11. Имя ночи
Лилу, Лилит… Лейла – это ночь.
Мрак то есть. А Меджнун, - очарованный, психические ненормальный. Очарованный мраком. Вот как. Если знаешь, все очень просто.
То – зеркало и радостей и бед,
Проникнуть глубже в тайну права нет…
Навои
Некто, представший любимой женщиной знаменитого капитана Алекса, теперь презренная обезьяна. И строит капитану гримасы с двадцатиметровой высоты. Временно, конечно. Ее ожидает Черный оазис и долгая дорога в места, отдаленные навсегда.
Саргон незаметно для нас сменил одеяние. Трое в белом, - двое мужчин и одна женщина, - дали нам передышку.
И мы с Сибрусом присели на мягкую пахучую травку под лимонным деревом. Я снял два плода, себе и отцу. Запах – терпкий, с кислинкой. А на вкус, - шербет с рахат-лукумом. Я проглотил с кожурой. И, - не осталось ни голода, ни жажды. И шоколадку с другого, дальнего дерева уже не хочется. Но отец больше смотрел в себя и смотрел невесело.
– Ты разочарован? – спросил я, - Но ведь твоя работа не оказалась бесплодной.
– Да, - как будто согласился он, - Мы много и долго исследовали вакуум. Я ведь был не один… Но в итоге загнали себя в тупик. В ловушку.
– Это почему?
– Где всплыла твоя Арета, капитан? У Антареса. И больше нигде бы не вышло. Но Антарес пришел к нам сам. Скоро в тень земную явятся усопшие фараоны.
– Ну, это не им решать. Они все там, - рабы-доноры демонов. Из них выдаивают молочко острых эмоций. И это – еще не ад, - мне хотелось чем-то отвлечь его от навязчивых мыслей, от чувства вины. Но я не знал, чем и как, - Но разве тебе, вам, можно было действовать по-другому?
– Нужно было! Нужно было как следует оглянуться. Оглядываться, и почаще, полезно всем и всегда. Оглянуться на Вавилон, на Египет… И поставить вопрос: почему и куда они все делись? Мы-то чем лучше? Получилось, что я руководил реанимацией трупов смердящих. Кристаллы с Ареты не прятать надо было. А ударить по храмам заблуждений, по скопищам идолов, по грязным зеркалам душ. Что я здесь делаю? Мои заслуги… Они для Антареса. Выше мне не попасть.
– Ну-у, отец…
– Не сбивай с мысли! Теоретики-разработчики, инженеры-конструкторы… Те же жрецы вавилонские! Скольких людей я ввел в заблуждение! Надеждой на прогресс, на удачу… Врата к Энлилю… Так к Нему не идут.
Это был самосуд. Но разве не для него нам дали время? Ведь искреннее покаяние снимает любой грех. И открывает дверь прощения. Тогда не надо мешать отцу. Пусть хорошенько перетрясет биографию, разбросает дела свои по правую и левую кучкам. Мне это тоже не помешает. Тут каждый воюет на своем поле, и другому не в силах помочь. И помешать тоже.
Эти трое, конечно, не судьи. Исполнители. Но очень высокого ранга. В Рай мы не готовы, нам предложат что-то иное. Каждому свое.
Лейла… Я чуть не попал в объятия чудовища. Но ведь капсула не взорвалась! Она цела и невредима. Эти, в оазисе, могут знать об Илоне. Или узнать, где надо спросить. Если надо, конечно.
Я подумал об Илоне, и только рефлексы космолетчика удержали тело на месте. Голос ее, настоящий, подлинный, зазвучал так близко!
– …Почему ты не в пути? Найди меня… Если тебе скажут, что меня уже нет, не верь… Ищи меня везде… И найди… Под любым именем узнай меня… Не будешь искать, забудешь, - и зеркало твоей души погаснет… И не будет больше в мире твоем ни трав, ни цветов…
«Ни трав, ни цветов…».
Огнем запылало сердце мое и всё, что в нем накопилось. О, спалить бы добрую половину из всего накопленного! Нет, больше, много больше! Она ждет меня, а я не знаю, куда идти.
Сквозь влажную пелену я видел лицо хозяйки Белого оазиса. Она улыбалась мне, легко и понимающе. Как когда-то мама, потерянная и, казалось, забытая. Нет, это из несгораемого куска сердца.
Лейла и Меджнун, Фархад и Ширин… Ведь не Сократ, а Ширин заставила Фархада сделать выбор. Выбор, нужный ей, и только ей. А не ему. И не им обоим! Навои в своей судьбе совершил ошибку, но не скрыл ее от меня.
