Из Интернета Феномен политической раздвоенности в философской и научной литературе
Скачать 1.36 Mb.
|
Рассмотрим поэтапно изменение дистанции, опишем процессы, происходящие в политическом классе на институциональном, сетевом и внутриличностном уровне; выделим ключевые политические ритуалы и выявим в них основные компоненты; выявим причины и последствия изменения дистанции политической раздвоенности; для проверки гипотезы сопоставим объемы ресурсного обеспечения мероприятий с минимальной и максимальной дистанцией политической раздвоенности. Итак, ответим на следующие вопросы:
Изменение динамики политической раздвоенности в период с 1985 по 1991 годы происходило в три этапа. Границы первого – март 1985 года и июнь 1988 года. От избрания М.С. Горбачева Генеральным секретарем ЦК КПСС до его политического триумфа на 19 партийной конференции, принявшей практически все его предложения по реформированию политической системы и экономики СССР. Этот этап, определяемый идеологической формулой «Больше социализма и больше демократии», в организационном плане предполагал переход от сложившейся номенклатурной системы с ее тремя опорами господства (руководящая роль КПСС, государственная собственность на средства производства и провозглашение политического господства трудящихся) к сосредоточению центра принятия политических решений в выборных органах власти, к осуществлению социального контроля трудящихся над формируемыми ими в обстановке открытого обсуждения управленческими структурами («гласность») и созданию сектора негосударственной экономики. На этом этапе политический класс еще солидарен, и хотя внутри него и существуют определенные расхождения относительно перспективности преобразований, но мало кто отваживается на выступления против стратегии преобразований. Даже будущий оппонент Генерального секретаря Б.Н. Ельцин на конференции наряду с критикой деятельности партийной номенклатуры скорее простит о прижизненной реабилитации, тем самым фактически признавая значимость самого партийного института. На этом этапе уменьшается политическая раздвоенность по линии «управляющие – управляемые», происходит это за счет обсуждения по всем возможным каналам коммуникации политических проблем и расширения круга непосредственных контактов партийных лидеров и «масс». Пример подает сам М. Горбачев, выходящий на улицу и беседующий с населением. (Только позже, замечает Р. Пихоя, становится ясно, что эти встречи скорее напоминают нравоучительные беседы, чем равноправный диалог) [19, С. 407]. Второй этап начинается после конференции и заканчивается в декабре 1990 года на VI Съезде народных депутатов СССР. От триумфа М. Горбачева до прямых его обвинений в развале СССР и постановки вопроса депутатом С. Умалатовой о «вотуме недоверия» первому Президенту («за» проголосовало 400 человек, практически треть Съезда.). Сенсацией стало сумбурное выступление и уход в отставку министра иностранных дел Э. Шеварнадзе («Наступает диктатура – заявляю об этом со всей ответственностью. Никто не знает, какая это будет диктатура, кто придет и какие это будут порядки» [39, С. 79]), и замена всей команды реформаторов на малоизвестных и мало популярных аппаратных чиновников. Политический класс за эти годы от «тихой ненависти» к своему реформатору и осторожных возражений в русле «товарищеской критики» перешел к прямым обвинениям в «предательстве» и начал распадаться на неравнозначные коалиции как по политическим интересам, так и по экономическим интересам. Часть, уловив «ветер перемен», стала встраиваться в команду «радикалов» Б. Ельцина; часть (молодая и хваткая) перешла в бизнес-структуры; часть стала осваивать новые институты в регионах, но мало кто из того, «перестроечного» призыва номенклатуры серьезно воспринимал себя как долговременного стратегического союзника М. Гобачева. По линии «управляющие – управляемые» происходит увеличение дистанции с тем сегментом, который представлен официальной властью, и уменьшение дистанции с лидерами оппозиции. Причина в том, что избранная М. Горбачевым стратегия политической борьбы, направленная на использование «радикальных» лозунгов при организационных блокировках с консерваторами (ярчайшее проявление феномена политической раздвоенности), в атмосфере «гласности» видна подавляющему большинству дееспособного населения СССР, которое, находясь в условиях жесточайшего (как тогда казалось) экономического кризиса, смещало свои симпатии в сторону лидеров радикальных политических и экономических преобразований уже не на словах, а на деле. Именно в этот период становится ясно, что политика изменений в структуре народного хозяйства СССР, направленная на рост благосостояния населения, провалилась, а политические реформы перестали быть контролируемыми их инициаторами. Третий этап, начавшийся четвертым Съездом, закончился 25 декабря 1991 года спуском в Кремле флага СССР и подъемом российского триколора. Во время этого этапа политическая дистанция внутри политического класса представляла войну на уничтожение вначале аппаратными, а далее и военными методами. Население определилось со своим выбором победителя, на деле начавшего реализовывать тот комплекс преобразований, который, как казалось населению, мог обеспечить быстрое вхождение России в мировое сообщество и экономический успех большинству россиян. Та, консервативная часть политического класса, которая была ориентирована на реконструкцию командно-административной системы, сплоченная вокруг органов КПСС указом от 6 ноября 1991 года, распущена, и имущество ее передано в собственность государства. Идеи построения «социализма с человеческим лицом» уже никого не воодушевляли, а властные полномочия и ресурсы начали сосредотачиваться в тех политических сетях, которые не были ориентированы на сохранение Союзного государства. Создавались новые структуры власти с переносом в них центра принятия политических решений. В результате принятия Беловежских соглашений и их ратификацией представительными органами власти СССР, как геополитическая реальность перестал существовать, и с политической сцены ушел уже мало кому интересный «архитектор перестройки». «Управляющие и управляемые» стали осваивать новую «рыночную» стратегию действий, но если конвертация «власти на собственность» у членов номенклатуры не вызывала особых трудностей (например, в регионах 70% первых секретарей обкомов КПСС перешли в бизнес [10, С.191], то население в качестве компенсации получило новые сакральные объекты в виде культа денег и новые надежды в формате «продвинутых» мифологем о том, что творчество, креатив и энергия позволит добиться материального успеха. Рассмотрим последовательно смену принципов, норм и критериев деятельности, степень проговариваемости проблем, ключевые политические ритуалы, причины и следствия изменения политической раздвоенности на каждом из этапов. С 1995 по 1988 год легализация политического статуса традиционно выражалась в форме программ лозунгов, обращенных к населению Советского союза. «Ускорение», «перестройка», «гласность» – три магических слова, которые по замыслу реформаторов должны были обеспечить в условиях надвигающегося экономического кризиса рост благосостояния граждан и авторитет сверхдержавы на международной арене. Риторика первого этапа была проникнута хрущевско-андроповским духом. Утопическая идея о том, что достаточно провозгласить какое-то позитивное начинание (например, рост за пять лет машиностроения и достижение им поставленной цели «Догнать Америку», школьную реформу, в основе которой обеспечения компьютерами всех учебных заведений), воодушевить людей и обеспечить контроль над его исполнением («дисциплина») была господствующим стереотипом политического взаимодействия. О том, что для развития машиностроения в два раза необходимо увеличить темпы производства оборудования для самого машиностроения, и о том, что советская промышленность не могла производить даже малого количества необходимых компьютеров, в партийных документах умалчивалось. Массивные денежные вливания, закупка оборудования за рубежом, только усилили товарный голод [39, C. 18.]