Один
Я стоял на вершине горы и следил за ветром. Далеко у горизонта он гнал
легкую рябь по поверхности озера, слабея по мере приближения ко мне. В двух
тысячах футов подо мной ветер сгибал несколько столбиков дыма над городскими
крышами, шевелил живой изумруд листвы на деревьях у подножия горы. Указатели
ветра из тонкой пряжи периодически оживали в восходящих тепловых потоках у
края обрыва - полминуты трепета, две минуты ленивого затишья.
Хорошо бы ветер подул, когда буду прыгать, - подумал я. Подожду порыва.
- Ты сегодня болван, или можно мне?
Я обернулся и повеселел: это была Сиджей Статевант, затянутая в стропы
и зашнурованная от ботинок до шлема параплане-ристка, ростом едва
достигавшая моих плеч. Из кармана летного комбинезона выглядывал ее талисман
- затертый плюшевый мишка. Позади нее на земле сверкало нейлоновыми красками
аккуратно разложенное крыло.
- Я жду, пока подует сильнее, - сказал я ей. - Можешь идти вперед, если
хочешь.
- Спасибо, Ричард. Свободно?
Я уступил ей дорогу:
- Свободно.
Она постояла секунду, всматриваясь в горизонт, затем отчаянно ринулась
к краю обрыва. Какое-то мгновение это выглядело самоубийством: она мчалась к
неминуемой смерти на камнях внизу. Но уже в следующее мгновение крыло
параплана хлопнуло мягкой тканью и взорвалось вихрем ярко-желтого и
розового нейлона, прозрачным облаком заклубилось над ней, - и появился
огромный китайский воздушный змей, чтобы спасти ее от безумной смерти.
К тому моменту, когда ее ботинки коснулись края обрыва, она уже не
бежала, а летела, повисев в люльке из ремней, от которых протянулись прочные
стропы к гигантскому крылу.
Ее муж наблюдал за полетом, застегивая крепления своих ремней.
- Давай, Сиджей, - прокричал он, - найди нам подъем покруче!
Первый, кто прыгает в пропасть, называется ветряным болваном. Остальные
наблюдают за ним и загадывают, будут ли сегодня сильные восходящие потоки
воздуха у края обрыва, а значит, и высокие парящие полеты. Если молитва не
поможет, то в застывшем воздухе останется только спланировать на дно долины
и затем снова карабкаться наверх; иногда, если повезет, какой-нибудь
добродушный водитель, проезжающий по горной дороге, подбросит вас на
вершину.
Яркий балдахин развернулся и стал подниматься. Мы, шестеро ожидающих
своей очереди, прокричали дружное ура. Но параплан тут же снова заскользил,
теряя высоту. Раздался стон. Вероятно, в этот день даже самый опытный летун
не продержится в воздухе более получаса.
Я некоторое время наблюдал за Сиджей и чуть было не прозевал свой
долгожданный порыв ветра: листья зашелестели, взметнулись указатели,
закачались ветки деревьев. Самый момент.
Я повернулся к ветру спиной и потянул за веревки. Мое крыло
приподнялось с земли, с шелестом и треском наполнилось воздухом и, словно
гигантский парус торгового корабля, ринулось в небо.
Впечатление было такое, как будто я тяну на веревках за собой перистое
облако или шелковую радугу размахом в тридцать метров от края до края.
Из-под краев ткани, еще касавшейся земли, вырвались и затрепетали
ярко-желтые указатели ветра. Я стоял среди воздушного потока, а подо мной
пульсировал купол: без перьев и воска, этот воздушный змей удержал бы Икара
от падения на землю. Да, для него он опоздал на три тысячи лет, а для меня
появился как раз вовремя.
Скосив глаза, я посмотрел на свою радугу изнутри, проверяя, не
запутались ли стропы, и повернулся лицом к ветру.
Чертовски прекрасна жизнь. Я налег на ремни и стал подтягивать моего
змея к краю обрыва, медленно и тяжело, как водолаз в своем костюме перед
погружением в пучину. Наконец -последний шаг за хлипкий край обрыва; но
вместо того, чтобы сорваться вниз, я отрываюсь от края, радуга надо мной
поднимает меня ввысь, и мы летим над вершинами деревьев, удаляясь от горы со
скоростью пешехода.
- Давай, давай, Ричард! - кричит кто-то.
Я легонько оттягиваю стропу управления, разворачиваюсь и улыбаюсь через
воздушную пропасть пяти парапланеристам, стоящим на вершине горы среди кучи
шелка и паутины строп. Им тоже не терпится накинуть на ветер тонкую ткань и
унестись туда, где небо примет их в свои объятия.
- Отличный подъем! - кричу я им.
Но порыв ветра, поднявший меня вверх, внезапно стих; восходящий поток
иссяк.
На уровне моих глаз, пока я скользил вниз и пытался поймать хоть
какой-нибудь поток, появились и проплыли мои друзья на вершине горы. Вдали к
северу от меня летала Сиджей; накренив параплан, она вращалась в крутой
спирали и с трудом удерживала высоту. Внизу подо мной проплывал склон горы,
переходящий в глубокую пропасть.
