Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах и улицах «Добрая дорога детства» 2
Скачать 3.35 Mb.
|
| - Не боишься-таки? Ну, не бойся, он теперь от своих нар никуда. А утром вызвали из камеры мальчика. - Федотов Николай, пошли-ка с нами. - потребовал надзиратель. - Куды меня? Вещи взять. - Сам иди, вещи оставь. Ишь заторопился домой. Раньше надо было думать. Долго его не было. Привели перед самым обедом. Первым вошел начальник тюрьмы, еще какой-то офицер, затем надзиратель и Колька. Ддя начальника принесли специальный стул. По миролюбивым лицам Сулумбек почувствовал нечто доброе. - Вот он, значит, Илья Муромец! Эк, как разделал Аркана нашего, неукротимого! Каешься, что с человеком сотворил такое? - Нет. Не каюсь. Это не человек. Это. это грязный. - Значит, не каешься. Снимите-ка, братцы, с него эти браслеты. Начальник усмехался себе в усы, пока снимали с арестанта тяжелые кандалы. - Саламбек, ты сильный парень? - Есть немножко. Но когда я сердитый - в десять раз сильнее. - А ночью ты очень осерчал? - Оч-чень! - За мальца осерчал, за губошлепа русского? - Да. Зачем его трогать. Русский-мусский - какая разница? - Молодец Гаравожев. И не будет тебе ничего за это. Награды давать не могу, но по-своему отблагодарю - там твои пришли: брат, сноха и адвокат, мешочек с харчами принесли. Пойдешь за ворота, с часок посидишь с ними, поговоришь и воротишься, А вы, братцы, выпустите его. - Убегнет, вашеблагородие. - предупредил надзиратель, как деру даст. - Не убежит. Этот не таков. - Народ бедовый, вашеблагородие. - Народ этот - он разный. Есть такие, что всеми святыми клянутся, но и не подумают клятву свою соблюсти, за честь почитают русского начальника обмануть. А этот ~ из другой породы. Я их него брата по глазам вижу. Отпусти. Сбежишь, Гаравожев? - Нет. Один час, да? - Да. Можешь и два. Как-никак душе успокоение и с адвокатом потолкуете. - Хорошо. Его выпустили. Перед тюрьмой на длинной скамейке сидело много людей. Игло вскочил, увидев выходящего брата. Байзат со слезами бросилась на деверя. - Как тебя выпустили? - На два часа под мужское слово. *** Как-то во дворе тюрьмы встретились Семеныч и начальник тюрьмы. - Ну, Семеныч, как там твой квартирант Гаравожев? - Покладист, вашеблагородие. Тихо сидят себе энти двое. Никак не ожидал. Думал - зверь-человек, а он сидит целый день, газетку читает. - Читает, говоришь? - Читает, вашеблагородие. Неделю как читает. Во дворе подобрал-с. Политические бросили. А таперичамальцу мать книжку принесла. Они ее и читают-с. Целый день читают-с. - Весьма интересно! А так покладист, говоришь? - Покладист, Никаких забот с ним, не то что энти урки городские: то порежутся, то подерутся - ни минуты покоя от них. А энти - не сглазить бы - говорят, читают. И фатеру содержут в порядке. - Пошли, Семеныч, к ним в гости. Веди. Увидев на пороге начальника тюрьмы, оба арестанта вскочили со своих нар, видно было по веселым их лицам, о чем-то интересном говорили. Начальник прошел в камеру, осмотрелся и нашел порядок удовлетворительным: пол подметен, ни соринки, шерстяные одеяла и подушки аккуратно сложены у изголовья. - Так что читаем, арестантики? Покажите-ка вашу книжицу. - Про Робинзона Крузо, господин начальник, - отчеканил Коля бойко, - как на диком острове долгое время один проживал. - Даниэль Дефо? Весьма занятное чтение и кругозор ума расширяющее. Гаравожев тоже читает? - Мы по очереди, господин