Н.А.Романович
Российская академия народного хозяйства и государственной службы
при Президенте РФ – Воронежский филиал
Вера в науку как феномен современного общества
Чем является наука для сегодняшнего общества? Во-первых, общепризнанным авторитетом. Это можно обнаружить, наблюдая процесс легитимации знания. Что в обществе считается знанием? Каким образом осуществляется процесс придания знанию законного характера? С помощью апелляции к авторитету.
Если население хотят в чем-то убедить, то социальная структура легитимации предполагает наличие ряда экспертов по рассматриваемому вопросу, среди которых непременно должен присутствовать ученый, и не просто ученый, а ученый с «соответствующими регалиями», авторитет которого в науке уже признан. Ссылка на научность какого-либо заключения позволяет получить доверие к нему общества.
Ещё свежо в памяти изречение: «учение Маркса всесильно, потому что оно верно». То есть, оно основано на науке, на научных изысканиях, поэтому заслуживает полного доверия со стороны общества.
Предполагается, что наука обладает критерием истинности, несмотря на общеизвестность другого тезиса из марксистской теории о том, что критерием истинности является практика. Можно сказать, что общество уполномочило науку быть судьёй и конечной инстанцией в определении того, является ли конкретное знание истиной или ложью.
Наука уже давно и успешно соперничает с религией. В чем именно? В попытке по-своему сконструировать картину мира. Борьба с попытками разрушения теологической картины мира (когда-то столь жестокая – вспомним судьбы Галилея и Бруно) со временем и вовсе свелась на «нет». Поэтому в настоящее время сосуществуют одновременно две непересекающиеся картины мира – научная и религиозная – не пытаясь вступать между собой в борьбу. При этом научная картина мира находится, если так можно выразится, на легитимном положении – она является частью школьного и университетского образования, религиозная картина мира – не легитимна и является правом свободного выбора верующих.
Можно видеть, что наука в секуляризованном обществе выполняет функции религии. Только вера в Бога сменилась верой в науку. Примечательно, что наука требует от общества того же, чего требовала религия – веры. Действительно, не может же каждый член общества повторить тот самый опыт, который произвел ученый, или провести то же самое исследование, и поэтому обывателю остаётся одно – верить в истинность популяризируемых результатов этих опытов и исследований, поскольку они принадлежат миру науки. Словосочетание «верю в науку» является вполне устоявшимся и общеупотребительным. В мир науки доступ открыт не всякому, поэтому возникает элемент «сакральности» вокруг образа науки.
Таким образом, наука сегодня в глазах общества
является авторитетной инстанцией,
обладает критерием истинности,
конструирует картину мира,
служит объектом веры, и в силу этого имеет ореол «сакральности».
Если мы обратимся к общественным функциям религии, то мы заметим, что все они совпадают с перечисленными выше пунктами. О неразрывной связи религии и науки в настоящее время и о взаимозаменяемости их функций пишет Уайтхед и приходит к заключению, что: «от решения вопроса между религией и наукой нынешним поколением зависит дальнейший ход истории» [1, с.448]. В статье П.П. Гайденко «Христианство и генезис европейского естествознания» обосновывается утверждение, что наука на разных этапах своего развития заменяла определенные религиозные воззрения с помощью мифологемы. О взаимозаменяемости науки и религии пишут в сборнике «Философско-религиозные истоки науки» В.П.Визгин, В.Н.Катасонов, А.Н. Павленко, Л.А.Маркова, М.А.Кисель – последний настаивает на «глубокой внутренней связи» науки и религии, имеющей место в настоящее время [2].
Хотелось бы подчеркнуть, что наука сегодня является не только своеобразной «скатертью-самобранкой» - источником всё новых и новых изобретений, изумляющих человечество, но и мощнейшим идеологическим инструментом.
Если рассматривать науку исключительно как «скатерть-самобранку», то можно видеть не вполне однозначное отношение населения к её «дарам». На графике 1 представлены ответы воронежцев на вопрос: «Развитие науки имеет для человечества больше положительных или отрицательных последствий?» (Опрос проведен Институтом Общественного мнения «Квалитас» по репрезентативной для взрослого населения г. Воронежа выборке методом личного интервью, прошено 650 человек). Опросы проводились дважды – в 2001 и 2010 годах.
График 1
Развитие науки имеет для человечества больше положительных или отрицательных последствий?
