Курс лекций по курсу «История и политика»





НазваниеКурс лекций по курсу «История и политика»
страница1/20
Дата публикации15.09.2013
Размер3.37 Mb.
ТипУчебное пособие
100-bal.ru > История > Учебное пособие
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   20


Казанский государственный университет

Исторический факультет

Кафедра современной отечественной истории

История и политика

Учебное пособие для студентов

специальности 07.00.02 – Отечественная история

Издательство Казанского государственного университета

2009

Печатается по решению Редакционно-издательского совета

ГОУ ВПО

«Казанский государственный университет им. В.И.Ульянова-Ленина»

Утверждено на заседании кафедры современной отечественной истории

Протокол №11 от 12 мая 2009 г. и Учебно-методической комиссии исторического факультета Протокол №5 от 20 мая 2009 г.

Составитель: д.и.н., профессор, академик АН РТ Тагиров И.Р.

Научный редактор: д.и.н., профессор Р.К.Валеев

Рецензенты: д.и.н., доц. Г.Г.Хафизов

к.и.н., доц. Д.Р.Хайрутдинова

История и политика: учебное пособие для студентов специальности 07.00.02 – Отечественная история. – Казань: Издательство Казанского государственного университета, 2009. – 230 с.
Учебное пособие содержит курс лекций по курсу «История и политика».

Актуальность проблемы взаимоотношения истории и политики очевидна. Она обусловлена как современными историческими процессами, так и усилением идеологической борьбы вокруг основных проблем отечественной истории, особенно историей воин и революций.

Студенты должны усвоить, что история и политика находятся в диалектической зависимости друг от друга, задача исследователя заключается в выявлении подлинных ценностей нашей истории.

Учебное отвечает требованиям действующих образовательных стандартов и составлено с учетом опыта преподавания курса «История и политика» для студентов, обучающихся по специальности 07.00.02 - Отечественная история.

© Казанский государственный университет
Часть 1. Лекции по курсу «История и политика»
Введение


  1. Предмет и задачи.

История и политика - это два взаимосвязанных, друг без друга несуществующих понятия. Их взаимопроникновение неразрывно и до такой степени, что порой трудно определить, где начинается и кончается одно и где начинается и кончается другое. И, тем не менее, в нашу задачу входит попытка их разделения и определения их взаимоотношений.

Прежде всего, следует ответить на вопрос что из них первично, а что вторично. Разумеется, первична история. Во-первых, потому что история – это прошлая жизнь во всем ее многообразии. Она основа всего. Жизнь людей, начиная с первобытных времен и до настоящих дней. Она рождает все формы человеческого бытия вплоть до государственных образований. Она создает способы материального существования. Она же рождает и политику. Политика – это дитя истории. Однако, такое дитя, которое с самого начала стремится подчинить своего родителя.

Однажды появившись на свет, она начинает влиять на историю. И с однозначной тенденцией подчинения ее своим интересам. Она оказывается направленной не на то, чтобы учиться у нее и делать из нее правильные выводы. Как писал в свое время Гегель «опыт и история учат, что народы и правительства никогда ничему не научились из истории и не действовали согласно ее поучениям, которые можно было бы извлечь из нее». Он это объясняет тем, что «в каждую эпоху оказываются такие обстоятельства, каждая эпоха является настолько индивидуальным состоянием, что в эту эпоху необходимо и возможно принимать лишь такие решения, которые вытекают из самого этого состояния». Однако, само собой разумеется, что это индивидуальное состояние можно оценить лишь, изучив прошлую историю. Следовательно, история учит не повторять ее события, а, изучая их определять и принимать решения, соответствующие реалиям того времени. Причем историю при этом необходимо воссоздавать не путем подбора отдельных ее фактов, а путем целостного изучения исторических процессов, без единого исключения ее основных событий. Ибо отдельно взятый, вырванный из исторического процесса факт, ни о чем, кроме того, что он имел место, не говорит.

Политика же склонна именно к такому подходу. К тому, чтобы подбирать из истории примеры угодные ей, а конкретнее, существующему режиму. И умалчивать те из них, кои не отвечают ее интересам. Она склонна не только умалчивать их, но и придавать совершенно иную окраску прошлой истории.

Наука история в отличие от политики, обязана представлять прошлое в полном объеме, независимо от того, отвечает она существующей политике или нет. Ей должно быть чужда как идеализация прошлого, так и представление его в сплошных мрачных тонах.

Разумеется, в бедах исторической науки повинны не только политика и недобросовестные авторы исторических сочинений. История - это многовековая общечеловеческая драма. В ней всегда бушуют страсти и человеческие эмоции. Она непосредственно связана с реалиями тех дней, когда эта история пишется. Автор исторического сочинения не может быть свободным от них. Равно как и исторического сознания своего времени. И он, так или иначе, вплетает в прошлую историю страсти, эмоции своего времени.

Хотя сама истина и безразлична к человеческим страстям переживаниям, человек далеко не безразличен к истине. У автора исторического сочинения есть свои симпатии и антипатии. Задача заключается в том, чтобы преодолевать их. Однако на процесс выработки объективности оказывает воздействие государственная политика.

Политика – это сфера деятельности, связанная с отношениями между классами, нациями и другими социальными группами, ядром которой является проблема завоевания, удержания и использования государственной власти.

В многонациональном государстве, каковым является Россия, на историографический процесс оказывает огромное воздействие национальная политика. Речь идет не только о сегодняшней России, но и о прошлой России, имея в виду и ее советский период.

В то же время на определенном этапе развития политика обретает относительную самостоятельность и уже сама начинает активно воздействовать на все стороны общественной жизни. В связи с этим она разделяется по основным направлениям жизнедеятельности людей. В результате возникают экономическая, социальная, культурная, научно-техническая, международная и другие разновидности политики. Причем в условиях государственной жизни эти формы политической деятельности реализуется в едином контексте. Различные подходы к реализации той или иной политики находятся в сфере борьбы политических партий и организаций за власть. Отсюда и всякие реформы, и социальные революции, и иные катаклизмы общественно-политической жизни.

Таким образом, жизнь людей, являющаяся первоосновой всякой политики и постепенно превращающаяся в историю, сама становится объектом политической деятельности людей.

Такова взаимосвязь истории и политики.

