Из истории распространение Ислама
на Северном Кавказе
Распространение ислама началось с Северного Кавказа. В 642 г. арабы-мусульмане, пройдя через территорию современного Азербайджана, вступили в пределы Северного Кавказа, на землю Дагестана. Противником монотеизма здесь, как и на большей части оккупированных к тому времени арабами земель, были языческие верования, обнаружившие поразительную живучесть, даже столкнувшись со столь энергичным и сильным противником, как ислам..
Более того, язычество здесь заняло крайне устойчивые и долговременные позиции, до сих пор отчетливо проявляющиеся в бытовых народных верованиях и представлениях, существующих поныне наряду с монотеизмом, а зачастую и в виде него .
В данной ситуации культ народных родоначальников, национальных святых, культ предков достигал максимально возможных стадийный форм. Кроме того, этническая этика практически всех народов региона издревле включала в себя неписанные традиции почитания старших, их личного примера, слова и совета. Отсюда недоверие к новому, и медлительность любых социально-культурных модификаций, в том числе, и в первую очередь, в сфере религиозной.
В северокавказских политеистических воззрениях превалировал фетишизм, анимализм, тотемизм, шаманизм, вера в магию, почитание умерших предков, то есть те формы религии, которые свойственны всем народам на ранних этапах исторического развития. Фетишистские верования получили широкое распространение и у народов Карачаево-Черкесии, в том числе «поклонение отдельным деревьям, камням, очагу». Большое значение здесь предавали различным «оберегам» - талисманам, амулетам, которым приписывались защитные свойства. В ходе археологических работ на территории республики было обнаружено множество предметов, имевших подобное предназначение.
Особое место занимал культ предков, в основе которого лежит представление о том, души умерших предков небезразличны к судьбе живущих родственников и имеют возможность повлиять на происходящие в их жизни процессы. Обширное распространение здесь получили различные земледельческие и скотоводческие культы. Были развиты политеистические мифические представления, включающие в себя предания о пантеоне божеств, имеющих четкую иерархическую структуру во главе с «главным», верховным божеством, охватывающие так же сказания о различных демонических существах.
В итоге начавшаяся 1400 лет назад исламизация Северного Кавказа полностью не завершена и поныне.
На Северном Кавказе ислам столкнулся не только с язычеством, но и с христианством, которое стало распространяться там (среди адыгов) еще в VI в. и благодаря усилиям византийского императора Юстиниана I (482/83-565 гг.) заметно интенсифицировалось. Этому содействовала сильная в то время в военном отношении Грузия. С XVI в. проводником христианства (православия) стала Россия. В регионе спорадически возникали конфликты между двумя монотеистическими религиями, которые в конце концов завершились победой ислама. Христианству остались привержены лишь осетины (оно начало распространяется среди них с XII в.), впрочем, примерно 30% этого этноса являются последователями пророка Мухаммада. Главной причиной успеха ислама стал внешний фактор. Привнесенный извне ислам изначально опирался на мощь внешних сил - арабов, персов, монголов или турок (2). Разумеется, нельзя игнорировать и такие способствовавшие его принятию причины, как простота обращения, освобождение новообращенных мусульман от налогов, которые накладывались арабами на завоеванное население.
Исламизация восточной части Северного Кавказа шла с юга на север. В таком " порядке приобщались к исламу живущие там этносы: в VII-X вв. - лезгины, табасараны, рутульцы, в XI-XIII вв. - агулы и лакцы, к концу XIV в. мусульманами стали даргинцы, ногайцы и ряд других этносов, в XIII-XV вв. - кумыки и аварцы, к концу XV в. - чеченцы-аккинцы и андо-цезские народы (3).
Что касается времени распространения ислама среди непосредственных соседей Дагестана - вайнахских народов (чеченцев и ингушей), то на этот счет существует несколько взаимоисключающих точек зрения. Одни настаивают на VII в., когда с исламом эти народы знакомили арабы, другие считают, что исламизация началась во второй половине XVI в., когда в ислам стали добровольно переходить чеченские тейпы, обосновавшиеся в долинах крупнейших рек - Сулака, Сунжи, Аксая (4).
В центральную и западную части Северного Кавказа ислам пришел с севера и с востока. По некоторым данным, которые идут вразрез с версией, принятой в официальной осетинской историографии, часть аланов (прародителей осетин) обратилась в ислам еще в VII в. В конце XIV в. обратить в ислам адыгов и аланов пытался хан Тимур (1336-1405 гг.).