. Борьба за дисциплину (начатая Ю. Андроповым) опиралась на тезис о том, что причиной всех российских бед является пьянство, неумение качественно работать, а так же злоупотребления мелких и крупных функционеров «на местах». Эти прискорбные явления должны быть немедленно прекращено специальным указом, созданием «Госприемки» и возбуждением уголовных дел против наиболее одиозных партийных чиновников (которые по странному стечению обстоятельств оказались политическими конкурентами Генерального секретаря). Надо сказать, поскольку двадцать лет никаких преобразований не было, эти лозунги позитивно воспринимались и партаппаратом, и населением (даже когда стали ясны экономически последствия повсеместного и принудительного введения трезвости, 92% женщин считали принятые меры адекватными), тем более, что первоначально основы социализма не подвергались сомнению. «Глубинную суть перестройки партия выражает четкой формулой – больше социализма», – так Е.К. Лигачев, второй секретарь ЦК КПСС лапидарно поясняет в газете «Правда» от 6 ноября 1986 года [39, C.22]. Закономерно возникает вопрос о том, что же тогда такое «социализм», и насколько легитимные основания социалистической системы совпадают с реальными механизмами функционирования партийно-административного аппарата. Уже в 1985 году появляется служебная записка А. Яковлева, заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС, где предлагается масштабный план преобразований, включающий в себя создание двухпартийной структуры, введение поста президента, всенародные выборы и экономические преобразования, сопоставимые с рыночными механизмами в западных странах. Этот документ никогда не обсуждался в полном объеме ни на Политбюро, ни на других коллегиальных заседаниях партийных органов, хотя ряд идей (например, о плодотворности введения института оппозиции) был заимствован М. Горбачевым [19, C.415]. Поскольку обсуждение основ социализма было затруднительно в партийных, административных и научных структурах, область духовных и мятежных исканий («Кто виноват?» «Что делать?») и конструирование идеалов прошлого, настоящего и будущего традиционно сместилось в область литературы и публицистики. Писатели и журналисты, публикуемые в огромных количествах в «толстых» и «тонких» журналах, размышляли о том, «какой социализм у нас был», «стирали белые пятна истории» и ставили под сомнения идеалы революции. Последнее вызывало неоднозначную реакцию части партийного аппарата. Пиком идейного противостояния была статья, опубликованная за подписью Н. Андреевой 13 марта 1988 года в «Советской России»: «Не могу поступиться принципами». В ней автор, за которым легко угадывалась фигура Е. Лигачева, по сути, отстаивал идеалы сталинизма, допускающие использование любых средств для достижения поставленных партийных целей. Ответная редакционная статья в «Правде» называлась «Принципы перестройки: революционное мышление в действии». В ней решительно отвергались все попытки оправдать деформации социализма и преступления ссылками на вынужденность и экстремальные условия его становления. В конечном итоге эта позиция отказа в признании партийного права на произвол, подтвержденная в ходе 19 Партийной конференции в ходе выступлений М. Горбачева, директивно на какое-то время прикрыла дискуссию об идеалах прошлого. Однако, это событие дало и неожиданный эффект: «Осуждение публикации Н. Андреевой стало в глазах широких слоев интеллигенции, пожалуй, последним шагом на пути к осуждению всей истории партии и советского социализма как системы», – так комментирует Р. Пихоя итоги исторической полемики [19, C.449]. Итак, попытки партийного руководства заручиться поддержкой интеллигенции, раскрепостить эмоциональную энергию и оживить творчество масс через включение населения самой читающей страны в обсуждение проблем, личностей и деяний прошлого привело к несколько неожиданным результатам. Легитимизация политического статуса КПСС основывалась на традиционных научно-мифологических конструкциях, сопоставимых по смыслу для большинства граждан с монотеическим этническим эпосом племенных народов мира. В центре этой конструкции была всегда непогрешимая партия во главе со своим вождем, утверждавшим неизменные принципы верности избранному курсу на коммунизм. Смена курса, возвращение «к Ленину», осуждение Сталина, реабилитация ряда партийных деятелей, показ неприглядных сторон строительства социализма и преступлений по отношению как к другим, так и к собственному народу, произвело эффект, напоминающий эффект психотерапевтического «катарсиса», по сути, эмоционального очищения. За последнее, за признание себя в качестве равноправного партнера в диалоге с властью население прощало партийному лидеру все: и падение уровня жизни, и «дурацкую» антиалкогольную кампанию. Судя по опросам общественного мнения, к середине 1988 года одобряло реформы около 85% опрошенных граждан СССР, что делало М. Горбачева бесспорным лидером [39, C.27]. В каком отношении находились провозглашаемые политические проекты с повседневной практикой организации и распределения власти в номенклатурной системе? Какие проблемы выносились на обсуждение как приоритетные? Как и на основе каких критериев оценивались результаты партийного функционера? На институциональном уровне за этот период произошли два небольших, но революционных изменения. Так как в рассматриваемый период принято было видеть проблему, прежде всего, в характеристиках людей, а не в механизмах управленческого функционирования, не удивительно, что изменения произошли в кадровой политике. Вообще-то кадровая работа всегда была классикой жанра для партийных чиновников: ленинское: «Ведомства – говно, декреты – говно. Искать людей и контролировать выполнение в этом смысл партийной работы»; сталинское: «Кадры решают все» и горбачевское: «Каждый на своем месте должен заниматься своим делом» только подчеркивают определенную преемственность партийного мышления. Тем не менее, обсуждение кадрового вопроса на специальном пленуме ЦК КПСС осенью 1986 года о принципах кадровой политики и методах ее осуществления имело результатом введения альтернативных выборов первого руководителя партийных органов от секретаря партячейки до члена Политбюро. Выбирали, конечно, и раньше, но, как правило, «назначаемого» сверху и уж, конечно, без всякого конкурса. К этому решению, угрожающему стабильности положения любого партийного чиновника добавилось второе. Выборы должны проходить в атмосфере общественного контроля, и в этом случае голос рядовых коммунистов во многом становился решающим. Отказ от практики вертикальных назначений и требования регулярно проверять прочность своего авторитета через участие в конкурсных выборах существенно подрывал принципы и нормы функционирования номенклатуры, особенно ее средних и низших слоев. Как покажет время, «верхний эшелон партии», сгруппированный вокруг Генерального секретаря не стремился сделать эти нормы универсальными, оговаривая для себя более выгодные позиции. На сетевом уровне произошло то, что позже назвали формированием команды Горбачева. Планомерные замены начались с 1983 (их проводил Е. Лигачев) по 1987 год. В ходе перестановок и отставок было сменено 70% членов Политбюро, 60% секретарей обкомов и 40% членов ЦК [39, C.21]. На смену приходила наиболее здравомыслящая и молодая часть «брежневской гвардии», показавшая хорошие результаты практической работы в регионах. Сформировался «интеллектуальный» штаб, куда входили как помощники и советники Генерального секретаря, так и ведущие обществоведы, экономисты, военные, дипломаты [19, C.416]. При всей демократичности обсуждений неизменным оставался номенклатурный иерархический принцип подбора людей под себя (например, назначение Э. Шеварнадзе, выпускника Кутаисского педагогического института на пост министра иностранных дел означало лишь одно, партийный лидер сам будет заниматься международной политикой); уничтожение потенциальных соперников, бывших конкурентов и недоброжелателей (Г. Романов, В. Гришин и Н. Тихонов были отправлены в отставку практически сразу после избрания М. Горбачева) и запрет на критику первого лица партии (как покажет разбор персонального дела Б. Ельцина). Одним из принципов кадровой политики Горбачева становилось