Как влияют друг на друга политика и история. При ответе на этот вопрос надо исходить из того, что история, как состоявшийся процесс, включающая и прошлую политику, не меняется, а реальная политика подвижна и находится в динамическом развитии. Поэтому особой задачей нашего предмета является изучение взаимоотношений состоявшейся истории и реальной политики. Выдающийся татарский ученый Риза Фахретдинов писал, что у истории нет ни врагов, ни друзей, она на всех смотрит одинаковыми глазами. Только лишь перьям тех, кто описывает эту историю, свойственно ошибаться. Действительно, у историков на страницах их сочинений проявляется разный подход к описываемым событиям. На страницах их сочинений появляются враги и друзья, свои и не свои. Они на нее смотрят из так называемых буржуазных или марксистских очков. Между тем, ему, если у него с глазами все в порядке, не нужны какие либо очки. От него требуется только беспристрастность и объективность. Отсутствие беспристрастности и объективности объясняется проникновением реальной политики в состоявшуюся историю и ведет к стремлению превращать историю в служанку политики.

С этим, казалось бы, соглашаются все историки. Однако на практике многие из них фактически подчиняют историю реальной политике. Так, профессор Ю. Афанасьев, который с самого начала политики перестройки, подвергал резкой критике историографию советского периода и особенно историков партии, которые во многих случаях доказывали, что монополистом правды являлась и является большевистская партия. Разумеется, он был во многом прав. Ибо тогда на первое место выдвигалась история партии, а не история страны. История страны, по крайней мере, начиная с 1903 года, т.е. с момента возникновения большевизма как политического течения, сводилась к истории партии большевиков. Во всех высших учебных заведениях преподавалась история КПСС, а не история страны. Гражданская история была полностью вытеснена из вузов. Она преподавалась лишь на исторических факультетах университетов и педагогических институтов. Она не преподавалась даже в творческих вузах, где, казалось бы, ее изучение абсолютно необходимо. Соответственно главными историками признавались историки партии. Историки СССР и тем более специалисты в области истории зарубежных стран, были отодвинуты на вторые и третьи роли. И Афанасьев, выступавший с критикой такого положения, во многом был прав.

Однако и он во многом находился в плену классовых и партийных иллюзий. Он настаивал при изучении исторических процессов исходить из принципа классовости. В журнале «Коммунист» за 1989 год была опубликована статья доктора философских наук профессора Московского историко-архивного института Г. Хваткова под названием «Исповедь» преподавателя-обществоведа». В ней он вел разговор о перестройке преподавания общественных наук в вузах. Он ставил задачу «очищения марксизма-ленинизма от скверны культа», который как он писал «превратил нашу науку в набор догм, цитат, «обслуживающих» потребности власти формирования государственной пирамиды с единой личностью на ее вершине». Автор статьи утверждал, что преподаватели-обществоведы стали популяризаторами цитат «в угоду великой личности», чьи идеи были непререкаемы». Этими «великими» были не только Ленин и Сталин, но Хрущев и даже Брежнев, словом любой человек, занявший пост генерального секретаря партии. Правильно отмечалось, что историки партии должны были признать, что они вышли из «Краткого курса» и что именно в этом «ателье» шилась униформа отряду пропагандистов из сталинской политики и что «зарождающаяся историко-партийная наука изначально стала политизироваться, брать на себя разоблачительный, зачастую прокурорский тон по отношению к другим»1. Однако тогда еще не пришло понимания, что отдельной и тем более возвышающейся над всеми другими отраслями исторического знания историко-партийной науки нет и быть не может. Все еще продолжался поиск вывода ее из тупика. Не пришло еще понимания того, что исследования историко-партийных аспектов могут быть успешными только тогда, когда они рассматриваются как часть отечественной гражданской истории, и когда к ним будут применяться те же научные методы анализа источников, тот арсенал исследовательских средств, которые используются гражданскими историками. Сами историки партии, также как и сама партия, не были готовы отказаться от своей особой командной роли в историографии. И только сама жизнь в ходе развала самой партии отменила ее как науку.

Таким образом, вплоть до развала КПСС и распада СССР речь шла лишь об очищении марксизма-ленинизма. И ни в коем случае об отказе от него. Разумеется, Афанасьев не был исключением из ряда многих обществоведов, критически настроенных к состоянию общественных наук. Для них принцип партийности и классовости оставался незыблемым.

Между тем, именно этот принцип ведет к односторонности в оценке исторических событий, толкает историка к выпячиванию одних и игнорированию других источников. Хотя Афанасьев и писал, что «история не нуждается в редактировании», фактически допускал такое редактирование. Он писал так: «Помнить надо все. Но память о былом не может быть пассивной, всеядно бесстрастной. Не все, что было в прошлом, можно брать на вооружение». Возникает вопрос: что можно и что не нужно врать на вооружение? Что делать с теми фактами, которые историк не хочет брать на вооружение? И зачем вообще брать их на вооружение? С кем воевать?

А ведь именно тогда, когда историк выборочно берет на вооружение лишь угодные ему факты и исчезает объективность. Афанасьев, настаивая на принципе классовости и партийности, подверг критике историков, выдвигавших, как он писал, положения «о некоей просветительской, цивилизующей миссии царского самодержавия в национальных окраинах России, о прогрессивной роли таких правителей-завоевателей Средневековья как Чингисхан или Тамерлан». Противоречащими марксистско-ленинской методологии считал он и работы о евразийской теории «с их антиисторическим, внеклассовым, биолого-энергетическим подходом к прошлому». К этому разряду отнес он и работы, учитывающие «периоды подъемов и спадов некоей пассионарности в мировой истории» признающие «симбиоз» Орды и Руси в XIII - XV веках и т.п.»1.

Таким образом, этот историк, настаивающей на исторической правде, фактически сам же и настаивает на подчинении истории политике. При этом он ссылается на следующие слова К.Маркса и Ф.Энгельса: история «не делает ничего», не обладает никаким необъятным богатством» и «не сражается ни в каких битвах»2. «Не «история», а именно человек, действительный, живой человек – вот кто делает все это, всем обладает и за все борется»3. Конечно, Маркс и Энгельс были гениальными людьми. Однако человек, настаивающий на объективном изучении исторического процесса, не должен абсолютизировать все написанное ими. И в этих словах классиков революционного учения заключена не все истина. Правда, что состоявшаяся «история не делает ничего» и она «не сражается ни в каких битвах», но не точны слова о том, что «все делает живой человек». Не точны, потому что не ясно о каком живом человеке идет речь. То ли о том, который жил в прошлой тогда еще живой истории или о том, который, как пишет Афанасьев, берет ее факты «на вооружение», описывая эту историю и заставляя ее сражаться. А ведь именно тогда, когда историю превращают в оружие и начинается политика.

Английский историк 19 века Джон Сили рассматривал историю как политику, опрокинутую в прошлое. В дальнейшем советского историка М.Н. Покровского в 30-е годы обвинили в создании антимарксистской школы, рассматривающую историю как политику, опрокинутую в прошлое.

