1 в украине и польше: современный компаративный дискурс
Скачать 119.52 Kb.
|
| Троян С.С. ПОЛИТИКИ ПАМЯТИ1 В УКРАИНЕ И ПОЛЬШЕ: СОВРЕМЕННЫЙ КОМПАРАТИВНЫЙ ДИСКУРС Актуальность предлагаемой темы2 предопределена несколькими обстоятельствами как концептуально-теоретического, так и сугубо практического плана. Конец февраля 2010 года прошел для Европы в какой-то мере под знаком Украины. И дело не только в том, что в январе-феврале в два тура состоялись очередные президентские выборы, а 25 февраля произошла инаугурация нового главы государства в лице Виктора Януковича. В последнюю неделю февраля общеевропейскими институциями были приняты два важных решения, имеющих прямое отношение к Украине и не менее значительное ко второму государству – Польше – с точки зрения сравнения современных дискурсов политики памяти в обеих странах. Мы ведем речь в первую очередь о решении Европейского Парламента, которое касалось возможной «дорожной карты» построения взаимоотношений ЕС – Украина в ближайшей перспективе. Вместе с тем законодательная общеевропейская институция выразила обеспокоенность Указом Президента Украины Виктора Ющенко о присвоении звания Героя Украины лидеру Организации Украинских Националистов Степану Бандере3. Относительно второго решения, то это постановление Международного объединения грантодателей о выделении 1 млн. евро на реализацию в течение трех лет научного исследовательского проекта «Войны памяти». Возглавить его должен известный западный ученый Александ Эткинд. Речь идет об исследовании культурного ландшафта в контексте «войн памяти» между тремя государствами – Россией, Украиной и Польшей. Это довольно знаменательный момент как для нашего государства, так и для тех, кто занимается вопросами «коллективной памяти», «мест памяти», «исторической» или «государственной политики памяти» и т.п. Одновременно нельзя не отметить важность подобной научной тематики не только для Украины, но и для Польши. Возможно, ввиду обострения общей проблематики памяти, особенно в ракурсе создания новейшего национального дискурса истории Украины, принято считать, что большее значение этот контекст имеет именно для Киева. Однако актуальность проблем «исторической памяти», безусловно, не менее показательна и для столицы на берегах Вислы. Об этом свидетельствует тот повышенный интерес к вопросам исторической политики памяти, идентичности, тех же «войн памяти», который проявляется в последние десятилетия в Польше практически на всех возможных срезах: государственном, общественном, институциональном, в том числе на уровне общеевропейских институций. Зачастую все они переплетаются в своеобразном формате «сетевых связей», примером чего может служить, к примеру, деятельность Института национальной памяти в Польше (Instytut pamięci narodowej) либо реакция главы Европарламента Ежи Бузека на Указ Указом Президента Украины Виктора Ющенко о присвоении звания Героя Украины Степану Бандере. К слову, в ответном письме теперь уже бывший глава Украины выступил с разъяснением своей позиции4. Вместе с тем, маршал сената Республики Польша Богдан Борусевич заявил, что награждение лидера ОУН является внутренним делом Украины5. Все это в целом может служить хорошей иллюстрацией к проекту Александра Эткинда «Войны памяти» и дополнительным свидетельством актуальности предлагаемой статьи. В плане вышеизложенного хочется далее обратить особое внимание на несколько аспектов, которые, по моему мнению, как объединяют, так и разъединяют украинских и польских историков в их спорах, дискуссиях об истории вообще и особенно «трудных страницах» украинско-польских взаимоотношений середины ХVII века и первой половины ХХ века. Именно там находится множество «болевых точек», точек соприкосновения, которые разъединяют и неминуемо объединяют нас в поисках общих ответов на сложные и неоднозначные вопросы, оставшиеся от исторического прошлого двух стран и народов. Хочу выразить свое согласие с известным историком Робертом Трабой. Он считает, что в этом плане, в плане дискуссий, касающихся политики памяти и конструирования коллективной памяти, на данное время не сложилось единого европейского пространства6. Речь идет, прежде всего, о пространстве, в котором мы могли бы вести диалог и находить взаимоприемлемые ответы на вопросы. Более того, думаю, такого сложившегося пространства все еще нет и в диалоге украинских и польских историков. Поле этого диалога весьма размыто и противоречиво, а отношение ученых и общественности ко многим вопросам исторического прошлого так и не удалось