Скачать 3.6 Mb.
|
Обрывки разговора, подслушанного возле учительской. Мария Владимировна. А если самоубийство? Николай Александрович. Не думаю. Какая-нибудь авантюра... — Одиночество... Никто его по-настоящему не знал. Мерили общими мерками... — А что было делать, как подойти? Иногда мне было просто стыдно с ним разговаривать. — Старший друг, хотя бы один... — При таком-то уровне? Старше всех нас, вместе взятых. — Ну, не скажите... Следователь приходил в школу, беседовал и со мной, я из этой беседы мало что запомнил. "Любил ли он ходить босиком?" — "Да, очень".— "Водился ли с подозрительными личностями?" — "Да. Водился".— "С какими?" — "Ну вот со мной".— "А еще с какими?" — "Не знаю".— "Как ты можешь не знать, а еще друг. Вспомни".— "Ни с кем он не водился". Еще пару раз я приходил к нему домой. Почерневшая мать, с сухими глазами, беспрерывно куря, не переставала перебирать его одежонку, тетради, рисунки... "Владик. Владик. Ну как же так. Владик..." Отец, абсолютно трезвый, сидел неподвижно, упершись в костыль. "Сами. Искать. Упустили. Пойдем. Сами..." — "Куда ж ты-то... Куда ж ты-то..." Его лабораторно-технический скарб, находившийся под бабусиным топчаном, был весь вытащен и аккуратно разложен на свободной теперь поверхности. Сестры переговаривались полушепотом и ходили на цыпочках. Я сидел, мялся, пытался что-то рассказывать о том, как с ним было интересно, какой он... Самое страшное — употреблять глаголы в прошедшем времени. В последний день занятий, после последнего урока, когда я, отмахнувшись от Яськи, в дремотной тоске брел домой, кто-то сзади тронул меня за плечо. Я сперва его не узнал. Передо мною стоял Ермила, уже больше года как исключенный из школы. Он мало вырос за это время — я смотрел на него сверху вниз. Бело-голубые глаза глядели тускло и медленно, под ними обозначились сизоватые тени. — Его, понял? Он протягивал мне измятую кепку. Я не сразу ее узнал, но сразу, как от удара током, куда-то вверх подскочило сердце. — Ты его видел?.. — Я взял, ну. — Почему?.. — В раздевалке куклу гоняли, тогда и взял, понял? — А почему... Почему не отдал? — Теперь отдаю, законно. — А почему мне? — Вы с Клячей корешки — так, нет? Ты это, понял... Носи. Пока не придет. — А ОН ПРИДЕТ? — Куда денется. Кляча — голова на всех, понял. — А ГДЕ ОН? — Откуда знаю? Придет, законно. — Придет?.. — Носи, ну. Побожись. — ...(Соответствующий жест, изображающий вырывание зуба большим пальцем.) — Ну законно. Давай. Сунул мне под дых корявую грабастую лапку, повернулся и — как краб, боком,— в сторону, в сторону... Больше я его никогда не видел. Что же касается Клячко, то... Не стану утомлять ваше любопытство, читатель. Я был до крайности удивлен и взволнован, когда Д. С. сообщил мне, что Владик К. жив и ныне. — Оставьте пленку, не надо. Другая история. — Но ведь... — Разве не интересно само по себе, какие бывают дети? Разве весь смысл их в том, чтобы становиться взрослыми? Суть в том, что ребенок тот был и есть, хотя мог бы и потеряться... — А кепка? — Как видите, осталась невостребованной... У него теперь другая фамилия, взятая им самим, смешная... Посол Рыбьей Державы, или Опьянение трезвостью Опыт археопсихологическои реконструкции одной грустной истории Надо бдительно ловить себя на лжи, клеймя одетый в красивые слова эгоизм. Будто самоотречение, а по существу — грубое мошенничество "..Мальчик мой, если бы я знал... Только счастья хотел тебе, но если бы знал... Сколько лет жил тобою, сколько ночей писал эти письма, не зная кому... Теперь ты передо мной — незнакомый навеки..." Отец — сыну. Из неполученного письма 1. ПОЧВА С детства питаю слабость к нравоучительным афоризмам. Имея один-два под рукой, чувствуешь себя обеспеченным. Вот этот, например: в делах нужна изящная простота квинтэссенция научной организации труда — висит девизом у меня над столом, над грудой карандашей, ластиков, ручек, писем, телефонных счетов, записных книжек, рукописей с многоэтажными вставками — ...