В XV в. возникла следующая волна исламизации, связанная с установлением в западном Черноморье турецкого господства. Экспансия турок на Северном Кавказе шла под лозунгами ислама. В XVI в. уже значительная часть адыгов и аланов перешла в ислам. Среди аланов в ислам (пусть и в поверхностной форме) чаще всего переходили представители высших классов, в то время как в низах, среди крестьянства, преобладало христианство.
Размежевание по конфессиональной линии произошло и в Кабарде, общество которой также раскололось на мусульман и христиан, которые тяготели к России, начавшей к тому времени экспансию на Кавказе.
Невозможно назвать столетие, когда Северный Кавказ стал по преимуществу мусульманским, поскольку процесс исламизации был асинхронным. В Дагестане ислам утвердился в конце XVI в., что связано с переходом в него большинства местных феодалов. В Кабарде ислам стал доминирующей конфессией среди местной феодальной элиты на рубеже XV и XVI вв. (при этом к началу XVII в. "основная масса адыгов" продолжала "придерживаться своих древних полуязыческих, полухристианских верований"(5)). "...Ислам выступал для адыгов не как альтернатива, а как дополнение, лишнее подтверждение правильности их народной этики и морали"(6). В XVIII в. вошедшая в 1774 г. по российско-турецкому Кючук-Кайнарджийскому договору в состав Российской империи Кабарда (обе ее части - Большая и Малая Кабарда) была уже мусульманской (7). На территории Чечни и Ингушетии ислам утвердился к началу XIX в.
На Северном Кавказе возобладал суннизм. Распространение второго по значимости в мусульманском мире направления, шиизма, ограничивалось южными районами Дагестана, где и по сей день проживают 80 тыс. исповедующих шиизм азербайджанцев (8). Здесь утвердились два мазхаба (так именуются суннитские богословско-юридические школы) - ханафизм и шафиизм.
Ислам на Северном Кавказе неоднороден. Хотя его воздействие на общественно-политическую жизнь является общей чертой всех местных мусульманских этносов, различия между его восприятием на региональном и этническом уровне сохраняются. Тому можно назвать две причины. Первая связана с количественной характеристикой: на востоке Кавказа ислам глубже укоренился в сознании людей, в их поведенческих нормативах. Вторая причина состоит в том, что в регионе, в особенности в его восточной части, утвердились суфийские братства.
В суфизме сохранилась имеющая ключевое значение устойчивая связка мюрид (ученик, последователь) - наставник. Отсюда еще одно наименование северокавказского суфизма - мюридизм. В отдельных случаях роль наставника принадлежала не конкретному религиозному авторитету, а постепенно сложившейся в суфийских братствах бюрократической структуре.
Между "обычным" исламом, его суфийской интерпретацией и традиционными верованиями сложился своего рода баланс, который в немалой степени обеспечивал стабильность в обществе. Не возникало непреодолимых противоречий и между исламом и христианством, которое к тому времени исповедовало большинство осетин, а также часть кабардинцев.
Как же трансформировался ислам за период кавказских войн, насколько возросло его влияние на общество, какую роль играл религиозный фактор в российско-кавказском противостоянии и каким образом повлиял он на последующую историю региона, менталитет и поведение населяющих его мусульман?
Русская военно-политическая экспансия c переменным успехом шла с первой четверти XVI в. Ее векторы часто менялись: они были направлены то на восточную, то на западную часть Северного Кавказа. Российское наступление осуществлялось в условиях конкуренции с мусульманскими государствами - Турцией и Ираном. Борьба за влияние на Северном Кавказе обострила межэтнические отношения в регионе, что было связано в том числе с вынужденными внутренними миграциями, ставшими причиной борьбы между различными этносами за плодородные земли и пастбища.
Если мусульманское духовенство Кабарды призывало к джихаду против России, то перешедшие в ислам местные феодалы, недовольные жестким давлением со стороны единоверцев-турок, были готовы сотрудничать с Россией, которая, в свою очередь, не видела в конфессиональных различиях непреодолимого препятствия для общих антитурецких действий. Таким образом, вплоть до конца XVIII в. ислам не был активной идеологией сопротивления внешней экспансии, как не был он фактором консолидации отдельных этнических сообществ, не говоря уже об общекавказской солидарности, корни которой некоторые нынешние мусульманские идеологи Северного Кавказа пытаются отыскать именно в Средневековье.
