Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах и улицах «Добрая дорога детства» 2
Скачать 0.51 Mb.
|
В.В. Воловик Бубен щамана: разоблачение педагогики1 Когда я входил в сообщество методологов и игротехников, мой интерес был прежде всего связан с образовательной проблематикой. Сейчас я занимаюсь другим, но надо же воспитывать своих детей и думать об их образовании! Кроме того, я все время кого-нибудь чему-нибудь учу. В 1996 г., прочитав статью А. Зинченко «Учебный план и траектории становления человека» [1], я разразился хулиганским памфлетом. Раззадорило меня то, что в Тольятти происходят довольно интересные вещи, а описано это как конвейер по сборке Буратин. Устаревшая критика давней статьи [2], с которой я и сам сейчас не вполне согласен, тем не менее отражала одну важную и сегодня мысль, касающуюся так называемой педагогической ориентации в образовании. Если сопоставить сроки и характер школьной, военной и крестьянской реформ в Европе в XVII–XVIII вв., то становится понятно, что школьная реформа вырывала крестьянских детей из их образа жизни, разрушая его воспроизводство, потом крестьянскую молодежь забривали в солдаты, а значит она отрывалась от земли и пополняла ряды люмпенов. Это способствовало разрушению старого образа жизни и переходу к новым, интенсивным формам сельского хозяйства и промышленности. То есть школьная реформа, с которой (как я тогда считал) начинается педагогическая ориентация в образовании, призвана была не образовывать, а разрушать. Чтобы усомнить образовательную ценность реформы, достаточно того, что в Пруссии на должность учителя Фридрих направлял малограмотных отставных унтеров, чтобы попутно обеспечить их старость за счет общины. До того времени учились те, кто хотел (сами или родители), а здесь было предписано и детей, и родителей за пропуски занятий наказывать: в Германии больше пороли, во Франции – штрафовали. Но это ведь и есть настоящая педагогика! Она и сейчас такая. Это когда учат тому, чего сами не умеют, тех, кому это не нужно! Конечно, были Локк, Коменский. Они размышляли о новой школе в контексте «всеобщего совета об исправлении дел человеческих». Но (думал я тогда) хитрые педагоги просто воспользовались их красивыми идеями, чтобы крестьян освободить и с земли согнать. Но ведь трудно учить тех, кто не хочет учиться. И не всякий педагог приемлет телесные наказания как метод. Нужно искать другие приемы. И начинаются педагогические размышления, разворачивается подготовка педагогов, в этом контексте пишется история образования от первобытных народов до наших дней, сочиняются теории, методики, педагогические системы. Все образование педагогически переосмысляется, и сегодня мы настолько попали под этот колпак, что иначе, чем в педагогической ориентации, не можем образование помыслить. Так я считал в 1996 г. С тех пор А. Зинченко опубликовал новые работы об игровой педагогике [3], и вышло несколько хороших книг об образовании (особо отмечу «Ребенок и семейная жизнь при старом порядке» Филиппа Арьеса [4]). И хотя ту мысль, что педагогическая ориентация стесняет и искажает образовательную мысль и проекты, я и сейчас считаю правильной, но теперь вижу, что неверно было связывать ее появление с введением «всеобщего обязательного». Это был апофеоз педагогики, а следы ее уходят в гораздо более ранние времена. И пока мы ее не разоблачим, школа будет мучить наших детишек, и сами мы будем ошибаться. Передний фронт и последний рубеж Тему образования я рассматриваю в соответствии со схемой 1: на переднем фронте социокультурные элиты (группы прорыва) открывают нечто новое. Для его описания пока нет слов. Пока не определено значение этого нового по отношению к целому. Оформляя, социализируя его, вписывая в структуры жизни, мышления, деятельности, группы прорыва и следующие за ними вторые, третьи эшелоны, медленно и опосредованно меняют целое. Схема 1 Поле образования.  