тогда было принято вести дневники путешествий, сохранилась память о пароходных концертах. Переписка с Канадой у Сулера долго продолжается, все новости ему сообщают, хлопотать о помощи просят. Основное же дело Сулера конспирируется все тщательнее. В России Сулер снова оседает в Крыму; водовозит между Ялтой - Мисхором, о нем говорят ялтинскими вечерами постоянные жители ее, и в домах этих жителей Сулер становится жданным гостем. В Ялте, конечно, много врачей - как в Ницце, как в Ментоне. Для России это новый курорт, излечивающий болезнь, что в просторечии называется чахоткой, по терминологии медицинской - туберкулезом. Среди врачей, пользующих больных, есть врачи, 75 страдающие той же болезнью. Знаменит в Ялте доктор Леонид Валентинович Средин; в дом Срединых тянутся пациенты, ему поверяет свои печали Мария Николаевна Ермолова, с ним связана вся семья Чеховых. Сулера привел к Срединым Чехов. На чеховской даче Сулер, конечно, сразу стал своим для Антона Павловича и для его матушки, для прислуги, для собак и ручных журавлей. Получив письмо Сулержицкого, Чехов аккуратно приписал к инициалу «Л» имя «Лев». Так он всегда и обращался к Сулеру не «Леопольд», тем более не «Мария», но «дорогой Лев Антонович». Поблизости обитает семья другого писателя, которому также необходим Крым. Писательство для него только началось: рассказами, стихами, странными легендами. Псевдоним писателя - Максим Горький. Чеховы - Средины - Пешковы. По паспорту Максим Горький - нижегородский мещанин Алексей Максимович Пешков. Подолгу сидит у Срединых с новым знакомцем -водовозом - Алексей Максимович, жена его Екатерина Павловна, которой «через несколько минут казалось, что мы уже давно знакомы, так просто и легко чувствовалось с ним. Жили мы неподалеку от Срединых, и когда мы в тот вечер уходили от них, Леопольд Антонович пошел нас проводить. Он подхватил нашего маленького сынишку Максима, посадил его себе на плечи и, дойдя до нашего дома, зашел к нам. Уложив мальчика, мы засиделись до поздней ночи, слушая его рассказы... Он и заночевал у нас, а наутро, что-то напевая, помогал заваривать кофе, жарить яичницу». Весной 1900 года, последнего года прошедшего или начала будущего века, в Ялту съехались, можно сказать, все главные писатели России (только Толстой - у себя в Ясной). Здесь, на дачах, в пансионах в книжном магазине Синани, в кафе, кондитерских, просто на скамейках вдоль набережной, встречаются, обсуждают газетно-журнальные 76 новости Пешков-Горький, Мамин-Сибиряк, Куприн, которого почему-то называют Куприн, Бунин, Леонид Андреев, Сергей Скиталец, одетый «под Горького», с такими же длинными волосами, в такой же широкополой шляпе. В нынешней Москве двухтысячных годов в Художественном театре имени А.П. Чехова можно видеть картину И.И. Жилинского: ялтинская набережная, Чехов в окружении артистов, писателей, их покровителей, сидят, стоят вокруг Чехова все, кто жил в Ялте в апреле 1900 года. Среди них - Сулер. Конечно, Сулер и Станиславский были друг другу представлены - не могли не встретиться в малом пространстве Ялты. При встрече Станиславский, обремененный всеми заботами гастролей, игравший главные чеховские роли перед самим Чеховым, в сутолоке встреч давних знакомых, новых знакомых не запомнил Сулера. Впоследствии Станиславский отнесет их знакомство к 1901-1902 годам, к Москве. Сейчас, весной девятисотого, он живет радостью ялтинских гастролей, общением с Антоном Павловичем, обещающим быстро кончить задуманную пьесу о трех сестрах. И новым знакомством, с Горьким. У них возникают некие общие видения, наметки образов, диалогов - какие-то нищие, странники, гулящие бабы, которых оба встречали в странствиях по Руси. «Художники», или «Художественники», как их называют, отбывают на север. Ялтинцы качаются в чеховском саду возле дачи на качелях, оставшихся от спектакля «Дядя Ваня». Чехова засыпают телеграммами, письмами («Три сестры» - когда же