Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах и улицах «Добрая дорога детства» 2
Скачать 364.31 Kb.
|
| там ничего не будет. Я просто ударюсь о землю. И все. НАД.СЕРГ. Это потому, что вы в Бога не верите. АППОЛ.СЕРГ. По-моему, вашему Богу все равно. Если он даже есть... он просто... наблюдает за происходящим. И усмехается. Иначе объяснить то, что происходит невозможно... У вас хорошие дочери. НАД.СЕРГ. Да. Катя - талантливый архитектор. Когда хочет, прилично зарабатывает. Сейчас вот не хочет... Лиза окончила консерваторию. Это Миша заразил ее Востоком. Все какие-то истории рассказывал... Знаете, как Шива играл на тыквах? АППОЛ.ПЕТР. Нет. НАД.СЕРГ. Шива сидел на берегу реки и смотрел на звезды, как мы сейчас. И захотел сделать инструмент, чтобы музыкой достичь высшего блаженства. Он срезал бамбук и привязал к нему две пустые тыквы, потом сплел из ниток струны, натянул и заиграл. И тихая музыка его была слышна до самых небес... Внезапно одна струна лопнула. Тогда из леса вышел олень и сказал: «Возьми мои вены и натяни их. Но пока я еще буду жить, продолжай играть»... Катька, та не слушала. А Лиза... Знаете, Миша даже пульс определял, как китайцы – двумя руками, крест-накрест, тремя пальцами. Он погиб в восьмидесятом. Мне было двадцать восемь лет. Мы только начали вставать на ноги. АППОЛ.ПЕТР. Вы не простудитесь? Ветер. НАД.СЕРГ. Нет. Вот вы не верите. А я верю. Если я капля и разобьюсь, то это будет только начало, а не конец... Я знаю, что есть такое место на земле, где идут золотые дожди и цветут розовые лотосы. И мой Миша... он ждет меня там. Где-то в Индии... Потому что он очень ее любил. И я хочу туда, к нему... Я скажу вам, зачем я вас позвала. Я хочу уйти. Совсем уйти. К нему. Я устала от одиночества. Девочки мои выросли. У них своя жизнь. Я одна. И потом... я не хочу умирать здесь. Не хочу, чтобы пьяные, немытые люди копали мне могилу и, матерясь, опускали мой гроб. А мои девочки искали, кому еще сунуть денег, чтобы все прошло нормально. Похороны у нас... Если только вы не член правительства и не владелец банка... Да вы и сами знаете... А так, что бы со мной ни случилось, они будут думать, что я жива. И мне - хорошо. Потом я не смогу, а пока еще есть силы... Одним словом, я решила. АППОЛ.ПЕТР. М-да... Как же они без вас? НАД.СЕРГ. Я им уже ничем помочь не могу. Только раздражаю. Они взрослые, справятся. И поймут со временем. Мама похоронена далеко. Зайду к ней. Поговорить и попрощаться. А других причин оставаться здесь, у меня нет. АППОЛ.ПЕТР. Даже не знаю, что сказать. Как же вы вот так возьмете и пойдете? НАД.СЕРГ. Да, возьму и пойду. Если билеты, визы, там останется фамилия, когда-нибудь это обнаружится. Я хочу просто – была и нет. И потом я знаю: туда попасть можно, только если идти. Слушать ветер и видеть отражения звезд в росе... Я сильная, я смогу. АППОЛ.ПЕТР. Когда же вы собираетесь? НАД.СЕРГ. Скоро. Очень скоро. АППОЛ.СЕРГ. Чем же я могу вам помочь? НАД.