Глава 8. Коммуникативная структура науки
Поиск истины возможен только, если мы говорим ясно и просто и избегаем ненужных технических приемов и усложнений. На мой взгляд, стремление к ясности и прозрачности — нравственный долг всех интеллектуалов: отсутствие ясности — грех, претенциозность — преступление.
Карл Поппер.
Материал главы освещает некоторые направления социологических исследований научных коммуникаций: исследования научной риторики, цитат-поведения, исследования соавторства. Рассматриваются такие явления как академический стиль и существование типов научных публикаций.
Виды научной коммуникации
Подобно организационным структурам принято различать формальные и неформальные научные коммуникации. К формальным относят книги, статьи в журналах, диссертации, отчеты. К неформальным: живое общение, переписка, лекции, выступления, препринты и т.п. Признаками формальной коммуникации могут служить наличие рецензирования или экспертной оценки сообщения, процесса редактирования издателем, и доступность через существующие информационные системы. Всё, что не обладает этими признаками можно отнести к неформальным формам. Иногда, в отдельную категорию сообщений выделяют базы научных данных. Как бы то ни было, границы между видами научных сообщений являются размытыми.
Научная риторика
Прежде, чем о результате исследования станет известно, должно пройти время. Первоначально о нём знают только те, кто непосредственно занят в исследовании. Часто информация присутствует в результатах в неудобном, трудном для восприятия виде. Тогда приходится с помощью определенных техник (например, используя статистические приемы) преобразовать данные так, чтобы придать информации наглядность. В процессе обработки часть информации отбрасывается, как нерелевантная. Обработанные результаты в конечном итоге будут опубликованы и станут доступны для всех. Поскольку на всем пути исследования — от планирования до публикации, — ученым приходится решать сложные, нестандартные задачи ученые вынуждены много усилий тратить на обсуждение вопросов и поиск решений. Для любой области деятельности справедливо положение — чем нестандартнее задача, тем важнее возможность обменяться информацией.
Коммуникативная подсистема обеспечивает обмен информацией между участниками научной деятельности на всех этапах научных исследований и распространение информации о результатах исследования.
Бруно Латур и Стив Вулгар опубликовали в 1979 году книгу «Жизнь лаборатории: социальное конструирование научного факта»150. Исследователи представили результаты своего исследования в биологическом исследовательском институте Салка (Ла Джолла, Калифорния) в 1975-77 годах. Что они увидели?
Они увидели как ученые с помощью «записывающих механизмов» — мы их знаем как микроскопы, датчики, счетчики, осциллографы и т.д., — получают тексты, наборы цифр, диа-
150 Второе издание: Latour, B. & Woolgar, S. (1986) Laboratory life: The construction of scientific facts. Princeton: Princeton University Press.
134
граммы. Эти механизмы нужны, чтобы превратить материальные объекты, например раствор химикатов, в набор знаков на бумаге. Затем по поводу этих знаков ученые производят суждения. Суждения бывают пяти типов, упорядоченных по мере появления. С ростом веры ученых в неопровержимость содержания суждения оно проходит следующие стадии:
Тип 1. Предположения и спекуляции (встречаются в частных беседах, иногда в конце научной публикации).
Тип 2. Потенциально предположительные заключения, содержащие ссылки на наблюдения, а не на факты (черновики, внутренние бумаги лаборатории).
Тип 3. Ясные, типичные научные суждения, с указанием на то, насколько они надежны (характерно употребление слов «возможно», «скорее всего», «наверняка», часто встречается в обзорных статьях).
Тип 4. Тоже, что и тип 3, но без комментариев про надежность (то, что попадает в учебники).
Тип 5. Установленные факты (неизвестные только дилетантам или новичкам).
То, что в проекте статьи выглядит, как «мы считаем, что бета-каратин предотвращает опухоли» в статье становится «бета-каротин предотвращает рак». Опущено «мы считаем». Это сопровождается графиками, таблицами и т.п. «Вы сомневаетесь? Посмотрите сами». Для Латура и Вулгара научная аппаратура выступает «записывающим устройством» — способом получить визуальную репрезентацию научного текста.
