Диалог и парадиалог как формы дискурсивного взаимодействия в политической практике коммуникативного общества
Скачать 0.63 Mb.
|
| Глава первая «ДИАЛОГ И ПАРАДИАЛОГ КАК ФОРМЫ ДИСКУРСИВНОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ В ПОЛИТИКЕ: ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ НАУЧНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ» имеет критическую и конструктивистскую составляющие. Первая выражена в критическом анализе проблемных моментов и узловых точек теоретического осмысления диалога, обнаруживаемых в политологии и смежных с нею научных дисциплинах. Конструктивистская часть главы нацелена на построение конкретной методологической модели, адекватной задачам диссертационного исследования. В параграфе 1.1. «Диалог и парадиалог как формы политического дискурса: теоретические проблемы исследования в современной научной литературе» дана экспозиция теоретико-методологических вопросов в изучении политически релевантных диалогических практик. Для прояснения вопроса о сущности и специфике диалогического общения вообще и политического диалога, в частности, автор вначале обращается к отечественной лингвистике. В этой связи акцентируется базисный статус диалога по отношению к другим формам языкового общения, а также присущие разговорному диалогу многочисленные отступления от речевой нормы. Ввиду этих качеств диалогического общения отмечается уязвимость чисто семантического (когнитивного) подхода к политическому языку, необходимость учета властного потенциала диалогического взаимодействия, а также анализа отрицательного (аномального) речевого материала, релевантного для парадиалогического дискурса. Здесь автор акцентирует – как методологически важные для диссертационного исследования – понятия «коммуникативного саботажа», «коммуникативных неудач» и «языковой демагогии». Далее отмечается, что для успешной концептуализации политического диалога и парадиалога лингвистический подход должен, во-первых, получить междисциплинарную перспективу; во-вторых, конкретизировать – сообразно специфике политической сферы – философские концепты диалога; в-третьих, сфокусировать внимание на специфике политического диалога посредством адекватного политической практике метода. В этой связи автор оценивает вклад зарубежных и отечественных философов в осмысление специфики диалогической коммуникации. При этом анализируются – в междисциплинарной перспективе – конкретные проблемы концептуализации диалога в научной литературе. Среди них называется отличие диалога от просто разговора и полемики, особенности диалектической логики диалога, а также соотношение разных социальных, культурных и исторических форм диалогического взаимодействия. Особая проблема теории диалога касается его субъектности. Является ли равенство субъектов общения непременным условием диалога (в том числе, политического диалога)? Для политической теории и практики этот вопрос имеет принципиальное значение, так как он затрагивает специфику политического поля и требует конкретизации лингвистических и философских понятий, используемых при описании и анализе вербальных (семиотических) практик. Приемлемым для автора является понимание отношения диалога и полемики, ориентированное на традиции символического интеракционизма Дж.Г. Мида. Важными для диссертации проблемными сюжетами, представленными в современной социальной и гуманитарной литературе по диалогу, является, во-первых, специфика и перспективы диалога между разными культурами (цивилизациями) и системами ценностей (религиями, этиками, идеологиями и т.д.); во-вторых, концептуализация квази-, псевдо- анти- и парадиалогического дискурса; в-третьих, роль новых (интерактивных) коммуникационных технологий в развитии современной демократии. Параграф 1.2. «Парадигмально-методологические основы изучения диалога и парадиалога как форм дискурсивного взаимодействия в политике» начинается с проблематизации популярной в российской научной литературе схемы типов научной рациональности (научных парадигм) – классической, неклассической и постнеклассической. Критикуя эту схему за недооценку социогуманитарной составляющей научного знания и сужение роли античной науки, автор предлагает оригинальный концепт исторически сменяющих друг друга, но диалогически между собой связанных, трех научных парадигм – классической, неклассической и неоклассической. Затем автор переходит к более подробной характеристике специфических эпистемологий, присущих данным парадигмам. Подчеркивая релевантность диалога для всех парадигмальных эпистемологий, автор вместе с тем указывает на их специфические отличия. В рамках каждой из парадигм проводятся параллели между диалогическим элементом научного познания, специфическим диалогизмом общественно-политической практики и соответствующими концептами философско-политической мысли. Особое внимание в параграфе уделяется понятию неоклассической научной парадигмы. Опираясь на идеи Дж. Г. Мида, И. Пригожина, И. Стенгерс, М.