9
Корнелий Телушкин развивает теперь энергичную деятельность. В
антирелигиозном обществе получает он командировку в подмосковный
поселок Тимофеевку. Там находится старинная церковь, священнодействует
в которой воспитанник Одесской духовной академии отец Никанор. Об этом
поведал Телушкину приятель его, художник-реставратор Михаил
Лаврентьев. Он не раз уже помогал Корнелию обделывать его темные
делишки. Привлек его Корнелий и к операции "Иисус Христос", кратко
именуемой теперь "И. X.".
В Тимофеевку выезжают они тотчас же, как только Телушкин получает
командировку, официальная цель которой - прочесть в поселковом клубе
лекцию о современном православии и его идеологии.
- Ох, боюсь я за эту операцию, Корнелий, - вздыхает дорогой
тщедушный, прыщеватый Лаврентьев. - Черт ведь его знает, как после
твоей лекции отнесется к нам этот отец Никанор...
- Ты же уверяешь, что он человек интеллигентный, искренне
верующий в бога?
- В том-то и дело! А ты ведь не можешь бога не разоблачать, раз
твоя лекция антирелигиозная. Тогда уж лучше как-нибудь так сделать,
чтобы он не слышал этой лекции...
- Наоборот, ему непременно нужно ее послушать. Это для тебя
задача номер один. И не скрывай от него, что я твой приятель.
Постарайся даже намекнуть ему, что я человек верящий если не в бога,
то в какое-то высшее существо. А главное, что я бывший студент
физико-математического факультета и произвожу будто бы какие-то
непонятные тебе эксперименты по общению с этим высшим существом.
- Ну, а как же я ему объясню, почему ты антирелигиозные лекции
читаешь? - недоумевает Лаврентьев, прозванный Богомазом, так как
специализировался главным образом на реставрации старинных икон и
вообще иконописной живописи.
- А этого ему и объяснять не надо. Это он и сам поймет, как
только мою лекцию послушает, - смеется Корнелий. - А пойти на нее он,
по-моему, должен. Любопытно ведь послушать идеалиста, читающего
атеистические лекции. Все остальное я ему потом сам объясню, как
только ты нас познакомишь.
В Тимофеевку они прибыли около шести. Телушкин сразу же является
в поселковый Совет. Знакомится там с секретарем местной комсомольской
организации Козыревым - лекция предназначается ведь в основном для
молодежи.
- Ну-с, как у вас обстоит дело с аудиторией, молодой человек? -
деловито осведомляется Корнелий, протирая свои заграничные очки в
золотой оправе. Он очень дорожит ими и надевает лишь на периоды самых
ответственных "операций". В этих очках у него необычайно импозантный
вид. С добросовестностью киноактера он очень тщательно отработал перед
зеркалом и жесты и мимику. На окружающих он производит впечатление
интеллигентного, скромного, со вкусом одевающегося человека.
По просьбе Корнелия Колокольчиков даже снял его на пленку
любительским киноаппаратом. Глава корпорации долго потом изучал себя
на экране и обнаружил несколько дефектов в своей походке и костюме,
что и было затем исправлено.
- Наша корпорация идет в ногу со временем, - любит говорить своим
компаньонам Корнелий. - Она оснащена фото- и киноаппаратурой,
магнитофонами для перезаписи дефицитных музыкальных новинок, мощными
лупами и даже микроскопами - пока, к сожалению, школьными - для
обнаружения фальшивок, которые иногда подсовывают нам конкурирующие с
нами коллеги-бизнесмены. Главная наша задача теперь - поднять
культурный и профессиональный уровень членов корпорации. Моя личная
библиотека для этого в полном вашем распоряжении. Лекции по
профессиональному мастерству придется читать мне самому. К сожалению,
мы не располагаем возможностью публиковать их типографским способом.
Очки Корнелия, его хорошо поставленный голос и манеры производят
сильное впечатление на секретаря комсомольского комитета. Он принимает
его за серьезного ученого и даже немножко робеет.
- С обеспечением широкой аудиторией, сами понимаете, не так-то
легко, - смущенно отвечает он на вопрос Корнелия. - Комсомольский
актив будет, конечно. Ну, еще кое-кто из дачников. А верующих, сами
понимаете...
- Но ведь главная наша забота, дорогой вы мой товарищ Козырев,
именно о верующих, - деликатно поучает его Корнелий. - А комсомольцев,
да еще актив, и агитировать нечего. Богомольцев бы побольше, особенно
тех, кто помоложе, кого еще есть надежда отвратить от церкви.
- Так ведь не идут. Летняя пора, да и вечер сегодня, как
нарочно...
- А вы бы самого батюшку пригласили! - восклицает вдруг Корнелий,
будто сейчас только осененный этой идеей. - Батюшка-то, как мне
известно, тоже молодой. Может быть, и в дискуссию со мной ввяжется.
Это бы лучше любой лекции.