Она, в белом, говорила голосом мамы:
– Ты вспомнил поэму. «Лейла и Меджнун». Поэт в ненапечатанном эпилоге дал возможность Меджнуну освободиться от наваждения. Наверное, он и имя сменил…
Как странно… Она о земной любви. Ширин… Она же Сирин, птица счастья… Но что есть любовь и счастье земные? Желание увидеть себя, любимого, в другом? И очароваться так собой? Зеркало желаний… Желания человеческие – сгусток эгоизма. Что можно увидеть сквозь хрусталь магического ларца?
Да, эту обезьянку из Пустоты вызвал я сам! Я жаждал заполнить в себе сосуд пустоты. Ради себя, ради собственной тоски. Но не ради Илоны я хотел этого. Эго способно заслонить любое зеркало. И через этот мой личный мрак проникло на Арету зло.
И как хорошо, что с нами был Саргон. Теперь я понимаю: без него мы не вернулись бы даже в тень Земли. И всем экипажем загремели бы в гости к заблудившимся жрецам и фараонам.
Сибрус тоже услышал белую хозяйку. И, больше для меня, чем для нее или для себя, сказал:
– Кровь человеческая не несет в себе памяти поколений. Человек рождается там, где угодно Творцу. Но знать кое-что полезно. Древние славяне именем Сирин называли райскую птицу. По их поверьям, она спускалась на землю, чтобы зачаровать людей своим пением. Для славян-идолопоклонников Рай, - словно некая гиперЗемля. Гипер, - потому как она до краев наполнена желаемым. Не напоминает мир, из которого мы вырвались? Полные корыта жратвы да пития, а в перерывах соития да психостимуляция.
Еще как напоминает, согласился я мысленно. Не верю я теперь этикеткам.
– Сирин еще называли Симургом. Волшебные дни Навои… Персидский поэт Фарид ад-Дин Аттар написал поэму «Беседа птиц». В ней о том, как птицы искали своего царя по имени Симург. Искали, пока не поняли, что Симург, - это они, все вместе. У Аттара в поэме интересная фраза:
«Душа мира зеркало и образ Бога отражается в нем в той степени, насколько оно гладко и незамутнено».
– Так вот у кого взял свою «Синюю птицу» Морис Метерлинк…
А это замечание сделал Ламус. Пожалуй, он больше не будет детективом. Ему бы основать книгохранилище, единое для многих миров.
Ведь в мире Земли, где царем Тарантул, нет Метерлинка. И нет Навои. Она пришли ко мне из… Не надо гадать. Дмитрий Карамазов – лишь передатчик. Чемоданчик Ламуса и Дмитрий, - они связаны. И каста Хранителей – всего лишь собиратели.
12. Пора…
Дух животворит, плоть не пользует нимало.
Слова, которые я говорю вам, суть дух и жизнь.
Иисус, сын Марии. Перевод Э.Ренана.
Кто, как гора, свой отряхнул подол
От всех мирских сует, соблазнов, зол
И, с места не сдвигаясь, как гора,
Стал воплощеньем высшего добра! –
Тот плоть свою в гранит горы зарыл,
А дух в граните плоти он сокрыл.
Навои
– О люди железа! Когда вы перестанете бегать за своей тенью?
Это сказал мужчина в белом, который не Саргон.
– Фараоны и жрецы искали Вечность, чтобы сохранить жизнь и власть навсегда. Власть над чужой судьбой, золотом, семьей. Люди мечтают стать фараонами. И жрецами. Вы можете увидеть, где они нашли прибежище. Уверяю, вы не захотите туда.
– Зачем же к ним? А разве нельзя в простой, обычный, человеческий рай?
Это спросил Ламус. Нет, не получится из него заведующего книгохранилищем. Ответил ему тот, кто был Саргоном.
– Обычный человеческий рай, - это коммунизм. Еще вариант, - пространство Цехов Розы Мира и Гора-Сфинкса. Имеется множество моделей. Рай общий, рай цеховой, рай национальный…
Каждый из нас хотел спросить: «Куда же меня теперь?». Но каждый молчал о себе. Ведь Черный оазис рядом.
– Все народы в начале бытия признавали одного, единого Творца. Саргон называл его Энлиль… Но! Дольше других правой веры держался Ниппур. Но! Каждый город имел своего бога, бога семейного, самонедостаточного, с женой и сыном. И Ниппур сдался, он присоединил к Энлилю жену Нинлиль и сына Нинурту. Вот такой обычный исторический зигзаг. Полиморфизм, - следствие мешанины, грязи в умах и сердцах. Зеркало? Человек не может пройти туда, о чем у него нет верного представления. Если человек боится демонов, - он зависит от них. Пустота, Алексей, ничего не решает. И нет в Пустоте никого решающего. Второй старт Ареты неминуемо приземлил бы вас в мирах мрака.