изящная простота, которая достигается внимательностью, а отнюдь не кропотливым трудом. Честерфилд. Письма к сыну. Конспект: знаменитый английский политический деятель и публицист XVIII века лорд Филип Дормер Стенхоп, граф Честерфилд, полжизни писал письма своему сыну. Письма эти были впоследствии многократно изданы, разошлись по миру как признанный шедевр эпистолярного творчества и афористики; в равной мере как непревзойденный образец жанра родительских наставлений, возникшего еще в библейские времена. И конечно, как документ эпохи. Поглядишь на теперешних отцов, и кажется, что не так уж плохо быть сиротой, а поглядишь на сыновей, так кажется, что не так уж плохо остаться бездетным. С трудом удерживаюсь, чтобы все не списать. Но во-первых, книга чересчур объемиста; во-вторых, это было бы грабежом; в-третьих, разве кто-нибудь следует советам, которые на основании своего горького опыта дают другие?! И может быть, причина этого именно в небрежении к разговору с собой... С читателем, у которого эта книга есть и не сиротеет непрочитанной, сладиться просто: называй номера страниц, строчка такая-то. Но следует считаться прежде всего с неимущими, ради них и позволим себе роскошь обильных выдержек, с дорисовкой кое-каких подробностей на правах вживания. Единственное сомнение: стоит ли отвлекаться от множества нынешних историй, живых и болящих, ради углубления в какую-то одну, поросшую быльем? Если бы не уверенность в сходстве... Маленькие секреты обычно переходят из уст в уста, большие оке, как правило, сохраняются. Сколько пробелов в памяти человечества?.. Сколько судеб, сколько жизней и смертей, сколько ужасов и чудес погружено в невозвратное забвение?.. Вопрос, на который, быть может, ответят когда-нибудь Всеведущие из других миров или наши потомки, столь же мало похожие на нас, как мы на пресмыкающихся. Меньше всего известна история детства. Я ни разу не видел, чтобы непослушный ребенок начинал вести себя лучше после того, как его выпорют. Читаешь ли Библию, Плутарха или сегодняшние хроники — кажется, будто в этом мире живут и творят безумства одни только взрослые особи, сразу таковыми и делающиеся; будто детства либо и вовсе нет, либо так, довесок, недоразумение. Только последние полтора века его, наконец, открыла художественная литература; только чуть более полвека назад соизволила заметить наука. Завеса небрежения и беспомощности. Между тем детство отнюдь не только неискоренимо-неудобственный придаток мира больших. Не только пробирка для выращивания членов общества. Детство имеет свою неписанную историю, несравненно более древнюю и фантастичную, чем все истории взрослых, вместе взятые, свои законы и обычаи, свой язык и свою культуру, идущую из тысячелетия в тысячелетие. Сколько веков живут игры, считалки, дразнилки, песенки? Сколько тысяч лет восклицаниям и междометиям, несущим больше живого смысла, чем иные оратории и эпопеи?.. Вот пришел Телевизор, пришел Компьютер — и кажется, навсегда должны сгинуть прятки, казаки-разбойники, "дождик-дождик, перестань"... Нет! Детство останется. Мало тех, кто способен проникнуть вглубь, еще меньше тех, кому хочется это делать. Итак, грядет восемнадцатый век Европы, известный под титулом века Просвещения. Еще помнится Средневековье; еще совсем недалеко Ренессанс; еще правят миром тронные династии — короли едва ли не всех европейских держав приходятся друг другу кровными родственниками, что не мешает, а, наоборот, помогает грызться за земли и престолонаследие; еще многовластна церковь и крепок кастовый костяк общества: простолюдины и аристократы — две связанные, но не смешивающиеся субстанции, как почва и воздух... Еще немного и Вольтер скажет свое знаменитое: "Мир яростно освобождается от глупости". Какой щедрый аванс. Теперь мне не надо делать никаких необыкновенных усилий духа, чтобы обнаружить, что и три тысячи лет назад природа была такою же, как сейчас; что люди и тогда и теперь были только людьми, что обычаи и моды часто мешются, человеческая же натура — одна и та же. Нет еще электричества. Транспорт только лошадиный. Средств связи никаких, кроме нарочных и дилижансовой почты. Самое страшное оружие — пушки с ядрами. Что еще добавим для общего пейзажа?.. Мужчины надевают на головы завитые парики и мудреные шляпы, пудрятся, ходят в длинных камзолах, в цветных чулках и туфлях с затейливыми пряжками, бантами, на высоких каблуках, а притом при шпагах. У женщин невообразимые многоэтажные юбки, подметающие паркет, а нл ыловах — изысканнейшие архитектурные сооружения. Изящный цинизм великосветских салонов. Лакейство — профессия, требующая многолетней выучки. Отсутствие фотографий, зато обилие картин. Очень маленькие тиражи книг. В этих декорациях, в этом мире, кажущемся нам теперь таким припудренно-ухоженным, неторопливым и безобидно-игрушечным, рождается отец, Филип Стенхоп I. (Первым величаем его условно: перед ним было еще несколько родовитых предков, носивших то же имя.) И будет еще Филип Стенхоп II. Честерфилд-сын. Сколько я