СЕРГ. Я что-нибудь придумаю, чтобы меня какое-то время не искали. А потом они должны получить письмо. Но не почтовое со штемпелем. Вот оно (дает ему письмо из записной книжки). Письмо просто появится и все. Я не знаю, хватит ли моей жизни, чтобы дойти, и вообще... Но я хочу, чтобы они думали, знали, что я там. Что я вижу радугу, и птицы поют для меня... И рядом мой Миша. Их отец... Вы, наверное, тоже думаете, что я сумасшедшая? АППОЛ.ПЕТР. Нет. Не думаю. А почему вы выбрали меня? НАД.СЕРГ. Видите? (показывает) Это моя записная книжка – мой поминальный справочник. Последние годы я никого не вписываю, а только вычеркиваю. Из тех моих друзей, кто остался, я никому не могу доверить это. Вы человек посторонний. И... вы смотрели на воробьев. АППОЛ.ПЕТР. Чудны дела твои, Господи, хоть я в Тебя и не верю... А меня с собой возьмете? Письмо подбросит мой сосед-шахматист. Ему можно ничего не объяснять. Он не спросит... Мне тоже очень надо сказать хотя бы несколько слов... одному человеку. Или двум. НАД.СЕРГ. (пауза) Возьму. АППОЛ.ПЕТР. Нет, Надежда Сергеевна, не возьмете. На веранде я видел осколки вазы, видимо это ее не могли найти вечером. Так вот, эту вазу подарил вам я. И... НАД.СЕРГ. (вдруг понимает) Это вы виновны в гибели моего отца. АППОЛ.ПЕТР. Да. НАД.СЕРГ. Господи... и я вам, именно вам, все рассказала. А вы слушали. Вы... Что же это? Как же вы могли прийти сюда? АППОЛ.ПЕТР. Я вас искал. И там, в булочной... я просто не мог решиться подойти сам. Я был должен сказать вам это. И хотя бы у вас попросить прощения. НАД.СЕРГ. (не слушает его) А ваза?.. Я молилась на нее, как на икону, думала, что она от друзей отца. Сколько раз она помогала мне выжить, помогала верить, а ее принесли вы... АППОЛ.ПЕТР. Я любил вашу маму. Но не в этом дело... НАД.СЕРГ. Замолчите, я не хочу вас слушать. Эта жуткая нищета в Чимкенте, это постоянное мучительное унижение. Мама вся черная от усталости, со своими никому ненужными тремя языками, день и ночь шила белье. Я прожила там семнадцать лет, до поступления в институт. А потом мама умерла. Уходите. Хотя куда же вы сейчас пойдете? Господи, какой ужас! АППОЛ.ПЕТР. Нет, я пойду. Сейчас пойду. Знаете, мне было двадцать два года в пятьдесят втором. Я прожил уже больше, чем два раза по столько. И скажу вам, что нет разницы между жертвой и палачом. НАД.СЕРГ. Есть разница. У палача есть выбор. И... вы живы. АППОЛ.ПЕТР. Это только так кажется. Я умер, как только узнал, что ваша мама уехала. И понял, что уже никогда не найду ее. Я потом много лет искал, но понял сразу. И вся моя долгая, бессмысленная жизнь... НАД.ПЕТР. Не надо ничего говорить. Мне не жаль вас. Отдайте мне письмо. Я уйду. АППОЛ.ПЕТР. (кладет письмо на скамейку) Нет, я уже ухожу. Когда-то один человек тоже искал свою страну, только гораздо выше, над облаками. И однажды нашел ворота и постучал. «Кто там?» – спросили его. «Я», - ответил человек. «Уходи, здесь нет места для тебя и Меня», - сказали ему. И он ушел, и вернулся через много лет, и снова постучал. «Кто там?», - опять спросили его. «Ты», - сказал человек. И ворота открылись... Знаете, что он делал все эти годы? Он учился прощать. (забывшись, пробует отхлебнуть чай, чай расплескивается. Уходит) КАРТИНА 8 КАТЯ.