Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах и улицах «Добрая дорога детства» 2
Скачать 333.07 Kb.
|
Марина Куновская Ли Сан Гугль Монопьеса Действующее лицо – Ли, американец китайского происхождения, программист, 40 лет. Место действия – рабочий кабинет в современном офисном здании. В кабинете все продумано для того, чтобы его хозяин мог здесь практически жить. Большая площадь, удобная дизайнерская мебель, мягкий диван для отдыха, картины на стенах, рядом с рабочим столом – небольшой передвижной столик с термосом, чашкой, подносом с фруктами, печеньем. Есть коврик для тренировок и расслабления. Есть белая доска – иногда хозяин кабинета, видимо, делится своим опытом с молодыми специалистами. Но в основном работает один. Ли сидит за компьютером и что-то быстро набирает на клавиатуре, время от времени посмеиваясь. Процесс его явно увлекает. Он делает это некоторое время под звуки скрипичной музыки. Наконец, нажимает Enter последний раз, и удовлетворенно отъезжает от стола на своем кресле на колесиках. Ли. Есть! Полторы минуты. Как раз чтобы потыкать в кнопки и перезагрузить комп. А теперь воображаю себе физиономию этой дуры. Я бы и сам обалдел! Нажимаешь на кнопку “Мне повезет”, и вместо нормального сайта - надпись во весь экран: “Иди в задницу!”. Причем эта надпись будет теперь ей выскакивать при любом поиске, пока она не догадается обнулить куки. Живой компьютер. Вот так, мамочка, твой сынок, оказывается, хулиган. Правда, сам я никогда не пользуюсь этой кнопкой. Теперь уже можно сказать, почему. Потому что я и есть эта кнопка. Был, по крайней мере, до этого момента. Думаете, я гоню? Думаете, один человек не может заменить тысячи электронных обезьянок, трудолюбиво роющихся в куче информационного хлама? Конечно, обезьянки тоже имеют место. Но алгоритм они копируют с меня, маленького китайского человека с великой интуицией. А чтобы алгоритм возобновлялся и учитывал новые данные, я тоже работаю каждый день. Мне попадают случайные запросы, и я методом тыка что-нибудь выбираю. В общем-то, примитивный конторский труд, если не учитывать силы коллективного бессознательного, которые я при этом задействую. За эти силы, собственно, мне и платят. Вернее, платили, потому что вряд ли я сохраню свою работу после сегодняшнего. Жалко, конечно. Все-таки у меня уникальная должность. У любой серьезной кибернетической машины есть функции, которые на самом деле выполняют люди, но моя кнопка – это действительно что-то особенное. Кто когда-нибудь искал информацию по сложному запросу, тот меня поймет. Обычно силы кончаются странице на пятой-шестой, ты говоришь, что интернет – это просто помойка, и идешь пить свой чай или пиво. Так вот, благодаря моему ежедневному труду, многим не надо заходить даже на вторую страницу. Как минимум, раз в неделю супервизор приносит мне восторженное письмо от какой-нибудь студентки, которую я просто спас накануне сдачи диплома. А бывают случаи и покруче. Один мужик два дня изучал какие-то невнятные симптомы, потом, наконец, догадался воспользоваться моей кнопкой и вышел на приемную врача, живущего на соседней улице. Это его так поразило, что впервые за десять лет он решил обратиться, не дожидаясь комы. Если бы он приехал в больницу на день позже, то был бы уже трупом. А вы говорите – виртуальные радости. Все очень серьезно, и я могу гордиться своей секретной миссией. Ну, то есть еще недавно секретной, теперь-то какой смысл в секретах? Но вам, наверное, интересно, какой запрос так вывел меня из себя. Да, в общем-то, ничего особенного. Эта женщина, конечно, я уверен, что женщина, написала в строке поиска “ответственность белых гетеросексуальных мужчин среднего класса за Чернобыльскую катастрофу”. По сути, причем здесь я, правильно? Вот именно, при чем здесь я? Встает с кресла, смотрит на кресло с осуждением. Однако, Ли, у тебя проблема. Такая сильная эмоциональная реакция на вопрос неизвестного человека ненормальна. Если это будет повторяться, то будет и дальше вредить мне в моей социальной жизни. Нужно все проанализировать. Перемещается с компьютерного кресла в мягкое. Хорошо. Белых гетеросексуальных мужчин среднего класса. Белых - это уже не про меня. Я желтый мужчина, представитель поднимающейся монголоидной расы. Атомная энергия