Хотя преобладает суждение, что наука имеет для человечества больше положительных последствий, но количество его сторонников уменьшилось за десятилетие с 65% до 46%. В то же время число людей, считающих, что отрицательных последствий больше, увеличилось с 7% до 12%. Растет также и число тех, кто полагает, что положительные последствия уравновешиваются отрицательными (с 22% до 38%), поэтому в целом общий баланс пользы и вреда от научных открытий, с их точки зрения, замер на нулевой отметке.
Неоднозначность отношения населения к плодам научной деятельности вызвана многовариантностью использования научных открытий. Известно, что нож может быть использован и как орудие убийства, и как хирургический инструмент. Предмет один и тот же, но способы его использования имеют противоположные последствия: либо жизнь, либо смерть. Науку часто сравнивают с ножом, потому что именно способ использования научных достижений предопределяет то, чем обернутся они для человечества – добром или злом.
Сознавая неоднозначность достижений науки, принесших человечеству не только великие блага, но и великие бедствия, на Всемирном конгрессе в Будапеште известные ученые (Д.Ротблад, В.Страхов) выступили с инициативой принятия начинающими работать в науке клятвы, подобной клятве Гиппократа, никогда, ни при каких обстоятельствах не заниматься научными исследованиями, результаты которых несут вред человечеству. Академик В.Страхов призвал общество создать ученым такие условия существования в науке, которые исключали бы необходимость в стремлении заработать на жизнь нарушать нравственные критерии и государственные интересы и обеспечили бы возможность эффективного контроля над использованием научных результатов. Но увы… Сегодня многие страны угрожающе беспечно относятся к своим научным сообществам, не задумываясь об опасных последствиях недооценки их явных и тайных возможностей.
Сказанное относится в первую очередь к применению плодов науки для создания ядерного, химического, бактериологическое и т.д. оружия. Если плоды естественных наук могут использоваться как во благо, так и во зло человеку, то главной проблемой здесь является способ использования научных открытий. Напрашивается аналогия, что в социальных науках главной проблемой является способ интерпретации результатов исследований. И вот здесь мы сталкиваемся с логическими проблемами, которые способны поставить под сомнение само право существования социальных наук.
По мнению отдельных ученых, с точки зрения позитивизма социальные науки не соответствуют критериям научности в силу своего непреодолимого детерминизма уже в процессе создания проекта будущего исследования, а не только в последующей интерпретации данных. Иными словами, если кто-то хочет «открыть» какой-нибудь социальный закон, он непременно его откроет, так как этот закон уже сконструирован в проекте исследования. Так, Маркс «открыл» закон прибавочной стоимости. Гадамер утверждает, что социальные науки в принципе не могут быть свободны от оценочных суждений. Рекё ставит вопрос риторически: возможно ли анализировать социум из вне социального пространства? Хабермас читает науку ни чем иным как «критикой идеологии». Карамурза озаглавил свою работу следующим образом: «Идеология и мать её наука». Он считает, что наука влияет на идеологию через сам факт конструирования картины мира. Выявленные же закономерности могут применить политики в своих интересах. Существующий в обществе политический строй нуждается в легитимизации. Наука об обществе претендует на легитимизацию существующего строя.
Опять напрашивается аналогия с религией, поскольку общеизвестны обвинения идеологов марксизма-ленинизма в адрес религии, что именно она способствовала легитимизации монархической власти, то есть существующего до революции политического строя в России.
Наука является сегодня одним из основных инструментов для поддержания статус-кво политического института. Поскольку социальная наука и идеология неразрывно связаны между собой, отсутствует четкая грань – где заканчивается одна и начинается другая.
Понятно, что такой мощный идеологический инструмент как наука непременно должен использоваться политиками в своих собственных интересах. Что и происходит, так как социальные и экономические реформы в России пытаются осуществить, опираясь исключительно на «научные обоснования».