- Да что и говорить, чертовски заманчиво! - вздыхает Козырев. -
Но как к нему подъехать?
- А чего особенно мудрить? Пошлите ему официальное приглашение,
может быть, заинтересуется.
- Попробую, - без особой уверенности в успехе соглашается
Козырев. - Пошлю с нарочным. Кстати, домик его недалеко от клуба.
До начала лекции у Корнелия остается еще полчаса, и он решает
пройтись по поселку и заодно посмотреть на церковь.
Церковь эта, выстроенная в стиле "московского барокко" и недавно
добротно отремонтированная, стоит на высоком берегу реки в небольшой
рощице. Корнелий рассматривает ее издалека, чтобы не попадаться на
глаза отцу Никанору раньше времени.
"Да, умели строить в доброе старое время, - отмечает он про себя.
- Красивая церквушка. Надо полагать, на должном уровне и ее
иконопись..."
К семи часам (хотя лекция назначена на половину седьмого) с
трудом собирается человек пятнадцать комсомольцев, две девушки,
работающие в поселковом Совете, да несколько пожилых дачников.
- Вы уж извините, - смущается Козырев, то и дело вытирающий
мокрый от волнения лоб. - Лето... И потом в кинотеатре новый фильм. А
это, сами понимаете...
- Ну, ничего, - снисходительно улыбается Корнелий. - Дело это не
из легких, я понимаю. К тому же у вас это, наверно, впервые, хотя
церквушка отца Никанора, кажется, на полном ходу?
- Да, к сожалению.
- А что, если мы по случаю малочисленности аудитории проведем
вольную беседу вместо лекции? - обращается Корнелий уже не к Козыреву,
а к собравшимся, заметив среди них Маврина и Колокольчикова. Они
подсели к дачникам, держась подальше друг от друга. - А то ведь как-то
не совсем удобно читать лекцию почти пустому залу. Как вы на это,
товарищи?
- Правильно говорит товарищ лектор, - зычно подает голос Вадим
Маврин. Он уже успел познакомиться со своим соседом, и тот энергично
поддакивает ему. - А лекции - это же одна скукота. Я извиняюсь,
конечно...
- Правильное предложение вносит товарищ, не знаю, к сожалению,
его фамилии, - поддерживает Вадима Маврина Колокольчиков. - А вот,
кстати, и батюшка, кажись, идет, - кивает он на окно. - Пусть с ним и
подискутирует товарищ лектор. А мы послушаем...
- Ну так как, принимается, значит, это предложение? - спрашивает
Козырев.
Собравшиеся одобрительно кивают головами.
А в зал в сопровождении Лаврентьева и нескольких старушек входит
отец Никанор. У него совсем еще молодое, добродушное лицо, жиденькая
бородка и длинные русые волосы. Корнелий жестом гостеприимного хозяина
приглашает его вперед, но батюшка снимает соломенную шляпу и скромно
садится в задних рядах.
- Прошу задавать вопросы, - предлагает Корнелий и поясняет,
обращаясь к отцу Никанору: - Мы тут решили из-за малочисленности
собравшихся вместо скучной лекции, как остроумно заметил один из
присутствующих здесь граждан, провести беседу на вольную тему.
- Вы только, пожалуйста, не обижайтесь на этого дачника, - шепчет
Корнелию Козырев, кивая на Вадима. - Дачники - они народ хамоватый.
- У меня есть вопрос, - поднимается со своего места
Колокольчиков. - Тут ведь собрался в основном народ молодой и в бога
все равно не верящий, а батюшку и старушек разубеждать в этом явно
бессмысленно, поэтому давайте договоримся не требовать от товарища
лектора доказательств того, что бога нет. В том случае, конечно, если
батюшка не докажет нам, что он есть.
- Простите, товарищ, не знаю вашей фамилии, - обращается Корнелий
к Колокольчикову. - Давайте сначала договоримся не оскорблять
священника. Времена грубой антирелигиозной пропаганды, как вы
знаете...
- Да что вы, товарищ лектор! - испуганно восклицает
Колокольчиков. - Я и не думал... В крайнем случае могу и извиниться...
- Что вы, что вы! - испуганно простирает руки вперед отец
Никанор. - Не надо мне никаких извинений! Молодой человек ничем меня
не оскорбил. А доказывать вам существование бога я не собираюсь.
Доказать это, к сожалению, так же нелегко, как и опровергнуть его
существование.
- Ну, так позвольте мне тогда продолжить мой вопрос, - просит
Колокольчиков. - Вот что хотелось бы нам узнать у товарища лектора:
правда ли, что великий русский физиолог Иван Петрович Павлов был
верующим?
- Очень хорошо, что вы задали именно этот вопрос, - одобрительно
кивает головой Корнелий. - Я постараюсь рассеять это бытующее, к
сожалению, даже у атеистов заблуждение... Прежде, однако, я должен
напомнить вам, как Иван Петрович Павлов понимал религию. На одной из
своих клинических "сред" о происхождении веры говорил он следующее.
