Тридцать три
Пока я мужественно готовил ужин, Лесли сидела у стойки на высоком
табурете, зачарованно внимая моему рассказу о Дикки.
- С этого момента он просто мой маленький воображаемый приятель, -
сказал я,-и я делюсь с ним всем, что знаю, просто ради удовольствия самому
это вспоминать.
Я высыпал на нашу большую сковородку мелко нарезанные овощи.
- Ты что, прячешься за словом "воображаемый"? - спросила Лесли.-Тебе
нужна безопасная дистанция? Ты его боишься?
Перед этим она зашла в дом, собираясь переодеть свой садовый наряд:
белые шорты, футболка и широкополая шляпа. Она успела снять шляпу, но сейчас
была настолько охвачена любопытством, углубляясь в наши с Дикки отношения,
что переодевание, по-видимому, было отложено на неопределенный срок.
- Боюсь? - переспросил я. - Может быть, и так.
Я сомневался в этом, но время от времени забавно подвергать сомнению
нашу уверенность в чем-либо.
- А что он такого может сделать опасного?
Я добавил в смесь на сковороде ананас, проросшую пшеницу, и пять-шесть
раз быстро помешал.
- Он мог бы заявить, что выдумал тебя, что ты - его воображаемое
будущее, потом уйти и оставить тебя наедине со всем тем, что ты не успел ему
сказать.
Я поднял голову и взглянул на нее без улыбки, даже забыв потрясти
бутылку с соевым соусом, так что, естественно, он и не подумал выливаться.
- Он так не поступит. Не сейчас, во всяком случае.
Когда-то его уход ничего бы для меня не значил. Но только не сейчас.
Она оставила этот вопрос и перешла к другому.
- Заметал ли он, что готовишь ты, а не я?- спросила она. - Как он к
этому относится?
- Я готовлю для своей жены, говорю я ему, но вообще я очень
мужественный... даже мои пироги такие крепкие!
Это, конечно, было неправдой. До того, как отказаться от сахара, я
любил печь пироги. Их румяные корочки были нежны, как запеченное облако, но
я скромнее самого Господа Бога. Мое благороднейшее качество, предмет моей
величайшей гордости - полное отсутствие эго.
Говорят, что очень важно сильно нагреть пшеницу, потому что тогда она
приобретает очень приятный ореховый вкус. В этот раз я нашел еще и полпакета
измельченных орехов и бросил их на сковороду.
Лесли знакома с моими необычными принципами так же хорошо, как всякий,
кто с ними не согласен, но она достаточно терпима, чтобы иногда меня
послушать.
- Что ты рассказал ему о браке? - поинтересовалась она.
- Он еще не спрашивал. Думаешь, это его заинтересует?
- Он должен знать, что рано или поздно его это тоже ожидает. Если он -
это ты, то он обязательно спросит, - сказала она. - Что ты ему ответишь?
- Я отвечу, что это будет самым счастливым самым тяжелым самым важным
долговременным опытом в его жизни.
Я поднес ей попробовать чайную ложечку нашего ужина со сковороды. Хоть
он еще не готов, подумал я, вежливость по отношению к родной душе никогда не
повредит.
- Понравилось?
- Слишком хрустит, - сказала она. - Ужасно сухое.
- Мм.
Я поднял сковороду с плиты и, поднеся ее к крану, добавил туда около
чашки воды, затем вернул ее на плиту еще минут на десять.
- Можно, я тебе помогу? - спросила она.
- Моя прелесть. Ты же работала в саду. Отдыхай.
Она подошла к шкафу, достала откуда тарелки и вилки.
- Что ты ему скажешь?
- Сначала я расскажу ему свой секрет у дачного брака, затем сообщу ему
факты.
Я нашел соковыжималку и включил ее в сеть, достал из холодильника
морковь. Она улыбнулась мне.
- А ты мудрец! И в чем же твой секрет удачного брака?
- Перестань, Вуки, не стоит издеваться. Я обещал рассказать ему все,
что знаю.
Я подставил под соковыжималку стакан.
- О'кей, - сказала она. - Ты не мудрец. Так в чем же твой секрет
удачного брака?
Я нажал на кнопку и взял первую морковку. Сок получается райский, но
наша машина - это шумный дьявол за работой.