Насколько состоятелен такой подход? Имеет ли он право на жизнь? Вопрос не простой. Ответ на него требует специального рассмотрения. Уже было сказано, что исследователь смотрит на тот или иной исторический процесс с определенных позиций. А это ведет его или к преуменьшению или преувеличению, а то и вовсе умалчиванию. Именно историки создают образы исторических деятелей. Порой в их описаниях эти образы не всегда соответствуют реальным историческим персонажам. И не только исторические персонажи, но и сами исторические события обретают совершенно иную окраску.

Нет ни одного исторического сочинения, в отечественной истории, начиная с Пимена, где бы на события и факты не присутствовал бы взгляд того, кто их описывает. Да, прав был Фахретдинов, когда писал, что перу историка свойственно ошибаться. Таким образом, хотя и говорят, что даже боги не могут сделать бывшее не бывшим, для пера историка нет ничего невозможного. В его трудах порой не только бывшее становится не бывшим, но даже и не бывшее представляется как историческая реальность.

Со страниц исторических трудов сходят выдающиеся исторические личности, сыгравшие большую роль в историческом развитии. На их место заступают лица, игравшие в описываемых событиях второстепенные или даже третьестепенные роли. Их не только возвышают, но и обожествляют. Так было со Сталиным. Он после смерти Ленина был представлен как второй вождь партии и революции, хотя таковым и не был в годы революции и гражданской войны. Временами, не Ленину, а ему приписывался приоритет в решении тех или иных вопросов.

В то же время Л.Д. Троцкий, который в дни Октябрьской революции и гражданской войны действительно находился рядом с Лениным и воспринимался современниками как второй человек в партии и государстве, сначала оказался отодвинутым на второстепенные позиции, а в последующем представлен как злейший враг большевизма и Советского государства. Со второй половины тридцатых годов двадцатого столетия многие близкие соратники Ленина на страницах истории стали также изображаться как враги революции и Советского государства. Они как таковые были расстреляны. Был уничтожен и находившийся в эмиграции Троцкий.

Государственная пропагандистская машина вбивала все эти измышления в головы людей. Историю можно было воспринимать только в трактовке «Краткого курса истории ВКП(б)». И не иначе. Ее иное восприятие и тем более толкование расценивалось как инакомыслие и это сурово каралось.

Об этом свидетельствуют решения Политбюро ЦК ВКП(б) 1934-1936 годов по созданию учебников истории, личное участие И.В. Сталина в процессе создания учебников по истории и более всего по истории СССР1. 15 мая 1934 года было принято постановление Политбюро ЦК ВКП(б) и СНК СССР «О преподавании гражданской истории в школах СССР, текст которого трижды был самым тщательным образом отредактирован Сталиным. 7 июля 1934 года он получил от наркома просвещения А.С. Бубнова проспекты двух учебников по истории СССР и по новой истории. Он прочитал также макет учебника по истории СССР и снабдил его своими замечаниями. Он написал специальные тезисы, легшие в основу замечания И.В. Сталина, С.М. Кирова, А.А. Жданова по поводу конспекта учебника по истории СССР2. Очевидным свидетельством политического вмешательства руководства страны в историографический процесс служит появление «Краткого курса истории ВКП(б)», ставшего катехизисом изучения и преподавания истории. Неподдельный интерес Президента России В.В. Путина к процессу создания учебника истории России также в той или иной мере является продолжением былых традиций.

В советской период Отечественной истории создалась практика возведения в ранг вождей Генеральных секретарей ЦК большевистской партии. И соответственно этому пересматривалась прошлая история. Так, Л.И. Брежнев, заступивший на этот пост после свержения Н.С. Хрущева, стал в истории Великой Отечественной войны изображаться как один из выдающихся организаторов победы над фашистской Германией. Он был возведен в ранг маршала Советского Союза. Его грудь оказалась разукрашенной всеми существовавшими орденами, включая орден Победы. Одним из решающих участков стала изображаться Малая земля, где находился тогда Брежнев. Написанная от его имени брошюра «Малая земля» в угоду официальной политике стала изучаться как шедевр исторического сочинения.

2. История русско-ордынских отношений в политике.

Ярким показателем политического давления на историю этих отношений является постановление ЦК ВКП(б) от 9 августа 1944 года.

Его предыстория такова. В мае 1944 года по поручению ЦК партии бригада Управления пропаганды и агитации провела проверку состояния агитационно-пропагандистской работы в Татарской республике. Она, кроме Казани, которая стала основным объектом ревизии, побывала в десяти районах республики. 14 июня вышел номер газеты «Красная Татария», посвященный Дню Организации объединенных Наций. Она в немалой мере была посвящена характеристике роли союзников СССР во второй мировой войне. Все это членами бригады было воспринято как смазывание роли СССР в войне и как непомерное восхваление роли Англии и США. В справке на имя секретаря ЦК Г .М. Маленкова, составленной начальником Управления пропаганды и агитации ЦК Г.Ф. Александровым и его заместителем М.Т. Иовчуком говорилось: «Выпуск этого номера газеты «Красная Татария» является серьезной ошибкой, свидетельствующей о низком политическом уровне работников редакции, а также о слабом руководстве Татарского обкома ВКП(б) редакцией своей газеты».

24 июля Иовчук и заведующий отделом Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) написали докладную записку на имя Маленкова. В нем состоянию идеологической работы был посвящен специальный раздел. Он начинался так: «Обком ВКП(б) и его отдел пропаганды не вникают в идейное содержание научной работы, искусства и литературы, не направляют деятельность учреждений идеологического фронта и нередко проходят мимо ошибок и извращений, имеющихся в работе отдельных историков и литераторов».

Центральное место в записке занимал вопрос об историческом эпосе «Идегей». Авторы записки не преминули подчеркнуть, что этот эпос не бытует в Татарии и записан у барабинских татар в Сибири и что члены обкома и отдел пропаганды не стали разбираться в исторической роли Идегея. Они, очевидно, «забыли», что еще до начала войны, с ведома высших партийных органов началась подготовка к 500-летию этого эпоса. Тогда было обнаружено 30 вариантов этого эпоса и, разумеется, речь не шла и не могла идти о каком-то одном, тем более именно о варианте, обнаруженном у барабинских татар. Авторы записки не преминули подчеркнуть, что «ряд историков и литераторов Татарии оценивают как высшее достижение татарской культуры и ставят Идегея в один ряд с Давидом Сасунским, «Витязем в тигровой шкуре» и др.». При этом они сослались на статью Н. Исанбет 500-летие дастана «Идегей», опубликованный в 11 и 12 номерах журнала «Совет эдэбияты» за 1941 год, якобы возвеличивающей Идегея как героя освободительной войны и сделавшего вывод о том, что «Идегей своей борьбой против хана Тохтамыша подготовил образование и выделение из Золотой Орды самостоятельных государств и в том числе Московского». Говорилось, что культ Идегея проникает в татарскую драматургию и поэзию и что тот же Исанбет «написал по существу националистическую пьесу «Идегей», герой которого «выведен любимцем и вождем народа». Исанбету инкриминировалась попытка «представить Золотую Орду как передовое государство своего времени, где большинство народа придерживалось передовых освободительных идей». В записке, кроме поэта Шарафа Мудариса, уподобившего в одном из стихотворений красноармейца Галимова, геройски сражавшегося на фронтах войны, «святому Идегею», подвергся критике историк А.А. Тарасов, который якобы в «Очерках по истории Октябрьской революции проводит мысль о том, что включение Казанского ханства в состав Русского государства «ничего, кроме колониального гнета народам Поволжья не принесло». Этот автор обвинялся также в «непомерном раздувании» роли татарской буржуазии и в освободительном движении против царизма».