существенно приблизить, не говоря уже согласовать, несмотря на ряд положительных факторов. Среди них, в частности, подписание общего Заявления о взаимопонимании в 1997 году Леонидом Кучмой и Александром Квашневским, тогда Президентами соответственно Украины и Польши7. Кроме того, вот уже в течение многих лет проводятся общие встречи и конференции украинских и польских историков, посвященные результатам изучения и урокам «трудных страниц». Их итогом стало издание множества сборников материалов – как научных статей, так и документов – проливающих свет на многие аспекты истории украинско-польских отношений8. Иными словами, можно сказать, что «память придала истории новый импульс, обновила подходы к прошлому и проникла во все периоды и отрасли исследования»9. Целесообразно привести слова известного польского историка, члена Польской Академии Наук Ежи Гедлицкого, который в свое время сказал, что фактически сейчас в центре спора историков его страны находится идеологический вопрос: какая цивилизация нужна полякам? Это если вести речь узко о Польше. Но если корректно перефразировать польского историка и поставить вопрос в контексте предмета нашего исследования, то он будет звучать следующим образом – какая история и какая память нужна полякам? «Включение» же сюда и украинских историков с точки зрения их дискуссий с польскими коллегами под углом «войн памяти»10 либо противостояния памятей требует объединения усилий для поиска взаимоприемлемого ответа. Об этом нужно говорить в свете ситуации, которая существует на компаративном срезе украинского и польского дискурсов политики памяти в Украине и Польше. Следует отметить, что чрезвычайно актуальной проблемой политики памяти как в одной, так и в другой стране остается абсолютное преобладание, образно говоря «исключительно положительной коллективной памяти» (термин мой – С.Т.). В данном случае мы имеем в виду тот факт, что в Киеве и Варшаве одинаково очень охотно вспоминают минуты славы и побед, но предпочитают не думать о каких-то постыдных или представляющих соответствующие стороны в невыгодном свете исторических событиях. Это порождает множество мифотворческих или, если хотите, «целесообразных» исторической ситуации дискурсов, касающихся той или иной страницы истории. Иными словами, наверное, что очевидно, употребляя термины многих исследователей (П.Нора, М.Хальбвакс, А.Киридон, Ю.Зерний, Р.Стобецкий) – «конструирование политики памяти» и формирование или «выстраивание исторической политики памяти», необходимо вести речь об их зависимости от характера существующей власти, от того, что эта власть хочет «сконструировать», «выстроить», какие ответы хочет получить от историков. В этом плане, что очень важно для компаративного анализа современных дискурсов политики памяти, и для Украины, и для Польши характерна так называемая «новая историческая политика». Причем этот термин поляки употребляют для своего периода исторического развития 2005 – 2007 гг. с экстраполяцией и на следующие годы. Это практически полностью совпадает с «помаранчевым» периодом 2005 – 2010 гг. в Украине и «выстраивания» соответствующей политики памяти11. Польский историк Александр Смоляр приводит такое объяснение данного феномена: «Борьба за образ прошлого как составляющая политических соревнований за власть и путь развития страны отображает конфронтацию политиков, журналистов и историков вокруг интерпретации изменений, которые произошли в Польше за последние двадцать лет. Модное в Польше понятие «исторической политики», заимствованное в немцев, выражает, в сущности, желание сознательно влиять на коллективную память и идентичность с помощью политических рычагов. На глубинном уровне коллективная память обозначает умение говорить «мы», отвечать на вопросы «Кто мы? Откуда пришли? Куда идем?»12 Если дополнительно вникнуть в сущность «новой исторической политики», то необходимо констатировать, что уровень патриотизма в Польше, равно как и в Украине, был в свое время слишком низок. Исторические памятные места («места памяти», согласно французскому историку Пьеру Нора), которые могли бы стать фундаментом формирования новой идентичности либо национальной общности, или умалчивались, или вообще были неизвестны. Такое «невежество» и фактически отсутствие национальной коллективной памяти – в первую очередь это касалось, конечно же, Украины – связывали с прошлым или советским этапом исторического развития. Вполне понятно, что на этой почве развивалось сильное, местами даже гипертрофированное стремление дать ответы на множество