- ПОСТУПАЙ ТАК, КАК СЧИТАЕШЬ ПРАВИЛЬНЫМ, - прокричал я, перекрывая
скрежет вращающихся ножей. - ПУСТЬ ТВОЯ ЖЕНА ТОЖЕ ПОСТУПАЕТ ТАК, КАК СЧИТАЕТ
ПРАВИЛЬНЫМ. И ЕСЛИ ВЫ НЕ СОГЛАШАЕТЕСЬ ДРУГ С ДРУГОМ, ЭТО НОРМАЛЬНО!
- Я НЕ СОГЛАСНА! - сказала она. -ПО-ТВОЕМУ, ДЛЯ НАС БУДЕТ НОРМАЛЬНЫМ
ОБМАНЫВАТЬ, ЛГАТЬ И ОСКОРБЛЯТЬ ДРУГ ДРУГА, ЕСЛИ НАМ ПОКАЖЕТСЯ ЭТО
"ПРАВИЛЬНЫМ". ТЕБЕ НУЖНО ДОБАВИТЬ, ЧТО ПРИЧИНА, ПО КОТОРОЙ ТВОЙ СЕКРЕТ
ДЕЙСТВУЕТ, - ЭТО ГОДЫ ВЗАИМНОГО ДОВЕРИЯ, ГОДЫ ВЗАИМНОГО ИЗУЧЕНИЯ ХАРАКТЕРОВ!
Я ЗНАЮ, ЧТО ДЛЯ ТЕБЯ НОРМАЛЬНО ПОСТУПАТЬ ТАК, КАК ТЫ СЧИТАЕШЬ ПРАВИЛЬНЫМ, НО
ТОЛЬКО ПОТОМУ, ЧТО ТВОЕ И МОЕ ЧУВСТВА ПРАВИЛЬНОГО ПОЧТИ НЕ ОТЛИЧАЮТСЯ.
Наша соковыжималка работает так же быстро, как и шумит. Наполнился
второй стакан, и я ее выключил.
- Разве ты не согласен? - спросила она во внезапно наступившей тишине.
- Нет.
Я потягивал свой морковный сок.
- Для нас всегда нормально поступать так, как мы считаем правильным.
Без исключений.
Ее рассмешило мое упрямство, и я сам не смог удержаться от слабой
улыбки.
- Помог тебе твой секрет спасти первый брак? Я покачал головой.
- Было слишком поздно. Когда семейная жизнь начинает убивать в тебе
человека, пора положить ей конец. У нас были настолько разные натуры, что
быть теми, кем каждый из нас хотел быть, вместе было невозможно. Мы не
просто перестали любить друг друга, но даже не могли находиться в одной
комнате. А с этим уже ничего нельзя поделать.
- Я помню время, когда и мы с тобой не могли находиться в одной
комнате, - поддразнила она.
Она сняла крышку со сковороды, снова пробуя ужин своей ложкой.
- Думаешь, нам стоит это заканчивать?
- Ты ведь голодна, не так ли? - спросил я.
Она кивнула с широко раскрытыми глазами.
- Такое острое...
- Еще минутку, - сказал я ей, выключая огонь раньше времени. - Ты была
другой, Вуки. В те дни, даже когда я выходил из себя, я не мог забыть, как
ты прекрасна. Были моменты, когда я выходил из дома, в отчаянии оттого, что
ты не можешь понять, кто я, о чем я думаю или что я чувствую. Сидя за рулем
в машине, я орал: "Боже, как Ты можешь требовать от меня, чтобы я жил с этой
Лесли Пэрриш? Это же невозможно! Это невыполнимо!" И даже в те моменты ты
оставалась для меня такой чертовски умной и до боли прекрасной. Развод был
неизбежен, но я все равно тебя любил. Разве не странно?
Я перенес сковороду на стол и разделил волшебное блюдо на двоих.
- О, Риччи, развод не был неизбежен, - сказала она. - Это было просто
мыслью отчаяния.
Отстаивать выводы, сделанные в прошлом, подумал я, не свидетельствует о
мудрости. И даже если это не так, я все равно бы не стал. Сейчас уже не
важно, был ли развод неизбежен или нет.
Если мы, стремясь жить в соответствии с наивысшим известным нам
порядком, вынуждены расстаться с женой или мужем, мы расстаемся с
несчастливым браком, взамен получая самих себя. Но если брак соединяет
людей, которые уже обрели себя, что за прекрасное приключение начинается - с
бурями, ураганами и всем-всем!