начальник. Он грамотный. Учился он в ихней школа аж два года. - Ну-у, коли целых два года - весьма преуспел в образовании твой защитник, Федотов Николай. Так ты всегда промышляешь воровством, или как? - Не всегда, господин начальник - когда приспичит. - И много было хлеба в мешке-то. - Пять караваев, господин начальник. В каждом мешке по пять караваев. - Бросил бы ты это занятие, Федотов. По ворам всегда тюрьма плачет. Тюрьма - не рай, сам пробовал. Не попадись тут тебе этот Гаравожев, что бы с тобой сталось? А? В работники пошел бы, ремеслу какому-нибудь обучился. - Да никто не берет, мал, говорят. У меня мамка больная, еле ходит, мне ее кормить надо, а то бы я ни за что не крал. - Я говорил с хлебопеком. Обещает не жаловаться на тебя. Может, выпустим тебя. Хлебопек тебя истопником пристроит. Будешь ему честно служить, голоден не будешь ни ты, ни мать твоя. Будешь хлебом обеспечен. - Буду стараться. Спасибо. - Ну, ну. Мать пожалей. Зашибить ведь могут. Воришек никто не любит. Гаравожев, скоро суд. Дело твое опасное: пристава избил до полусмерти. А пристав он, почитай, государев слуга, над вами поставленный, чтобы закон блюсти. Знаю, что ты хочешь, Гаравожев, сказать - судье скажешь. Мы свое доброе слово скажем, чтобы помягче обошлись с тобой. На волю, конечно, тебя не выпустят. Эх, Гаравожев, Гаравожев! Не нами эти порядки в мире установлены, не нам их и менять. Уймись ты! Утихни! Смирись! Начальник ушел. А Сулумбек вдруг притих, сел и задумался. Долго сидел так. - Дядя Салам бек, у Вас голова болит? - Нет, голова не болит. Я про книжку думал. - Про ту, что мы читаем? Про эту вот? - Да. - А что? Сулумбек взял у Кольки истрепанную книжицу, зажал между ладонями. - Посмотри, какая она маленькая! Маленькая, маленькая! А какие большие дела в нее залезли! Как этот Робинзон Крузо куда-то поехал. Как начался ветер. Море заиграло туда-сюда. Корабль, как палочку, бросает из стороны в сторону. Люди в море падают. Робинзон на эту землю попал. Остров. Потом там жил. Дикий человек появился. Другом стал. Это же, Коля, целый мир. Разве не интересно, как все это умещается в этой маленькой книжке?! Я удивляюсь. Знаешь, что я подумал? - Что, дядя Саламбек? - Всех ингушских детей надо посадить учиться. Наш ингушский мир очень маленький. Вот такие книжки должны читать. А может еще умнее есть. Тогда наш мир будет боааальшой! А то мы сидим и думаем: Сагопши-Нясаре-Буро кончился мир. Где-е-е-то там еще далеко-далеко, какая-то Москва! - Все! Не-е-ет! Мир большой! Колька, конечно, всей глубины мыслей Сулумбека не понял, но он обожал своего другабогатыря за неимоверную силу, за доброту и душевность. Кольку выпустили. Сам начальник пришел за ним в камеру: - Ну вот, Гаравожев, что скажешь дружку своему закадычному на прощанье? Какие напутствия? Его матка ждет за воротами. Ждет - не дождется. Рад за него? - Оч-ч-чень рад, господин начальник. Большое спасибо! Выему помогали. Колька, ты мне теперь, как младший брат. Больше не воруй. Если кушать не будет, приходи в Сагопши чегонибудь для тебя найдем. Вот. Иди! На суде Сулумбек вел себя настолько естественно и просто, что удивип видавших виды судей. Ни одним словом он не соврал, не хитрил, не увёртывался, говорил то, что знал, что думал. Судья. Гаравожев, Вы признаете себя виновным в избиении ногайкой пристава Чалкина. Сулумбек. Нет, я не виноват. Судья. Как же так, Гаравожев? На следствии