Скачать 364.31 Kb.
|
(пауза) Какая все это... потебня. НАТАША. Ты о чем? СЕРГЕЙ. Так. НАТАША. Пойду конспект поищу. (уходит) СЕРГЕЙ. О чем диплом писать будешь, Палиндром? АППОЛИНАР. Фронтовая поэзия. СЕРГЕЙ. Хорошая тема. АППОЛИНАР. Да. Вот вы ведь, Сергей Николаевич, воевали? СЕРГЕЙ. И что? АППОЛИНАР. А стихов не писали? СЕРГЕЙ. Нет. АППОЛИНАР. А друзья ваши, однополчане? Мне как филологу интересно. СЕРГЕЙ. Редко. И потом у них такие стихи... негазетные. К примеру, друг у меня был. Летчик. Получил от сестры письмо, что жена его... загуляла. Сел и написал: В постель забравшись, словно вор, Он драл ее всю ночь, как суку, В антрактах велся разговор Про верность мужу и разлуку. Под утро, как самец, ушел – Усталый, злой и раздраженный, Она, со сна обшарив пол, Искала мокрые гондоны. И жизнь военную кляня, Из тонкой книжки лист рванула В стихотворенье «Жди меня» Презервативы завернула. И проворчала: «Жизнь скучна. Когда же кончится война?» (ст. В.Скворцова. Погиб в конце войны) Написал, а на следующий день сгорел в самолете. Сам смерти искал. Так вот, Палиндром. АППОЛИННАР. Ну, не у всех же так? СЕРГЕЙ. И это правда. А Натаха моя и не знала меня, а ждала. Интересно, если бы погиб, за кого вышла? Надеюсь, не за тебя. АППОЛИНАР. Не любите вы меня, Сергей Николаевич. Это ваше право... Но я вам скажу, вы вообще все не любите... наше... советское... А ведь не один вы воевали. У меня, между прочим, тоже на фронте и брат, и отец... СЕРГЕЙ. Иди отсюда... мальчик... и лучше не приходи больше. НАТАША. (входит) Конспекта нет, это все первые курсы. Есть книжка, вот. (дает книгу) АППОЛИНАР. Спасибо. Пойду. Наташа, приходи завтра с Сергеем Николаевичем к нам на концерт в ДК. Наш танцевальный ансамбль выступать будет. Танцы разных народов. НАТАША. Не знаю. Как Сережа. АППОЛИНАР. Ладно, пока. (уходит) СЕРГЕЙ. Натаха, а ты ему кроме конспектов ничего не давала? НАТАША. Нет, зачем? Шкатулку только показала, где книжки записные твоих однополчан погибших. Он диплом о фронтовой поэзии пишет, ему материал нужен. Они ведь все погибли. А так о них память будет. СЕРГЕЙ. (пауза) Я поеду. Может быть, сегодня задержусь. Компрессоры из Свердловска должны прибыть... А может, и не задержусь. В любом случае, ты не волнуйся. (идет к двери) Все забываю спросить, ты говорила, у тебя брат двоюродный в Казахстане. Ты его адрес помнишь? НАТАША. Конечно. Зачем тебе? СЕРГЕЙ. Просто спросил. Если все же задержусь, меня не жди, пей шампанское и ешь ананас. Дай чмокну тебя, Натаха-певчая птаха. (уходит) КАРТИНА 3 НАД.СЕРГ. Господи! Для чего Ты видишь это, и допускаешь это? За что? Я знаю, я не первая спрашиваю Тебя об этом. Тысячи тысяч... - пух с тополей, летящий над землей. За что, Господи? Дожди, падающие в песок. Они соленые, Господи. За что? За слабость нашу и неверие? Но это жестоко. Моими нерожденными братьями и сестрами, моим Мишей и моим безмерным одиночеством говорю Тебе – это жестоко, Господи. Ты сам принял смерть за чужие грехи. Сколько же еще надо мук и смертей, чтобы остановить это безумие? Тополиный пух и капли дождя... Для чего Ты построил