очевидное дублирование функций. Создание конкурирующих структур предполагало наличие сильного лидера во всей вертикали управления. Идеологией, например, одновременно занимались Е. Лигачев, А. Яковлев и М. Зимянин, и, как покажет время, позиция арбитра в «исторических» спорах показалась М. Горбачеву достаточно привлекательной. Надо сказать, что именно подготовка докладов и выступлений занимала в жизни партийного лидера, судя по воспоминаниям его помощников, основное время. Что касается решения реальных проблем, то тут включались в дело те самые механизмы и планы, которые нарабатывались в предыдущий период обруганного с высоких трибун «застоя». Двойственность начинала проявляться практически во всем, что касалось реализации продекларированных мероприятий. С одной стороны, провозглашение союза с прессой, требование освещать недостатки работы партийных структур, с другой, запрет на критику действий партийных лидеров и жесточайшие разносы главных редакторов, опубликовавших данные о падении рейтинга Генерального секретаря [32, C. 164]. С одной, провозглашение «гласности», с другой, скрытие информации о масштабах чернобыльской трагедии и требование взять вину на себя за все ошибки в развитии атомной энергетики производственникам и ученым-ядерщикам. Именно после Чернобыля стало понятно, что «управляемая гласность», полуправда не просто скомпрометировала себя, но и может создавать вследствие неточного информирования и приуменьшения опасности проблемы со здоровьем людей [19, C. 435-438]. Пропагандистские компании начали потихоньку затухать, так как комплекс повседневных проблем, с которыми должны были справляться партийные функционеры («на места» отсылались все новые директивы, но не предоставлялись новые полномочия), стремительно увеличивался в объемах. Лучшей иллюстрацией того, что политическая риторика не совпадала с политической практикой, служит «дело Ельцина». В начале 1987 года курс на демократизацию, провозглашенный на январском Пленуме ЦК КПСС, не был подкреплен экономическими успехами. Летние экспериментальные (проведенные согласно установкам Пленума) выборы в местные Советы выявили определенный рост недовольства населения. Надписи на бюллетенях показывали, что к традиционному комплексу недовольств торговлей, строительством, бытом добавились и новые политические. Экономическое положение в стране ухудшалось, международные долги росли, зависимость от закупок зерна увеличивалась [19, C.451]. В это время первый секретарь г. Москва Б. Ельцин позволяет себе встретиться с участниками стихийного митинга общества «Память», создавая, таким образом, с точки зрения других членов Политбюро, опасный претендент. Хотя, по сути, этот поступок являлся тем самым осуществлением самостоятельности, к которой призывал Генеральный секретарь, его решение подвергается «товарищеской» критике и созданием комиссии. Дело вообще-то обычное, и «нормальный» партфункционер, прошедший школу комсомольского актива (именно там проходили свою политическую социализацию М. Горбачев, Э. Шеварнадзе и др.), понял бы, что надо принять смиренную позу и покаяться, иначе вся тяжелая карьера закончится как минимум почетной ссылкой дипломатом в теплой, но неспокойной африканской стране. Ельцин пишет письмо Горбачеву об отставке. Этот документ – уникальный политический манифест, в котором автор утверждал, что необходимо перейти от перестроечных слов к делу. Последствия были вполне предсказуемыми. Ритуальное избиение проводилось со знанием канонов номенклатурного дела и включало в себя несколько обязательных элементов: 1) ответ был получен не сразу (номенклатурная традиция гласит, что человека освобождают от должности не тогда, когда он хочет, а когда мы решим, что он не нужен); 2) Ельцина вытащили на трибуну каяться, когда он не был готов к выступлению; 3) осуждение было всеобщим и решительным (в стенограмме 2 страницы текста слова Ельцина, 48 обвинения товарищей) [19, C.460]; 4) выступление на пленуме замалчивают (при призывах к «гласности»), и народная молва в слухах придает герою статус «мученика»; 5) попытку последующего самоубийства естественно считают инсценировкой; 6) принимается решение М. Горбачевым, в политику Ельцина больше не пускать; 7) и это очень важный итог этого ритуала «снятия», в стране появляется лидер, действующий вне правил политической системы, позиция и политический опыт которого позволяет части населения рассматривать его как центр объединения людей, ориентированных на альтернативные советским идеалы. Итак, рассматривая политическую реальность в первом «символическом» срезе ответим на вопрос: «Изменились ли принципы и нормы легитимизации власти?». Безусловно, да. От принципов вечной непогрешимости партии и ее вождя, кадровой стабильности и режима секретности деятельности партийных структур произошло смещение к критической оценке этих принципов и норм. Основаниями легитимности становится победа на альтернативных выборах, проходящих в рамках общественного контроля. «Сменились ли принципы и правила политической деятельности, направленной на максимизацию ресурсов?» Нет, смена состава политического класса проходила по традиционным номенклатурным канонам. Назначения проводились исходя из лояльности претендента, снятия – за политические амбиции. Проблемы решались по наработанным номенклатурным каноном, где партия руководила, а все остальные несли ответственность. Степень проговариваемости политических проблем увеличилась. Хотя перечень поднимаемых в средствах массовой информации тем сообщений еще находился под строгим контролем [42, C.152], и каждое издание имело своих кураторов, но в силу соперничества партийных кланов, роста популярности газет и журналов, а вместе с ними и авторитета редакторов и журналистов, «управляемая гласность» перешагнула отведенные для нее барьеры и поставила под серьезные сомнения целесообразность продолжения коммунистического проекта. К 88-му году стало понятно, что мобилизационные возможности номенклатурной системы исчерпаны и необходим переход к новым принципам легитимизации деятельности политического класса. Таким образом, за счет проговаривания политических проблем и создания нового диалогового дискурса дистанция политической раздвоенности в срезе «управляемые – управляющие» уменьшилась, а в срезе «политический класс» немного увеличилась. В первом срезе уменьшение дистанции политической раздвоенности связано с реформами в области расширения гласности, которые, в свою очередь, по замыслу реформаторов, должны были придать стране позитивный имидж в западных странах (особенно актуальный вследствие проигрыша в холодной войне), так и раскрепостить интеллектуальный и творческий потенциал населения, который предполагалось направить на решение экономических проблем. Во втором срезе увеличение политической раздвоенности вызвано отрицательной оценкой частью политического класса предложением его центральных органов нового порядка выбора партийных лидеров на альтернативной основе с публичным обсуждением кандидатур, нарушающим принцип стабильности кадров, ростом публикаций, направленных на критику официальной советской истории и повышением требований и ответственности без соответствующего предоставления прав. Следствием уменьшения дистанции стало формирование у населения комплекса ожиданий надежд, типичным содержанием которых была идея о возможности подъема уровня жизни за счет политических преобразований, а именно отбора в органы власти победителей конкурсных выборов. В политическом классе происходят процессы перегруппирования, объединения и расхождения традиционно сложившихся политических кланов вокруг Генерального секретаря и сторонников альтернативных политических и экономических проектов. На 19 партийной конференции был предложен ряд реформ Центральных органов власти. Предлагаемый комплекс мероприятий, идеологически обосновываемый, как возвращение к Ленинской системе управления в качестве верховного органа власти определял Съезд народных депутатов. В его состав избирались как на основе конкурсных всенародных выборов (750 человек), так и как представители общественных организаций (от КПСС до общества филателистов - 750 депутатов). На местах необходимо