(вбегает) Мама, мне сейчас звонили, Паша в машине перевернулся! НАД.СЕРГ. (устало) Чему же ты радуешься? Он жив? КАТЯ. Жив! Сотрясение мозга, ключица и ребро – сломаны! НАД.СЕРГ. Что же тут хорошего? КАТЯ. Он ехал сюда! Он все-таки ехал сюда, мама! НАД.СЕРГ. (обнимает ее) Вот видишь, моя девочка, он тебя любит. Он тебя любит. И не совершает подлости, ради этой любви. КАТЯ. Все, хватаю Лизкиного Рубинштейна и еду в больницу. Лизка и сама допишет. (убегает) НАД.СЕРГ. Катя! КАТЯ. Да, мама. НАД.СЕРГ. Я хочу до конца лета уехать к морю. КАТЯ. Хорошо. После поговорим, мама. (убегает) НАД СЕРГ. Уже светает. Какая бесконечная ночь... Миша, ты как-то сказал, что мир такой, каким мы сами его придумываем, и другого нет. Ты просто берег меня. Их тысячи этих миров, существующих одновременно. И разрушающих друг друга. Так или иначе, я скоро буду рядом с тобой. Ангелы, мои светлые ангелы. Берегите моих девочек. Ничто больше не держит меня. Осталось последнее. Последнее. И я хочу видеть это сама. Граммофон начинает играть. Музыка 40-50-х годов. Конец 1-го акта АКТ 2. КАРТИНА 1. 1952 г. лето. Кухня коммунальной квартиры. НАТАША (беременна) готовит, отвлекается на книгу. Из открытого окна время от времени слышны дружные голоса. НАТАША. (глядя в книгу) Так-так... Киплинга вдохновляли не благородные идеалы человечности... не благородные идеалы человечности... так... а идеология воинствующего империализма... империализма... Входит ЕЛИЗАВЕТА ЛЬВОВНА, садится. НАТАША. Здравствуйте, Елизавета Львовна. (та не слышит) Елизавета Львовна! ЕЛИЗ.ЛЬВОВ. Да. НАТАША. Здравствуйте. ЕЛИЗ.ЛЬВОВ. Здравствуйте, Наташа. У вас есть кипяток? Налейте мне чаю, пожалуйста. И мой чайник нагрейте. НАТАША. Вы не заболели? Жара такая, а вы в пальто... (наливает чай) ЕЛИЗ.ЛЬВОВ. Нет. Я уходила с вечера. НАТАША. С вечера? Куда? ЕЛИЗ.ЛЬВОВ. На Кузнецкий, в приемную. Очередь занимала. Чтобы утром пропуск взять... Сплошное марево перед глазами. Как на море бывает, когда жарко. Или в пустыне. НАТАША. У вас просто глаза болят. Вам надо на них компрессы спитым чаем делать. ЕЛИЗ.ЛЬВОВ. Надо. Надо. НАТАША. Что я говорю, вы ведь все сами знаете... Мне кажется, вы зря волнуетесь, я уверена, там разберутся. Не может быть, чтобы не разобрались. ЕЛИЗ.ЛЬВОВ. Мне так и сказали: «Разберемся. У нас все по полочкам». Еще полгода назад. Что вы читаете? НАТАША. Киплинга. Я по нему диплом писать собираюсь. За лето хочу все подготовить, потом рожУ и – вперед. ЕЛИЗ.ЛЬВОВ. Напрасно. Возьмите кого-нибудь пораньше. Флетчера, Джонсона... НАТАША. Почему? ЕЛИЗ.ЛЬВОВ. Так... Спокойнее... Они жили, когда еще не было империализма. НАТАША. Да ну!.. И потом у меня в основном, языковой анализ – синтаксис, лексика, грамматические формы... ЕЛИЗ.