Учеными используются риторические приёмы «разделение» и «инверсия». Сначала объект отделяется от сообщений о себе. Больше не нужно говорить: «Иллюстрация 4 показывает, что СПИД вызван ВИЧ». Можно просто сказать «СПИД вызван ВИЧ». Это разделение. Потом дело представляется в статьях и учебниках таким образом, что СПИД всегда вызывался ВИЧ, а мы только потом это открыли. Этот прием — инверсия.
Сами ученые думают, что факты фиксируются приборами, а разговоры нужны, чтобы выявить проблемы с измерениями и не допустить ошибки. Латур и Вулгар считают, что записывающие механизмы нужны, чтобы убедить себя и других, не дать выдвинуть контраргументов — глупо спорить с механизмом, — и, наконец, сделать работу ученых понятной. Процесс убеждения тем успешнее, чем дальше удается увести внимание убеждаемых от обстоятельств возникновения суждения в сторону абстрактного факта. В результате всей работы «изменять статус суждения становится настолько дорого, что его помечают как реальность»151.
Вот описание результата дня работы в лаборатории:
Сегодня потратили тысячу долларов. Несколько слайдов, похожих на китайские иероглифы, пополнили стопку. Еще один знак был дешифрован, мелкое, невидимое продвижение. Какие-то мысли записаны. Одно или два суждения повысили (или понизили) свою надежность на несколько пунктов (совсем как Доу-Джонс). Возможно, большинство экспериментов сегодня были ошибочными, или ведут в тупик. Возможно, несколько идей удалось связать более прочно152…
Создается впечатление, что главное в лаборатории это работа с суждениями. Ученые это «писатели и читатели, цель которых убедить и убедиться153». Процесс довольно хаотичен, но в конечном итоге работа приводит к появлению научного факта. Наука убеждать с помо-
151 Там же р. 243.
152 Там же, pp. 16, 17.
153 Там же, р. 88
135
щью слов называется риторикой. Поэтому деятельность ученых можно назвать риторической.
Исследование Латура и Вулгара легко читается в конструктивистском ключе. Сами они, выпустив второе издание книги «Жизнь лаборатории», убрали слово «социальное» из подзаголовка. Потому что решили, что конструирование научного факта происходит, но не социально.
Итак, ученые постоянно пытаются убедить друг друга в своей правоте. Результатом этой деятельности становится изменение не столько содержания, сколько статуса научной информации. Если всё идет хорошо, то информация проходит путем вертикальной мобильности от предположения до прочно установленного факта. По сравнению с самим исследованием на убеждение других в своей правоте может быть потрачено больше усилий и в этом проявлено больше творчества, чем в собственно измерениях.
Исследования жизни лаборатории способствовали росту интереса к тому, как ученые общаются между собой. Исследования речевой деятельности ученых получили название риторических исследований науки. Самые известные представители этого направления — Алан Гросс, Чарльз Базерман, Стив Фуллер.
Традиционное для учёных понимание роли языка науки состояло в том, что язык важен как средство выражения научных результатов, но не определяет их характера. Математик Готфрид фон Лейбниц (1646 — 1716), один из создателей языка современной математики писал: «Следует заботиться о том, чтобы знаки были удобны для открытий. Это достигается в наибольшей мере тогда, когда знаки коротко выражают и как бы отображают глубочайшую природу вещи, и при этом удивительным образом сокращается работа мышления»154. Знаки отбираются учёными в процессе исследования так, чтобы они соответствовали тем вещам, о которых они пишут. В наше время эта точка зрения показалась некоторым скучной. Алан Гросс в книге «Научная риторика» выдвинул тезис: в науке нет ничего кроме риторики. Такая постановка вопроса означает, что научные тексты ни что иное, как попытка изменить поведение других ученых. Уберите риторику, и не будет открытий, законов и фактов. Главное — не сделать открытие (объем того, что никогда не исследовалось, многократно превышает объем описанного в научной литературе), а убедить всех, что вы его сделали. Этим, главным образом, и занимается наука. Это конструктивистская теория научного факта, уже известная нам как «конвенционализм» (см. главу 2). Работа с языком создаёт факты.
Так ли это? Действительно, некоторые знания удивительно трудно пробивают себе дорогу. Ацтеки знали, что такое колесо — археологи нашли детские игрушки на колесиках, но не применяли колесо для транспортировки грузов. То, что сок цитрусовых спасает от цинги было известно с начала XVII века. И только в самом конце XVIII века применение лимонного сока на флоте становится обычной практикой. А ведь в кругосветных и длительных плаваниях количество погибших от цинги моряков зачастую превышало количество выживших. И напротив, как мы видели в главе 5, патологическая наука, не основанная на валидных измерениях способна существовать длительное время и процветать. Победа сторонников мичуринской биологии над генетиками в Советском Союзе показывает, что искусство убеждения может оказать влияние, по крайней мере, на развитие науки в течение определенного периода времени.