Вы признались, что избили Чалкина. Сулумбек. Правильно. Бил. Я не отказываюсь. Судья. Тогда выходит, что Вы виноваты. Сулумбек. Нет, не выходит. Я его остановил за селом, чтобы поговорить один на один. Он доносы пишет, пишет, приходят казаки обыск делать. Каждую неделю один или два раза приходят. Надоело! Он очень плохой человек, большой дурак. Судья. Я Вам делаю замечание, Гаравожев, за словесное оскорбление государственного чиновника. Я предупреждаю Вас. Сулумбек. Ладно. Нельзя так нельзя, хоть и правда. Я хотел похорошему с ним поговорит, а он меня. мне плохие грязные слова сказал, очень грязные. У него там, где у людей рот жопа. Разговарить надо, а он пердит. (Публика в зале засмеялась, заседатели тоже. Сам судья еле сдерживался). Судья. Последнее предупреждение, Гаравожев. Сулумбек (поднимая обе руки). Ладно. Ладно. Раз правду нельзя - не буду. Но Вы сами посмотрите на него, вон он сидит - разве это человек? Я ничего не буду говорить - сами посмотрите. Судья. Вы уже высказались весьма определенно. Суд приговорил Сулумбека к трем годам заключения в тюрьме. Через три дня после объявления приговора, осужденного арестанта отправили в Грозненскую тюрьму. Первые дни его держали в одиночной. Спал на голых нарах без тюфяка. Скучно. Все знакомые песни пропел, все назымы. Эх, вот бы книжку ему сейчас про Робинзона или целую газету. Два раза в день приходил чеченец-надзиратель, но он был молчалив, как пень, совсем почти не чеченец. Поставит чашку с баландой и кусок хлеба и уходит. На все вопросы «да», «нет». Но газету принес, целую большую газету. Сперва Сулумбек прочитал небольшие статейки о новостях, потом взялся читать все подряд. За неделю выучил наизусть. - Бауди, ты принеси мне какую-нибудь книжку. - А что ты мне дашь? - У меня ничего нету. - Вон перстень на руке, отдашь? Толстую книгу принесу. Хорошая книга. Русские любят. - Принеси, отдам перстень. Бауди принес в тот же день вечером. - Давай перстень. Вот книга. Сулумбек на глаз определил ее значимость, размера солидного, хорошая обложка, не затрепанная. Он снял перстень, положил на протянутую ладонь, взял книгу. Бауди спешно покинул камеру и оттуда чему-то засмеялся. Сулумбек довольный сел на нары, положил книгу на колени и... , к своему ужасу, увидел на обложке оттиснутый золотом, что вы думаете? - Большой крест! Он глянул на кожаный корешок там золотом написано «Новый заветы». Ему всучили библию. - Чтобы погубил тебя, Господь, нохчольг59 проклятый! взревел Сулумбек. - Забери свою книгу, верни мой перстень! - Не буянь, галга. Это как раз чтенье по тебе вы - галгаи совсем недавно приняли ислам. Бауди весело захохотал. - Ну, Бауди, дверей железных сломать я не смогу, но мы завтра с тобой объяснимся здесь в камере. Я не Сулумбек, если ты не пожалеешь. - Просвещайся, галга. На нашу встречу не надейся: целую неделю меня не будет, а тебя к тому времени переведут в общую камеру. Прощай, галга. Лучше ловца скажи за перстень. - Чтобы. - Сулумбек хотел сказать «чтобы у тебя отсох палец, на котором мой перстень», но вспомнил слова отца, что сардамаш (проклятья) - удел женщин. Ладно. Полежал часа два, отошел немного, присел и взял книгу в руки. Красиво сделана. Корешок из кожи. Умеют книги делать. Давай посмотрим, что там внутри. Может, интересные рисунки, как в той, что была у Кольки. Нет, рисунков нет. Печать какая-то необыкновенная. Каждая страница делится пополам. На