видел людей, получивших самое лучшее образование сначала в школе, а потом в университете, которые, когда их представляли королю, не знали, стоят ли они на голове или на ногах. Стоило только королю заговорить с ними, и они чувствовали себя совершенно уничтоженными, их начинало трясти, они силились засунуть руки в карманы и никак не могли туда попасть, роняли шляпу и не решались поднять... А Филип Стенхоп I будет беседовать с королями многими, сгибаясь, где надо, в поклоне, где надо приседая или лобызая конечность, но всегда сохраняя непринужденное достоинство и осанку. Да, таким будет он, этот складный живчик с выпуклым лбом и прыгающими бровями. Глаза золотистые, во взгляде беглая точность. Нет, не красавец, ростом выйдет значительно ниже среднего и получит от своих политических соперников прозвище низкорослого гиганта и даже карлика-обезьяны. Зато какая порода и какая энергия. Сильные тонкие руки, созданные для шпаги и ласки. Всю жизнь он будет удлинять ноги с помощью языка и любить крупных дам. Этот пони обскачет многих. Когда мне было столько лет, сколько тебе сейчас, я считал для себя позором, если другой мальчик выучил лучше меня урок или лучше меня умел играть в какую-нибудь игру. И я не знал ни минуты покоя, пока мне не удавалось превзойти моего соперника. Еще всмотримся... Два портрета: один в возрасте молодой зрелости, медальонный профиль; другой — кисти Гейнсборо — анфас, в старости, под париком. Молодой: яркая мужественность. Крутая мощная шея легко держит объемистый череп. Затылок в виде молотка, как уверяет Лафатер,— знак здоровой энергии и честолюбия. Благородное небольшое ухо, которому суждено оглохнуть. Решительно вырывающийся вперед лоб и крупный горбатый нос образуют почти единую энергичную линию, обрывающуюся целомудренно укороченной верхней губой, и тут же опровергающий выпад нижней: укрупненная, явно предназначенная для поцелуев, она образует в углу ироничный и хищнова-тый загиб, сохраняющийся и в старости, но уже в совершенно ином значении... Твердый подбородок, немного утяжеленный, как и полагается породистому англосаксу, и впалые, как бы не существующие щеки — действительно, зачем они изысканному джентльмену. Все это вместе, однако, вообще перестает существовать, когда обращаешь внимание на просторно сидящий под густой бровью глаз. А на него нельзя не обратить внимание: он громадный и удивительно живой, с почти удвоенными по величине веками — глаз женственный, наивный и неизлечимо печальный. У старика остаются одни только эти глаза, уже все увидевшие. Милый мой мальчик, ты теперь достиг возраста, когда люди приобретают способность к размышлению. Должен тебе признаться (я ведь готов посвятить тебя в свои тайны), что и сам я не так уж давно отважился мыслить самостоятельно. До шестнадцати или семнадцати лет я вообще не способен был мыслить, а потом в течение долгих лет просто не использовал эту способность. Хлеб психоаналитика — травмы детства. У кого их не было?.. Все детство — сплошная травма, непрерывный ушиб души. Отец, бог-отец, к которому на всех парах несется душа мальчишки (сотвори меня, только так, чтобы я об этом не догадывался), этот отец был унылой придворной личностью английского образца: чопорен, холоден, отчужден. Под стать и мамаша. Веселый, здоровый, чуткий детеныш, стало быть, не познал родительской заботы и ласки; в нежном возрасте при такой страстной жизненности ему было некого любить, некого ревновать. Все это хлынет потом, поздней волной, обращенной вспять... Подкинули к одной из аристократических бабок. Роль отца исполнял гувернер-француз. Классическое образование: языки древние и новые, история, философия. Вот и семнадцатилетний дипломированный цита-тоизрекатель, прилежно мстящий недостающим дюймам. Традиционный вояж — "большая поездка" на континент, где юноша по всем правилам возраста, пола и положения ударяется в кутежи, карты et cetera. Но родина останавливает: прислали известие о смерти королевы — начинается очередная околопрестольная заваруха. Скорее домой, играть в настоящую мужскую игру — политику. Едва вернулся, сработала пружина родовых связей: получил звание постельничего при его высочестве принце Уэльсском. В 21 год Филип Стен- хоп I уже член палаты общин и произносит первую речь в парламенте. Молодые люди обычно уверены, что достаточно умны, как пьяные бывают уверены, что достаточно трезвы. Щелчок по носу в палате пэров, еще несколько многообещающих пинков — и подобру-поздорову... Побитых великосветских