Здесь возможно, уместно вспомнить статью А.А.Фета, написанную в 1878 году, которая называлась тогда «О современном умственном состоянии и его отношении к нашему умственному благосостоянию». Более чем сто лет назад он предупреждал о сомнительных последствиях чрезвычайной веры в науку. «В кругу губернского земства появился человек, выдававший себя за носителя последних основ сельскохозяйственной науки, и просил открыть чтения. «Господа – сообщил оратор – наука указывает на необходимое совпадение двух условий прозябания: теплоту и влагу. Вы сеете овес в первых числах апреля, в самую пору холодов и снегов, между тем как вторая половина мая представляет именно совпадения сказанных условий». Мы слышали, что один крупный землевладелец, приняв к сердцу совет ученого, остался вместо овса с одной незаправской наукой» [3, с. 165]. В чем здесь ошибка крупного землевладельца? В том, что с виду правильные теоретические выкладки, подкрепленные авторитетом науки, он пытался воплотить в реальность, которая всегда сложнее и многограннее любой сконструированной теории.
Аналогичные ошибки допускают политики и реформаторы социального строя, пытаясь онтологизировать идеальные типы, превратить их в реальность. Авторитет науки здесь зачастую оказывается сильнее просто здравого смысла. Вера, обоснованная научными выкладками, в построение коммунизма сменилась верой в построение демократии. Попытки воплощения сначала одной, а затем другой теории поэтапно терпят неудачу. И дело вовсе не в недостатках самих теоретических схем (хотя и к ним можно при желании придраться), а в невозможности совпадения идеального типа с результатом применения теории. В своё время Вебером было доказано, что капитализма западного типа нельзя построить без его духовных предпосылок. На уникальность капиталистической системы указывал С.Хантингтон и другие исследователи. Но радикальные либералы были уверены, что теорию можно воплотить в реальность, причем не считаясь с ценой.
Где же искать виноватого? Виновата ли теория? Виновата ли наука? Конечно, нет. Вина полностью ложится на людей, которые являются носителями неправильного отношения к науке. Авторитет науки способен вскружить голову, но жестоко отрезвляют последствия неправильного применения её плодов. Таким образом, безоглядная вера в науку может привести самым печальным последствиям.
Но необходимо отделить тех людей, которые слепо верят в науку, заблуждаясь сами и вводя в заблуждения других, от тех людей, которые манипулируют наукой, используя её в утилитарных целях.
На вопрос: «Доверяете ли Вы публикации в СМИ результатов социологических опросов?» - 54% респондентов ответили положительно (выборка – 1000 человек, репрезентативна для населения города Воронежа, опрос проведен дважды: декабре 1999 года и в декабре 2009 года). Число респондентов, которые заявили, что не доверяют публикациям в СМИ результатам социологических опросов, выросло за десятилетие с 37% до 41% (график 2).
График 2
Доверяете ли Вы публикациям в СМИ результатов социологических опросов?
Причину своего недоверия большинство респондентов объяснили тем, что велика вероятность подтасовки результатов в угоду тем или иным силам (таблица 1). Но уважающий себя социолог, конечно, не станет подтасовывать результаты. Вся беда в том, что это сделают и без него те, кто в этом заинтересован. Существует много вариантов обмана непрофессионалов: сравнение несопоставимых рейтингов, опускание точной формулировки вопроса и количества опрошенных, некорректная интерпретация полученных результатов и т.д. и т.п.
Таблица 1
Почему Вы не доверяете результатам социологических опросов?
|
Декабрь 1999г.
|
Декабрь 2009г.
|
Велика вероятность подтасовки результатов в угоду тем или иным силам
|
57%
|
60%
|
Велика погрешность получаемых результатов опросов
|
19%
|
18%
|
Несовершенна (или непонятна) методика опроса
|
9%
|
15%
|
Социология, как таковая, не является наукой
|
1%
|
6%
|
Недостаточна искренность респондентов при ответах на вопросы
|
14%
|
28%
|
Недобросовестность интервьюеров при проведении опроса
|
4%
|
7%
|
Затрудняюсь ответить
|
15%
|
4%
|
В российском обществе наблюдается неоднозначное отношение к социологии в диапазоне от полного доверия до полного неприятия, которое сама наука вовсе не заслужила. Чем социологи легитимизируют своё знание? Цифрой – то есть результатами социологических опросов. Цифра, как известно, придает элемент научности теоретическим выкладкам, поскольку известно изречение, что наука тогда только таковой становится, когда может применять математику. И это в определенной степени убеждает население. Не считают социологию наукой только 6% воронежцев.