- Как только я перестал ожидать от тебя полного понимания,- сказал я, -
как только я понял, что для нас в порядке пещей иметь различные идеи,
приходить к различным выводам и поступать так, как каждый из нас считает
нужным, в конце тупика вдруг открылась дорога. Меня больше не стесняли твои
принципы, тебя больше не стесняли мои отличия.
- Верно, -сказала она. - И спасибо за ужин. Очень вкусно.
- Надеюсь, получилось не очень острым?
- Сейчас уже лучше.
Она отпила морковный сок.
- Дикки может и не спросить о браке.
- Он спросит, - сказал я. - Он спросит, как я думаю, зачем мы здесь? А
я отвечу ему, что мы здесь для того, чтобы проявлять любовь в миллионах
приготовленных для нас испытаний - новый миллион после каждого пройденного и
новый миллион после каждого проваленного. И больше всего испытаний нас ждет
в каждую минуту, каждый день и каждый год совместной жизни с другим
человеком.
- Как мило, - сказала она. - Не знала, что ты придаешь браку такое
значение.
- Важен не брак, - сказал я, - а любовь.
- Рада это слышать. Я считаю тебя замечательным, но иногда мне все же
кажется, что ты - самый неспособный к любви мужчина. Я никогда не встречала
человека - мужчину или женщину, - который мог бы вести себя так же холодно и
равнодушно, как иногда ведешь себя ты. Когда ты чувствуешь угрозу, ты
превращаешься в льдинку с шипами.
Я пожал плечами.
- А что мне остается? Я же не говорю, что я прохожу все испытания, я
говорю только, что знаю об их существовании. Терпение, и когда-нибудь в
другой жизни я стану таким же прекрасным человеком, каких и сейчас уже
много. В данный момент я счастлив быть самим собой. Подозрительным,
закованным в броню и обороняющимся...
- Нет, ты не такой плохой, - сказала она оживленно. - Ты уже долго не
был подозрительным.
- Я напрашиваюсь на комплименты! - сказал я. - Что, даже совсем
чуть-чуть?
- Передай Дикки, что я считаю тебя не самым худшим мужчиной в мире.
- Когда ты злишься, ты думаешь иначе.
- Нет. Ничего подобного, - сказала она. - Что еще ты собираешься
рассказать ему о браке?
- Разница между браком и церемонией, - сказал я.- Я скажу ему, что брак
-это не двое людей, бегущих через мост среди риса и лент, а подлинный мост,
построенный усилиями двоих людей в течение всей их жизни.
Она отложила вилку.
- Риччи, это прекрасно.
- Мне надо было говорить с тобой, а не с Дикки, - сказал я.
- Говори с нами обоими, - сказала она. - Если это сделает тебя
счастливее, я буду жить рядом со счастливым человеком.
- Я бы сказал ему и это. Жены и мужья не в силах сделать друг друга
счастливыми или несчастливыми. Это только в нашей личной власти.
- С одной стороны, это так, но, если ты утверждаешь, что наши поступки
не оказывают влияния на другого, я с тобой абсолютно не согласна.
- Влияние, - сказал я, - это наше испытание друг для друга. Ты можешь
решить для себя быть счастливой независимо от того, что делаю я, и тогда,
возможно, я буду радоваться, видя тебя счастливой, потому что мне нравится
видеть тебя такой. Но это я делаю себя счастливым, а не ты.
Она покачала головой и терпеливо улыбнулась мне.
- Довольно странный взгляд на вещи.
Она считала это странной деталью моей логики, мешающей мне принимать в
дар ее любовь. Я чувствовал себя носорогом, выбравшимся на тонкий лед, тем
не менее решил все выяснить до конца.
- Если ты плохо себя чувствуешь, - сказал я, - но решаешь сделать меня
счастливым, приготовив мне обед или согласившись куда-нибудь со мной пойти,
ты думаешь, я буду счастлив, зная, что тебе плохо?
- Я бы не подала и виду, что мне плохо, и думала бы, что ты будешь
счастлив.