будет пьеса?), Горькому тоже напоминают о возможной пьесе. Пьеса Чехова вырастает из повседневной провинциальной жизни. Вбирает в себя эту жизнь, растворяет ее в четырех актах. Посвистывает кипящий самовар, одна из сестер преподает в женской гимназии, как Мария Павловна Чехова, говорит все время об экзаменах, об уроках; на святках приезжают ряженые, как в 77 Москве, на Садовом кольце, как в Ялте, в Алупке. Молодой офицер Федотик дарит всем подарки - то волчок, то записную книжечку. И снимает, снимает всех, и все застывают перед фотографом, который вдруг запляшет, когда впору плакать! - Погорел! Погорел! Весь дочиста! - Сулер рассказывал Чехову о сидении в психушке, где был молодой солдат, потерявший память. Попросил письмо написать, а адреса не помнит. Помнит только - в Саратовскую губернию. Не отзвук ли этого неотправленного письма послышится в рассказе младшей сестры? Она служит телеграфисткой, рассказывает вечером: «Пришла ко мне дама, просит послать телеграмму в Саратов, что у нее сын умер. И никак не может вспомнить адреса. Так и послала без адреса, просто в Саратов». К этой ли весне, к следующим ли годам относится то, что запомнилось Горькому: «Так же любовно и ласково, как Л.Н. Толстой, относился к Сулеру А.П. Чехов. - Вот, батенька, талант, - говорил он, мягко хмурясь. - Сделайте его архиереем, водопроводчиком, издателем - он всюду внесет что-то особенное, свое. И в самом запутанном положении останется честным». Уморительно беседовали они, Сулер и Чехов, сочиняя события, одно другого невероятнее, например, рассказывая друг другу впечатления таракана, который случайно попал из нищей мужицкой избы в квартиру действительного статского советника, где и скончался от голода. Оба они в совершенстве владели искусством сопоставлять реальное с фантастическим, и эти сопоставления, всегда неожиданны, поражали своим юмором и знанием жизни. Придуманный таракан ползет из привольной избы, где еды вдоволь и своего племени немерено, в обиталище не просто статского советника, но действительного советника, то есть полного штатского (статского) генерала. Собеседники ялтинские знают оба эти пространства; Сулер, 78 впрочем, знает больше избы, хаты, нары с тараканами, деревянные дачки. Если финские, то тараканы могут помирать в чистоте. Если дачки российские - тараканы там шуршат под обоями, в углах копится сор. А Сулер всегда и везде хватает веник или швабру и, напевая, изгоняет мусор, пауков, тараканов, как недавно изгонял сколопендр в пустыне. Летом девятисотого Сулер жил в подмосковном поселке Кучино по Нижегородской дороге, на даче, хозяева которой были в отлучке. Дача семьи Пейч, их родня - семья Поль. Отныне эти фамилии сплетутся с Сулержицкими. Дачка уединена, в ней удобно и совершенно конспиративно можно работать на гектографе. Размножать антиправительственные листовки, брошюрки, уже не столько толстовские, сколько исходящие от только что возникшей партии РСДРП. К ней Сулер ринулся: дело делают, к делу зовут, рабочие к ним - в охотку. Сулер не слишком интересуется разницей между большевиками и меньшевиками, политико-экономическими разногласиями между социал-демократами и социалистами-революционерами, то есть эсерами. Он не может и не хочет примыкать к какой-то партии, либо к союзу, к обществу. Кроме, пожалуй, общества «Красный Крест». От Толстого он не отходит. Но по возвращении из Америки, в Крыму, человеком новой силы, новой веры становится для Сулера, конечно, Горький. Может быть, обращение Сулера в «горьковскую веру» не произошло бы так стремительно, если бы не Сацы, не Вера Величкина, не работа вместе с Бонч-Бруевичем. Пархоменко-Сац в августе 1900-го едет во Францию, в Лион. Продолжать свое медицинское образование. В 1901 году перед ней «точно солнце зимой» появляется Сулер, проездом в Швейцарию. Эта страна для сотен русских эмигрантов, студентов - естественников, медиков - страна гостеприимства, свободы слова, печати, митингов и собраний. 