Эмили Мартин рассмотрела, как биологи описывают процесс оплодотворения, и обнаружила, что научные описания находятся под влиянием социальных стереотипов. Так сперматозоид описывается как сильное и активное начало, а яйцеклетка как пассивное и зависимое. Сравните две фразы из биологических текстов:
154 Гиндикин С.Г. (2006) Рассказы о физиках и математиках. М.:МЦНМО, с. 203.
136
Механизмы, которые руководят замечательным превращением клеток из сперматида в зрелую сперму остаются неизвестными… Возможно наиболее удивительная характеристика сперматогенеза его поражающий размах: нормальный самец человека может произвести несколько сот миллионов сперматозоидов в день.
В течении 40 или около того лет женской репродуктивной жизни высвобождается только от 400 до 500 яйцеклеток. Все прочие дегенерируют. Всё еще остается загадкой, зачем нужно формировать так много яйцеклеток, которые просто погибнут в яичниках155.
Почему 300000 тысяч погибших за жизнь яйцеклеток это непонятная глупость природы, а несколько сот миллионов пропадающих каждый день сперматозоидов «поражающий размах»? Мартин считает, что для биологии типично восхищенное описание процессов в мужских организмах и сдержанное с сожалениями описание ситуации в женских. Дело не только в эмоциональной окраске. Активная роль яйцеклетки в процессе оплодотворения просто игнорируется в описаниях. Выбор биологической модели может иметь социальные последствия, считает Мартин, но доказательство этого оставляет будущим исследованиям. Можно считать установленным существование влияния социальных факторов на научную коммуникацию.
Каковы пределы возможностей риторики в науке? Ответить на этот вопрос не просто. В биологии риторика ламаркизма возобладала на какой-то период времени в СССР, но не оказала существенного влияния на биологов других стран. В любом случае, поскольку дискуссия — это нормальное состояние науки, риторика всегда присутствует в научной коммуникации. Поэтому не может быть поставлен вопрос о вреде риторики вообще. Посмотрите на пример, описанный Фейнманом (Фрагмент 19). Мы видим, как ученый пытается убедить раввинов изменить точку зрения. Т.е. занимается риторическим упражнением. Через некоторое время он отказывается от этого занятия. Причина — фундаментальное несходство целей. Ученый хочет диагностировать проблему и создать устройство (в данном случае электрическую цепь), которое решит проблему. Риторика здесь инструмент, чтобы лучше разобраться в действительных интересах раввинов. Раввины используют риторику для того, чтобы оставить всё как есть, ничего не меняя.
Мы можем сделать выводы. Риторика всегда присутствует в научной практике. Цели применения риторики отличаются от целей в религии, политике, других институтах. В науке риторические приемы направлены на лучшее понимание объективной реальности, а не на поддержание авторитета или защиту точек зрения. Больше или меньше риторики в науке, чем в других социальных институтах? Ответ и да, и нет. Если рассматривать риторику как процесс выдвижения неопровержимых доказательств, то с наукой может сравниться только честный соревновательный судебный процесс. Как говорил нобелевский лауреат химик Джон Полани (р. 1929) «мы, ученые посещаем конференции не для того, чтобы публично заявить о наших открытиях, а для того, чтобы поспорить друг с другом»156. А лучший способ победить в суде или научном споре привести неопровержимые фактические доказательства, исключающие альтернативные объяснения. Парадокс состоит в том, что если спор очень важен, то многочисленные риторические приемы вроде использования метафор, аналогий, правдоподобных рассуждений, частных случаев становятся свидетельством слабости позиции.
155 Martin, E. (1991) The egg and the sperm: How science has constructed a romance based on stereotypical male-female roles. Signs. Vol. 16, No. 3, pp. 485 -501.
156 Harris, Randy Allen. (1997) Introduction. Landmark Essays on Rhetoric of Science: Case Studies. Ed. Randy Allen Harris. Mahwah: Hermagoras Press, P. xi.