Не обошли вниманием авторы записки область искусства, где, по их мнению, также «проявляются серьезные недостатки и ошибки идеологического порядка». Вот как это охарактеризовано в записке: «В пьесах и операх на современные темы («Фарида», «Семья Таймасовых», «Миннекамал»» и пр.) не находит идея дружбы народов. В этих пьесах и операх, как правило, против немцев или финнов действуют только одни татары. Так, например, в пьесе «Семья Таймасовых», посвященной войне против белофиннов, на (8 действующих лиц только 1 русский и тот белый офицер). Судя по пьесе, татарские части вынесли на себе главную тяжесть войны и обеспечили прорыв линии Маннергейма».

Указанные Александров и Иовчук составили специальную справку о татарском эпосе «Идегей». В ней они характеризуют Идегея – темника ханов Тохтамыша и Тамерлана, в последующем эмира Золотой Орды как организатора опустошительных набегов на русские города и селения, сжегшего Нижний Новгород, Переяславль, Ростов, Серпухов, ряд городов под Москвой, разрушил Рязань, взял с москвичей выкуп и увел в рабство десятки тысяч русских людей.

В справке с большими выдержками из самого эпоса, доказывается, что он не был борцом за народ и что он ничем не отличался от Мамая, который также как и он, набегами на русские земли пытался восстановить былое могущество Золотой Орды. Он представлен как враг русского народа. Эпос, писали авторы справки, «проникнут антирусскими мотивами» и «упоминания в эпосе русских носят оскорбительный характер». Что касается идейных качеств эпоса, «он не может идти ни в какое сравнение с «Давидом Сасунским: «Калевалой» и другими эпическими произведениями народов СССР». Ибо он «воспевает агрессивное государство Золотую Орду, проводившую захватнические войны, и военачальников Золотой Орды, которые выступали в истории как вожаки разбойничьих походов на земли русского народа и других соседних народов, тогда как эпос других народов СССР воспевает их освободительную, справедливую борьбу против чужеземных поработителей».

Все это и явилось основой для постановления ЦК ВКП(б) от 9 августа 1944 года «О состоянии и мерах улучшения массово-политической и идеологической работы в Татарской партийной организации».

С принятием этого постановления в науке стало определяющим показ отрицательного влияния Золотой Орды на развитие Руси. Татарское иго стало рассматриваться как причина многовековой отсталости России. Татары в исторических трудах трактовались как извечные враги русского народа и российского государства.

Постановление ЦК партии стало законом для местных партийных организаций. 24-27 февраля 1945 года состоялось заседание пленума обкома ВКП(б.). Обсуждалось два вопроса: о неотложных мерах по подъему сельского хозяйства, по которому выступил первый секретарь обкома партии

З.И. Муратов и о реализации названного постановления ЦК КВП(б). По второму вопросу выступил секретарь обкома по идеологии Малов. Доклад состоял из 66 машинописных страниц. В нем была подвергнута детальному анализу вся идеологическая работа в республике. Основной упор был сделан на «просчеты» и «ошибки». Особенно досталось институту языка, литературы и истории. Ученые обвинялись в том, что вместо изучения совместной борьбы русского и татарского народов, занимались изучением памятников литературы XII –XVI веков. Из доклада следовало, что одной из ошибок, допущенных учеными, являлось признание Золотой Орды прогрессивным государством с высоко развитой экономикой и культурой. В докладе особое место было отведено обличению Золотой Орды – ее агрессивности и разбойничьим нападениям на русские земли, безжалостному угнетению входивших в него народов. О дастане «Идегей» говорилось так: «В течение нескольких лет… этот эпос совершенно неоправданно популяризировался как героический эпос татарского народа. В то же время ни слова не было о том, что эпос «Идегей» является выражением национализма». Читая эти строки, можно подумать, что местные партийные органы не принимали участия в популяризации дастана. Не приходится сомневаться в том, что, если бы Центральный комитет ВКП(б) одобрил эту популяризацию, то местный партийный комитет не преминул бы присвоить все лавры себе. А, поскольку сверху посыпались нарекания, то их тотчас переадресовали историкам и литературоведам.

Представляет интерес выступление по этому вопросу самого первого секретаря обкома Муратова. Вот некоторые из его высказываний: «Что было бы, если бы ЦК во время не исправил ошибки, допущенные историками и литературоведами?» Действительно, что могло бы такого ужасного случиться? Может быть новое татарское нашествие? Первый секретарь на поставленный вопрос отвечает так: «Они (т.е. допущенные ошибки – И.Т.) могли бы привести к обострению отношений между русскими и татарами. А это был бы удар по нашей дружбе».

Интересно, что Муратов, как ни в чем не бывало, поставил такой вопрос: «Почему именно в эти годы они поднимают на щит этого нашего злейшего врага, в свое время изобличенного и разгромленного русским народом?». Почему-то, ставя этот вопрос, партийный секретарь не хотел считаться с неоспоримым фактом гибели Идегея не от русских людей, а от своих соплеменников, став жертвой междоусобицы и борьбы за власть. Неужели можно было обвинить ученых в том, что они писали, опираясь на исторические факты и на сам эпос? «Нет, - утверждал партийный секретарь, - они виноваты и их долг состоит в том, чтобы смыть эту вину». Виновниками в этом случае были обозначены, прежде всего, историк Хайри Гимади и писатель Наки Исанбет. Им и другим ученым и писателям в буквальном смысле приказано писать только об интернациональной дружбе и изучать тот вклад, который внесли татары в революционное движение.

С тех пор было наложено табу на эпос «Идегей». О нем нельзя было даже упоминать. О Золотой Орде лучше не писать, а если писать – только как о государстве варваров и дикарей. И совершенно независимо от результатов научных исследований и более всего археологических раскопов, доказывавших, что Золотая Орда являлась одним из высокоразвитых государств своего времени.