М. Бахтина, Ю.М. Лотмана, В.С. Степина, А.В. Лубского и других ученых, автор выдвигает тезис об универсальном диалоге как ключевом концепте неоклассической рациональности, а также рассматривает его политические и политологические экспликации. Подчеркивается, что принципиальную новизну неоклассическому пониманию политического диалога придает диалогическая онтология современного (постиндустриального, информационного, коммуникативного) общества, делающая необходимым дифференцированное и плюралистическое понимание его субъектов, предметов и форм. Прояснив парадигмальную основу своего исследования, автор предлагает его методологический конструкт, отвечающий неоклассической научной парадигме. Этот конструкт мыслится как альтернатива двум крайним (в рамках неклассической парадигмы) подходам к диалогическому дискурсу. Первый (системно-информационный) подход сводит содержание политического общения к процессам передачи информации и строит настолько абстрактную модель диалогической коммуникации, что она упускает из виду специфику социально-политических отношений. Другой подход в духе «постмодернистской ситуации» заменяет диалектическую рациональность диалога паралогическим многообразием разговоров. Далее, автор останавливается на методологическом приеме концептуализации, отличая его от классификации и типологизации и уточняя по ходу дела само понятие концепта. Концептуализация нацелена на теоретическое описание форм (а не только видов и типов) дискурса и предполагает его специфический диалогизм. С учетом этого момента, автор эксплицирует в заключение параграфа композиционную логику своего диссертационного исследования. Глава вторая «ПРОБЛЕМЫ КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИИ ДИАЛОГА И ПАРАДИАЛОГА КАК ФОРМ ДИСКУРСИВНОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ В ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПРАКТИКЕ КОММУНИКАТИВНОГО ОБЩЕСТВА» нацелена на то, чтобы, во-первых, критически проанализировать методологические основы существующих понятий и теорий диалогической коммуникации в политике; во-вторых, выработать в этой связи концепты политического диалога и парадиалога, отвечающие неоклассической научной парадигме. В параграфе 2.1. «Концепты ‘коммуникативного общества’ и ‘политической коммуникации’ как предпосылка анализа диалогических форм политического дискурса» автор объясняет свой выбор термина «коммуникативное общество» в ряду конкурирующих терминов, прежде всего, стремлением указать главную черту современного этапа общественного развития, не ограничиваясь «post-»-образной терминологией. Утверждается, что концепт коммуникативного общества отражает факт существенного изменения роли и качества коммуникации в протекании всех общественных процессов, включая политику. Автор подробно анализирует понятия коммуникации и коммуникативного общества, представленные немецким политологом Р. Мюнхом. При этом акцентируются понятия, релевантные для развития концепта политического диалога и парадиалога. В этой связи отмечается, что понимание Мюнхом коммуникации как совокупности социальных интеракций, в которых задействованы такие коммуникативные средства, как деньги, язык, влияние и политическая власть, во многом отвечает понятию «политического поля» П. Бурдье. Политика становится все более «коммуникативной» не столько из-за увеличения ее «маркетингового» элемента, сколько из-за конкуренции в дискурсивной сфере по поводу наименования и постановки в повестку дня определенных тем и проблем. Но и эта конкуренция не исчерпывает смысла и специфики политической коммуникации, поскольку та вынуждена (из-за прогрессирующего усложнения коммуникационных связей) строиться в форме публичного диалога как игры с ненулевой суммой. Автор развивает тезис Р. Мюнха о том, что политическая коммуникация воспроизводит характерную для рынка противоречивость: она и дает шансы на взаимопонимание, и таит в себе опасность отчуждения. Политическая борьба за «власть наречения» рождает в дискурсе инфляционные и дефляционные процессы, которые в современной коммуникативистике и медиаведении квалифицируются как квази- и псевдовзаимодействие (М.Н.Грачев) или как псевдо- и квазикоммуникация (Т.М.Дридзе и Т.З.