у меня на родине тоже есть, но не мы ее придумали. Значит, расовую претензию игнорируем. Гетеросексуальных. Ну да, судя по Дженни и девочкам, я гетеросексуален. Скорее гетеросексуален, чем гомосексуален. Хотя с этой работой очень давно не было повода проверить. Увы. Можно сделать вывод, что секс для меня не главное, и, соответственно, сексуальная ориентация тоже. У меня на родине голубых не любят, но мне уже давно все равно. Теперь о среднем классе. Если речь о доходах, то, скорее всего, я средний класс, даже, пожалуй, верхний средний. А вот если говорить о квалифицированном потреблении, о широте возможностей, которые отвоевал себе этот средний класс под этим равнодушным солнцем…Знаете, я ведь работаю без выходных и отпуска. Таковы условия моего контракта. Кнопка “мне повезет” должна быть наполнена моим живым дыханием каждый день, хотя бы восемь часов. Иначе алгоритм сбивается. Конечно, благодаря этому Дженни и девочкам на все хватает, я хорошо помогаю родителям, и после этого еще остается. А мне хозяева устраивают разные приятные бонусы прямо на рабочем месте. Ты знаешь, мамочка, я ведь люблю скрипичные концерты. Эта маленькая слабость напоминает мне мои детские мучения над скрипкой, и то, что я все-таки от них избавился. Я не очень-то музыкален, но вид мужчины, c упоением пиликающего на этой штуковине, наполняет меня сложными и интересными чувствами. Поэтому не раз бывало, что разные именитые гастролеры после выступления в Карнеги-холле играли на бис в этом кабинете. Я не буду называть имен, ведь не всем им нравилось оказывать мне эту услугу, но поверь, эти имена звучат очень-очень громко. Кстати, вот где настоящие белые гетеросексуальные мужчины верхнего среднего класса. И что, по-вашему, Луц Лесковиц или Джошуа Белл взорвали Чернобыль? Нет, это просто ни в какие ворота. Берет в руки печенье из вазы, ломает, кладет на место. Впрочем, скажем честно, все эти бонусы – только способ подсластить пилюлю. Я не съем всех печенек на свете, и все скрипачи мира не вернут мне убитых часов моего детства. А главное при этом то, что я сегодня лишен свободы передвижения. И можно ли после этого назвать меня представителем доминирующего среднего класса, или я просто рабочая машинка, чей функционал требует соответствующих условий эксплуатации? Хороший вопрос, правда? Так что же мне за дело до этих белых гетеросексуальных везунчиков, которые могут по вечерам расслабляться за пивом, каждые выходные ездить на пикник, а каждое лето – к морю? И до этой дуры, которую они чем-то лично обидели! Я думаю, белый гетеросексуальный мужчина у нее был всего один, и весь мир теперь должен отдуваться за их сексуальные проблемы. Но тебе-то что, Ли, ты же не утешишь всех озабоченных женщин, как бы они не нервничали. Тебе-то зачем нервничать! Перемещается за свой рабочий стол, там ему спокойнее… Когда случилась Чернобыльская катастрофа, я был еще школьником. Это казалось далекой бедой чужого народа, с которым у нас тогда были натянутые отношения. Широко мы это не обсуждали, но во время часа политпросвещения нам объяснили, что в Советском Союзе сейчас очень мало порядка и дисциплины, поэтому катастрофы и случаются где угодно. Мне это показалось убедительным. В половые отличия недисциплинированных работников мы не вдавались, а понятие средний класс для нас тогда вообще было чуждым, как, думаю, и для Советского Союза. Конечно, теперь я понимаю, что к аварии привели не только конкретные инженеры и рабочие, но и те, кто контролировал их работу. Но теоретически, они ведь могли быть и женщинами, и геями, ведь так? Так что за чернобыльскую катастрофу, я думаю, ответственны начальники чернобыльского проекта, и больше никто. И если бы эта женщина задала вопрос правильно, например, “как зовут руководителей, ответственных за чернобыльскую катастрофу”, я бы даже не обратил внимания на содержание запроса. Ведь всегда есть виноватые, и есть желающие их найти. Думаю, уже и нашли, и я не завидую тем, кого назначили виноватыми. Задумывается. Конечно, я в курсе, что люди могут думать по-разному. Уж кто-кто, а я в курсе. Почитали бы вы, что публика вводит в строку поиска! Например, “как избавиться от голодных китайских мигрантов”. Или: “Почему все айтишники такие отмороженные”. Или, однажды еще одна