мальчиков из британской столицы направляли об ту пору в другую столицу — Париж, на повышение квалификации. Тайм-аут годика на два. Автозарисовка того времени (из письма гувернеру): Признаюсь, что держу себя вызывающе, болтаю много, громко и тоном мэтра, что когда я хожу, я пою и приплясываю, и что я, наконец, трачу большие деньги на пудру, плюмажи, белье, перчатки... "Блажен, кто смолоду был молод"... Знание людей приобретается только среди людей, а не в тиши кабинета... Чтобы узнать людей, необходимо не меньше времени и усердия, чем для того, чтобы узнать книги, и может быть, больше тонкости и проницательности. А если хочешь действовать и побеждать, мало только узнать людей. Нужно впечатать это знание в свои нервы, в мускулы, в голос, нужно превратить его в артистизм, в совершенное самообладание, для которого необходимо еще и хорошо знать себя. Употреби на это все свои старания, милый мой мальчик, это до чрезвычайности важно; обрати внимание на мельчайшие обстоятельства, на самые незаметные черточки, на то, что принято считать пустяками, но из чего складывается весь блистательный облик настоящего джентльмена, человека делового и жизнелюбца, которого уважают мужчины, ищут женщины и любят все. В нижних слоях тогдашних обществ мы бы, пожалуй без особого труда узнали и нынешний стадионный люд, но в верхах столкнулись бы с немалой экзотикой. Танцы и комплименты были тем, чем стали ныне годовые отчеты: понравиться — значило преуспеть. Какой-нибудь неловкий умник, нечаянно уронивший котлету на герцога, мог смело прощаться с карьерой поколения на три вперед. Хорошие манеры в отношениях с человеком, которого не любишь, не большая погрешность против правды, чем слова "ваш покорный слуга" под картелем. Картель, напомню на всякий случай,— краткое письменное приглашение на дуэль. Помни, что для джентльмена и человека талантливого есть только два образа действия: либо быть со своим врагом подчеркнуто вежливым, либо сбивать его с ног. |
Владимир Львович леви искусство быть собой Перечень услуг, предоставляемых рынком и цены на них, утверждаются директором рынка | Исповедь гипнотизёра книга третья эго или профилактика смерти Февральская оттепель, ночь Шепчутся капли, с глухим стуком падают талые комья | ||
Владимир Львович Леви как воспитывать родителей или новый нестандартный ребенок ... | «Физкультура» Большинство людей потребляют больше белков, чем требуется организму. Но сейчас спортивные диетологи пришли к выводу, что ведущим... | ||
Следы богов в поисках истоков древних цивилизаций Книга "Следы богов" не могла бы быть написана без самозабвенной сердечной и неизменной любви дорогой Сан-ты Файя, которая всегда... | Доклад по теме: Деятельность учителя в условиях введения новых стандартов Чем труднее учителю, тем легче ученику. Чем больше будет учитель сам учиться, обдумывать каждый урок и соразмерять с силами ученика,... | ||
Владимир Николаевич Мегре энергия жизни книга 7 Владимир Николаевич... ... | Владимир леви конкретная психология: рецепты на каждый миг n 38 Правила определяют основные требования технической эксплуатации железной дороги | ||
Владимир Леви Искусство быть другим Само ее появление было бы невозможно, если бы гуманистические принципы взаимоотношений между людьми, выработанные | § "Король логических парадоксов" В науке, — писал английский химик Ф. Содди, — задача, надлежащим образом поставленная, более чем наполовину решена. Процесс умственной... | ||
Коллаборативная фильтрация Интернет, которые путем учета сетевых взаимодействий, становятся тем лучше, чем больше людей ими пользуются | Владимир Николаевич Мегре анастасия книга 1 Владимир Николаевич Мегре... Весной 1994 года мной были зафрахтованы три речных теплохода, на которых я совершил четырехмесячную экспедицию по сибирской реке... | ||
Владимир леви охота за мыслью (заметки психиатра) Кыргызстана принял решение по итогам работы депутатской комиссии, изучавшей июньские события 2010 года | Книга аристократов Мы будем пользоваться источниками информации, данными, мыслями, шутками, которые либо общедоступны в сети, либо заложены когда-то... | ||
Первый параграф Растворы, содержащие ионы водорода, имеют кислую среду. Такие растворы называют кислотными, и чем больше ионов H+ они содержат, тем... | Толековой Марии Исабаевны на 2012-2013 учебный год Чем больше будет... Чем больше будет учитель учиться сам, обдумывать каждый урок и соразмерять с силами ученика, чем больше будет следить за ходом мысли... |