сложных вопросов, касающихся исторического прошлого, в том числе совместного для украинского и польского народов. Более того, можно говорить о желании, как в Украине, так и в Польше, отыскать вектор протяженности, который, соединив прошлое и настоящее, был бы направлен в будущее. Важнейшее значение при этом, безусловно, отводилось соответствующему контексту «конструирования» политики памяти. Примером может служить выстраивание такого вектора от Первой (прекратила существование в результате трех разделов 1772, 1793 и 1795 гг.) до Четвертой или современной (с рубежа 80-90-х годов ХХ века) Речи Посполитой. Украина, в отличие от Польши, находилась в гораздо худших стартовых условиях. Она в силу целого ряда особенностей исторического развития могла получить независимость или в результате войны, или революции, или очень удачного стечения обстоятельств. По нашему глубокому убеждению, именно последний фактор стал решающим для образования современного независимого Украинского государства в 1991 году в результате распада Советского Союза. Хотя это совсем не отрицает того очевидного факта, что многие видные представители украинского народа на разных этапах истории, в том числе и во время агонии советской государственности, приложили очень много усилий для возникновения и утверждения суверенной Украины. При этом на уровне компаративного анализа очевиден своего рода разлом, который очень трудно преодолеть с точки зрения политики памяти разных государств. Возникает даже эффект «войн памяти». Речь идет о разной трактовке, скажем в Украине и Польше, тех или иных действий в определенных исторических условиях, направленных на решение соответствующих национальных и государственных целей. Отсюда и разное восприятие, мифологизация и даже демонизация многих исторических личностей. Одни из них боролись за украинские (Симон Петлюра, Степан Бандера, Роман Шухевич или Августин Волошин), другие за польские (Юзеф Пилсудский, Роман Дмовский или Францишек Равита-Гавронский) национальные интересы. Мы имеем разные оценки одних и тех же действий. Одна оценка – с точки зрения национально-освободительной борьбы народа за свою независимость, другая – с позиций защиты интересов государства, в рамках которого эта борьба ведется. Среди таких событий, к примеру, украинско-польская война 1918 – 1919 гг., политика пацификации, убийство украинскими националистами польского министра внутренних дел Перацкого, «волынская резня», депортации 1944 – 1946 гг. и другие. Найти здесь точки соприкосновения, а тем более взаимопонимания, крайне сложно и часто пока просто не представляется возможным. Необходимо делать маленькие шажочки навстречу друг другу, которые только в перспективе, может сейчас даже и не очень просматриваемой, приведут хотя бы к частичному сближению украинской и польской точек зрения на государственном и общественном уровнях относительно понимания исторических событий-раздражителей13. Здесь мы вплотную подошли к еще одной важнейшей составляющей в сфере сравнительного анализа конструирования политик памяти в Украине и Польше – деятельности национальных Институтов памяти. Эта институциональная составляющая отличает современные политики памяти в обоих государствах. На формальном уровне отличие касается времени создания институций: Институт национальной памяти в Польше был создан 18 декабря 1998 г. и только спустя семь с половиной лет подобное учреждение – Украинский институт национальной памяти – появилось в Украине. Иное отличие в том, что польский Институт национальной памяти сразу организовался как учреждение архивно-научно-исследовательского типа. Украинский же – в качестве структуры исполнительной власти14. Еще одно отличие принципиального характера – Украинскому институту национальной памяти никогда не вменялось в обязанность проведение люстраций (впрочем, их никогда и не было в Украине), что характерно для деятельности его польского собрата. Собственно говоря, Институт национальной памяти в Польше и был создан на основании ранее действующей люстрационной Комиссии. С точки зрения деятельности, как институциональных составляющих, так и отдельных историков или их профессиональных сообществ, в сфере политики памяти и «конструирования» коллективной памяти мы отмечаем очень существенные отличия контекстуального (содержательного) характера. В частности речь идет о постановке и трактовке множества «трудных вопросов» украинско-польского исторического прошлого. Если «уйти» от Украины и Польши, то в действительности надо признать, что мы имеем дело с универсальным