дура спросила: “Почему все мужчины педофилы”. Но мне, в общем, все это по барабану. Я честно жму на первую попавшуюся ссылку, и все не в меру любопытные получают устраивающий их ответ. И мне все равно, что они будут делать с этой информацией! Опять задумывается. Да, наверное, нужно еще отметить, что никаких серьезных катастроф я в жизни не устраивал, и самое большое мое преступление в сознательном возрасте – это не совсем дружеский поцелуй с коллегой на вечеринке, через неделю после помолвки с Дженни. Но и то после помолвки, а не после свадьбы, есть же разница. Снова пауза. Наверное, раз речь зашла о сознательном возрасте, то стоит вспомнить и более нежный. Но там тоже ничего общественно опасного. Я был скромным и тихим ребенком. Мне стыдно разве что за несколько пропусков уроков у скрипача, за которые мои родители платили большие деньги. Но с Чернобыльской катастрофой я бы это преступление тоже не стал сравнивать. Так что, кажется, у меня нет никаких оснований, чтобы относить к себе претензии этой социально озабоченной дамы. Подходит к белой доске, начинает рисовать. Давайте представим ситуацию наглядно. Вот она, чернобыльская катастрофа (рисует бесформенную фигуру в центре доски). Вот они, белые гетеросексуальные мужчины среднего класса (рисует несколько человечков в верхней части доски). А вот я, маленький китайский человек Ли (рисует человечка в нижней части доски). Давайте исследуем, какая между нами объективная и субъективная связь. К чернобыльской катастрофе я отношусь… умеренно-тревожно. Все-таки это было давно и далеко от моего дома. Хотя если бы я был там, то я бы относился не так умеренно-тревожно. Когда грохнула Фукусима, уровень моей тревоги был ближе к среднему, даже, пожалуй, выше среднего. А если бы, например, грохнуло в Тяньване, рядом с домом моих родителей, то, наверное, я бы даже впервые за десять лет попросил отпуск и поехал на родину. Я бы сильно потерял в заработке, ну и пусть. Как-нибудь бы справились. То есть, в каком-то смысле можно сказать, что слова “чернобыльская катастрофа” обозначают, что я могу выйти из этого кабинета. В каком-то смысле они говорят, что все мы связаны с реальным миром. Но связь эта бывает …неприятная, немного даже страшная. Над этим следует подумать, да… Проводит стрелку от себя к “Чернобыльской катастрофе”, пишет на ней “Тревога о реальном мире”. Далее. Каким образом я, маленький китайский человек, связан с символическими белыми гетеросексуальными мужчинами среднего класса? С тем сословием, которых привыкли рассматривать как хозяев жизни. Ну….. В принципе эти мужчины платят мне зарплату, так что я должен быть им благодарен. Кроме того, они заперли меня в этом кабинете, что вызывает некоторое недовольство. Вы, конечно, понимаете, что я отчасти преувеличиваю, чтобы было проще. Конечно, никто меня нигде не запер. У меня восьмичасовой рабочий день, и вечером, ну, правда чаще утром, потому что у меня вечерняя смена…. Короче, каждый день я при большом желании могу пойти в ресторан или, например, в боулинг. Правда, алкоголь снижает восприимчивость, и когда я однажды действительно в обед выпил с Дженни на двоих бутылку вина, то алгоритм моего поиска резко сбился, и мой супервизор сделал мне внушение… Нет, вы только, пожалуйста, не думайте, что он меня бил, угрожал чем-то серьезным, или даже просто называл оскорбительными словами. Это вообще такая милая блондинка, она в принципе никогда не повышает голос. Мой проступок даже не сказался на размере материальной компенсации. Просто мне поставили на вид, так бы я это назвал. Просто я с детства не люблю, когда меня ругают. И поэтому получается, что оставшиеся шестнадцать часов в сутки я тоже нарушать режим не могу. Но это ведь, по сути, на пользу моему здоровью, правда? Проводит стрелку от себя к “белым гетеросексуальным мужчинам”, пишет “Ненавижу”, зачеркивает, пишет “Глубоко уважаю”. Черт, Ли, тебе не стыдно? Только трудные подростки ненавидят тех, кто дает им хлеб. А тебе ведь сорок лет, и твои девочки тоже скоро будут трудными подростками, да. (С другой, оправдывающейся интонацией). Но, мамочка, я как-то… просто перенервничал. Конечно, я им благодарен. Просто они… слишком большие, что ли. Их вес, который я вполне признаю, он как-то давит. Бывает трудно дышать… В