Адамьянц). Отмечая полезность концептов коммуникативного общества, коммуникации и политической коммуникации, как они развиты у Р. Мюнха и П. Бурдье, автор вместе с тем отмечает, что структурная аналогия между рынком и политикой оставляет открытым вопрос о специфике собственно политической коммуникации. Чтобы обсуждать этот вопрос в рамках неоклассической научной парадигмы, надо в известной мере вернуться к античному пониманию политической (полисной) практики (πραξις) с ее «принципом взаимного воздаяния» (Аристотель). Автор подчеркивает, что как раз в этом направлении меняются властные отношения в современном (коммуникативном) обществе. Параграф 2.2. «‘Политический диалог’ как теоретическая проблема» нацелен на разработку понятия политического диалога, отвечающего духу неоклассической научной парадигмы. Для начала автор сравнивает между собой две концептуальные триады: «диалог – дискуссия – полемика» (А.И. Пригожин) и «незаинтересованная дискуссия – дискуссия – препирательство» (Б. Манен) и выясняет, почему политолог Б. Манен избегает использования концепта «политический диалог». Далее рассматривается, почему в коммуникативной модели демократии, развитой Хабермасом, категория политического диалога в собственном смысле оказывается мало востребованной, из-за чего выпадает и проблема квази- и парадиалогического взаимодействия. В этой связи автор подчеркивает, что в политической коммуникации есть потребность не просто в дискуссиях и обсуждениях, но в «диалогичности высшего порядка» (А.И. Пригожин), противоположной эристике (полемике). В неоклассической парадигме такая диалогичность предполагает «принуждение лучшего аргумента» (Ю. Хабермас), в противоположность постмодернистскому тезису, будто всякое логическое принуждение и связанная с ним критика ведут не к диалогу, а к отчуждению (К. Герген). С другой стороны, в политическом диалоге, в отличие от философской беседы, обмениваются не просто идеями, но символически представленными интересами. В подкрепление этого положения автор ссылается на развиваемый П. Бурдье тезис о релятивистской структуре «политического поля» с его «полемикой под видом полисемии» и «самореализующимися пророчествами». В связи с этим автор формулирует дилемму политического диалога. Он не может начинаться без известного равенства сторон (в отличие от коммуникативного насилия). Но при равенстве сторон диалогический дискурс рискует оказаться далеким от политики, коль скоро политические отношения мыслятся как принципиально неравные, асимметричные (господство – подчинение). Решение упомянутой дилеммы автор видит в реальной практике политического самоуправления, где осуществляется переход от вертикальных отношений господства-подчинения к горизонтальному взаимодействию в режиме team work с его сменой ролей властвующих и подвластных. В целом, анализ политического диалога со стороны его специфической дискурсивной формы связывается автором с методологической традицией символического интеракционизма, в особенности, с Мидовскими концептами «разговора-диалога» (conversation) и «дискурсивного универсума». Развивая, со ссылкой на лотмановское понятие «диалогической ситуации», эти концепты в духе неоклассической парадигмы, автор замечает, что равноправие партнеров не выступает неотъемлемым условием политического диалога. Скорее, оно является результатом взаимной корректировки взглядов, интенсивного взаимного обучения, подвижек в самой идентичности субъектов диалога, в модификации их интересов. В заключение параграфа автор останавливается на различии между диалогом как политической стратегией и политическими стратегиями в отношении диалога. В параграфе 2.3. «Диалог, квазидиалог, парадиалог: типологизация дискурсивного взаимодействия как задача политического дискурс-анализа», с одной стороны, исследуется теоретико-методологический аспект представленных в политическом дискурс-анализе классификаций, типологий и морфологий дискурсивных взаимодействий. С другой стороны, автор предлагает оригинальную типологию квазидиалогов, значимую для политической коммуникации. К политически релевантным видовым отличиям диалогических взаимодействий автор относит различие разговорных и неразговорных диалогов, диалогов-унисонов и диалогов-диссонансов, публичных и непубличных, формальных и неформальных, медийных и немедийных диалогов. Обращаясь к типологиям диалогического взаимодействия, автор акцентирует различие диалога с равными и неравными партнерами, а также различие кооперативного и конфликтного типов диалога. Подчеркивается, что типологическое различение деловых, художественных и повседневных диалогов скрывает в себе существенное для концептуализации парадиалогического дискурса различие предметных и беспредметных разговоров. В этой связи отмечается значимость для политической коммуникации разговорных диалогов в неформальной, повседневной обстановке. В целом, для политического дискурс-анализа автор считает релевантным типологическое различение таких «сценических площадок» публичных политических диалогов, как неформальные ситуации, социальные институты (учреждения), медийное пространство. Отмечается существенность для политического дискурс-анализа типологизации диалогических практик с учетом интенций их участников. Морфологию политических диалогов автор выстраивает с опорой на М.