Подозрения в ангажированности социологов (60%) и недостаточная искренность респондентов (26%) – вот две первые причины социального порядка, которые провоцируют недоверие населения к результатам социологических опросов. Вторая и третья причины имеют методологический характер: большая погрешность результатов опросов (18%) и несовершенная методика опроса (15%). Остальные причины уже не столь существенны: недобросовестность интервьюеров (7%) легко проверить с помощью контроля, а отрицание социологии как науки (6%) не способно повлиять на качество социологической информации. Подозрительность некоторых респондентов, возведенная в абсолют: «Никому не верю» – остается лишь частным мнением (а может, частной трагедией?) своих апологетов.
Сравнивая результаты опросов 1999 и 2009 гг., можно увидеть, что главная причина недоверия соцопросам была и остается все той же: подозрение в ангажированности производителей информации.
С одной стороны, не удивительно, что для населения социология ассоциируется с результатами социологических опросов, поскольку популяризируется только эта часть социологического знания. С другой стороны, не удивительно, что результаты опросов используются политиками для манипуляции общественным мнением. Социологические «цифры» необходимы им для придания своим словам статуса научности, а значит, поднятия авторитета. При этом остаётся открытой проблема интерпретации, заключенная в образном вопросе: «какой всё-таки считается бутылка – наполовину полной или наполовину пустой?». Вольное обращение с интерпретацией данных приводит к тому, что почти половина (46%) респондентов не считают, что социологические рейтинги отражают реальное отношение людей к политикам (опрос тот же). Но манипуляторам достаточно и тех 43% представителей населения, которые верят в то, что рейтинги соответствуют действительному отношению людей к политикам. Именно для них они будут вести свою пропаганду, апеллируя к научно обоснованному «мнению народа».
Подводя итоги, хотелось бы сфокусировать внимание на некоторых выводах и вопросах.
«Вера в науку» является одним из непреложных атрибутов современного общества. Существуют негативные последствия этого феномена.
Во-первых, вера в науку провоцирует чудовищные ошибки тех, кто теорию пытается воплотить в практику. Здесь уместно вспомнить роковое изречение Маркса о том, что раньше философы только объясняли мир, а теперь его нужно изменять в соответствии с теорией. Результатом веры в возможность изменения социального мира в соответствии с теорией является вся трагическая история XX века.
Во-вторых, верой народа в науку пользуются манипуляторы общественным мнением, политики, идеологи, которые апеллируют к авторитету науки для придания веса (авторитета) своим призывам.
Почему, собственно, такой феномен как «вера в науку», является приметой нашего времени? Основная причина этого видится в том, что наука сегодня выполняет в секуляризированном обществе те функции, которые прежде выполняла религия. «Отмена религии» в СССР вынудило науку занять это вакантное место. Постепенное возвращение религии в свои владения послужило основой изменения общественного отношения к науке, ослабло упование населения, что она способна решить все проблемы, люди стали более ясно осознавать как «плюсы», так и «минусы» развития науки в глобальном общечеловеческом масштабе. Когда наука престает быть абсолютной ценностью, с неё спадает налет сакральности, правомерен вопрос: «А научна ли вера в науку?».
Особое место среди прочих наук занимают социальные науки. Особенность их заключается в том, что социальную науку отделить от идеологии довольно сложно. Грани между социальной наукой и идеологией зачастую весьма размыты. Социальные науки детерминированы человеческим фактором и в силу этого оценочные суждения присутствуют в них как непреложный довесок. Эта непреодолимая детерминированность социальных наук неоднократно провоцировала постановку вопроса: является ли социальная наука наукой в общепринятом смысле этого слова. И всегда предопределяла специфику преподавания социогуманитарных дисциплин. От ценностных установок преподавателя нередко зависит тот ракурс, в котором студентам преподносятся существующие теоретические концепции. Приоритеты и акценты преподаватель, как правило, расставляет в соответствии с собственными предпочтениями. И харизматичность преподавателя во многом способствует формированию той или иной социальной картины мира среди студентов. Поскольку социология, как и другие социогуманитарные дисциплины, не являют собой стройной непротиворечивой теории, а напротив, представляют набор различных концепций, порой весьма противоречивых, стремление сохранять объективность – вот специфика преподавания социогуманитарных дисциплин, что является делом личной совести каждого ученого.
Список литературы
Уайтхед А.Н. Религия и наука //Заблуждающийся разум? Многообразие вненаучного знания. М., 1990.
Философско-религиозные истоки науки. М.:Мартис, 1997, 321с.
Фет А.А. Наша интеллигенция // Вопросы философии. 2000, №11. 
|