- Но тогда ты превратилась бы в мученицу. Ты сделала бы меня
счастливым, жертвуя собой, обманывая меня и притворяясь счастливой ради
меня. Если бы это сработало, я бы чувствовал себя счастливым не потому, что
ты действительно была счастлива, а потому, что я бы тебе поверил. Счастливым
меня делаешь не ты и не твои поступки, а моя вера. А моя вера зависит только
от меня и ни от кого другого.
- Это звучит так холодно, - сказала она. - Если все на самом деле так,
почему я должна стараться сделать тебе приятное?
- Когда ты этого не хочешь, не надо и стараться! Помнишь, как ты
проводила по восемнадцать часов в сутки в офисе, когда мы были завалены
работой?
- Завалены были мы, но всю работу приходилось делать мне одной? -
спросила она сладким голосом. - Да, я помню.
- А помнишь, как я был благодарен тебе за это?
- Конечно. Ты сидел там с хмурым лицом, обиженный и недовольный, как
будто это тебя работа вымотала до смерти.
- Помнишь, сколько это длилось?
- Годы.
- И потому, что ты работала за меня, наши отношения были такими
прекрасными?
- Кажется, я вспоминаю, что к концу этого периода я тебя не могла
выносить! Я работала от зари до полуночи, а ты иногда весело заявлял, что
собираешься немного полетать, потому что устал от работы в офисе. Тебе
повезло, что я тебя вообще не убила!
Чем больше времени мы проводим за ненавистным нам делом, подумал я, тем
меньше радости в нашем браке.
- Но в конце концов у тебя лопнуло терпение, - сказал я. - Ты сказала:
к черту эту работу, к черту проклятого эгоиста Ричарда Баха, я хочу снова
жить своей жизнью. Мне плевать на него, теперь я буду заботиться только о
себе и получать от жизни удовольствие.
- Я так и поступила, - сказала она с озорным блеском в глазах. - И что
же произошло?
Она засмеялась.
- Чем счастливее я становилась, тем больше тебе это нравилось!
- Вот! Слышала, что ты сказала? Ты решила стать счастливой сама!
- Да.
- Но вместе с тобой и я стал счастливее, - сказал я, - несмотря на то,
что ты уже не пыталась Сделать Меня Счастливым.
- Это точно.
Я три раза ударил по столу - палец вместо аукционного молотка.
- Думаю, что ты пытался сделать меня счастливее, - сказала она, -
говоря мне, что не стоит так напрягаться в офисе.
- Конечно. Назад к дням, когда я пытался решить твои проблемы за тебя.
- Пытаться меня остановить тогда было глупо, - сказала она. - Это
сегодня я могу оставить работу и развлекаться, потому что сейчас у нас
другая жизнь. Работа, которую мы сегодня выполняем, уже не представляет для
нас вопрос жизни или смерти. Мы можем ее делать, а можем и не делать - как
захотим. В те дни работа была серьезным делом - вытащить тебя из путаницы
финансовых и правовых проблем, которых, если ты помнишь, у тебя было немало,
когда мы познакомились. И без моего труда ты не оказался бы в таком удобном
положении сегодня. В лучшем случае, тебе пришлось бы покинуть страну, а что
случилось бы с тобой в худшем, мне и подумать страшно. Поэтому, при таких
высоких ставках, я выбрала работать изо всех сил. Если ты тогда хотел
сделать меня счастливой, ты мог бы взяться за работу вместе со мной!
- Как ты не понимаешь? Я не хотел! Для меня та работа не имела
значения! Мне было бы наплевать, если бы она вообще не была закончена! В те
несколько раз, когда я пытался тебе помочь, я был несчастен и обижен, от
этого все стало только хуже.
- Поэтому, конечно, я решила почти всю твою работу сделать сама, -
сказала она, - чем доверить ее какому-то колючему враждебному троллю,
который под видом "помощи" старается все запутать, потому что он, видите ли,
чувствует себя обиженным.
- Не конечно. У тебя были и другие варианты. Но, хоть я и пытался
Сделать Тебя Счастливой, у меня это не получилось, потому что я не был
счастлив сам.
- Ты прав. У меня были другие варианты. Мне надо было позволить твоим
проблемам добраться до тебя. Тогда бы ты получил урок, который вместо тебя
пришлось получить мне, несмотря на то что я его уже знала. А мой другой урок
был таким: в будущем, если ты еще раз все запутаешь, я не собираюсь лишать
тебя ни одного твоего урока. Но, в действительности, ты совсем не пытался
сделать счастливой меня, ты пытался сделать счастливым только себя - так же,
как и сейчас.