ЛЬВОВ. Грамматические формы... Зачем вам рожать, Наташа? Вы сама еще ребенок. НАТАША. Сережа хочет много детей, хотя бы трех. НАД.СЕРГ. (появляется) Мама... НАТАША. Елизавета Львовна, странно, как будто кто-то меня позвал, и такое тепло по телу. НАД.СЕРГ. Какая ты красивая, мама. И молодая. ЕЛИЗ.ЛЬВОВ. А у нас с Федей нет детей. И это хорошо. НАТАША. Почему же хорошо? ЕЛИЗ.ЛЬВОВ. Потому что хорошо. Не за кого будет страдать там, сверху. Вы крещеная? НАТАША. Ну, что вы, конечно нет. ЕЛИЗ.ЛЬВОВ. ПокрестИте ребенка, покрестите. НАТАША. Кто же сейчас крестит, зачем? ЕЛИЗ.ЛЬВОВ. Крестят... НАД.СЕРГ. Ты меня не покрестишь, мама. Я покрещусь сама, уже после твоей смерти. ЕЛИЗ.ЛЬВОВ. Наташа, к вам приходит этот ваш однокурсник... как его... Апполоний... НАТАША. Апполинарий. ЕЛИЗ.ЛЬВОВ. Да. Мне кажется, вы ему нравитесь. НАТАША. Ну, так что же? Я люблю Сережу. И в нашем роду все женщины – однолюбки. Это у нас наследственное. ЕЛИЗ.ЛЬВОВ. Какой-то он ... цепкий. Он так на вас смотрит, когда вы не видите. НАТАША. Елизавета Львовна, я сейчас толстая, некрасивая... Сережа говорит - «круглая, как паровой котел». Скорей бы родить. ЕЛИЗ.ЛЬВОВ. Да, наверное. Просто я уже ничего не вижу... Пустыня... (очередной шум снаружи) Что это? НАТАША. Савелий Семенович со второго этажа радио в окно выставил. Наши в футбол играют с югославами. А все внизу слушают. А вы, когда шли, разве не видели? ЕЛИЗ.ЛЬВОВ. Нет. «Динамо»? НАТАША. Сборная. Олимпиада в Финляндии. Ой, Сережа просил счет узнать. (в окно) Савелий Семенович, ну, что там? А? (возвращается) Дуют один пять. Двадцать минут до конца. Вся надежда на Боброва. ЕЛИЗ.ЛЬВОВ. Федя болел за «Динамо»... Как это может быть, Наташа, как это может быть одновременно? Он в этом же городе, недалеко. А все другое. Мир другой. А здесь голоса, Олимпиада, и как будто ничего больше нет... А там сотни женщин в очереди. И глаза у них, как у рыб – пустые. Не видят ничего. И я не вижу... Мне сказали сегодня – Федя осужден. Или, как они говорят – «осУжден». Куда отправят – неизвестно. «Справок, гражданочка, не даем»... У него полжелудка нет с войны и почки опущены. Это конец. Это конец. НАТАША. Елизавета Львовна, может... ЕЛИЗ.ЛЬВОВ. Я – врач. Я – знаю. НАТАША. Надо письмо написать. ЕЛИЗ.ЛЬВОВ. Надо. ...Это мы сами все делаем. Выращиваем царьков, кланяемся... Был один философ русский, вы его не знаете, он говорил, что есть нации, предназначенные пороть, а есть, чтобы их пороли. Это мы. Я не верила – великая страна. А так и есть. Мы рабы. Рабы. Сегодня четверг? НАТАША. Четверг. ЕЛИЗ.ЛЬВОВ. Пойду. Эту неделю я дежурю по квартире. И письма надо писать. Ворошилову, в Верховный Суд, куда там еще?.. (берет чайник) Из Ливерпульской гавани всегда по четвергам, суда уходят в плаванье к далеким берегам... Это ведь Киплинг написал? НАТАША. Да. ЕЛИЗ.ЛЬВОВ. Плывут они в Бразилию, в Бразилию, в Бразилию... У Ильфа и Петрова кто-то мечтал о Бразилии? Как его... не помню... Пойду. Ешьте больше фруктов, Наташа. И кальций. Родится девочка, пусть будет врачом. НАТАША. Ладно. Вы ее сами и научите. ЕЛИЗ.