Проблема рациональности современной европейской философии

При кажущемся противоречии этих утверждений тому представлению об экзистенциальной диалектике, которое напрашивается при беглом знакомстве с ее содержанием, необходимо подчеркнуть: данная философия – очередная попытка удержаться в потоке осмысленного существования. В этом она родственна всякой философской деятельности, любому методу как «способу» и «пути». Таким образом, в философию возвращается античное понимание метода, иное по отношению к новоевропейским обертонам данного понятия. Своеобразие метода Бердяева, заметно дистанцирующее его от разионализма греков, – в последовательно проведенной и тщательно отрефлектированной принципиальной парадоксальности, органически соединяющей «общее» и «конкретно-личное»¹⁴.

Нельзя сказать, что парадоксальность никогда не интересовала философов всерьез. Однако принять ее до конца в рамках «классического» рационализма все же никто так и не решился. Даже Н. Кузанский остается в своих рассуждениях приверженцем теории «двух истин», отдающей парадоксы «божественному уму». Только «прививка» иррационализма (и «допущенная» в философию в результате этой прививки ссылка на религиозный опыт) позволили преодолеть (в рамках экзистенциальной диалектики) подозрительное отношение к парадоксальности как свойству мышления. Парадоксально само усилие человека «удержаться» в потоке истины. А без конкретно-личного контекста это «общезначимое» усилие и вовсе теряет смысл.

Такой вариант мышления, действительно, вполне оригинален. Стоит обратить внимание также на то, что Бердяев - не только в отличие от новоевропейских философов, но и в отличие, скажем, от того же Сократа, - не создал специального методологического учения. И это не случайно. Не может быть «общего» пути там, где человек должен сам осилить какую-то дорогу. Дорога не требует словесного «дублирования» - «вот она», очевидность, которая лежит перед каждым из нас, никуда не деваясь. В определенном смысле Бердяев воспроизводит кантовский формализм: общая формула категорического императива не обобщает все возможные конкретные содержания, но применима к каждому из них. Так и экзистенциальная диалектика, оставаясь философским рассуждением (т.е. формулируя свои основные положения в виде предельно общих суждений), «живет» только в форме конкретно-личного экзистенциального усилия, «здесь и сейчас». Претендуя на действительную (а не декларативную) связь с истиной¹⁵ она, как и философия в момент своего рождения в Древней Греции, стихийно ищет способ эту связь зафиксировать. Или, по крайней мере, описать то искусство, «технэ», которое прорисовывает путь к истине. Таким образом, содержательные особенности экзистенциальной диалектики диктуют «технику» ее исполнения, подобно тому, как гераклитовский логос «сам себе мера»… Если истина – это истина, то путь к ней, сколь бы извилист он не был, имеет один и тот же модуль векторного движения. Эта математическая метафора (предложенная, кстати, самим Бердяевым) позволяет понять «разноголосицу философских суждений» как «полифонию»¹⁶; а экзистенциальную диалектику – как один из «голосов» той «фуги», которую начал первый философ, а закончит - последний.

В свете сказанного напрашивается вывод, что для Бердяева проблема метода не только и не столько проблема обобщающего синтеза, сколько требование синтеза конкретно-личного. В этом русский мыслитель (опять-таки, парадоксальным образом) оказывается достойным продолжателем сократовой майевтики: не натурфилософские знание, суммирующее знания о природе, делает человека человеком; но знание философское – особое «повивальное искусство», помогающее «прекрасным юношам рождать идеи». Идеи – т.е. общие понятия! Получается, что в результате личного усилия идеи как бы «проходят через» человека, оставляя в нем свой формирующий след¹⁷. Таким образом, обозначается место (отнюдь не скромное, если вдуматься), которое философия Бердяева отводит самой себе в процессе познания истины. А именно, речь идет о ее внутренней претензии на действенное выявление структурного движения к истине в рамках любого эмпирического (наличного) состояния.