было разделить представительные органы власти (Советы) и исполнительные (Исполкомы). Первый секретарь обкома КПСС рекомендовался на пост председателя Совета, что обеспечивало легитимность партии, как победившей на выборах. Если партийный лидер выборы проигрывал, то коммунистам предлагалось решить вопрос о доверии своему руководителю. Съезд должен был избрать из своего состава Верховный Совет в количестве 400 законодателей, действующий на постоянной основе. Пост Председателя Верховного Совета становился главным постом в системе официальной власти. На конференции прозвучала резкая критика партийного аппарата, сводимая к призыву «Разрушить эту номенклатуру», что, по сути, обозначало сокращение 700-800 тысяч человек. Эти идеи не добавили популярности партийному лидеру, и его авторитет стал резко падать, прежде всего, в политическом классе. Одновременно к осени 1988 г. в поездке по стране М. Горбачев сталкивался с открытым недовольством населения ростом цен, ухудшением снабжения и падением уровня жизни. После конференции в идеологической плоскости происходит выделение нескольких идейных потоков, разрабатывающих и тиражирующих программы преобразований и ориентирующихся на несопоставимые принципы легитимизации власти: радикальное, центристское и консервативное течения. Радикальные течения основывались на идеях национальной независимости и смены политического режима. Первые опирались на системы Народных фронтов в республиках и были направлены на расширение прав и реформы государственного Союзного устройства. Вторые (политические радикалы) в своих выступлениях обосновывали необходимость введения институтов частной собственности и многопартийности. Организационной основой этого крыла были Политклубы и различные неформальные молодежные движения. Центр был представлен официальными органами власти во главе с М. Горбачевым и в качестве идейного основания опирался на тезисы о возможности обновления социализма и о неисчерпаемости его потенциала. Консервативное течение, выступившее на 19 партконференции с плохо скрываемой критикой преобразований скорее было направлено против ряда реформ, в первую очередь, «гласности», и не столько артикулировало свои цели, сколько подвергало сомнению цели и стратегию реформаторов. К концу 1990 года радикальные реформаторы решительно порвали с КПСС и идеями «перестройки» социализма. Выход Б. Ельцина из партии после выступления на 28 съезде партии, где он предлагал провести в партии ряд изменений, направленных в сторону демократических идеалов (переименование ее в партию демократического социализма, признание свободы фракций и т.д.), символизировал окончательное движение в сторону смены политической системы. Успехи лидеров оппозиции на выборах в российский парламент, формирование российского правительства из сторонников Б. Ельцина, разрабатывающих экономическую программу уже скорее с антикоммунистических позиций, чем из идеалов построения социализма с «человеческим лицом» – все эти факты свидетельствуют о том, что в качестве основания легитимности большинством населения признавались универсальные принципы, обычно обозначаемые как «демократия и рынок» Идеологическая база официальной власти (отметим, что к этому времени М. Горбачев официально совмещал посты Генерального секретаря ЦК КПСС, Президента СССР и Верховного Главнокомандующего) не претерпела существенных изменений. Отмена 6 статьи Конституции СССР и программное заявление «К гуманному, демократическому социализму», основанное на социал-демократических принципах и идеях евро-коммунистов, было холодно встречено населением видящего в этом документе скорее очередную декларацию, чем руководство к практике для необходимых глубинных преобразований. К этому времени стал понятен провал реформ, направленных на повышение уровня жизни населения. Консервативное течение окончательно оформилось в 1990 году. Его центром стала российская коммунистическая партия. В качестве идейной базы стали использоваться тезисы о коллективизме, как черте русского национального характера, о превращении Советов в Советы трудовых коллективов, о силах мирового империализма, стремящихся разрушить Советский Союз. Партия не пользовалась массовой поддержкой, даже большинство российских коммунистов все же ориентировались на горбачевскую КПСС, а не РКП, возглавляемую И. Полозковым [39, C.72]. Прежде чем перейти к описанию принципов и норм, направленных на максимизацию ресурсов, необходимо отметить еще одно существенное обстоятельство, произошедшее в этот период. С 25 июня 1987 года родилась альтернативная «комсомольская экономика». Официально замысел эксперимента состоял в ускорении научно-технического прогресса путем привлечения молодежи к работе в хозрасчетных центрах научно-технического творчества. К 1988 году принимается нормативная база объединений, работающих под «прикрытием» комсомола, где эти предприятия могут заниматься практически любой хозяйственной деятельностью, самостоятельно определять цены и тарифы на свои товары и услуги. При этом они практически освобождались от налогов, а в случае закупочной деятельности за рубежом от таможенных сборов и пошлин при ввозе товаров из-за рубежа. Кроме этого, комсомольские бизнесмены получили возможность заниматься беспрецедентным бизнесом, заключавшимся в переводе безналичных денег в наличные (65% прибыли шло творческому коллективу, 30% Центру, 5% Горкому КПСС), брать кредиты под мизерные проценты (получать валюту по государственному курсу, реализовать по рыночному и возвращать кредит опять по государственному), участвовать в приватизации высокодоходных и быстоооборотных предприятий и недвижимости (имущество КПСС, здания, дома отдыха, офисы, все покупалось, продавалось и сдавалось в аренду). Появился новый класс, который приходил на смену номенклатуре, который только выигрывал, раскручивая инфляцию, и жил при доходах, полученных при капиталистических отношениях, оставив всем остальным счастье социалистического труда. Нет ничего удивительного, что молодежный актив прохладно встретил призыв М. Горбачева на 21 съезде ВЛКСМ «не втягиваться в сугубо кооперативную и закупочную деятельность» с последующей отменой налоговых льгот [10, C.297-305]. Рассматривая деятельность радикалов реформаторов в области реализации принципов и норм, приводящих к максимизации властных ресурсов, необходимо отметить, что на этом этапе их деятельность носила целостный характер, где органично складывались предлагаемый и реализуемый ими комплекс институциональных изменений, сетевое взаимодействие и личные амбиции. Первая официальная оппозиция, сложившаяся на первом Съезде народных депутатов, заявив о разрыве с традиционными принципами функционирования политической системы, четко обозначила свои цели как альтернативные господствующему официальному курсу. В институциональном плане была реализована, показала свою эффективность на этом этапе идея отсутствия единого лидера в пользу сопредседателей, согласование позиций по принципиальным вопросам, при праве меньшинства на проведение собственной линии [39, C.67]. Заметно отличались и личностные характеристики первого эшелона радикалов во властных институтах. Практически все они прошли жесточайший конкурсный отбор на выборах, не боялись выходить и разговаривать с «улицей», подвергаться силовому давлению. Высокий уровень образования позволял эффективно выстраивать коммуникации с различными социальными группами. Поддержка рядом периодических и популярных печатных изданий и высоко рейтинговых телевизионных телепередач обеспечивали быстрый тираж идей, смыслом которых было не столько «перестройка» социализма, сколько демонтаж всей сложившейся политической и экономической системы. С каждым Съездом оппозиция становилась организационно оформленной, систематизировала и расширяла основные тезисы программы преобразований. К этому необходимо добавить, что каждый, кто входил в ее состав, практически не имел шансов на номенклатурную карьеру. Горбачевский «Центр» в этот период реанимирует подзабытую ленинскую стратегию, гласящую, что для политического успеха необходимо «сохранение организационных связей и политических альянсов при наличие серьезных идейных разногласий» [39, C.72]. Основным тактическим приемом в эти годы становится «перехват» политических лозунгов радикалов при организационной блокировке с консерваторами. Риторика М. Горбачева становится все более либеральной, он идет на серьезные ценностные уступки, одной из последних является отмена 6 статьи Конституции. Тем не менее, его авторитет среди реформаторов не высок, и скорее он рассматривается как вынужденный союзник, поскольку обладает положительным имиджем в среде западных политиков и общественных деятелей. Стратегический альянс с консерваторами получает оформление в середине 1990 года на 27 (последнем) Съезде КПСС, чему предшествовала жесточайшая критика персонально Горбачева и Яковлева на первом, учредительном съезде КПР. Обвинения в основном касались предательства интересов партии, культе демократической личности. Хотя съезд КПСС прошел в рамках планируемого Генеральным секретарем и его окружением сценария, но он скорее напоминал последнюю встречу политических трупов. В воспоминаниях Болдина есть такой эпизод: «Как-то в дни съезда я зашел в комнату, где уединился М.