фигуральном смысле, конечно, никаких серьезных легочных болезней у меня нет, ты знаешь…Но я понимаю, реальность такова, что ресурсы распределяют они. И мне приходится с этим жить, и быть благодарным, что мне достается приличный кусок пирога. Ну так я и стараюсь быть благодарным. Ни одного опоздания за десять лет, это же о чем-то говорит, правда? (пишет рядом со стрелкой от себя к “гетеросексуальным мужчинам” – “тяжелая реальность”). Осталось понять, что написать на этой стрелке (рисует стрелку от “мужчин” к “катастрофе”). Ну уж нет, никак не “ответственность”. Не я же придумал про ответственность! Меня как раз возмутила эта выдумка. Я вообще не берусь мыслить такими категориями. Одно дело мой босс, другое, скажем, Джошуа Белл, третье – какой-нибудь производитель оружия. Как, вообще, можно обобщать? Джошуа Белл имеет лишь то отношение к чернобыльской катастрофе, что чувствует мою же тревогу сильнее, чем я, и может ее выразить в специально организованных звуках. А производителю оружия нужно, чтобы атомные технологии развивались, и поэтому, да, можно признать, что он несет некоторую долю ответственности за все аварии. Но это же разные люди, неужели не понятно! И нищая уборщица, которая по неосторожности заденет какой-нибудь рычаг на приборной доске, на шкале ответственности за катастрофу стоит куда ближе к производителю оружия, чем музыкант. Я за то, чтобы смотреть на вещи предметно, вот что я вам скажу (пишет на стрелке от “мужчин” к «катастрофе» “тревога”). Да, вот именно, спасибо моя правая рука. Эта тревога объединяет нас с ними. Будь то большой музыкант или разработчик несовершенных реакторов, мы все беспокоимся, что завтра грохнет где-то рядом с нами. Но если мы хоть отчасти вменяемы, мы не будем к этому подталкивать сознательно. И тогда – какая ответственность? Мы что - маньяки-террористы? Мы такие же люди, как школьная учительница, или уборщица, или бедный бомж, которого никогда не пустят в офис электростанции, но который тоже боится. Мы все люди, и не надо вешать эту беду на какую-то одну группу. Не надо, от этого никому не будет лучше! Наверное, на этой картине не хватает еще одной фигуры… Ну да, вот этой агрессивной дуры, которую я и послал в задницу. Которая вот так неправильно и провокативно обобщает! Рисует во втором нижнем углу доски фигурку в юбке, подписывает “злобная феминистка”, рисует стрелку от нее к “мужчинам” и пишет “ненавидит”, рисует стрелку от нее к “Чернобылю” и пишет “боится”. Вот так… Теперь мы все здесь. Все ответственны и все нервничаем. Только я не ищу козла отпущения, а она почему-то себе позволяет. И потому заслуживает наказания. Виновато ухмыляясь, сворачивает трубочку из бумаги, жует еще кусок бумаги, усиливает громкость музыки и стреляет бумажными шариками в женскую фигурку на доске. Ох. Немножко полегчало. Даже немножко раскаиваюсь после всего. В сущности, бедная тетка. Сидит у себя где-нибудь в Небраске, в Ханое или возле озера Чад, и других у нее нет дел, кроме как искать глобально ответственных за чернобыльскую катастрофу. Наверное, бездетная, потому что если бы рядом бегало хотя бы два карапуза, ей бы уже было не до белых гетеросексуальных мужчин всего мира. И даже не до Чернобыля, я думаю. Да…А мои карапузы уже подросли. Девочкам примерно столько же, сколько этой моей работе. И ради них, в общем-то, я и согласился на рабские условия контракта. Ведь у детей должно быть то, в чем они нуждаются, правильно? Хорошая школа, хорошая еда и одежда, место для встреч с друзьями и для занятий музыкой, время для спорта, а не для борьбы за существование. У них все это есть, будьте уверены! И даже если я завтра уйду с работы, это останется. Даже если на меня возложат какую-нибудь глобальную ответственность. У Дженни ведь есть свой счет, и на нем лежит приличный запас. Хотя, наверное, Дженни не очень обрадуется, если я уйду с работы. Мягко говоря, не очень. Пожалуй, она даже разозлится. Нет, вряд ли дело дойдет до развода, ведь столько лет вместе. Но на пару дней я, пожалуй, стану для нее тем самым белым гетеросексуальным мужчиной, который отвечает за все беды мира. Хотя на самом деле все мы понимаем, что я отвечаю только за свою семью, и семья моя, в общем-то, не пропадает. |
Добавить документ в свой блог или на сайт