такой мир? Уничтожь его, пусть ничего не будет. Только ночь и ветер над океаном. Как в начале. Пусть Твоим первым словом и словом последним будет «Ничто». КАРТИНА 4 «ДК» АППОЛИНАР. Любимый танец пролетариев Бразилии – самба! В нем выражается протест трудящихся против гнусных пауков-эксплуататоров. Музыка! (танцуют пары) ТИФЛЫЙ. (не танцует) Мы окружены кольцом врагов. Их щупальца тянутся к самому горлу нашей страны. Это не мы, а они бряцают оружием. Это не мы, а они стерли с лица земли Хиросиму и Нагасаки. Это не мы, а они душат Африку и Латинскую Америку, высасывая из них последнюю кровь. Классовая борьба – это классовая ненависть, в первую очередь. Ненависть. И она неистребима. В этом истина. Простая и жестокая вечная истина жизни. Вся история тысячелетий подтверждает это. Или мы, или они. Так будет всегда. АЛЕКС.ПАВЛ. Лизонька, вот этот звук... это конги? ЛИЗА. Я думаю, что это барабан бомбо, Саша. КОНВОИР. Товарищ майор, можно? ТИФЛЫЙ. Можно Машку за ляжку и козу на возу. КОНВОИР. Виноват, разрешите? ТИФЛЫЙ. Это другое дело, давай. (приводят СЕРГЕЯ) ЕЛИЗ.ЛЬВОВ. (пишет) Министру иностранных дел СССР, члену ЦК КПСС Андрею Януарьевичу Вышинскому... МИЛКА. Мне сказали, я могу восстановиться. Надо только досдать рисунок и чертежи. МАКС. Эти латиносы – отстой. Что ты слушаешь? Попса голимая. Поставь что-нибудь нормальное! ТИФЛЫЙ. Что ж ты, мил человек, Родину не любишь? Народ изнемогает, восстанавливая страну, из последних сил выбивается, а ты злобные планы вынашиваешь. СЕРГЕЙ. У меня два ордена Славы и три ранения, я... ТИФЛЫЙ. Были два ордена Славы. Ты, мил человек, будешь лишен всех наград и званий. КАТЯ. (по мобильному тел.) Да, Паша... соображай... семнадцать верблюдов, одному половина, второму третья часть, а третьему – девятая... СЕРГЕЙ. Я... ТИФЛЫЙ. Молчать, сука! В глаза мне смотреть, в глаза! Руки на стол, чтобы я видел! Руки!.. (бьет СЕРГЕЯ по рукам дубинкой, сваливает со стула, бьет) АППОЛИНАР. В группе девушек нервных, в остром обществе дамском, Я трагедию жизни претворю в грезо-фарс... Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском! Из Москвы - в Нагасаки! Из Нью-Йорка – на Марс! (самба кончается, все, кроме ТИФЛОГО, СЕРГЕЯ, НАД.СЕРГ. пропадают) (НАТАША с чемоданом и «ребенком» проходит) ТИФЛЫЙ. Сюда смотри. Это что? (достает пистолет) СЕРГЕЙ. (поднимается, садится за стол) Пистолет. Мой. Наградной. ТИФЛЫЙ. Нет, глупый, это ты не понимаешь. Это значит, что тебе светит не 17-58-8 УК РСФСР, то есть злобное, но намерение, то есть червонец, а теперь уже, благодаря... (машет пистолетом) - 19-58-8. То есть реальная подготовка, то есть вышак. Окошки-то из квартиры у нас куда выходят? На Арбатскую площадь. А кто там у нас проезжает? СЕРГЕЙ. Я на суде... ТИФЛЫЙ. А кто тебе, сука, сказал, что будет суд? Хозяева твои заморские? Будет Особое Совещание. Заочно. Щупальца тянутся к нашему горлу. Но мы будем их рубить, рубить, шинковать как капусту, выжигать до десятого колена. Бабу твою отправим куда-нибудь в Джезказган, добывать медь для страны, а чтобы не пропадала зря – там ее хором, хором, кому не западло. А сученок твой, если родится – в детский дом, для детей врагов народа. Врагов, понимаешь ты это? Врагов. (СЕРГЕЙ пытается его ударить, ТИФЛЫЙ опережает, СЕРГЕЙ падает без сознания) Вот глупый. Враг он и есть враг. НАД.