137
И в арсенале остаются только результаты воспроизводимых измерений (в науке) или улики (в суде). Поэтому в научных текстах гораздо меньше риторических ухищрений, чем в текстах политиков, журналистов, литераторов или проповедников.
Фрагмент 19
Фейнман. Электричество – это огонь?
Однажды ко мне подошли двое или трое молодых раввинов и сказали: "Мы понимаем, что в современном мире невозможно учиться на раввина, ничего не зная о науке, поэтому мы хотели бы задать Вам несколько вопросов".
Несомненно одно: узнать о науке можно в тысяче разных мест, да и Колумбийский университет находится совсем рядом, но мне было любопытно, какие именно вопросы их интересуют.
Они спросили: "Например, электричество - это огонь?"
- Нет, - сказал я, - а... в чем собственно проблема?
Они сказали: "Талмуд говорит, что в субботу нельзя пользоваться огнем, поэтому мы должны знать, можно ли использовать электрические приборы в субботу?"
Я был шокирован. Наука их совсем не интересовала! Наука влияла на их жизнь ровно в той степени, в какой она помогала им лучше толковать Талмуд! Их не интересовали ни окружающий их мир, ни природные явления; они стремились лишь разрешить для себя какой-либо вопрос, поднятый в Талмуде!
А потом однажды - по-моему, это была суббота - я захотел подняться в лифте, около которого стоял какой-то парень. Подходит лифт, я вхожу в него, он входит вместе со мной. Я спрашиваю: "Вам какой этаж?", - и уже готов нажать на кнопку.
- Нет, нет! - говорит он. - Я должен нажать кнопку для Вас.
- Что?
- Да! Мальчики, которые здесь учатся, не могут нажимать кнопки по субботам, поэтому я должен делать это для них. Видите ли, я не еврей, поэтому я могу нажимать кнопки. Я стою у лифта, они говорят мне, какой этаж, и я нажимаю для них кнопку.
Это действительно обеспокоило меня, поэтому я решил подловить студентов во время логического обсуждения. Я воспитывался в еврейской семье, а потому мне был известен тот тип педантской логики, который следовало применить, и я подумал: "Здесь можно развлечься!"
У меня возник такой план. Для начала я спрашиваю: "Взгляды еврея может разделять любой человек? Потому что, если это не так, то в них на самом деле нет ничего ценного для человечества... ля-ля-ля". Тогда им придется сказать: "Да, еврейские взгляды подходят для любого человека".
Потом я немножко повожу их вокруг да около, спрашивая: "Этично ли поступает человек, который нанимает другого человека для того, чтобы тот делал что-то, что неэтично делать ему самому? Наймете ли вы человека, чтобы он, к примеру, совершил для вас ограбление?" Я будут постепенно загонять их в угол, медленно, аккуратно, пока ловушка не захлопнется!
И, вы знаете, что произошло? Они студенты-раввины, так? Они оказались в десять раз умнее меня! Как только я готов был посадить их в лужу, они увертывались, выкручивались, вывертывались, - не помню, как, - но они освобождались! Я думал, что изобрел что-то нове-
138
нькое - куда там! Этот вопрос обсуждался в Талмуде веками! Они с легкостью утерли мне нос, выкрутившись мгновенно.
Наконец, я попытался убедить студентов, что электрическая искра, которая так заботила их, когда они нажимали кнопки лифта, не является огнем. Я сказал: "Электричество - это не огонь. Это не химический процесс, коим является огонь".
- Да? - удивились они.
- Но электричество, безусловно, присутствует между атомами в огне.
- Ага! - сказали они.
- А также и во всех других явлениях, которые происходят в мире.
Я даже предложил практическое решение исключения искры. "Если вас беспокоит именно искра, то можно параллельно ключу поставить конденсатор, тогда электричество будет включаться и выключаться без искры". Но, по какой-то причине, эта идея им тоже не понравилась.
Для меня это было настоящим разочарованием. Вот они, медленно взрослеющие мальчишки, растут только для того, чтобы лучше толковать Талмуд! Представьте! В наше время ребята учатся, чтобы войти в общество и делать что-то - быть раввином - и считают, что наука может быть интересна только из-за того, что некоторые новые явления несколько осложняют их древние, наивные, средневековые проблемы.
Р. Ф.Фейнман. «Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман!» 157
|