Два года назад, подумал я, у меня здорово поднялся бы уровень
адреналина в крови: зависнуть в одиночестве на пятидесяти шнурочках в
полумиле от земли. Сейчас все это больше напоминало ленивые грезы о полете:
нет никаких приборов, нет кокона из стекла и металла вокруг меня, только
переливы красок, дрейфующих над головой по воздушному океану.
В какой-то миг сбоку возник ворон и застыл на расстоянии равновесия
между страхом и любопытством. Голова от удивления повернулась набок, черный
глаз напряженно уставился на меня: никак, фермера ухватила и несет радуга!
Я откинулся на стропах, как ребенок на высоких качелях, посмотрел на
склон горы подо мной и оставил свои попытки поймать восходящий поток. Об
этом ли я мечтал в детстве, когда запускал на лугу бумажного змея? Быстрее
орла была мечта, но медленнее бабочки оказалась эта нежная, мягкая дружба с
небом.
Внизу простиралось широкое зеленое поле, которое мы облюбовали в
качестве места для посадки. Вдоль дороги стояли припаркованные машины тех,
кто решил понаблюдать за полетом парапланеристов. Нацеливаясь на ровный
участок травы, который все еще качался в сотне футов подо мной, я насчитал
пять стоящих машин; шестая тормозила. Мне казалось странным, что кто-то на
земле стоит и смотрит, как я провожу в небе свое личное время. За
исключением тех моментов, когда я участвовал в аэрошоу, я всегда чувствовал
себя невидимым во время полета.
Через десять минут после того, как я шагнул в воздух, я опять встал на
твердую почву, сбавил скорость полета крыла до нуля, ступил на одну ногу,
потом на другую. Крыло все еще держалось надо мной, страхуя от падения. Я
потянул за задние стропы, и крыло снова превратилось в мягкий шелк, окружив
меня цветным облаком.
Сиджей и другие виднелись точками высоко в небе; временами зависая, они
с трудом поднимались вверх, переходя от потока к потоку. Они сражались
упорнее, чем я, и наградой за их труд было то, что они все еще были в
воздухе, тогда как я уже стоял на земле.
Я разложил крыло на земле и стал складывать его от краев к центру, пока
оно не превратилось в мягкий прямоугольник; я прижал его к земле, чтобы
вышел весь воздух из складок, туго свернул и уложил в рюкзак.
- Хотите, подброшу вас наверх?
Голос ангела парапланеристов, благая весть о спасении от
полуторачасовой) подъема пешком на вершину горы.
- Спасибо! - Я обернулся и увидел седоватого коротышку с дружеским
взглядом преподавателя колледжа. Он наблюдал за мной, скрестив руки и
прислонившись спиной к машине.
- Интересный спорт, - сказал он. - Отсюда снизу вы выглядите как
фейерверк.
- Да, это приятная забава, - сказал я, поднимая тюк за одну лямку и
направляясь к машине, - но вы не представляете, насколько лучше ехать, чем
идти пешком в гору.
- Отчего же, представляю. И рад помочь вам. - Он протянул мне руку. -
Меня зовут Шепард.
- Ричард, - сказал я.
Я бросил рюкзак с парапланом на заднее сиденье, а сам устроился рядом
на пассажирском месте. Это был ржавенький "фордик" 1955 года выпуска. Рядом
с водителем на истрепанной обшивке переднего сиденья лежала книга заглавием
вниз.
- Сверните налево по трассе, и там еще около мили до следующего
поворота, - объяснил я маршрут.
Он завел мотор, дал задний ход и выехал на трассу.
- Отличный день, не правда ли? - сказал я.
Уж если кто-то настолько мил, что сам предлагает подвезти тебя на
вершину горы, то, видимо, нужно с ним поболтать из вежливости.
Он помолчал некоторое время, будто бы внимательно следя за дорогой.
- Вам приходилось встречать когда-нибудь людей, похожих на героев ваших
книг? - вдруг спросил он.
У меня упало сердце. Это, конечно, еще не конец света, если незнакомец
знает твое имя. Но я мечтаю об обществе Анонимных Знаменитостей, ведь
никогда не знаешь, почему тебя узнал именно этот незнакомец и чем это может
закончиться. Ощетинься на цветы поклонников - покажешься высокомерным
дураком. Но и обниматься с пучеглазым маньяком немногим лучше, чем
целоваться с бомбой.
В первую секунду я подумал, что передо мной маньяк и мне следует
немедленно распахнуть дверцу и выпрыгнуть на дорогу. Но затем я решил, что
это можно пока отложить на случай крайней необходимости, тем более что в
качестве ответа на заданный вопрос прыжок из машины выглядит не очень
хорошо.
- Все герои моих книг существуют реально, - ответил я, решив, что
доверчивая правдивость будет лучшим средством от неприятностей, - хотя с
некоторыми из них я не встречался в пространстве-времени.
- И Лесли тоже действительно существует?
- Ее любимый вопрос.
К чему он клонит? Разговор с каждой минутой становится все менее
невинным.