Между тем, подходы к правде о Золотой Орде не переставали определяться. Одной из значительных работ являлась работа Сафаргалиева «Распад Золотой Орды». К правде об этом государстве вели также раскопки на месте столицы Золотой Орды – Сарае, осуществлявшимися археологами Москвы, Саратова и Казани под руководством Федорова-Давыдова, результаты которых давали материал для правдивого освещения истории этого государства. Многие экспонаты, выявленные в ходе этих исследований, сосредоточены в музеях Волгограда и Саратова и частично Казани. Они свидетельствуют о высоком уровне духовной и материальной культуры Золотой Орды.

История Золотой Орды советской историографией представлялась как история диких завоевателей, чуждых каких либо культурных ценностей. Между тем, это был до сих пор невиданный цивилизационный уровень. Невиданных темпов получило градостроительство. На территории Золотой Орды археологами выявлено более 110 городов.

Громадная империя, возникшая на глазах одного поколения, требовала и быстрого создания пунктов управления. Таковыми, несомненно, являлись города. В 1246-1247 годах территорию Золотой Орды пересек итальянец Плано Карпини, который в пути не встретил ни одного города или даже поселка. Однако, проделавший примерно такой же путь через шесть лет после него, Гильом Рубрук увидел картину повсеместного градостроительства. О справедливости сведений, сообщенных им фактов, свидетельствует, и картина увиденная в прошлом веке саратовским краеведом А. Леопольдовым на левом берегу Ахтубы. Вот что он писал: «замечательные развалины каменных зданий. Начинаясь подле селения Безродного или Верхне-Ахтубинского, они тянутся верст на 70. Развалины сии то часты, то редки, то обширны и велики, то малы и незначительны, однако везде выказывают кирпич, глину, известь. Далее от с. Пришиба до деревни Колобощины на 15 верст видны развалины почти сплошные и большею частью огромные»1. Особого успеха градостроительство достигает в первой половине Х1У века при ханах Узбеке и Джанибеке. Тогда все побережье Волги застраивается городами и поселками. «В степях, особенно у переправ через крупные реки, появляются небольшие поселки, населенные пригнанными сюда русскими и булгарами», - писал В. Л. Егоров2. Это дало возможность назвать этот район «Приволжские Помпеи»3. «Если первые города в XIII веке создавались согнанными в низовья Волги мастеровыми всех завоеванных земель и народов, то в XIV веке - инициативой самого общества, самоорганизацией людей. В этот период число городов и горожан Золотой Орды было сопоставимо с таковыми в Западной Европе, а уровень бытовой городской культуры степных городов империи по многим параметрам превосходил таковые в Западной Европе. Население формировалось из представителей всех народов государства, но язык большинства горожан и культура были тюркскими, религия ислам, именовали их татарами.

Современные авторы, Юрий Пивоваров и Андрей Фурсов, свободные от пут политического диктата, совершенно иначе представляют взаимоотношения Золотой Орды и Руси. Золотоордынский период русской истории они называют самым богатым ее изломом.

Они доказывают, что, несмотря на то, что Ислам стал государственной религией Золотой Орды, во многом иной характер носили и взаимоотношения ханской власти и русской православной церкви. В 1261 году в столице государства Сарае была образована епархия с первым епископом Митрофаном, поставленным митрополитом Кириллом III. В состав этой епархии как отмечают эти исследователи, - кроме Сарая вошел и Переяславль Киевский; тогда глава этой епархии стал носить титул епископа Сарайского и Переяславского»1. «Из всех династий, правивших на Руси, только чингисиды не проводили по отношению к Церкви «жесткого курса». Напротив именно Орда создала православной церкви режим наибольшего благоприятствования - такой, какого церковь не имела ни при Романовых, ни при Рюриковичах»2.

«А в конце Х111 в. возник новый Царьград - Сарай, причем в буквальном смысле: это был город царя. Того царя, за которого с 1265 г. молились в русских церквах. Того царя, который, не будучи русским и православным, тем не менее, стал первым русским царем и был им почти 200 лет. Ордынские цари были царями лишь на столетие меньше Романовых. Жаль, конечно, наших профессиональных патриотов, но царская власть возникла в России как инородческая»3. Так пишут Фурсов и Пивоваров.

Как видно, правда о подлинных взаимоотношения Золотой Оды и Руси пробивает себе дорогу.

Петербургский исследователь Ю.В. Кривошеин предлагает «перейти от трактовки русско-ордынских отношений как непрерывной борьбы к трактовке, предполагающей многостороннее и многоуровневое взаимодействие»4. Этот автор, освещая взаимоотношения Руси и монголов, делает вывод о столкновении «двух достаточно близких по своему социальному раскрытию миров…, но двух разных по быту и мировоззрению этносов»5.

Хотя в рецензии на эту книгу такой подход и оспаривается, поскольку де эти этносы представляли два разных типа цивилизаций: земледельческую и кочевую и что несравнимы «ни отрезки пройденного исторического пути, ни общий уровень цивилизационного развития», вряд ли можно согласиться в полном объеме. Ибо тюрки и славяне задолго до монгольского завоевания находились в тесном взаимодействии и родственных отношениях и земледельческая и кочевая цивилизации существовали во взаимном переплетении. Чтобы утвердиться в этом, достаточно обратить внимание на хазарско-славянские отношения, представлявшие собой не только даннические связи, но и обмен рядом традиций и обычаев. Уже до девятого века, как пишут некоторые авторы у хазар начали складываться центры оседлости и появились элементы хазарско-славянского этнокультурного синтеза1. Что касается русско-половецких отношения, то они представляли из себя переплетение ряда русских и половецких родов. А половцы-кипчаки, как известно, явились посредниками между монголами и русскими. Древние татары, которые шли в авангарде монгольского войска, были тюрками, и они в войсках монголов добрались до своих соплеменников - кипчаков и булгар. Затем они совместно тюркизировали пришедших монголов. Для доказательства этого также можно сослаться на средневековых авторов. Арабский писатель Х1У века Аль-Омари отметил факт быстрой утраты монголами своего монгольского облика: «В древности это государство было страной кипчаков, но когда им завладели татары/монголы/, то кипчаки сделались их подданными. Потом они /монголы/ смешались и породнились с ними /кипчаками /, и земля одержала верх над природными и расовыми качествами их /монголов/, все они стали точно кипчаки, как будто они одного /с ними/ рода, оттого что монголы поселились на земле кипчаков, вступали брак с ними и оставались жить в земле их /кипчаков/»2.

О правильности и точности его наблюдений говорит и свидетельство другого арабского автора Ибн-Батута, лично посетившего Золоту Орду при хане Узбеке. Подданных этого хана он называет не иначе как тюрками, говорящими на тюркском языке. Речь шла о половецком языке.