С. Горбачев, и застал его за подготовкой списка членов ЦК. Теперь он не доверял эту работу никому. И вот Михаил Сергеевич сидел один в маленькой комнатке, какой-то покинутый и печальный и составлял список членов ЦК, органа, многие десятилетия выше и могущественнее которого никогда не было в нашей стране» [32, C.366]. Этим же летом происходит очередной разрыв с Б. Ельциным вследствие провала программы либеральных экономических реформ «500 дней». В результате единственной опорой М. Горбачева оказывались консерваторы, однако, союз с ними означал принятие и реализацию мер, прямо противоположных продекларированным: централизация и жесткий контроль над экономикой, жесткость по отношению к республикам, и, разумеется, пресечение деятельности оппозиции и свободы средств массовой информации. Отметим, что последние в это период уже вполне самоопределились со своими политическими интересами, добились отмены цезуры. Коллектив зачастую выступал в качестве учредителя и собственника имущества, находясь в комфортном финансовом состоянии за счет и государственных дотаций, и доходов от рекламы. В этот период самой большой популярностью и влиянием на общество пользовались именно СМИ либеральной направленности [42, C. 156]. Юридические возможности осуществления намеченного комплекса мероприятий были получены через расширение прав Президента на 4 Съезде народных депутатов, где кроме прочего состоялся ряд кадровых замен, на которых настаивали противники реформ. В итоге дистанцию политической раздвоенности по срезу «управляющие – управляемые» в перспективе «реформаторы – население» можно оценить как минимальную, а по линии «союзные органы власти – население» как максимальную. Уменьшению дистанции способствовало для радикалов то обстоятельство, что они не несли ответственности за экономическое положение в стране, только предлагая свои программы. Что касается действующего правительства, то провал экономических реформ стал к 1990 году очевиден. Ключевым политическим ритуалом этого периода следует считать выборы и саму процедуру съезда народных депутатов. Не вдаваясь в хорошо известные подробности, отметим лишь аспекты этого политического действия, которое привело к формированию в едином политическом кассе двух оформленных конфликтных групп, ориентированных на взаимоисключающие идеалы и представляющих, в терминологии Р. Коллинза, различные политические сообщества. Теоретически, номенклатура КПСС, зарезервировавшая за собой минимум половину депутатских мест, имеющая собственный сценарий развития съезда и обеспечивающая его организационную работу, вообще не должна была допустить формирования какой-либо оппозиции. Но, тем не менее, она была создана как Межрегиональная депутатская группа, которая и реализовала впоследствии свой либерально-демократический политический проект. Попробуем ответить на вопрос, почему это произошло. Во-первых, причина, на наш взгляд, скрыта в ригидности и страхе самой номенклатуры после выборов. Аппарат КПСС, конечно, не смог провести эффективной избирательной кампании. Тем не менее, 85% кандидатов были коммунисты. Оценка большинством членов Политбюро 28 марта 1989 года выборов как «провала» так сильно повлияла на Генерального секретаря, что он решился на уникальные меры. На ближайшем пленуме ЦК, где рассматривался вопрос о подготовке к Съезду он добился коллективной добровольной отставки 110 пенсионеров (из них 100% работников суда и прокуратуры, 40% дипломатов, 33% академиков, 25% первых секретарей обкомов, 25% ответственных работников) [19, C.227] и в ответ на критику пригрозил опубликованием стенограммы выступлений. После этой «кадровой мясорубки» М. Горбачев достаточно легко добился согласия оставшихся с выдвинутыми им идеями, хотя эти эффектные ходы не добавили ему авторитета среди политического класса. Во-вторых, оппоненты КПСС также готовились к съезду, разрабатывая альтернативный регламент съезда в московском Доме политпросвещения. Подготовка, практически открытая, оппозиции – неординарное явление в последние годы СССР. В-третьих, съезд сразу пошел не по плану, намеченному партийным аппаратом. Обозначился комплекс национальных, процедурных и организационных проблем, сместивших внимание участников съезда и населения (Съезд шел в прямом эфире) в зону ряда малопроговариваемых на официальном уровне конфликтов. В-четвертых, лидеры оппозиции не были включены в список Верховного Совета, что дало возможность одному из них Ю. Афанасьеву заклеймить состав Верховного Совета как «сталинско-брежневский», а депутатов, за него голосовавших, как «агрессивно-послушное большинство». В-пятых, оппозиция после съезда начала свое институциональное оформление. Итогом стал резкий рост популярности оппозиции, хотя ее «вес» (140 человек) был минимален в составе Съезд, их «сакральный символ» идею об отмене 6 статьи КПСС поддерживало по стране около 50% населения, а в крупных городах до 70% [39, C.57]. Третий, самый кроткий период начинается с четвертого съезда народных депутатов и заканчивается сменой флагов СССР на флаг РФ. Он длится всего год, и его политическую динамику задают проблемы, связанные с национальной идентификацией, где особую роль приобретают январские события в Вильнюсе и Риге, представляющие собой безнадежную попытку сохранить «Союз нерушимый республик свободных» полицейскими методами. Отметим, что в области легитимизации властных полномочий за этот период не произошло ничего нового, все акторы политического процесса скорее реализовали на практике провозглашенные политические проекты, основой которых выступала судьба союзного государства. Итак, в середине января 1991 года в Литве по просьбе «здоровых сил и многочисленным пожеланиям трудящихся» осуществляется попытка введения прямого президентского правления. Формально с этим требованием ЦК компартии Литвы (на платформе КПСС, то есть ориентированной на М. Горбачева) обращается к Президенту СССР. Тот в свою очередь обращается к Верховному Совету Литвы и настаивает на реализации на территории республики Конституции СССР в полном объеме, что означает отстранение от власти правительства Народного фронта. В ночь на 13 января просоветский комитет спасения при поддержке Советской армии и спецназа КГБ попытался захватить стратегические объекты столицы Литвы, прежде всего телецентр. Силовые действия закончились провалом, так как на защиту национального правительства вышло население республики, и деятельность союзных структур подверглась резкой гражданской критике как внутри СССР, так и в мировом сообществе. В течение этого же месяца сходный сценарий с аналогичным результатом был повторен в Латвии. В итоге выяснилось, что Президент СССР (он же Верховный главнокомандующий) ничего не знал, никаких распоряжений не давал и вообще во всем были виноваты национальные правительства политических экстремистов-националистов. [39, C.54]. Сказанное отнюдь не повысило авторитет первого президента и скорее усилило поляризацию сил, так как, с одной стороны, последовала поддержка Горбачевым мер авторитарного характера (требование установления парламентского контроля над СМИ) и ответный ультиматум даже лояльных к нему социал-демократов (С. Алексеева, Ф. Бурлацкого и С. Шаталина) порвать с консерваторами. Радикальное же крыло, представленное Б. Ельциным, через телевизионное обращение и обвинение в установление режима личной диктатуры вообще выступило с требованием об отставке [39, C.80]. После этих событий стали ясны стратегии и арсеналы методов политической борьбы, реализуемых в ходе властного противостояния. На стороне радикалов было:
На стороне союзного центра, во главе которого находился М. Горбачев:
Как показало преследующее разворачивание событий на территории СССР, сторонники Б. Ельцина оказались более эффективны в реализации политических стратегий. Референдум 17 марта о целостности СССР с его маловразумительной и расплывчатой формулировкой и положительным итогом «за» продолжение союзных отношений придал ощущение уверенности в народной поддержке союзных инициатив М. Горбачеву. Им была намечена следующая линия властного конфликта и спланирована система мероприятий (с детективным названием «План действий 28»), которая должна была привести к краху политической карьеры главного оппонента Б. Ельцина. В ходе III Съезда народных депутатов РСФСР через использование формальных процедур и инициативы ряда товарищей (депутатов-коммунистов) деятельность Председателя Верховного Совета должна была быть подвергнута сокрушительной критике, заканчивающейся неминуемой отставкой. Видимо для придания смелости одним народным избранникам и усиления страха у других в Москву были введены войска, и принято решение о запрещении митингов и демонстраций. Эффект оказался противоположный. Во-первых, Съезд прекратил свою работу. Во-вторых, решительно потребовал вывести войска. В-третьих, в Москве прошел митинг. В-четвертых, М. Горбачев получил достаточно большое количество «недоуменно-озабоченных» посланий от международных политических лидеров и представителей общественности. В итоге войска были выведены, Съезд свою работу возобновил, критика была скорее ритуальной, а главный политический оппонент неожиданно обратился к коммунистам с предложениями о консолидации и сотрудничеству с той частью партии, которая стоит на позициях реформ. Победа, достигнутая Б. Ельциным на Съезде была безоговорочно закреплена в ходе выборов его на пост Президента РСФСР. Позиции М. Горбачева ослабли настолько, что он уже вряд ли мог рассматриваться даже консерваторами в качестве официального лидера. На планируемом в конце апреля пленуме ЦК, на основе доклада премьер министра Павлова о катастрофическом положении в экономике, вызванном распадом хозяйственных связей между республиками (они платили в союзный бюджет только 40 % необходимых поступлений), намечалось предъявить президенту ряд серьезных обвинений, которые заставили бы его ужесточить позиции в отношении проводимых реформ [19, C.562; 39, С. 84]. Только ряд политических маневров, связанных с установлением союза с главами республик и угроза подать в отставку с поста Генерального секретаря, ослабили волну критики. Хотя формально победа осталась за партийным лидером в его окружении, с этого времени его уже скорее терпели, чем поддерживали. В соответствии с достигнутыми договоренностями 20 августа должна была состояться процедура подписания нового Союзного договора. С одной стороны этот договор устраивал лично М. Горбачева (он сохранял свое формальное старшинство) и лично Б. Ельцина (он сохранял свою независимость), с другой, судя по процедуре подписания новая политическая конфигурация исключала какую бы то ни было роль Верховного совета СССР и Съезда народных депутатов. В ходе конфиденциальных договоренностей персонально была решена политическая судьба Янаева, Крючкова, Пуго, Язова, Кравченко [19, C.577]. В силу этих обстоятельств становится понятно, что за структуры и что за фигуры теряли свое значение, и соответственно закономерность событий и участников 19-21 августа, вошедших в историю под названием «Августовский путч». О нем достаточно много написано, и непосредственно к раскрываемому нами комплексу проблем этот безусловно ключевой политический ритуал периода стоит рассматривать как модель противостояния двух систем интерактивных ритуалов, сгруппированных вокруг сторонников ГКЧП (Государственный комитет по чрезвычайному положению, включавший в себя практически всех руководителей союзных политических структур и ориентированный на идеологические принципы консервативного крыла КПСС) и «Защитников Белого дома» (сторонники антикоммунистических подходов, организованные вокруг политического руководства России). Первые, объявив об отстранении М. Горбачева «по состоянию здоровья», обладали официальными полномочиями, силовыми и финансовыми ресурсами, вторые, только провозглашенными правами. Первые провозгласили то, что, по их мнению, встретит определенную поддержку у населения, так как эти явления становились повседневным негативным фоном (борьбу с нищетой, наведение порядка), вторые призвали к свободе и защите прав (то есть к ценностям, которых большинство россиян никогда не знали и, наверное, не знают до сих пор). Первые проиграли. Вторые выиграли. Ключевыми событиями, непосредственно показывающими линии эмоциональных разломов и оценок происходящего, придающими определенную энергетику индивидуальной и групповой деятельности, в эти дни была пресс конференция «спасателей отечества» и первое выступление Б. Ельцина. Члены ГКЧП с телеэкрана наигранно бодрым тоном и плохо скрываемым волнением повторили объявленные в печати цели введения чрезвычайного положения, долго и неудачно отвечали на ироничные вопросы журналистов. Иной эффект произвела речь российского президента, произнесенная с танка (именно эти кадры, благодаря CNN, обошли мир и были показаны в вечернем выпуске программы «Время»), с четким обозначением деяния, как «государственного переворота», подписанием лаконичного «Указа № 59» и привлечением широких слоев союзной и международной общественности к неконституционной оценке происходящего. Трудно не согласиться, что «Ельцин на танке» (залез он туда по утверждениям многочисленных и авторитетных свидетелей не из стремления к «хорошему пиару», а потому, что было удобно выступать) обладает большей притягательной силой, как «сакральный объект», чем «дрожание пальцев Янаева». Закончились августовские события арестом и самоубийствами (убийствами?) заговорщиков-неудачников, далее последовал указ о запрете КПСС и роспуске его структур. Последние, как выяснилось, являлись своеобразным «цементом» СССР, и после прекращения их функционирования вопрос о существовании союзного государства стал вопросом времени. События третьего периода существования СССР показывают, что в ситуация политического конфликта минимальная дистанция политической раздвоенности позволяет политическим актерам аккумулировать имеющиеся у них ресурсы и путем перехвата инициативы добиться победы в ситуации при минимальных затратах. В случае большой дистанции политической раздвоенности силовой перевес может оказаться неэффективным и, более того, послужить в силу внутренних противоречий определенным фактором, ведущим к политическому поражению. Новая политическая элита России стремительно переродилась в класс собственников, и быстро свернув демократические идеалы, как руководство к действию и заботу о народе, как предмет своих помыслов и чаяний, присвоила и разделила между собой государственную и общественную собственность, правда, оставив верность риторическим конструкциям о народовластии, праве и свободе. Этапы и механизмы этого перерождения, процесс инкорпорации в лагерь победителей наиболее прагматичных партийных чиновников второго эшелона и возрождение старых институтов под новыми названиями – тема отдельного исследования, и здесь уместно лишь подвести основные итоги работы. Для этого еще раз вернемся к понятийным рамкам концепта «политическая раздвоенность», выделим факторы увеличения и уменьшения дистанции и рассмотрим ситуацию в современной России в изученной перспективе. Итак, феномен политической раздвоенности является универсальным политическим феноменом и, по сути, сводится к тому, что в сфере политики происходит