На последнем рубеже какие-то единицы целого «устаревают» и выводятся или выпадают в особую зону – музеев, заповедников, резерваций, свалок. Фактически эта зона относится к миру, но формально, знаково исключена из него. В теле целого все формы жизни, мышления и деятельности, распределены от переднего фронта до последнего рубежа в соответствии с их социокультурным статусом. Естественно, кроме вертикальной, важна и горизонтальная стратификация. Важны процессы диффузии, переноса из более или менее узких областей прорыва в соседние области. Эти переносы происходят на разных уровнях, иногда инициируя прорывы переднего фронта в других областях. Если теперь обернуть это движение как поле, на котором живет образование, то передний фронт созначался с высшим образованием, содержание которого пока никак не оформлено: сама группа прорыва, ее стиль жизни, ее действия, размышления и есть содержание. И высшее образование состоит в праве входить в группу прорыва, не будучи к этому готовым (а кто готов к тому, что никто никогда не делал?), присутствовать и хоть как-то участвовать в ее работе. Последний рубеж созначался с грамотностью. Это тот минимальный круг требований, который уже позволяет считаться человеком. Когда-то достаточно было знать пару молитв, выполнять ряд простых жизненных правил. Потом, чтобы быть человеком, нужно было еще уметь читать, писать и считать. Сейчас говорят о компьютерной грамотности. И человеческое общество распределяется по социокультурному статусу от социокультурных элит до свалок человеческого мусора. В теле образования, новое содержание как бы стекает сверху вниз. Оно оформляется в знания, техники, приемы и т.п. Появляются новые монографии и курсы лекций, лабораторные практикумы и вузовские учебники. Гораздо позже обновляются школьные программы, которые долго содержат напластования разных поколений. Параллельно обновляются энциклопедии, новое попадает в фильмы и литературу. Идет медленная профанация. Такая схема позволяет рассматривать жизнь содержания образования как большой исторический процесс. Сейчас она важна мне тем, что ее можно сопоставить со схемой мира, которую обычно рисуют на своих бубнах шаманы [5]. Согласно одному из простейших вариантов таких схем, мир делится на три части (рис. 2). Рис. 2 Бубен шамана.  Нижняя граница отделяет нас от Нижнего Мира, в котором живут мертвые (или только плохие мертвые), змеи, пауки и прочие гады и всевозможная нечистая сила. Попирают эту границу твари земные, в том числе и мы, грешные. А высоко над нами Верхний мир, мир горний, где только птицы небесные, светлые боги, платоновские идеи и прочая красота. Между нами и Верхним миром – не граница (хоть она часто упоминается в мифах как «твердь хрустальная» и т.п.), а, скорее, предел. Нас ограничивает не непроницаемость, а что-то вроде силы тяготения. В многочисленных мифах герои или шаманы карабкаются вверх по Мировому древу (древу жизни, древу добра и зла), делают крылья из воска или оседлывают птиц, чтобы преодолеть тяготение, достичь небес и принести на грешную землю огонь и другие полезные новшества, волшебную песню или помощь небесных сил (дождь, избавление от болезни или врага). Те же или другие герои стоят на страже, защищая нас от хтонических сил из Нижнего мира, низвергая в него задержавшихся «мертвецов», сами спускаются в Нижний мир, чтобы вернуть на землю тех, кто попал в него до времени, по ошибке или из-за козней темных сил. Сегодня эта схема рассматривается как реликт, представляющий этнографический интерес. Но и более развитые общества так или иначе задавали границу, за пределами которой находились варвары, язычники, чернь — те, кто лишь внешне напоминает человека. И в более развитых обществах существовал некий минимум знаний, правил, поведенческих привычек, ритуальных жестов, без которых никто не может считаться человеком. Не может считаться человеком тот, кто носит штаны или пьет неразбавленное вино, кто не знает «Отче наш» или не ходит в церковь, кто не умеет читать и считать, кто не владеет компьютерной грамотой или не знает английского… Таких убивали, приносили в жертву, обращали в рабство, лишали избирательных прав, просто не уважали… И любое, даже самое консервативное, даже закостеневшее, общество всегда менялось и должно было если не организовывать, то хотя бы объяснять себе эти изменения. И на границе, точнее – на фронте новообразований, новое принималось