правой стороне русские буквы и слова понятные, хотя не все, слева - странное письмо. Буду читать то, что понятно. Не стану же я керастаном от того, что почитаю чуть-чуть. Сабар60! А может, это Шайтан явился в образе Бауди. Стоило его хорошо поколотить. Один старик говорил: главное не бояться. Они входят в того, кто испугается, а от храброго сами пугаются. Подожди, Бауди, подожди! Все равно я тебя где-нибудь заловлю. Сперва Сулумбек смысла вообще не постигал, читал, разбирая понятные слова. Потом кое-что до него начало доходить, очень смутно. Ну Иисус, это Ийса-пайхамар (да приветствует его Господь!). Ну и что? Ийса-пайхамар - наш мусульманский пророк. И здесь про него хорошие слова написаны. Как только что-нибудь плохое про него или вообще о мусульманах прочитает, он тут же эту книгу изорвет в клочья. Так, читая строчку за строчкой, Сулумбек увлекся. Но он себя строго контролировал, чтобы керастанство незаметно не вошло в него. Среди ингушей существовало поверье, что человек, читающий керастанский джей61 сам не заметит, как станет керастаном. Он это будет чувствовать, но ничего не сможет поделать. Рука сама, вопреки воле хозяина, будет подниматься и креститься. Но таких желаний он в себе не ощущал, значит пока он еще не в опасности. Можно читать дальше. И он читал строчка за строчкой, страница за страницей. Вместо Бауди к нему был приставлен старый казак Макарыч. - Бери завтрак, кунак. - увидел на нарах Евангелие и удивился. - Ты христианин что-ли? - Нет, мусульманин. - А для чего тебе тогда это? - Интересно. Очень интересно. Здесь ничего плохого не написано. - Во-о! Дурья башка - плохого! Это же божественное писание. Самое хорошее! Сулумбек протестующим жестом поднял руку, возразил: - Самое хорошее - Коран. Это тоже неплохое, хорошему учит. потом схватил книгу, развернул и показал левую сторону страницы, - это что? Я это не могу читать. - Дак это так писали в старое время, лет двести-триста тому назад. - А-а! - понял Сулумбек. - Хорошо. Спасибо. Я купил эту книгу. - Купил? Дак их здесь так выдают, бесплатно, их привез купец Салазкин целый воз. У кого купил? - У Бауди. - Вот шельмец! Бестия этот Бауди. Он тебя надул, обманул. Да я тебе таких десять принесу. В дежурке у нас стопками стоят. Ну Бауди! Что дал этому жмоту? - Кольцо, серебряное. Казак ушел, покачивая головой. В этот же день после обеда Макарыч повел арестанта на прогулку. Возвращаясь в камеру, Сулумбек увидел Бауди, который сопровождал арестантов, несших бачки с горячей баландой. В несколько прыжков он оказался около Бауди, схватил его за плечи и сдавил с такой силой, что тот закричал, будто его режут. Онемевшие руки повисли, как плети. Сулумбек спокойно снял с пальца свой перстень, шепнул на ухо: - Здесь бить не буду. Это останется, как долги - потом. Прибежал Макарыч, начал мутузить арестанта, что есть силы. Сулумбек не отвечал на удары, только быстрее зашагал: - Ах ты, абрек, медведь непутевый! Что задумал? - Я перстень свой забрал. Я больше ничего не сделал оправдывался арестант. - Ничего он не сделал. А то, что ты в самой тюрьме напал на служивое лицо - это, по-твоему, ничего. - Почему он обманывает? - Ты арестант, а он - тюремщик над тобой поставленный. Это тебе понятно? Что вытворяет! Гнев Макарыча быстро утих по причине того, что молодой ингуш никакого сопротивления ему не оказал, на тумаки не ответил. - А меня почему не бил, раз ты такой