- Здесь лучше свернуть, это дорога к вершине. Она грязная и местами
крутая, но по ней легче подниматься. Будьте внимательны на вершине. Эти
парапланы такая заразная вещь, что вы даже не заметите, как попадетесь на
крючок и никогда уже от этого не отделаетесь.
Шепард пропустил мою уловку мимо ушей.
- Я спрашиваю потому, что я сам один из тех, о ком вы писали. Я был с
вами, еще когда вы были мальчишкой. Я ваш ангел-учитель.
Я объявил Максимальную Боевую Готовность, защитная стена была возведена
в мгновение ока.
- Хватит вопросов. Скажите прямо, что вам нужно?
- Дело не в том, что мне нужно, Ричард, а в том, что нужно тебе.
Машина поднималась в гору достаточно медленно, и я мог выпрыгнуть, не
рискуя сломать себе шею. Не торопись, подумал я, пока что он не обозвал тебя
безбожным антихристом и, кажется, не вооружен. Кроме того, во мне еще
сохранилось тепло первого впечатления. Парень нес чушь, но был симпатичным.
- Если ты ангел-учитель, то должен знать ответы на все вопросы, -
сказал я.
Он взглянул на меня удивленно и улыбнулся.
- Конечно, знаю! Собственно, ради этого я здесь. Как ты догадался?
- У меня есть вопросы, я спрашиваю, ты отвечаешь, идет? - Если Шепард -
персонаж из моих книг, то сейчас это выяснится.
- Идет, - ответил он.
- В детстве у меня были две любимые игрушки, как их звали?
- Твой верблюд был Кемми, зебру звали Зпбби.
- Мое первое изобретение. Что это было? Хитрый вопрос.
- Это реактивный двигатель длиной восемь дюймов, - ответил он. -
Диаметр четыре дюйма, шов спаян оловом, все смонтировано на конце штанги
длиной пять футов. Ты знаешь, что олово не выдержит температуры и двигатель
взорвется через одну-две минуты, но прежде чем это произойдет, ты увидишь,
что идея работает. Спирт в качестве топлива. Двигатель взрывается. Пламя по
всему двору...
Он говорил, продолжая вести машину, и описывал мои ракеты, мой дом,
друзей и семью, мою собаку; он сообщал такие подробности давно минувших
событий моей жизни, которых я бы сам никогда не вспомнил без его рассказов.
Конечно, персонажи моих книг совершенно реальны, но некоторые из них
представляют собой что-то вроде тахионов**... Они существуют в своем
пространстве, такие же яркие проявления жизни, как мы в своем. Из книг они
могут проникать в мой мир и изменять его.
Шепард был либо одним из этих существ, либо величайшим в мире
психологом.
- ...олеандровые джунгли прямо за углом дома. Из дымохода на распорке
свисает конструкция, которую ты собрал из листа меди и сварочного прутка.
Искривленные эллипсы - ты называешь это Радаром. В гараже стоят корзины с
древесным углем и картины - домашние работы твоей мамы, она ходит на
художественные курсы. Дровяная пристройка, через которую ты незаметно
проникаешь в дом...
- Вопрос.
Он сразу перестал рассказывать. Мы ехали молча. Вечнозеленые деревья
защищали дорогу от полуденного солнца. Старая машина на малой скорости с
трудом преодолевала крутой подъем.
- Ты не говоришь было, ты говоришь есть, - сказал я. - Это время моего
детства. Оно для тебя все еще существует. Тот, кого ты называешь мной и
кому, как ты считаешь, что-то нужно, - это Дикки, то есть я в моем далеком
прошлом?
Он кивнул.
- Конечно. Это время никуда не ушло, оно не дальше, чем противоположная
сторона улицы.
- Еще вопрос.
- Спрашивай что хочешь.
- Сколько будет сто тридцать один в кубе?
- Я ангел, а не компьютер, - рассмеялся он.
- И все-таки, попробуй угадать.
- Пять тысяч двадцать семь?
Он ошибся больше чем на миллион. Этот парень не всеведущ, по крайней
мере, математика не его конек. Чего он еще не знает?
- Есть ли на небесах гравитация?
Он в удивлении повернулся ко мне:
- Давно ли тебя интересует этот вопрос?
- Около года. Я был... смотри, камень.
Слишком поздно. С божественной беззаботностью он наскочил на камень.
- Еще вопросы?
Я не стал возвращаться к вопросу о гравитации. Гораздо больше, чем
гравитация на небесах, меня сейчас интересовало, кто этот странный человек.
- Зачем... почему ты такой, какой ты есть?
- Есть такая поговорка: "Избыток чувств - недостаток мыслей" .
В том, как он произнес эти слова, я почувствовал горький вкус истины.
Я уже понял, что он не причинит мне вреда; я понял, что он подобрал
меня этим утром не для того, чтобы подвезти на вершину горы; я знал, что
математика не его стихия. Меня переполняли новые вопросы обо всем на свете.
- Ты так говоришь потому, - спросил я, - что это имеет какое-то
отношение к делу, ради которого ты здесь?
- Конечно.
Не потому ли он понравился мне с первого взгляда, что я уже где-то
видел его улыбку?
** Гипотетические частицы, движущиеся быстрее, чем свет в пустоте. -
Прим. перев.
|