и оформлялось (кто-то сказал бы «создавалось»). Когда речь идет об архаических обществах с неразвитым разделением труда, рассматривать на этой схеме образование довольно просто: дети живут рядом с соплеменниками, постепенно осваивая мир. Главная роль соплеменников в образовании (которая, впрочем, естественна и выполняется сама собой) – рожать детей, кормить их и просто жить, связывая (как принято у них, да и у нас) каждое значимое действие с соответствующим ему элементом мифологии. Чтобы окончательно войти в мир, в какой-то момент нужно выдержать одно или несколько испытаний. Только пройдя инициацию, человек квалифицируется и статуируется как человек. До этого человеческий статус ребенка под вопросом. Он может оказаться фальшивкой, агентом Нижнего мира. Часто испытание связано с риском для жизни и не пройти его – буквально отправиться в Нижний мир. Испытание соответствует мифологемам «смерти-возрождения» и/или появления первого человека на земле. В таких обществах есть несколько особых фигур: кузнец, гончар, шаман и т.п. Эти роли носят не столько профессиональный, сколько сакральный характер и имеют мифологическое статуирование как роли сверхчеловеческие. Они подчеркнуто отделены от человеческой повседневности: особая одежда (например, элементы женской одежды у мужчин), жилище вне общего ряда (круга), особые брачные правила и т.п. Обычно воспроизводство таких ролей проходит мимо общего механизма. Либо ребенок с детства «усыновляется» и воспитывается, либо член племени сам стремится освоить пограничную роль и напрашивается в «ученики», либо он осваивает эту роль через «дар» от иного мира. Во многих племенах шаманами становятся после «шаманской болезни», симптомы которой сходны у очень далеких народов: человек неизвестно почему уходит от людей, возвращается с тяжелейшей лихорадкой, долгое время находится на грани жизни и смерти, а в это время его «переделывают». Боги или духи заменяют ему часть костей, вводят в тело кристаллы, железные предметы и т.п. Он совершает волшебное путешествие, получает особое знание и становится шаманом, часто против собственной воли. Последний вариант воспроизводства этой группы ролей кажется мне самым важным, лежащим в основе всех остальных вариантов – освоение пограничной роли через призвание, одержимость, откровение и «расчеловечивание». В этом описании отчетливо видны три момента, которые я связываю с образованием: - Инициация, как момент испытания, квалификации, статуирования человеческого, и родственные ей «внештатные» ситуации – как изгнание из сообщества обнаруженных в нем «нелюдей». Это образовательный процесс на границе с Нижним миром, задающий тот «образвательный минимум», который позволяет считаться человеком и жить среди людей. Я связываю его с грамотностью. - Божественное призвание и одержимость, выводящие человека на предел человеческого, превращающие (расчеловечивающие) его в героя, полубога, открывающие через откровение тайны Верхнего мира. Понятно, что я связываю этот момент с высшим образованием. - Наконец, внешне почти незаметный, но непрерывный в множестве житейских коллизий процесс освоения коллективного опыта, облегчаемый близостью между людьми; он основан на вчувствовании, эмпатии2. Первоначально эта схема описывала мир, в котором людьми считались только те, из кого состояло данное маленькое сообщество. Оно было окружено такими же, но немного иными сообществами: их помещали за пределы человеческого, относя к Нижнему Миру – миру «нелюдей». Те поступали так же, вынося своих соседей за пределы человеческого. Иноплеменник не считался человеком. Как не считался человеком и ребенок, пока не преодолевал возраст повышенной детской смертности и не проходил инициацию. Об этом говорит и отсутствие у ребенка настоящего имени, и выбор его (наряду с военнопленными или животными) в качестве предпочтительной жертвы [6]3. До какого-то момента среди людей жило нечто, чуждое и опасное, что должно было еще пережить второе, настоящее рождение, чтобы стать человеком. Пока все просто, поскольку мир прост. Но я утверждаю, что образование по принципу должно соответствовать этой «шаманской» схеме. Дары богов