Ситуация начала меняться в конце XVIII столетия, когда Российская империя взяла курс на установление своего господства на всем Северном Кавказе включая его наиболее исламизированные восточные области - дагестанские княжества, а также территории, заселенные вайнахами. В каком-то смысле прав израильский исследователь М. Гаммер, считающий, что император Павел I "сознательно перешел от вмешательства (на Северном Кавказе. - А. М.) к захвату и открытому столкновению с исламским миром... и мусульманскими племенами"(16).
В этот период истории российско-кавказских отношений значение исламского фактора возросло, он начал оказывать сильнейшее воздействие как на внутреннее положение в кавказских обществах, так и на их противостояние могущественной христианской державе, частью которой он со временем стал. "В середине XVIII в. начинается широкая колонизация Северного Кавказа.. Именно в этот период были посеяны семена, которые взрастили там "гроздья гнева""(17). Пользуясь выражением американского исследователя Р. Конквеста, основная "жатва скорби" была собрана на территории нынешних Чечни, Дагестана, в меньшей степени Кабарды.
Начало активному военному сопротивлению российской экспансии было положено в 1785 г. чеченцем Ушурмой, прославившимся под именем шейха Мансура. Его борьба против России проходила под религиозными лозунгами. Воины Мансура, впоследствии дагестанских вождей Гази-Магомеда, Гамзат-бека, а с 1834 г. знаменитого имама Шамиля, сражаясь под зелеными знаменами ислама, вели священную войну - джихад (или газават). Относительно даты начала газавата, а также конкретного духовного авторитета, его провозгласившего, существуют разные мнения. Одни считают, что в Чечне газават был провозглашен в 1824 г. прибывшим туда из Дагестана будущим имамом Гази-Магомедом, который "требовал от населения оставить адат и обратиться к шариату, смелее перейти от тариката к газавату"(18). По другим источникам это произошло 1829 г. В последнее десятилетие опубликовано несколько работ, авторы которых связывают начало газавата с именем имама Шамиля.
Думается, конкретизация даты "официального" объявления священной войны особого значения не имеет. Скорее всего идея "исламского сопротивления" возникала среди определенной части кавказских мусульман спонтанно, постепенно охватывая все более широкую территорию.
Военные действия на Северном Кавказе растянулись на три четверти века, и их завершение в 1859 г. сдачей имама Шамиля (в 90-е годы XX столетия среди кавказских мусульман стала распространяться версия, что Шамиль отнюдь не капитулировал, а по договору с российской администрацией отправился в хадж транзитом через столицу империи С.-Петербург) отнюдь не означало полного замирения.
Как и ее противники, Россия также использовала в войне религиозные лозунги, вела среди своих солдат, среди проживавшего в предгорьях Кавказа русского населения антиисламскую пропаганду. Попытки обращения горцев в православие успеха не имели. Относительно удачным во второй половине XVIII в. стало обращение в православие кабардинцев, чеченцев, мигрировавших из родных мест в приграничные с Северным Кавказом районы России. Местные старейшины требовали возврата беглецов, чему противилась российская администрация, мотивируя в частности свою позицию тем, что они приняли другую веру. В конце 70-х годов XVIII в. губернатор Астрахани даже выступил с предложением отправить беженцев из Кабарды в Сибирь, чтобы избавить их от претензий кабардинских князей. Единственным кавказским народом, бульшая часть которого перешла в христианство, стали осетины, у которых вследствие этого возникали проблемы с мусульманским окружением, в том числе с ингушами. В 1762 г. в С.-Петербурге было решено привлечь новообращенных осетин и кабардинцев на службу в строившемся в районе Кизляра форте, который планировалось впоследствии использовать также и как центр православного миссионерства.
Христианизация на Северном Кавказе так и не превратилась в один из главных инструментов российской политики. Напротив, российская экспансия стимулировала исламизацию на Северном Кавказе, в известном смысле способствовала консолидации внутри различных этносов, а также между ними. Можно провести определенные аналогии с ситуацией в этом регионе в 90-е годы XX в. Об этих параллелях еще будет говориться в главах, посвященных современности. Здесь приведем лишь красноречивое высказывание первого чеченского президента Д. Дудаева (1944-1996 гг.): "Россия... вынудила нас стать на путь ислама"(19).