Ю.В. Кривошеин отходит также от политизированного освещения основных военных событий, в частности битвы при Калке. Он обращает внимание на малоизученные предваряющие это событие дипломатические аспекты, на особенности монгольского этикета и менталитета. Они, по его мнению, имели большое значение на протяжении всего времени взаимодействия Руси и монголов.

Новизну работы Кривошеина составляет также и вопросы сбора дани и связанную с ним перепись населения. Перепись проводилась для точной фиксации дани, с тем, чтобы упорядочить налоги, собираемые с русских земель. С этой точки зрения интересен так называемый дарообмен, когда не только князья дарили ханам, но и сами ханы делали дарения русским князьям. Так, строительство Чудова монастыря было проведено за счет ханского подарка.
3.Историческая наука и перестройка.

Приход к политической власти М.С. Горбачева открыл полосу так называемой перестройки.

Перестройка существенным образом отразилась на истории страны. Началась атака на историографию. Причем атака шла со всех сторон. «В современной исторической публицистике праздник. Праздник непослушания, головокружительных идей и гипотез. Половина страны стала историками-неформалами. Другая половина – их внимательными слушателями. Только загнанные в подполье зануды-профессионалы ведут долгий список перепутанных дат и перевранных фамилий, непроверенных фактов и неточных цитат». Так писали Г. Бордюгов, В. Козлов, В. Логинов в статье «Непослушная история, или новый публицистический рай», опубликованной в журнале «Коммунист»1. Авторы статьи в целом точно отобразили картину, сложившуюся в области исторических изысканий. Действительно, интерес к прошлой истории был настолько велик, что многие люди, не имеющие никакого отношения к исторической науке, возомнили себя историками. Разоблачительный настрой многих журналистов, многие из которых отличались склонностью к сенсациям, и публиковали на страницах газет и журналов отдельные ранее не публиковавшиеся документы и материалы с разоблачением руководителей Коммунистической партии, о репрессиях и преследованиях прошлых лет, вывел их в разряд подлинных носителей правды.

Это была реакция на историческую мифологию прошлых лет, когда большевики и их вожди изображались единственными носителями правды, непорочными борцами за народное счастье. Это был своеобразный ответ на то беззаконие, на тот произвол, который осуществлялся в стране по отношению к народам, ее выдающимся представителям.

Разумеется, ответ не квалифицированный, во многих случаях предвзятый и потому не отвечающий требованиям объективности и исторической правды.

Со всей серьезностью вставал вопрос, какой должна быть историческая наука? По-прежнему служанкой политики или же она должна стоять над всем? Профессиональные историки искали ответ на этот вопрос. Одним из первых историков, попытавшимся дать ответ на него, был ректор Архивного института, депутат Верховного Совета СССР профессор Ю.Н. Афанасьев. Его наравне с Собчаком, Поповым и некоторыми другими называли прорабом перестройки. В данном случае он выступал в качестве прораба перестройки исторической науки.

Вполне понятно, что ему и многие историки не были готовы к тому, чтобы отказаться от социалистического идеала, отрешиться от методологии марксизма-ленинизма. Они искали ответ на поставленный вопрос именно в этих рамках, по-новому истолковывая его положения. Они не предполагали, что начавшаяся перестройка может привести к всеобщему обвалу, в том числе КПСС, СССР и социалистической перспективы. Вот что писал Афанасьев в статье «Прошлое и мы», опубликованной в журнале «Коммунист»: «Идя навстречу XXVII съезду партии, которому предстоит принять новую редакцию Программы КПСС, мы пытаемся определить более отдаленные перспективы совершенствования основных звеньев и структур советского общества, взглянуть на XXI век. Основные ориентиры предстоящих преобразований уже видны, они очерчены на апрельском (1985 г.) Пленуме ЦК КПСС и будут обсуждаться на партийном форуме». Он писал, что мы должны спросить себя: «насколько нам удалось оправдать надежды наших отцов и дедов, все ли мы сделали, чтобы сбылись благородные думы и чаяния тех, кто завоевал Советскую власть и отстоял Отечество в грозные годы войны?»1.

Вот с такой для себя установкой предлагал перестроить историческую науку Афанасьев. Через три года после него видный историк истории Октябрьской революции П.В. Волобуев продолжал искать ответ в тех же рамках марксистской методологии. Он писал: «Остро затронув историческую науку, перестройка обнажила застойные зоны и в исследованиях в области проблематики Октября, монопольно сохранявшиеся заинтересованными в их «незыблемости» историками. Стали очевидными низкий теоретический уровень многих работ, предвзятость многих историографических обобщений»2. Однако в отличие от Афанасьева он задается кардинальными вопросами советской истории. «Была ли революция закономерной и не совершили ли большевики насилия над историей, повернув Россию с «нормального», буржуазно-демократического пути? Не оказалась ли она неудачным социальным экспериментом, затеянным группой фанатиков в 1917-м? Возможен ли был тогда, в 1917 году, не революционный, а реформистский выход из кризиса российского общества? Почему утвердилась в нашей стране однопартийная система? Не послужила ли Октябрьская революция той самой «черной дырой», через которую наша страна прямиком свалилась к сталинизму?».

4.Политика творит историю.

Как уже говорилось, политика любой страны всегда пытается направлять историю своей страны по ею намеченному пути. В России это с особой силой проявилось с появлением на политической арене большевизма. «Дайте нам партию революционеров, и мы перевернем весь мир» - говорил В.И. Ленин. Ленин и его соратники создавали революционные организации, а затем партию в качестве инструмента для творения новой истории. Истории по образцу определенному Марксом и Энгельсом. Коммунизм – конечная цель. Это была бы история бесклассовая и, в конечном счете, без государства, без наций и с единым языком. Это были наметки будущей истории. Историки должны были бы изучать эту историю со всеми подробностями.

В какой мере это удалось сделать? И удалось ли сделать вообще? Отвечая на эти вопросы, нужно, прежде всего, исходить из более или менее точного определения способов изменения мира, на которые опирались марксисты-ленинцы. Они полагали, что ход истории нельзя изменить без революций. Они утверждали, что революции локомотивы истории. Однако революции не возникают без всяких причин.

Ленин говорил что они, не заказываются и, что они должны вырастать из конкретных условий той или иной страны. В задачу теоретиков марксизма входило изучение и выявление этих условий. В качестве таких условий они определили капиталистические порядки, где господствует эксплуатация человека человеком. Именно ликвидация этих порядков, где в непримиримости находятся труд и капитал, является задачей революций. Цель – победа труда над капиталом и ликвидация частной собственности.