К сожалению или к счастью, но каждый раз, когда герой возвращается из Верхнего мира и преподносит людям очередной дар богов, этим он меняет мир. Он приносит кукурузу и приемы ее возделывания, и вчерашние охотники и собиратели становятся оседлыми земледельцами. Он открывает искусство плетения циновок, и в сообществе появляется еще одно занятие. Мир медленно, но меняется в сторону усложнения, дробления, роста разнообразия. В идеально простом сообществе есть внешние границы, отделяющие его от «нелюдей» (богов, духов, иноплеменников и пр.), но в нем практически нет внутренних границ. Нет границ между занятиями: все занимаются одним и тем же (исключения – вождь или шаман, но они не вполне члены сообщества). Нет возрастных групп, поскольку инициация разделяет не возрастные группы, а еще «нелюдей» и уже людей. И я бы утверждал, что нет границ и между отдельными людьми. Такие простые сообщества обычно настолько малы, что составляют единый коллектив, все члены которого живут одной жизнью, вместе участвуют в ритуалах и других важных событиях и близки друг другу той близостью, какая у нас встречается в редкой семье. И взаимная эмпатия, пронизывающая этот маленький мир, то ли поддерживается постоянными экстатическими ритуалами, то ли просто отображается и подчеркивается в них. А может быть эти ритуалы формируются по мере дробления мира, чтобы восстанавливать вновь и вновь его единство на этом чувственном уровне4. И каждое усложнение дробит это единство, отдаляя друг от друга группы и людей. Но то же чувство, которое объединяет это идеальное сообщество изнутри, противопоставляет его всему внешнему, и появление границ внутри мира одновременно ослабляет границу, отделяющую людей от «нелюдей». Теперь вернемся к Европейскому миру5. Конечно, Европа в Средние века – это не какое-нибудь архаическое сообщество, но, по сравнению с эллинизмом, жизнь сильно упростилась. Даже сословное деление – довольно позднее приобретение Средневековья. Понимая, насколько Средневековый мир отличается от того идеально простого сообщества, мы все-таки должны признать, что он стал весьма однородным. Хочу привести несколько важных черт, обнаруженных в Средневековом обществе, которые сближают его с архаическими [4]. 1. Снова исчезает возрастное деление. Арьес [4] фиксирует, что Средние века не знают детства. До того, как ребенок преодолел возраст повышенной детской смертности, он не представляет интереса. О нем не разговаривают, в случае смерти его не оплакивают, а на могилу не ставят надгробье. Церковь борется с задержками в крещении, но родителей мало беспокоит, что они рискуют спасением души ребенка. А с момента, когда он явно стал человеком, – он взрослый. Маленький, слабый, но взрослый. Он одевается как взрослый, для него не табуирована ни одна из сторон взрослой жизни, он ни в чем не ущемлен в правах. И понадобится несколько веков, чтобы такое положение изменилось. 2. Исчезает (чтобы к Новому времени постепенно сложиться вновь) приватное пространство жизни. За малыми исключениями все доступны всем в любое время. Ни сон, ни переодевание, ни купание, ни даже отправление естественных потребностей не являются интимным, приватным делом. В жилищах отсутствует зонирование по степени приватности, и это никого не смущает. В одной из работ К. Левин [7] сравнивает немцев и североамериканцев с точки зрения открытости, готовности допустить другого в свой внутренний мир. У средневекового человека в этом смысле вообще нет внутреннего, укромного мира. 3. Когда современный человек утверждает, что его мысли ему не принадлежат, что его действия навязаны какой-то внешней силой, психиатр потирает руки. В Средние века так считали все. Я не говорю о явных случая «одержимости», но что бы не писали Августин и Пелагий о свободе воли и предопределении, но на практике и мысли, и действия средневекового человека определялись извне. Не берусь здесь обсуждать причины, но темп усложнения жизни в Европейском мире оказался очень высоким. Мы видим, как умножаются границы внутри Европейского мира, и одновременно эти границы – внутренние и внешняя – слабеют, перестают играть роль трансцензуса, отделяющего человека