подходом. Практически невозможно найти государства и народы, проживающие длительное время рядом, когда все выдающиеся исторические события и герои для одних так же воспринимались бы и другими. Примеров множество: тот же Степан Бандера как раздражитель в украинско-российских отношениях15 или военачальник Александр Суворов в российско-польских. Отсюда, первым шагом на пути поиска точек соприкосновения, понимания «иного» в рамках парадигмы «свой – чужой» всегда должен быть принцип толерантности, умение признавать свои ошибки и право других допускать их. Очень большое значение имеет еще одно обстоятельство. Нельзя допустить, на что обратили внимание в своем известном «обращении с Блуа» 11 октября 2008 года представители Товарищества «Свобода для истории» (Liberté pour l’Histoire), в частности, Кшиштоф Помян (Krzysztof Pomian) и Кароль Модзелевский (Karol Modzielewski), прямого вмешательства государсвенной власти в дела историков, диктата в плане, что и как делать в сфере политики памяти, кого «казнить», а кого «помиловать». Они написали: «История не может стать невольницей текущих событий, ее нельзя писать под диктат памятей, что соревнуются между собой. В свободной стране к компетенции политической власти не принадлежит определение исторической правды или ограничение свободы историков при помощи карательных санкций… Мы обращаемся к публичной власти, чтоб донести к ней, что насколько она ответственна за опеку над коллективной памятью, настолько же она не должна устанавливать в правовых категориях исторических догм, которые могут существенно ограничить интеллектуальную свободу историков»16. Экстравагантный француз Жан Кокто когда-то небезосновательно подметил: «История – это правда, которая становится ложью, а миф – это ложь, которая становится правдой»17. Одно перетекает в другое и ничего с этим, кажется, не поделаешь. Как говорят: сказка – ложь, да в ней намек. Однако квинтэссенция этой фразы, да и наших размышлений в целом, наверное, все же состоит в ином. Вполне объективно, и на это обращает внимание, в частности, уже упоминаемый нами Роберт Траба, «современная реконструкция памяти содействует укреплению либо ведет к конкуренции между национальными конструкциями идентичности». Потому конструирование политики памяти должно базироваться не на мифотворчестве и невосприятии иной точки зрения, а на максимально возможном исследовании всей сложности и тонкости исторических процессов, особенно касающихся зачастую очень противоречивого совместного прошлого. Этот вывод, по нашему мнению, справедлив как для украинского и польского современных дискурсов коллективной памяти, так и для изучения «войн памяти» в рамках каких-либо иных исторических исследовательских проектов. 1 Под политикой памяти мы подразумеваем процесс выстраивания или конструирования созвучных настроениям эпохи и определенных политических и властных сил образов исторического прошлого. 2 В основание статьи положен доклад на международной научной конференции в Институте славяноведения РАН (Москва) 7 апреля 2010 года. 3 Указ Президента України № 46/2010 „Про присвоєння С.Бандері звання Герой України” [доступ 23.05.2010]: http://www.president.gov.ua/documents/10353.html; Полный текст резолюции Европарламента доступный под адресом: http://www.europarl.europa.eu/sides/getDoc.do pubRef=-//EP//TEXT+TA+P7-TA-2010-0035+0+DOC+XML+V0//PL [dostęp 24.05.2010] 4 Ющенко написал Бузеку письмо о Бандере, интернет-портал „zaxid.net” [доступ 24.05.2010]: http://www.zaxid.net/newsua/2010/3/25/135901/ 5 Варшава считает присвоение С.Бандере звания героя Украины внутренним делом Киева, - маршал сената Польши, интернет-портал „ukrpohliad” [доступ 23.05.2010]: http://www.ukrpohliad.org/news.php/news/2331 6 Роберт Траба. «Другий бік пам’яті». Історичні досвіди та їхнє пам’ятання в Центрально-Східній Європі // Україна модерна. – 2009. – № 4 (15). Пам'ять як поле змагань. – С. 53 – 62. 7 Beata Surmacz. Współczesne stosunki polsko-ukraińskie. Politilogiczna analiza traktatu o dobrym sąsiedztwie. – Lublin: UMCS, 2002. 8 Речь идет о том, что опубликованы, в частности, материалы девяти из тринадцати состоявшихся встреч и дискуссий ученых в рамках проекта «Україна – Польща: важкі питання». 9 Пьер Нора. Расстройство исторической идентичности // История, историки и власть: Международный круглый стол, Москва, 2 февраля 2010 г. Материалы к дискуссии. – М.: РАН, 2010. – С. 5. 10 Здесь этот термин употребляется всего лишь по аналогии с названием руководимого Александром Эткиндом исследовательского проекта. 