храбрый? - Вы большой, старый человек, мне отцом могли быть. Когда старший бьет - это ничего, это - почет. А Вы грязные слова не сказали. Когда обманывают, обидно, прямо сердце давит. Я забрал свой перстень, разве я неправильно поступил? - Я тебе объясню, юноша, нельзя в тюрьме нападать на тюремщика, за это тебя могут сильно наказать. Понятно тебе, бедовая голова? А перстень. Сказал бы мне, что хочешь вернуть. Я бы к начальнику пошел. Он бы и приструнил Бауди. Начальника сейчас туточки нету. Уехали в Ростов. Потому тебя и держат в одиночной, его дожидаются. Ты ж у нас не простой фатерант, ты пристава чуть до смерти не забил. Ты больше так не делай. Загубишь себя. - Ладно. Инцидент этот ему так не сошел. Тюремщики решили примерно проучить буйного арестанта, руками других арестантов - уркачей. Был в Грозном такой вор по кличке Калган, человек азиатского происхождения. Калган славился среди кавказского ворья необыкновенной жестокостью и физической силой. Коренным приемом его боевых качеств был удар головой. Никто не мог устоять против этого удара. Калган сидел в отдельной камере в окружении тюремной шушеры. Тюремщики использовали Калгана в «воспитательных» целях. Бросали в его камеру тех, кого считали необходимо укротить. И Калган укрощал. За такие заслуги знаменитый урка получал тюремные привилегии. Он и его шайка жила припеваючи. - Приказано тебя, кунак молодой, к уркам на фатеру переселить. Сам виноват. - Макарыч явно ему сочувствовал. Слыхал такого - Калган? - Нет. Кто такой? Большой человек? - Здесь в тюрьме он большой человек. Урка. Сколько людей загубил и покалечил. Мне приказали тебя туда отвесть, ахфицер. - Хорошо, ведите. - Он головой сильно дерется. Как ударит - все лицо сплошное мясо - и нет лица. Ты поберегись. - Ничего, - Сулумбек стал собирать свои вещи, - посмотрим, кто такой Калган. - Не боисси? - Нет. Что будет - то будет. Увидим. - Вещички оставь. - Зачем? - Тебя потом сюда принесут. - Принесут? Меня? Почему принесут? У меня ноги есть. - Так. Других приносили. Нехорошо так усмехнулся Сулумбек: - Посмотрим. - Мне приказали наручники тебе надеть - не возьму грех на душу - целей будешь. Там их восемь архаровцев. Перекрестить бы тебя, да басурманин ты. - Ничего. Вы меня заведите. Быстро закрывайте и уходите. Ладно? - Там другой тюремщик. Я тебя ему сдам. А там - Бог с тобой, кунак. Может, обойдется. Ты с Калганом по-мягкому, ласково. Макарыч привел его к той камере, там его дожидался молодой надзиратель-солдат. - На, принимай, Санек, кунака Гаравожева, а я пошел, меня другие дожидаются. - Ты подождь, Макарыч, как заведем туда, пойдешь себе. - Дак, мне некогда. А ты не боись - он смирный, коли его не трогают. Раскрылась тяжелая железная дверь, Сулумбек мигом оценил боевую обстановку. Посередине на нарах сидел главный урка, сложив под себя калачиком ноги. У него была необыкновенно большая голова. На голове полотенце, повязанное чалмой. На обширной голове маленькие злые глазки, сидящие близко к переносице. Да, не робкий должен быть человек, чтобы без содрогания выдержать этот взгляд. Другие урки сидели по бокам. Дверь с гулом закрылась сзади. - Ассалам алейкум! - приветствовал обитателей камеры новый пришелец, всем видом показывая, что он абсолютно не понимает, для чего он здесь. Ехидное, зловещее хихиканье было ответом на приветствие. Это урки хихикали, а сам Калган гипнотизировал жертву, сверля взглядом. |