Ого, подумал я. Разговор за ужином начинает превращаться в бурю?
- Разница между тогда и сейчас, - сказала она, - в том, что наши жизни
изменились, и в сегодняшнем спокойствии и комфорте каждый из нас имеет шанс
на счастье.
Я мгновение помолчал, обдумывая ответ. Мы прожили те годы вместе, но
наши убеждения были такими различными, что сейчас в памяти у каждого из нас
- свое прошлое.
- Это для Дикки, - спросила она, голубые, как море, глаза смотрят в
мои, - или только для нас? Собираешься ли ты рассказать ему о наших ссорах?
- Может, и нет. Может быть, мне стоит ему сказать, что в совершенном
браке ссор нет. Совершенство - это когда двое людей смотрят друг на друга и
говорят: "Мы знали все заранее. Никаких ссор, никаких испытаний, никто из
нас за полвека не изменился и не узнал ничего нового".
Эта картинка заставила ее улыбнуться.
- Смертельная скука, -сказала она. - Избегай трудностей, и ты никогда
не научишься их преодолевать.
- Он должен узнать все. Мои рассказы о браке будут и мне напоминанием;
Дикки же сможет взять из них то, что ему необходимо, а остальное отбросить.
Я скажу ему главное из того, что мне удалось понять: никогда не предполагай,
что твоя жена умеет читать мысли и понимает, кто ты, о чем ты думаешь и что
чувствуешь. Такое предположение неизбежно ведет к болезненному
разочарованию. Иногда она действительно может понимать и знать, но не жди от
нее, что она будет понимать тебя лучше, чем ты ее. Будь счастливым, делая
то, что тебе хочется. Если твое счастье вызывает в ней злобу, или если ты
злишься, когда видишь ее счастливой, тогда у вас не брак, а эксперимент,
который с самого начала был обречен на провал.
- Звучит так, будто брак ничем не лучше прыжка с обрыва. Ты это хочешь
ему внушить?
- Я скажу ему, что брак не похож ни на что другое в нашей жизни. Родные
души, сведенные вместе чудесным притяжением, встретившие друг друга
благодаря невероятному совпадению и вместе противостоящие всем проблемам.
Очаровательные проблемы и прекрасные испытания год за годом, но стоит
утратить романтику, и утратишь силу, необходимую, чтобы преодолеть тяжелые
времена и научиться любить. Утратив романтику, ты провалишь экзамен на
любовь. После этого остальные экзамены не имеют значения.
- А как насчет детей?
- В этом вопросе я не компетентен, - сказал я. - Что еще?
- Что значит "В этом вопросе я некомпетентен, что еще"? У тебя ведь
есть дети, и тебе, конечно, есть что сказать! Что ты ему скажешь?
Мое слабое место, подумал я. В том, что касается детей, от меня столько
же пользы, как от наковальни в яслях.
- Я скажу ему, что чувство внутреннего пути приходит не только к
взрослым. Что единственное руководство, которое мы даем детям, - наш
собственный пример как высшего, наиболее развитого человеческого существа в
соответствии с нашими взглядами. Дети могут понять, а могут и не понять. Они
могут полюбить нас за наш выбор, а могут и проклясть землю, по которой мы
ступали. Но дети являются нашей собственностью и подконтрольны нам не
больше, чем мы являлись собственностью наших родителей и были им
подконтрольны.
- Ты действительно чувствовал себя айсбергом, говоря это, - спросила
Лесли, - или мне только показалось, что это прозвучало на сорок градусов
ниже нуля?
- Разве это не правильно?
- Это может быть правильным до некоторой степени, - смягчилась она. -
Безусловно, наши дети не являются нашей собственностью, но я чувствую, что
здесь чего-то не хватает. Может быть, немного мягкости?
- Ну, конечно, ему я скажу все это гораздо мягче!
Она безнадежно покачала головой и продолжила.
- У брака есть еще один секрет.
- Какой?
У меня свой секрет, подумал я, почему бы ей не иметь свой?
- Когда смотришь на нас, - сказала она, - или на любую другую
счастливую пару, понимаешь, что на самом деле мы любим только один или два
раза в жизни. Любовь - это сокровище. Вот мой секрет.
|