Эта цель по Марксу и Ленину может быть реализована лишь революционной партией. Вот почему Ленин основное внимание в своей деятельности посвятил теоретическому обоснованию и конкретной реализации создания революционной партии.

В революции 1905-1907 гг. социал-демократическая партия не смогла выступить ее вдохновителем и организатором. Не смогли стать таковыми и другие партии, прежде всего, такие из них наиболее значительные и влиятельные, как партия кадетов и эсеров. Поэтому можно сказать, что в этой революции не реализовался субъективный фактор. Партии, в том числе и большевики, оказались побежденными.

Однако Ленин говорил, что эта революция стала генеральной репетицией революции 1917 года. И писал, что разбитые армии хорошо учатся.

1917 год обозначил несколько вариантов исторического пути России. То, по какому из этих вариантов пойдет страна, зависел от соотношения общественных сил и политических партий. Каждая политическая партия стремилась навязать стране свой вариант исторического пути. Прав был П.В. Волобуев, когда писал, что нельзя «изображать исторический процесс как улицу с «запрограммированным» односторонним движением» и что этот процесс многовариантен.

Победил тот вариант, который был предложен большевиками и, прежде всего, их вождем В.И. Лениным. Это тот конкретный случай в истории, когда от конкретной исторической личности зависело будущее страны, ее будущая история. Большевики победили потому, говорил Л.Д. Троцкий, что у них был Ленин. Другие партии потерпели поражение, ибо не располагали своим Лениным1.

Между тем и после прихода к власти большевиков, продолжали сохраняться некоторые альтернативы исторического пути России. Одной из таких альтернатив являлась ее многопартийное политическое развитие. Однако это альтернатива располагала минимальными возможностями. Ибо большевики с самого начала не собирались делиться с кем-либо политической властью. Причем, они считали, что во власть пришли они навсегда, до достижения основной цели. До построения коммунизма.

Весь период советской истории, начиная с октября 1917 года и до 1991 года, т.е. до крушения коммунистических идеалов, большевистская партия по-своему творила историю. Во-первых, она добилась устранения со своего пути всех политических конкурентов. При Ленине были ликвидированы все партии, кроме большевистской партии. Сталин ликвидировал и тех конкретных лиц в самой партии большевиков, кто противился его личному курсу, осуществлению его видения истории. В том числе и ближайших соратников Ленина. Во-вторых, она ликвидировала все капиталистические элементы, включая и сельскую буржуазию, кулачество. В-третьих, она провела индустриализацию промышленности и коллективизацию сельского хозяйства. И, наконец, в-четвертых, она обеспечила себе монополию на истину.

Конкретные задачи намечались в пятилетних планах, которые предварительно утверждались на партийных съездах и только формально выносились на сессии Верховного Совета СССР и обретали силу закона.

Таким образом, партия большевиков сама по своему усмотрению начала творить историю. И в то же время сразу же присвоила себе монополию на создание писаной истории. Возникла специальная дисциплина история ВКП(б), переименованная в связи с изменением названия самой большевистской партии в историю КПСС. Возникли специальные научные учреждения, которые должны были воссоздать историю партии большевиков. В 20-е годы создается общество по изучению истории партии (истпарт) с ее местными отделениями и многочисленными кадрами. Затем появился институт Ленина, в последствие преобразованный в институт марксизма-ленинизма. В республиках на базе местных отделений истпарта были созданы институты истории партии.

В 80-е годы в университетах, в том числе и на историческом факультете Казанского университета были открыты отделения истории КПСС, где готовили специалистов по истории партии. На этом отделении и на несколько ранее созданном отделении научного коммунизма студенческая стипендия была на 15 процентов выше, чем на других факультетах и отделениях университета.

В Москве при ЦК КПСС существовала Академия общественных наук, куда по направлению местных партийных комитетов принимались партийные работники. Слушатели этой Академии наряду с изучением общественных наук, готовили и кандидатские диссертации. В том числе и по истории КПСС. Специальность по истории партии в системе ВАК была обозначена номером 01.07.002. Второй номер принадлежал Отечественной истории. Хотя в настоящее время и нет специальности и предмета история КПСС, номер этот сохранился и под этим шифром осуществляется защита диссертаций главным образом по истории России.

Итак, произошло полное обособление истории КПСС от гражданской истории. Однако на практике работы по истории КПСС были своеобразно создаваемыми работами по отечественной истории. Однако историки партии должны были делать главный упор на показ руководящей роли большевистской партии в реализации планов партии. В центре и на местах в массовом порядке создавались однотипные работы, скажем под названиями руководство КПСС народным образованием в Саратовской области в годы девятой пятилетки. Разумеется, не исключались и другие пятилетки. В ходу были такие обозначения как «борьба КПСС за дальнейший подъем сельского хозяйства…», «партийное руководство развитием культуры…» и т.д. Всего не перечислить.

Эти работы должны были раскрывать постоянно возрастающую роль КПСС в жизни общества, доказывать «эффективность» ее работы. О недостатках, как правило, не рекомендовалось писать. Это можно было делать только по разрешению сверху. И речь могла идти только о недостатках местных партийных органов и отдельных партийных руководителей.

Существовали запретные темы. Так, не могло тогда появиться работа по массовым репрессиям. Можно было писать только о врагах народа, коими объявлялись и репрессировались сотни тысяч невинных людей. Можно было писать только о «разоблаченных агентах иностранных разведок». В работах описывалась «массовая поддержка» трудящимися массами мероприятий Советского государства и его карательных органов по осуждению врагов народа.

Кроме того, в партийные архивы и ряд фондов государственного архива был ограничен доступ. На большинстве документов КПСС, включая даже документы местных партийных организаций, накладывался гриф «секретно». Рабочие выписки исследователей, работавших в партийных архивах, строго проверялись. Оттуда вырезывались целые куски, удалялись отдельные страницы и даже предложения и выражения. Разумеется, работать с этими источниками было нелегко. Воссоздать на их основе правду истории было невозможно.

Можно сделать вывод о том, что история партии так и не стала настоящей гуманитарной научной дисциплиной. В то же время нельзя сказать, что по графе истории партии не появлялись отдельные крупные научные исследования. Их появление зависело от выбора темы и личных качеств научного работника. Однако эти работы по своей сути посвящались строго самой истории партии или же проблематике гражданской истории. Поэтому в числе тех историков, которые и считались историками партии, было немало таких, которые, по сути, и не являлись таковыми. Среди таких историков в Казанском университете нужно назвать академика АНТ покойного Р.И. Нафигова, создавшего ряд высококачественных работ по истории татарской общественной мысли, о Муллануре Вахитове и т.д. Это был поистине талантливый и очень плодовитый историк, труды которого были высоко оценены научной общественностью. С.М. Михайлова, также работавшая на кафедре истории КПСС, создала немало интересных трудов по истории дореволюционного народного образования и развитию общественно-политической мысли у татар. Профессор Р.Г. Хайрутдинов создал немало интересных трудов по истории Татаро-Башкирской республики и истории Татарстана.