постоянная индивидуальная борьба за власть привлечением на свою сторону максимального количества других индивидов, солидарных с провозглашаемыми идеями, но в перспективе мало, что получающих от результатов политических противостояний. Исторически, в каждом типе обществ политическая раздвоенность находит свои определенные «рамочные» критерии и соответственно описывается разными языками. В традиционном, речь идет обычно о нарушении нравственных идеалов, лжи и лицемерии; в индустриальном о предательстве идеологических приоритетов и ценностей личности (либерализм), нации (национализм) и класса (коммунизм); в постиндустриальном о символических играх и PR- акциях. Особенно политическая раздвоенность проявляется в модернизируемых обществах, обществах, где политическая элита уже ориентируется на технологии и образ жизни «будущего» (согласно традиции, заложенной еще Петром I, брать в качестве образца страну, посещаемую в последней турпоездке), но в силу, вполне понятного желания остаться у кормила власти, вынужденного воспроизводить (перестраивать?) системы интерактивных ритуалов солидарности прошлого. Российский исторический опыт бега по замкнутому кругу реформ, конфликтов между «почвой» и «деньгами», закрытых сословных перегородок в каждый исторический период находил свой вариант решения проблемы между тем, что индивидуально выгодно и социально полезно. Он сводился к тому, что в ситуации военного, экономического, политического кризиса (коей у нас случается минимум раз в двадцать лет) представители старого политического класса (не все, а, как правило, наиболее влиятельные) «вычищались», а на их место набирались новые, управляемые по тем же правилам, но использующие уже новую риторику. Эта интенсивные игры в «переименование», по сути, представляющее умение установить словесный контроль над событиями и «перестановки» умение тихо (то есть без особого проговаривания) назначить нужного человека на нужное место и снять ненужного человека с нужного места составляют стержень политического взаимодействия в России и «катализатор» увеличения дистанции политической раздвоенности. Проблема не в том, что обманывать не хорошо и что необходимо держать свои обещания. Проблема в том, что подобная практика не создает механизмов институционального разрешения индивидуальных конфликтов, обеспечивающих обществу большую конкурентоспособность и жизнестойкость. А как показывает практика, только те общества, которые выработали эти механизмы и создали правила ведения политической борьбы, вынуждающие политических акторов поддерживать минимальную дистанцию политической раздвоенности, становились эффективными и в обеспечении приемлемых условий жизни своим гражданам, и получали высокий авторитет в международной жизни. Выдвинутая нами гипотеза, о том, что большая дистанция политической раздвоенности требует все большего ресурсного обеспечения и возможна только в отсутствии конкуренции и контроле над информацией, нашла свое подтверждение в рассматриваемый период. Анализируя рост задолженности СССР с 1981 по 1991 годы, приведенный в монографии Р. Пихоя [19, С.453], можно сделать вывод о стремительном ухудшении финансового положения страны и росте зависимости от внешнего долга именно в годы перестройки (в 1985 г. он составлял 27,2 млрд. долларов США, в 1991 г. – 52,2 млрд. долларов США). Все попытки официальных властей поставить под контроль действия политических соперников и распространение альтернативных интерпретаций происходящего с 1988 года становились все более и более безуспешным делом. Напротив, предложенные либералами планы (до их реализации на практике в 1992 году) по реформированию структур власти в отношении большей открытости и контроля их деятельности, в ряде случаев умение пойти на конфликт в отношении своих принципов и взять на себя всю ответственность за сказанное и сделанное, обеспечивали уменьшение политической раздвоенности. На основе анализа событий 1986-1991 годов и процессов, происходящих в самом политическом классе, а также по срезу «управляющие – управляемые», рассмотрим факторы, приводящие к увеличению и уменьшению дистанции политической раздвоенности. Политический класс «номенклатура» был персонифицирован. Включение в его состав происходило индивидуально и делало человека участником особого комплекса интерактивных ритуалов, отличавших его от остального населения, вводило в мир политических сетей, подразумевающих особый кодекс отношений между «старшими» и «младшими», окружало его деятельность тайной и неподотчетностью за свои действия не перед кем, кроме своего патрона. От него требовалось немного: выполнять порученное и быть честным перед своими товарищами (особенно «старшими») и говорить нужные, идеологически выверенные слова в нужных местах. Выполнение этих несложных требований давало юридическую защищенность (в мемуарах П. Судоплатова есть характерный эпизод о том, что пока ты решаешь поставленные Сталиным и Берия задачи, твои преступления сходят с рук); определенный уровень жизни (жил политический класс плохо только по сравнению с западными коллегами, а по уровню жизни в СССР очень даже неплохо); и главное власть и возможность организовывать по своим представлениям жизнь в отведенном для тебя секторе. Монополия на власть, закрепленная в Конституции СССР, соблюдение принципов кадровой стабильности и демократического централизма привели к отсутствию в политическом классе какой-либо конкуренции, что привело к его деградации. Попытка М. Горбачева ввести «контроль» снизу за деятельностью политических лидеров и ее попадание в зону открытого обсуждения ускорили разрывы сетевых связей и предопределили переход членов номенклатуры в другие сферы деятельности и закрепление их на иных иерархических позициях, на иных основаниях. В срезе «управляющие – управляемые» рост дистанции политической раздвоенности стал очевиден так же в конце 90-х годов, когда официальная политическая власть («Центр» М. Горбачева) стала ориентироваться на демократическую риторику, проводя консервативную политику. Пока идеологические баталии велись с трибун съездов и в средствах массовой информации, раздвоенность не особенно проявлялась. Когда же стали осуществляться силовые акции (в Прибалтике и Москве), стало понятно, что слова о демократии и правовых институтах не имеют никакого отношения к происходящему, а являются инструментом конкретного профессионального политика. Итак, фактором увеличения дистанции политической раздвоенности является на институциональном уровне монополизация власти, проявляемая как централизация управления (команды принимаются в центре и передаются на периферию) и слияние в одном органе функций постановки, решения и контроля за выполнением задачи. Для члена политического класса (при минимальной дистанции) политическая борьба была столкновением множества «патронов» за влияние на ключевую политическую инстанцию «Секретариат». И для него же было ясно, кто определяет ту или иную политику (номенклатурные структуры), кто ее оглашает (Советы разных уровней), кто реализует (административные и хозяйственные органы, руководители которых назначались через номенклатурные инстанции) и кто контролирует результаты (опять та же номенклатура). В этом случае можно говорить о том, что внутрипартийная жизнь, в целом, была во многих отношениях полиархична и включала механизмы сдержек и противовесов. Для населения (максимальная дистанция) «власть» выступала, как единое целое, оторванное от жизни, обещающее и ставящее задачи (прежде всего, экономические), результат выполнения которых был для него очевиден на полках и в очередях магазинов. На сетевом уровне фактором увеличения дистанции политической раздвоенности на срезе «управляющие – управляемые» была закрытость сетей. Сети номенклатуры скорее подбирали нужного человека и определяли его судьбу. Попасть в нужную сеть по своей инициативе, наверное, было возможно, но к подобным инициативам номенклатурные начальники относились с определенной настороженностью. Сеть, представлявшая комплекс многоуровневых иерархизированных отношений в различных сферах деятельности, предопределяла место индивида в ее структуре, его обязанности по отношению