Корнелий торопливо листает свой конспект и, поправив очки,
читает:
- "Когда человек впервые превзошел животное и когда у него
явилось сознание самого себя, то его положение было до последней
степени жалкое: ведь он окружающей среды не знал, явления природы его
пугали, и он спасал себя тем, что выработал себе религию, чтобы
как-нибудь держаться, существовать среди этой серьезнейшей,
могущественнейшей природы". Такое толкование Павловым происхождения
религии совпадает, конечно, с точкой зрения исторического
материализма.
- Значит, он признавал веру? - снова спрашивает Колокольчиков.
- Да, в какой-то мере и только для слабых. "Вера существует для
того, чтобы дать возможность жить слабым", - говорил Иван Петрович.
- Он выражался и более ясно, - бросает вдруг реплику отец
Никанор. - Он заявлял: "Есть слабые люди, для которых религия имеет
силу".
- А откуда это, извиняюсь, батюшке известно? - подает голос Вадим
Маврин.
- Читает, наверно, не только библию, - высказывает предположение
Корнелий.
- "Павловские клинические среды", например, - подтверждает отец
Никанор. - Том третий, страница триста шестидесятая.
- Вот видите, - улыбается Корнелий. - И вообще должен я вам
сказать, мы недалеко пойдем в нашей атеистической деятельности, если
всех церковников будем изображать людьми невежественными, незнакомыми
с достижениями современной науки. Даже в православных духовных
академиях преподаются теперь естественные науки, а высшее духовенство
католической церкви, кардиналы и епископы вообще люди высокой
культуры. Покойный папа римский боролся к тому же за мир во всем мире.
- Куда же это мы попали?! - вскакивает вдруг Вадим Маврин. - За
кого нас тут агитируют? Против попов или за попов? Ничего себе лектора
нам прислали!..
- Ведите себя как полагается, товарищ! - повышает голос Козырев.
- А чего вы его осаживаете? Он правильно говорит, - поддерживает
Вадима его седоволосый сосед. - Когда я комсомольцем был, разве так мы
с попами боролись? Мы тогда в их церквах комсомольские клубы
устраивали. А сейчас против них и слова нельзя сказать. Если не в
милицию за это потащат, то извиняться заставят. А за что извиняться?
За то, что мы их религиозный дурман разоблачаем?
- И лектор тоже, видать, из бывших попов!.. - уже совсем не в
себе вопит Вадим Маврин.
- Ну, знаете ли, товарищ Козырев!.. - повышает голос Корнелий. -
Раз меня так оскорбляют тут, я лучше уйду...
- Нет, уж лучше тогда я уйду, - встает отец Никанор. - А вы
продолжайте свою работу, гражданин лектор.
- Это же безобразие, товарищи! - стучит стаканом по графину с
водой Козырев. - Форменное хулиганство! Я сейчас милицию вызову...
- Вот-вот! - ехидно ухмыляется сосед Вадима Маврина. - А я что
говорил? Перед батюшкой пардоны, а нашего брата в милицию. Дожили...
Отец Никанор между тем успевает выйти вместе со своими
старушками.
Тогда снова поднимается Колокольчиков.
- Может быть, теперь, когда священнослужитель, так действующий на
нервы некоторым молодым и пожилым комсомольцам, удалился, дадим
возможность товарищу лектору закончить свою беседу?
- Правильное предложение! - выкрикивает кто-то из поселковых
комсомольцев. - Хватит этим дачникам волынить!
Корнелий с хорошо разыгранным волнением долго пьет воду. В зале
воцаряется тишина.
- Ну хорошо, я продолжу, - примирительно произносит он наконец. -
Жаль однако, что батюшке пришлось ретироваться. Он ведь выслушал
только позитивную, так сказать, часть моей оценки высшего духовенства,
что, как вы понимаете, было с моей стороны чисто ораторским приемом. А
теперь, к сожалению, уже в его отсутствие придется мне рассказывать
вам, почему же приходится современному духовенству изучать
естественные науки и даже марксизм. Конечно, не от хорошей жизни,
товарищи.
В зале понимающе улыбаются.
- С этого бы и надо было начинать! - снова выкрикивает Вадим, но
на него шипит теперь даже его сосед.
- Полемика - дело тонкое, требующее дипломатии, дорогой товарищ,
- обращается теперь уже к Вадиму Корнелий.
- Да не отвлекайтесь вы на него, - недовольно произносит кто-то
из комсомольцев.
И Корнелий начинает обстоятельно разоблачать ухищрения
духовенства, спекулирующего на терпимости Ивана Петровича Павлова к
религии. Излагает он вкратце и материалистическое мировоззрение
великого физиолога.
Беседа его кончается в девятом часу. К этому времени подходит еще
кое-кто из жителей поселка, так что зал заполняется почти до половины.
Это дает основание Козыреву написать в отзыве на путевке Корнелия
Телушкина, что его интересная лекция прошла при переполненном зале.
|