ЛЬВОВ. Научу. Уходит, закрывает дверь, через несколько секунд дверь распахивается от порыва ветра. НАТАША. Что это? (идет к двери) НАД.СЕРГ. Не ходи туда мама. Не надо. Для нее мУка кончилась, и душа, легкая, как тополиный пух, летит над этим городом. НАТАША. (закрывает дверь, берется за живот) Полежать, пока Сережа не пришел. НАД.СЕРГ. Ложись, мама, полежи. Я тебе волосы расчешу, как когда-то. И песенку спою (НАТАША ложится, засыпает, НАД.СЕРГ. расчесывает волосы, поет) КАРТИНА 2 СЕРГЕЙ. (входит, дверь за ним хлопает, НАТАША просыпается) Разбудил, прости, Натаха-певчая птаха. Спала? (НАТАША кивает) Это хорошо, что спала. А почему здесь? НАТАША. Суп варила. А соседей нет никого. Только Елизавета Львовна. Есть будешь? СЕРГЕЙ. Нет, я на минуту. НАТАША. Сон приснился такой... жуткий. Город пустой где-то на краю света, улочки кривые, грязные, вода желтая в арыках шумит. И почему-то пух везде, как с тополей. А я сижу у глиняной стены, и смотрю в небо. А там ни облачка, только птица какая-то высоко-высоко кружит. А на руках у меня девочка маленькая. А тебя нет. СЕРГЕЙ. А я на охоте вепря дикого загоняю. Это ты книжек своих начиталась. Смотри-ка лучше сюда. (достает из сумки ананас, шампанское) Оп-па! НАТАША. Ух, ты! Ананас. Шампанское. СЕРГЕЙ. Брют. НАТАША. ЗдОрово!.. Ананасы в шампанском, ананасы в шампанском, удивительно вкусно, искристо, остро... СЕРГЕЙ. Во-во... Вся я в чем-то... НАТАША. Норвежском. СЕРГЕЙ. М-м... ситцевом, вся я в чем-то... НАТАША. Испанском. СЕРГЕЙ. Скорее цыганском. Зачем, интересно, ананас бросать в шампанское? НАТАША. Ты – балда. И ничего не понимаешь. Интересно, а шампанское-то мне можно? СЕРГЕЙ. Можно. Мне сказал знающий человек. Беременным нужно в день фужер сухого вина. А их мужьям водки. Двести грамм. НАТАША. Конечно. Мужьям-то зачем? СЕРГЕЙ. Для поддержания необходимого морального тонуса. Ладно. Шампанское на вечер. АППОЛИНАР. (входит с розами) Можно? Здрасте. НАТАША. Входи, Апполинарий. (берет розы) Спасибо. Вот, опять в банку ставить придется. Сережа, когда ты мне вазу китайскую подаришь? СЕРГЕЙ. Здоров, Палиндром. Постучал бы. АППОЛИНАР. Апполинарий. Я к вам в комнату стучал. А здесь что, кухня. НАТАША. А входная дверь открыта? АППОЛИНАРИЙ. Я с управдомом зашел. Что это под вашими окнами скорая, милиция? (СЕРГЕЙ делает знаки руками) НАТАША. Где? (идет в коридор) СЕРГЕЙ. Что ты, Палиндром, норовишь зайти, когда меня нет? АППОЛИНАР. Почему, когда нет? Вот, вы есть. Мне просто конспект нужен. Потебня. СЕРГЕЙ. Чего? АППОЛИНАР. Потебня. НАТАША. (входит) Александр Афанасьевич. Это такой ученый-языковед. Нет там никого. И радио никто не слушает. Надо же, Елизавета Львовна все свои консервы отдала. Сейчас Савелий Семенович две огромные авоськи потащил. Она для мужа собирала. Наверное, известие хорошее получила. Я же говорила, что все устроится. А интересно, какой счет? СЕРГЕЙ. Ничья. Пять-пять. |