СЕРГ. Дьявол. ТИФЛЫЙ. Я-то? Это который с рогами и хвостом, из бабушкиных сказок? Что за чушь? Хвоста у меня, как видишь, нет, копыт тоже. Да и рогов не ношу. Каламбур. С этим (похлопывает себя по паху) все в порядке. (НАД.СЕРГ. пытается его ударить, он уклоняется) Ну, что это за детский сад? Ты же врач, а хочешь меня поранить. НАД.СЕРГ. Дьявол. (пытается помочь отцу) Папа. Если б я только могла тебя спасти... ТИФЛЫЙ. Да нет, Надюша. Тут все хитрее. И проще. Я - это ты. Только ты никогда в этом не признаешься. Я не сам здесь сижу – вы меня сюда посадили. Снова каламбур. Ты посадила. А чуть что – слюни распускаете. Не буду я – будет другой. Мы вам необходимы. Тебе необходимы. Такие. НАД.СЕРГ. Это неправда. ТИФЛЫЙ. А это как договоришься – то и будет правдой. Черные ястребы – вороново крыло, белые голуби – ясный взгляд. Как только ты склонишь перед кем-то голову в первый раз – все. Не надо кланяться. Никому и никогда не надо кланяться. НАД.СЕРГ. Это грех. И имя ему – гордыня. ТИФЛЫЙ. Это грех. А имя ему – свобода. Иначе – на карачки, в стадо, под кнут, в дерьмо. И большинство, скажу тебе, только рады. Только опять же, не признАются. Вопрос только с большинством ты или нет. НАД.СЕРГ. Я ненавижу тебя. ТИФЛЫЙ. Понятное дело. Одна ли ты? Это и есть классовая ненависть. Значит, я все делаю верно. Мы делаем верно. Построили города, и победили в войне, и скоро запустим спутник. НАД.СЕРГ. Это мой папа победил в войне. А он другой. ТИФЛЫЙ. Много ты знаешь о том, как это было. Мы все победили. Разные. Такие, как есть. Пушки мясом затыкали. Потому и победили. А иначе нельзя. Или мы, или они. Это бесконечная цепь. НАД.СЕРГ. Господи, где же выход? ТИФЛЫЙ. «Господи»... Надо было не входить. Потому что выход один. И я уже все про него сказал. (стреляет СЕРГЕЮ в затылок) НАД.СЕРГ. Папа!.. КАРТИНА 5 (комната АППОЛИНАР.ПЕТР. Он в постели. За окнами дождь. Голоса птиц. Входит НАД.СЕРГ. с вещмешком) АППОЛ.ПЕТР. (пытается встать) Надежда Сергеевна... НАД.СЕРГ. Не вставайте. Опять сердце? АППОЛ.ПЕТР. Да... НАД.СЕРГ. Может быть, что-то надо? АППОЛ.ПЕТР. Нет, что вы, ничего. У меня все есть. НАД.СЕРГ. Вы оставили зонтик и плащ... Вот. (кладет зонтик и плащ) АППОЛ.ПЕТР. Спасибо. НАД.СЕРГ. Птицы тут у вас поют. АППОЛ.ПЕТР. Да, очень люблю. Лет сорок уже брожу по лесам... бродил... записывал. А в семьдесят пятом фирма «Мелодия» пластинку выпустила с моими записями. «Голоса птиц». НАД.СЕРГ. У меня есть такая. АППОЛ.СЕРГ. У многих есть. Это моя... А вы все-таки... НАД.СЕРГ. Да. Я ушла. АППОЛ.ПЕТР. А как же письмо? НАД.СЕРГ. Я оставила его в бумагах. Когда меня все-таки начнут искать, тогда и обнаружат. И все поймут. Может быть, не так эффектно, как я хотела, но это и к лучшему: меньше эффектов – точнее суть. АППОЛ.ПЕТР. Удачи вам. Хотя я, наверное, не могу... желать вам удачи... НАД.СЕРГ. Отчего же? Вы-то как раз и можете. АППОЛ.