79 Там Владимир Дмитриевич и Вера Михайловна, там Владимир Ильич Ульянов, волжанин не на «о» говорящий - слегка картавящий, впрочем, чаще говорят - грассирующий. Тень брата-народовольца, казненного цареубийцы, преследует младшего брата. Для одних это черная страшная тень, для других - сияние праведника. Может быть, где-то в огромных архивах Ленина и ленинской партии хранятся следы встречи двух людей, невеликих ростом; один из них картавит-грассирует, другой слегка заикается, одновременно увлекая и отталкивая своего собеседника. Семейное предание Сулержицких: в Швейцарии или во Франции они встретились. На каком-то собрании. Сулер переговорил-переспорил Ульянова. Было ли? Пархоменко-Сац не уточняет, когда Сулер «с успехом прочел доклад в русской студенческой колонии о необходимости активного участия в революционном движении». Ведь воспоминания ее написаны в двадцатые годы, когда имя Ленина обожествлено, имена же оппонентов перечеркиваются. О несогласиях, больше того, о поединке Ленина - Горького в февральско-октябрьские годы мы читаем только сегодня. Тогда, в начале века, Сулер выполнил поручение Горького. Привез в Россию шрифт для типографии РСДРП, для Максимыча, для газеты, которую назовут «Искра». |
Похожие:
 | Бюллетень новых поступлений за февраль декабрь 2005 г Английский язык для инженеров: Учеб. / Полякова, Татьяна Юрьевна, Синявская, Елена Васильевна, Тынкова, Ольга Ивановна, Улановская,... | | Виды красной книги россии и белгородской области на территории заповедного... Гусев Александр Викторович, директор, к г н., Ермакова Елена Ивановна, методист, Россия, Белгородская область г. Новый Оскол, моудод... |
| Рабочая программа по технологии Уровень образования (класс) Учителя Калиниченко Татьяна Николаевна, Кусочек Наталья Николаевна, Сердюк Елена Ивановна, Ковалевская Людмила Ивановна | | Список победителей епархиального конкурса детского творчества в номинации... Малиновская Владислава, 5 лет, мбдоу «Детский сад №10 комбинированного вида г. Нового Оскола Белгородской Области», название работы... |
| Курс Группа Дисциплина Вадейко Елена Ивановна I |  | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Полякова, А. В. Русский язык : учеб для 3 кл нач шк в 2 ч. / А. В. Полякова. – 5-е изд. – М. Просвещение, 2012 |
| Тип работы Ф. И. О (полностью) члена жюри: Выборова Татьяна Ивановна, Анисимова Елена Александровна, Шереметьева Юлия Викторовна | | Тип работы Ф. И. О (полностью) члена жюри: Выборова Татьяна Ивановна, Анисимова Елена Александровна, Шереметьева Юлия Викторовна |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Руководитель Зыкова Елена Ивановна, концертмейстер Авдюшкина Виктория Михайловна | | Лебедева Елена Ивановна Эмоциональное развитие, воспитывать способности к сопереживанию, рефлексии, эстетической способности переживать красоту окружающего... |
| Конкурс проектов «Современный педагогический опыт» Куцакова Елена Ивановна, учитель физической культуры высшей категории Муниципального общеобразовательного учреждения «Средняя общеобразовательная... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Ляшенко Елена Ивановна, заместитель директора по научно-методической работе моусош №25 |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Технологическая карта урока обучения грамоте в 1 классе Учитель: Ширяева Елена Ивановна | | Методическая разработка Учитель – тимошичева елена ивановна – учитель истории и обществознания мбоу «Средняя общеобразовательная школа №2 п. Ивня» Ивнянского... |
| Елена Ивановна Рерих письма том II 1934 Москва, 2000 Полное собрание писем Елены Ивановны Рерих из архива Международного Центра Рерихов | | Степанова Елена Ивановна Санкт-Петербург, 2012 Пояснительная записка. Актуальность Учебная деятельность в этом классе приобретает практико-преобразующий характер, развивает у обучающихся самостоятельность и способности... |