Можно назвать немало имен историков, творивших под маркой специальности КПСС, но сумевших создать значительное количество исторических трудов, не потерявших своего значения и в наши дни.

Однако речь идет не об этих отдельных историках и их творениях, а в целом о предмете истории КПСС, который, по выражению некоторых авторов, оказался в положении «некоего политизированного мутанта», искусственно созданного из отдельных разделов других гуманитарных дисциплин и, прежде всего, из гражданской истории и обществоведения.

В связи с этим возникает вопрос: нужно ли писать труды по истории партии? Разумеется, нужно. Однако, во-первых, в контексте гражданской истории, как ее составную часть. Во-вторых, с изложением всей правды об истории большевистской партии. В-третьих, с привлечением всех относящихся к предмету исследования фактов без единого исключения.

В то же время было бы неправильно вести речь только о предмете истории КПСС. По большому счету и гражданские историки находились на службе партии. Правда, не особо доверенных, однако, тем не менее, обязанных работать на основе марксистско-ленинской методологии. Обязательными требованиями для них являлись принципы партийности и классовости. Партийность в те годы должна была быть воспринята как высшее выражение научной объективности. Понятие классовости относилось лишь к рабочему классу, как носителю общенародных интересов, как к наиболее сознательной части советского общества. И сама партия долгое время называлась партией пролетариата, партией рабочего класса. И в нее принимали, прежде всего, рабочих от станка. Доступ в нее был в определенной мере открытым представителям колхозного крестьянства, которое как это постоянно декларировалось, являлось союзником рабочего класса.

Гражданские историки отличались от историков партии возможностью более свободного выражения тем исследования и более свободной возможностью преподавания. Если историки партии преподавали, прежде всего, съезды и другие форумы партии, то гражданские историки могли говорить об этих форумах в контексте истории России и СССР. Если первые обязаны были точно соблюдать сетку часов лекций и семинарских занятий по отдельным темам, то для гражданских историков это было не обязательно. Причем, надо иметь в виду, что история КПСС преподавалась всем студентам, независимо от их специальности. В том числе и студентам-историкам. Гражданская история, преподавалась лишь студентам-историкам, частично юристам и филологам.

По этой причине число историков, преподававших историю КПСС, было во много раз больше числа гражданских историков.

История и политика всегда взаимосвязаны, шли в прошлом, идут сегодня и будут идти в будущем вместе. Они не разлучны.

По этому разделу предлагаются следующие
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   20

Добавить документ в свой блог или на сайт

Похожие:

Курс лекций по курсу «История и политика» iconПрограмма и курс лекций по дисциплине «История мировой литературы и искусства»
Программа и курс лекций по дисциплине «История мировой литературы и искусства» для студентов факультета связи с общественностью заочного...
Курс лекций по курсу «История и политика» iconТитова Н. Е. История экономических учений: Курс лекций. М.: Гуманит изд
Целью курса лекций является освоение студен­тами исторического наследия и идейного богатства учёных различных эпох в области экономической...
Курс лекций по курсу «История и политика» iconТитова Н. Е. История экономических учений: Курс лекций. М.: Гуманит изд
Целью курса лекций является освоение студен­тами исторического наследия и идейного богатства учёных различных эпох в области экономической...
Курс лекций по курсу «История и политика» iconУчебно-методическое пособие по курсу «Антимонопольная политика и...
Учебно-методическое пособие по курсу Антимонопольная политика и защита прав потребителей разработано для студентов вузов, обучающихся...
Курс лекций по курсу «История и политика» iconКурс лекций по дисциплине «Уголовно-исполнительное право» для специальности 030503 Правоведение
Данный курс лекций рассчитан на 50 часов для базового уровня профессионального образования и един для всех форм обучения
Курс лекций по курсу «История и политика» iconРабочая учебная программа дисциплины Конспекты лекций Материалы практических занятий
«Политология». Курс опирается на знания, полученные студентами в процессе изучения таких дисциплин как «Теория политики», «Сравнительная...
Курс лекций по курсу «История и политика» iconДисциплина "Логистика" входит в состав цикла специальных дисциплин....
Курс лекций ориентирован на современные экономические условия и складывающиеся рыночные отношения в Российской Федерации
Курс лекций по курсу «История и политика» iconКурс лекций по дисциплине «Введение в специальность» Направление подготовки
Минеев В. Г. История и состояние агрохимии на рубеже ХХI в., т М., Изд-во мгу, 2002
Курс лекций по курсу «История и политика» iconКурс лекций по «экологии» нгпи. 40 часов лекций + зачет и экзамен
Агаджанян Н. А., Никитюк Б. А., Полунин Н. Н. Экология человека и интегративная антропология. — М. — Астрахань, 1996. — 224 с
Курс лекций по курсу «История и политика» iconМетодическое пособие для аспирантов «История и философия науки»
Курс лекций охватывает основные и исходные теоретические проблемы истории и философии науки. Приведены темы семинарских занятий....
Курс лекций по курсу «История и политика» iconКурс лекций по истории и философии науки утверждено Редакционно-издательским...
Глотова В. В. Краткий курс лекций по истории и философии науки: учеб пособие / В. В. Глотова. Воронеж: фгбоу впо «Воронежский государственный...
Курс лекций по курсу «История и политика» iconКонспект лекций по курсу хозяйственного права тема Понятие хозяйственного права
Кафедра Истории, социологии и права Назаров Андрей Александрович конспект лекций по курсу хозяйственного права
Курс лекций по курсу «История и политика» iconРабочая программа по учебному курсу «история» 6 класс (базовый уровень)
Мо РФ история. Обществознание 5-11 классы (Данилов А. А., Косулина Л. Г история России), Просвещение 2007 г и Примерной программы...
Курс лекций по курсу «История и политика» iconПланы семинарских занятий по курсу политика доходов и заработной...
Данное обстоятельство повышает его важность в процессе обучения, и в то же время предъявляет серьезные требования к уровню такого...
Курс лекций по курсу «История и политика» iconРабочая программа по курсу Всеобщая история 11 класс Курс «Всеобщая история»
...
Курс лекций по курсу «История и политика» iconПояснительная записка Автор программы: Зав отделом Канады Института...
Второй семестр «Политика Канады» включает курс по государственно-политическому устройству страны, а также занятия по внутренней и...


Школьные материалы


При копировании материала укажите ссылку © 2013
контакты
100-bal.ru
Поиск