11 Tadeusz A. Olszański: Polityka historyczna Juszczenki – próba podsumowania, strona internetowa „www.osw.waw.pl” [dostęp 23.05.2010]: http://www.osw.waw.pl/pl/publikacje/tydzien-na-wschodzie/2010-01- 27/polityka-historyczna-juszczenki-proba-podsumowania 12 Алєксандр Смоляр. Пам'ять і політика // Україна модерна. – 2009. – № 4 (15). Пам'ять як поле змагань. – С. 82. 13 См., например: Варшава считает присвоение С.Бандере звания героя Украины внутренним делом Киева, - маршал сената Польши, интернет-портал „ukrpohliad” [доступ 23.05.2010]: http://www.ukrpohliad.org/news.php/news/2331; Павел Залевски: Если Украина думает о членстве в Евросоюзе, она должна пересмотреть роль Бандеры в истории, интернет-портал „zn.ua” [доступ 24.05.2010]: http://www.zn.ua/1000/1550/68817/ 14 Изменения в структурах власти после президентских выборов 2010 года в Украине привели к появлению пока еще не реализованных планов понижения статуса Украинского институт национальной памяти в учреждение архивного типа. 15 Обращаем внимание на реакцию МИД РФ: Комментарий Департамента информации и печати МИД России в связи с указом Президента Украины В.А.Ющенко о награждении С.Бандеры орденом Героя Украины, интернет-страница МИД РФ „mid.ru” [доступ 23.05.2010]: http://www.mid.ru/Brp_4.nsf/arh/F88FF565473613ADC32576B7002B6295?OpenDocument 16 Роберт Траба. «Другий бік пам’яті». Історичні досвіди та їхнє пам’ятання в Центрально-Східній Європі // Україна модерна. – 2009. – № 4 (15). Пам'ять як поле змагань. – С. 56. 17 Юрій Шаповал. Політика пам’яті в сучасній Україні: Доповідь на Міжнародній науковій конференції «Геополітика, примирення та пам’ять», Київ, 4 – 6 грудня 2008 р. (maidan.org.ua) // http://khpg.org.index.php?id=1230112797 |
Добавить документ в свой блог или на сайт
Похожие:
 | Национальный вопрос в эпоху глобальных проблем: дискурс первого евразийца... Приложение 4 к форме Предложение по срокам (Календарный план выполнения ниокр) | | Российское влияние и президентские выборы в Украине 2010 г. 1 Из всех стран СНГ это стало возможным только в Украине. О “чистоте” выборов, как водится, спорят. Но все признают, что качество электоральных... |
| И. Т. Касавин Текст, дискурс, контекст И. Т. Касавин. Текст. Дискурс. Контекст. Введение в социальную эпистемологию языка | | 3. Законодательная база инновационной деятельности в Украине Интеллектуальная собственность в Украине: законодательная база, проблемы, пути реализации |
| Во сколько обойдется Украине энергоэффективное жилье? Германии — в 2010 году она составляла 0,55 тонн условного топлива (т у т) на $1000 ввп. В государственном агентстве по энергоэффективности... | | Ценностный дискурс в науках и теологии М. Институт философии ран... «Товароведение однородных групп продовольственных товаров» для студентов подготовки 100800. 62 «Товароведение» разработано в соответствии... |
| Финансово-экономический кризис на Украине и антикризисная программа Финансово-экономический кризис на Украине – один из самых глубоких как на фоне стран снг, так и государств Центральной и Восточной... | | Конкурсная работа на тему: «феномен электронных денег: необходимость... Целью данной работы является исследование феномена электронных денег, анализ мирового опыта и украинской практики использования электронных... |
| Рабочая программа дисциплины ф. 3 Правовая культура (компаративный анализ) | | Современный учитель творец, создающий урок как произведение педагогического... Современный учитель – творец, создающий урок как произведение педагогического мастерства. А современный руководитель? Что создает... |
 | Содержание 1 специфика перехода от плановым к рыночным принципам хозяйствования в польше 1 Воздействие вступления в европейский союз на функционирование польской экономики 11 | | Льва толстого в польше Методические пособия 1 и 2, выданные на семинаре в мае 2011 г. (Правила международных соревнований по прыжкам на лыжах и лыжному... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Современное образование, современная школа, современный урок, современный учитель… Какие они? | | Самостоятельная работа студентов по дисциплине Теоретические основы... Информационное общество и общество, основанное на знаниях: компаративный (сравнительный) анализ теорий |
| Медиаобразование в России и Украине: сравнительный анализ современного... Федоров А. В. Медиаобразование в России и Украине: сравнительный анализ современного этапа развития (1992-2008) // Дистанционное... | | Тема урока: Страноведение «Новый год. Рождество» ... |