от «нелюдя». Расовая, культурная, национальная, религиозная нетерпимость и сегодня цветет пышным цветом, но как бы мы ни рассуждали об арабах или о современной молодежи, мы понимаем, что они – люди. Сегодня мы готовы искать человеческое даже в животных, в неведомых пришельцах, в компьютерах. И описанное в многочисленных трудах становление нововременного человека, становление человеческой индивидуальности я рассматриваю как продолжение той же тенденции дробления мира, которое доходит до того, что, может быть, наиболее жесткой становится граница, отделяющая одного человека от всех других. Хочу привести еще одну схему (рис. 3), которая по рисовке практически неотличима от двух предыдущих. Она предложена учеником Фрейда, основателем психозинтеза Ассаджиоли [8]. Фигура в центре обозначает «Я», точнее — «центр Я», окружающие ее фигурки – индивидуальный кортеж субличностей или внутренних ролей, по которым обычно скользит данный человек («внутренний критик», «мать» или «отец», «разгильдяй» и т.п.); темные фигурки внизу – вытесненные субличности, населяющие низшее бессознательное (отделено границей); вверху, в высшем бессознательном находится «высшее Я», «мудрый старец», «то в нас, что лучше и умнее нас». По Ассаджиоли, внутренняя задача человека – психосинтез. В ходе психосинтеза человек освобождается из плена субличностей, чтобы найти в себе сначала центр Я, а от него – свое высшее Я. Из центра Я человек получает возможность осознать свои роли и установить внутреннюю гармонию. Из центра он управляет собой. Через высшее Я он устанавливает связь с общечеловеческим, надличностным высшим (Бог, мудрость, знания и т.п.). Согласитесь, что не только по рисовке, но и смыслу и эта схема точно соответствует рисунку с бубна шамана. Рис. 3 Внутренний мир  С другой стороны, такое «вворачивание» мира вовнутрь приводит к двум тяжелым последствиям. Мы уже говорили, какой редкостью для большинства людей становятся моменты эмоциональной близости. И сам факт, что психосинтез – одно из направлений психотерапии, говорит о том, что выход в центр Я и, тем более, достижение высшего Я, мягко говоря, нетривиальны. Новый человек впервые приобретает внутреннюю жизнь, но при этом лишается внешней. Да и внутренняя жизнь большинства просто мультиплицирует захваченные извне роли, разыгрывая в душе и вынося вовне какую-нибудь нескончаемую «мыльную оперу»6. Теряя единство коллективной жизни, люди лишаются способности к эмпатии, так что простое и эффективное освоение коллективного опыта становится редкой, случайно сохранившейся, или специально поставленной единицам способностью7. Эта естественная способность помогает ребенку чувствовать душевные движения родителей, включенно, ассоциированно имитировать их. Просто сегодня эта способность проявляется лишь у очень маленьких детей, а потом постепенно отсыхает. Вторая трудность, порожденная индивидуализацией, связана с тем хаосом, который наступил бы, будь каждый из нас действительно «суверенным государством». Когда люди растворены в коллективности простого сообщества, нет никаких управленческих проблем. Каждый понимает, чего стоит каждый. Люди просто следуют за сгустками коллективного опыта и силы. Такой сгусток и есть естественный вождь или шаман. Ему не нужны выборы или правила престолонаследия, не нужны силовые структуры для поддержания власти. Но в сложно устроенном, стратифицированном обществе с разделенным трудом, с разделенным мышлением и мозаичной культурой, где все отделены друг от друга границами, очень сложно обеспечить организационное единство мира. Во-первых, еще до того, как мир в своем дроблении доходит до индивидуализации, нужно как-то обеспечить взаимоприятие и взаимодействие между группами внутри сообщества. Во-вторых, по мере разрушения механизма эмпатии и разрушения коллективности нужны другие способы слаженного взаимодействия чужих людей. А в-третьих, нужно обеспечить механизмы соподчинения между чужими друг другу людьми. И я утверждаю, что педагогическая ориентация в образовании возникает именно для решения задачи обеспечения управляемости в условиях индивидуализации. |
Добавить документ в свой блог или на сайт