Однако, уделяя большое значение джихаду, в значительной степени через который народы Северного Кавказа начинали воспринимать ислам, нельзя игнорировать и само по себе продолжение исламизации, отличавшейся, как и в прежние времена, противоречивым характером. "Если внимательно отнестись к документам, - подчеркивает М. Гаммер, - то становится совершенно ясно, что джихад носил чисто теоретический, символический характер. На практике священной войне отводилось второстепенное место... На первое Мухаммед аль-Яраги и его последователи ставили утверждение шариата, искоренение адатов"(20). Интересно, что примерно такую же оценку, но уже шейху Мансуру дает сотрудница Лондонского университета Анна Зелькина, которая считает, что "сам он (шейх Мансур. - А. М.) считает своей миссией скорее религиозную проповедь, чем военные действия"(21).
Но участники джихада воспринимали его не только и не столько "теоретически". Он был для них каналом восприятия ислама, политическим лозунгом, руководством к практическому действию. Израильский ученый акцентирует внимание на дагестанском духовном авторитете, но, пожалуй, не меньше заботились о шариате и шейх Мансур, и имам Шамиль, которые видели в установлении "истинного ислама", в создании исламского государства и свою конечную цель, и одновременно главное средство для достижения победы на русскими.
Исламизация шла нелегко. Более того, в ряде случаев она встречала сопротивление, и тогда шейх Мансур истреблял непокорных. Известны случаи уничтожения им целых деревень. Начиная с деятельности этого чеченского шейха, сопротивление русским шло одновременно с борьбой против язычников, а впоследствии и против тех мусульман, которые предпочитали следовать традиционным обычаям и адату, чем более жесткому и требовательному шариату. Эта "борьба на двух фронтах" не привела к окончательной победе: подобно тому, как Северный Кавказ не покорился полностью России (о чем свидетельствует хотя бы поведение многих тысяч горцев в годы немецкой оккупации во время Великой Отечественной войны), сами кавказцы, став бульшими мусульманами, тем не менее сберегли верность своим неисламским традициям.
Кульминацией исламизаторских усилий XIX в. стала попытка (которую, несмотря на неудачный финал, можно назвать выдающейся) создания имамом Шамилем на территории современного Дагестана исламского государства.
Сегодня Шамиль в России дважды идеологизирован: во-первых, кавказскими, прежде всего чеченскими и дагестанскими инсургентами - как символ сопротивления России, во-вторых, конформистски настроенными кавказцами - но уже как символ возможности достижения согласия между Россией и Кавказом. Оба подхода имеют право на существование. Шамиль действительно воплощал борьбу против России. Но, будучи авторитетнейшим кавказским вождем, он осознал и бесперспективность борьбы против нее. Во всяком случае, он не переоценивал ни собственных возможностей, ни поддержки со стороны мусульманского мира. Он достойно закончил свою карьеру главного оппонента России, чем заслужил уважение ее политиков и военных.
Но Шамиль сражался не только против России, но и в принципе против иного, отличного от ислама мировосприятия образа жизни. На одном из светских раутов в Калуге, куда Шамиль был сослан по указу императора, он был "очень изумлен присутствием на вечере особ прекрасного пола не только с открытыми лицами, т. е. без чадры, но даже с весьма оголенными плечами"(22). Это может показаться частностью, тем не менее хорошо известно, что "женский вопрос" всегда был своего рода лакмусовой бумажкой, позволявшей определить, насколько менталитет того или иного мусульманина, общественной группы коррелирует с их восприятием мира через призму ислама. Для Шамиля ислам не был лишь идеологией сопротивления, а вообще его мировоззрением, которое он утверждал среди ближайших соратников и которое мечтал воплотить в основанном на принципах исламской справедливости государстве - имамате.
Создавая имамат, Шамиль ввел схожую с раннеисламской налоговую систему с упором на закят и харадж - благотворительный и поземельный налоги, ввел шариат, на котором был основан созданный им низам - свод законов и предписаний, регламентирующих устроение и порядок в обществе, поведение мусульманина.
Выступая за реализацию установок догматического ислама, Шамиль оставался еще шейхом накшбандийского тариката, мюридом своего наставника |