ПЕТР. ТАк вот... один раз в молодости... сделаешь подлость... И потом всю жизнь... Как во сне, как в бреду. НАД.СЕРГ. Вам не надо волноваться. АППОЛ.ПЕТР. Я любил вашу маму. Но не в этом дело. Я верил, что поступаю правильно. Вам трудно это представить - как это: любить человека и знать, что он любит... врага. Не моего личного, а всего, во что веришь сам, чем дорожишь... Я потом пытался понять, я бросился в древние тексты – христианство, потом иудаизм... потом арабы и персы... В те годы это было не так уж просто. Я хотел понять... Но... все это слишком умозрительно перед реальной жизнью. И там – войны, костры, доносы, пытки. Видимо вера не может без этого. Я больше ни во что не верю, кроме того, что как капля, летящая с высоты, разобьюсь о песок. НАД.СЕРГ. Вы больны. АППОЛ.ПЕТР. Я не оправдываюсь. Ваш Миша погиб, потому что кто-то тоже верил, что так будет лучше. И сейчас кто-то верит и кто-то гибнет... И потом и всегда. Это бесконечно. Мы заложники. А я всю жизнь искал вашу маму, чтобы... встать перед ней на колени. НАД.СЕРГ. А перед отцом? Вы больны. И это не сердце. Это яд, которым отравлен ваш мозг. Во всем, что происходит, вы ищете ненависть. Миша просто лечил людей. Спасал. В любом кошмаре можно хранить свой огонь. Я знаю это, потому что таким был мой Миша. Такой была моя мама. И таким был мой отец. АППОЛ.ПЕТР. Вы... Легко рассуждать сейчас. И судить легко. Знаете... вы ничем не лучше меня. НАД.СЕРГ. Вам нельзя волноваться. Я не судья. Я долго решала, приходить сюда или нет. Я думала над вашими словами о воротах в небе, о палаче и жертве. И поняла, что должна простить вас. Должна. Но не могу. У меня нет на это сил. Это неправильно. Но говорю, как есть. Я слабее, чем думала. У меня нет сил на это. Нет сил. Мама, может быть, смогла бы. Или отец. Или Бог, в которого вы не верите. АППОЛ.ПЕТР. Зачем же вы пришли? Посмотреть на жалкого, разбитого старика, который не может поднести ко рту чашку чая? Что ж, вы имеете право. Я уже у самой земли, я чувствую ее запах и слышу ее гул. Совсем скоро, как вы говорили, пьяные немытые люди, матерясь, опустят мой гроб в могилу. НАД.СЕРГ. Нет. Мы уже никогда не увидимся. Я пришла сказать... Потому что только я могу сказать вам об этом. И потому что никому в целом свете вы больше не поверите. Вам надо найти свою страну. Попытаться... Это здесь (кладет руку ему на грудь). Найти место, где нет ненависти. В кромешной тьме обязательно будет маленький огонек. На самой окраине мира, который вы придумали, а значит, и создали. Этот огонек... Это вы. Настоящий. И как только вы найдете его, капля, ударившись о землю, не разлетится дребезгами, а напитает корни, и вырастут травы, и в них поселятся птицы, и будут петь, и эта кошмарная дьявольская цепь прервется. Прощайте. (встает, уходит) АППОЛ.ПЕТР. Постойте... Еще несколько секунд... Вот что. Я попробую... Попытаюсь... Если вдруг произойдет чудо, и у меня получится... Я хотел бы, чтобы вы знали об этом. НАД.СЕРГ. Я узнаю, я обязательно узнаю. Просто пойдет дождь, и капли воды в нем будут золотого цвета. К о н е ц |