к остальным членам сети и получаемый им объем дивидендов. Поскольку принадлежность человека к той или иной группе подразумевала его непосредственное участие в повседневных взаимодействиях с остальными членами (телефонные переговоры и застолья, кои так любил Л. Брежнев, съезды и выступления, которые нравились М. Горбачеву) в каждой сети вырабатывался свой язык, свои нормы и свои санкции по отношению к нарушителям. В случае успеха сети это выносило ее членов наверх, но в случае неудачи сбрасывало вниз. Как правило, вместе с патроном уходило все его окружение. На личностном уровне основным фактором увеличения дистанции политической раздвоенности был формируемый с детства у человека комплекс, который А. Зиновьев назвал «коммунальность». По сути, он означает, что для индивидуального успеха «хорошего» человека учили совершать плохие поступки. Обучение словесной магии начиналось с детства и продолжалась всю жизнь. Вмешательство в другую, даже частную жизнь называлось активной гражданской позицией, коллективное «стукачество» – принципиальностью, переваливание своих эмоциональных проблем на других – социальным неравнодушием. В общем социальным успехом пользовались те, кто мог воодушевить, направить, сказать что-либо по поводу чего-то общего, будучи не особенно искусным в чем-либо конкретном. Таким образом играть и создавать видимость было намного важнее, чем делать, что и обеспечило единственную конкурентоспособную область нашей экономики – рекламу и PR. Рассмотрение сегодняшних российских реалий с позиции концепта политической раздвоенности логично начать с того, что увеличение политической раздвоенности по срезу «управляющие – управляемые» в 1991 году закончилось не только политическим крахом официального лидера страны и партии, им возглавляемой, но и прекращением существования СССР как геополитической реальности. Современная демократическая риторика (да и та, по сути, сводиться не столько к свободе личности, сколько к свободе денег), не подтверждаемая демократической и правовой практикой, закономерным образом погружает общество в ситуацию 80-х годов. В современных политических институтах России не действует принцип разделения властей. Президент и исполнительная власть обладают рядом формальных и неформальных преимуществ перед властью законодательной и судебной. В стране однопартийная система, и «Единая Россия» представляет собой даже не партию, а своеобразное ЗАО, подготавливающее кадры для администрации и с энтузиазмом проводящее любые политические решения в жизнь. Законодательство и право применение носит избирательный характер, что предопределяет судьбу любых политических и экономических конкурентов. Интересна внешняя политика. Видимо, постоянные заверения в демократическом курсе в ряде случаев необходимо подтверждать, поддерживая внешне политические силовые акции главных мировых демократов и одновременно проводить политику информационной и культурной изоляции, переводя средства массовой информации в развлекательный режим и строго пресекая любые попытки создавать и тиражировать иные, кроме официальной версии интерпретаций событий. Расширились границы имитации социальной и политической деятельности. Рассказы о выполнении национальных программ стали предметом гордости россиян за свое будущее. Сложнее обстоит дело с настоящим. Даже официальные показатели при всех положительных тенденциях роста не вызывают запланированного энтузиазма у той части россиян, кому ничего не досталось при разделении страны, но у кого есть пожилые нетрудоспособные родители и маленькие дети. Однако, речь не об этом, то есть автор ни в коей мере не собирается заканчивать текст мрачными пророчествами, назидательными нотациями и морализированием, обращенным непонятно к кому. Скорее он обращает внимание на то, что феномен политической раздвоенности без создания институтов (прежде всего, информационных), ограничивающих возможность увеличения его дистанции, подрывает механизмы солидарности общества и, в конечном итоге, обеспечивает его неконкурентоспособность. Пока весь опыт строительства российских и советских политических институтов представлял собой создание под разными названиями и в несколько различном идеологическом обрамлении сословной пирамиды власти, где каждый вышестоящий уровень пугал врагами и соблазнял радужными перспективами уровень нижестоящий, и в этом плане современная ситуация не представляет ничего нового и повторяет контуры традиционного политического ландшафта. Тем не менее, есть одно отличие. Либералом можно быть, говоря о либеральных ценностях, а антилибералом, только совершая поступки, ограничивающие права и свободы других, добиваясь для себя противоправными действиями политических или экономических преимуществ. Слова могут вводить в заблуждение. Поступки, при определенной интерпретации, тоже. Но не надолго. В 1991 году сочетание противоречивых стратегий закончилось крахом государства. Поскольку ситуация не имеет прецедентов в российской истории, насколько политическим классом усвоен этот урок станет понятно при обострении политической и экономической конкуренции. |
Похожие:
 | Феномен политического лидерства Целью данного спецкурса является философский анализ феномена политического лидерства как проявления власти. Этот анализ опирается... | | В. В. Бушуев Генеральный директор В отечественной энергетике, пожалуй, нет документа, на который так часто следуют ссылки в производственной, научной и политической... |
 | Принцип соборного единства в истории философской мысли монография Исторические предпосылки философской разработки понятия о соборном единстве | | Феномен виртуализации государственного бюрократического управления... Работа выполнена на кафедре политической теории факультета социологии и политологии фгоу впо «Южный федеральный университет» |
| Книга рассчитана на теоретиков и практиков избирательного процесса,... В книге комплексно и всесторонне исследуется политическая реклама – феномен политической жизни России последних лет | | Реферат по литературе на тему: «Бал в жизни русского общества и его... А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, М. Ю. Лермонтова, Л. Н. Толстого? Я считаю, что данная тема в настоящий момент является востребованной:... |
| Реферат по дисциплине «Экономическая информатика» на тему: «Социальные сети. Феномен Facebook» Вспомните, каким было общение до появления Интернета. Люди знакомились на улице, ходили друг к другу в гости, ходили в театр, в оперу,... | | Итоговый тест по литературе за курс 9 класса 1 вариант часть1 Тема конституция – правовой феномен современности. Конституция и конституционализм 13 |
| Календарно-тематическое планирование по литературе на 2012-2013 учебный год 9 класс Тема конституция – правовой феномен современности. Конституция и конституционализм 13 | | Сборник статей по материалам Всероссийской научной конференции. 12-14... Жизнь провинции как феномен духовности: Сборник статей по материалам Всероссийской научной конференции. 12-14 ноября 2009 г. Нижний... |
| Иностранный язык Знание иностранного языка облегчает доступ к научной информации, использование ресурсов Интернета, помогает налаживанию международных... | | Темы вашего учебного проекта Немецкая классическая философия — так в советской и российской философской литературе называется этап развития немецкой философии... |
| Федеральное агентство по образованию санкт-петербургский государственный университет Поэтому основное внимание уделяется вопросам, отражающим методологические особенности той или иной экономической школы, ее влияние... | | Проблематика философии мифологии в отечественной послеоктябрьской философской литературе Конфликты в организациях нередко несут в себе разрушительные последствия и для коллектива функционального подразделения внешнеторговой... |
| Статья «Феномен нигилизма в правосознании русского народа», Стихотворение... Учитель русского языка и литературы высшей квалификационной категории Шакирова Наиля Накиповна | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Иначе говоря, любая политическая теория, как и формы политической деятельности, укоренены в культуре и выражают дух своего времени.... |