Первопатриарх Розы Мира с любовью описывал гипотетическую цивилизацию суперлюдей-игв, населяющих некий сатанократический шрастр:
«Перед грандиозным конусообразным капищем в Друккарге, главном городе российского античеловечества, представляющем собою гору, выдолбленную изнутри, высится монструорное изваяние: праигва верхом на раругге».
Всюду у них капища: и на свету, и в тени, и во мраках. Но сказал Навои:
«Хороша роза сада Вселенной,
Но лучше всего роза жизни».
Человек рождается со знанием смерти, но живет так, будто ее нет.
Фархад впервые увидел Ширин в Зеркале. После пришла тоска. И – путешествие на остров в океане, кораблекрушение, спасение… И – встреча с ней. Многое испытал Фархад. Даже пробыл сто дней на дне океана в стеклянном шаре. Крепко пришлось подумать.
Я не мог не спросить, не вся еще грязь сгорела в моем горящем сердце.
– А куда делась вторая половина? Другая Чаша Джама? Чаша земного изобилия?
Зачем спросил? Ведь я знаю ответ. Нет больше капитана Алекса. Не хочу назад. Ни в свет тот, ни в тень ту. Но я еще Алексей Сибирцев. Хотя бы потому, что рядом мой отец, тоже Сибирцев. Сибруса больше нет, он остался в Розе Мира.
Куда я пойду из оазиса, если не знаю, куда хотеть? А ведь скоро скажут: «Пора».
– Пора! – сказала Белая хозяйка Белого оазиса.
– Главное: вам дано право выбора своего мира. Может быть, это удача. Может быть… Вы забудете все, что было с вами до этой черты. Всё, кроме понимания истины, которое пришло к вам. Не откажитесь от нее там…
Это сказал тот, который не Саргон. А тот, который был Саргоном, с улыбкой обратился ко мне.
– Вы осушили свою чашу. Кто более, кто менее достойно. И каждый получит свое, свой последний шанс. Первым пойдешь ты. Не потому, что ты лучше других. Существо, пришедшее из тьмы, отправляется в Черный оазис. Пусть увидит, каким оказался твой выбор.
Я оглянулся. Отец стоял спокойно и напутствовал меня взглядом. Он и сейчас знал больше меня. И не тревожился. Очень хорошо.
Пространство передо мной расступилось, разъялось, отодвинулось. Открылась Пустота, а из нее выплыло Зеркало. А в нем, - мое второе «Я», рожденное там во время операции с мозгом. Так я думал. И ошибался. То был не дубль, то был я сам, расщепленный надвое. И она, эта моя вторая, другая сторона, двойник, возвращалась. Возвращалась, не тронутая мраком Земной Тени. Возвращалась с опытом, который теперь останется во мне.
Я смотрю на свое отражение и жду. Недолго. Зеркало рассталось со мной в себе и открыло мою маленькую вселенную.
Я увидел сразу всё. Отец – тоже. И, - То, что вцепилось в верхушку засохшей пальмы, оно тоже увидело.
Тропа от лесной опушки через цветущий луг выводит на берег лесной речки. У берега, - деревянный дом, немного напоминающий отцовский, оставленный на деформированной Земле. Цветные окна с резными ставнями, - как широко распахнутые навстречу родные глаза. На месте двери колышется легкая занавеска. В моей вселенной двери не нужны.
Я узнаю свою вселенную.
Через открытые окна и занавеску входа доносится аппетитнейший запах. Конечно же, это мама готовит любимые нами оладьи. А назавтра будет рыбный пирог, отец с удочкой на речке. Рыбный пирог, как обычно, - для Илоны. Она без ума от маминых пирогов. Илона приезжает завтрашним утром. Очень ранним утром, чтобы успеть окунуться в луговую росу. После купания в росе, считает она, молитва особенно чиста и сердечна. Мама и отец согласны с ней, но сами предпочитают речную воду. А я?
Очищенная огнем сердца кровь бьет в виски. И я делаю шаг вперед.
Через секунду почему-то оглядываюсь и замечаю тающее облачко над травой. А в нем – живые тени незнакомого мира. Словно мираж отдаленного оазиса… Откуда он явился сюда? Я немного удивляюсь и легко иду к берегу. Не до странных туманов, надо помочь отцу с уловом, ведь мама ждет нас…
|