М. Бахтина, по степени рефлексивного взаимодействия сторон. В качестве вспомогательного средства концептуализации парадиалога как формы дискурсивного взаимодействия автор конструирует тип реального (нормального) диалога, отличая от него квазидиалогические дискурсы. Последние конструируются в зависимости от невыполнения какого-либо из главных признаков нормального диалога. Автор подробно останавливается на типологии псевдодиалога как подтипа квазидиалогического дискурса, широко представленного в медиапространстве коммуникативного общества. Однако из всех квазидиалогических типов особенно важным для политического дискурс-анализа автор считает парадиалог, который в симулятивной форме отрицает диалектический признак нормального диалога. Глава третья «ПОЛИТИЧЕСКИЙ ПАРАДИАЛОГ КАК ДИСКУРСИВНЫЙ ФЕНОМЕН КОММУНИКАТИВНОГО ОБЩЕСТВА: ПРОБЛЕМНЫЕ МОМЕНТЫ ТЕОРИИ» посвящен теоретико-методологическим проблемам концептуализации политического парадиалога в аспекте его дискурсивных особенностей. В этой связи автор анализирует лингвофилософские аспекты парадиалога как формы дискурсивного взаимодействия в политической практике коммуникативного общества. Далее, предметом анализа выступает широкий прагматический контекст парадиалогического взаимодействия, в котором акцентируется его регрессивные, игровые и симулятивные аспекты. В параграфе 3.1. «Разговорный парадиалог в аспекте семантики и прагматики политического языка» автор анализирует дискурс разговорного парадиалога как типичного вида парадиалогов. Оценивая заслуги «интент-анализ» разговорных политических диалогов для концептуализации политического диалога, автор замечает, что данный анализ не раскрывает вполне специфики разговорного политического парадиалога. Внешне парадиалогический дискурс обнаруживает сходство с постмодернистской литературой. В этой связи автор сталкивает концепты М. Бахтина и Ж. Делеза, показывая, что последние более уместны в качестве средства описания феноменологической картины парадиалогического взаимодействия. И как следует из этого описания, парадиалог есть не открытое уничтожение, а систематическая подмена рефлексивно-диалектического принципа интерсубъективности, присущего настоящему диалогу, эстетическим принципом подражания. Причем эта подмена осуществляется в симулятивно-пародийной форме, которая обнаруживает специфические черты постмодернисткого «пастиша» и «квазиконъюнктивного синтеза». Автор указывает в этой связи, что постмодернистский тезис о «растворении социального субъекта» в результате «рассеяния языковых игр», образующих «необходимый для существования общества минимум связи» (Ж.-Ф. Лиотар) приобретает в политическом парадиалоге контрпродуктивный смысл, ведущий к мистификации реальной логики политического процесса. Далее автор детально анализирует дискурс разговорного парадиалога в аспекте его семантики и прагматики. В семантическом аспекте акцентируется бессмысленность (бессвязность) парадиалога. Анализируются конкретные дискурсивные формы, в которых это выражается. Замечается, что дискурс политического парадиалога обнаруживает существенное сходство с литературой нонсенса и абсурда, причем не только своей семантической абсурдностью, но также своим специфическим диалогизмом и языковой паразитарностью. Далее, в параграфе констатируется специфическая прагматическая абсурдность парадиалога. Чтобы это показать, автор вначале уточняет условия прагматической связности нормального диалога, нарушение которых ведет к диалогически аномальным дискурсам. Своей семантической и прагматической абсурдностью парадиалог симулирует коммуникацию, фактически нарушая лежащий в ее основе принцип кооперации. Резюмируя, автор замечает, что в анализе парадиалогического дискурса методологически важно, во-первых, отличать его семантическую бессмысленность от бессмысленности прагматической; во-вторых, отличать коммуникативный абсурд от коммуникативного нонсенса. В зависимости от интенций участников общения (предметная или беспредметная установка), а также от онтологического статуса коммуникативной ситуации (диалогическая, недиалогическая, псевдодиалогическая), автор различает три жанра парадиалога: абсурдистский, нонсенсный и парадоксалистский. Если хотя бы один из участников парадиалога настроен на предметный разговор, имеет место абсурдистский диалог, в котором эта предметная интенция сводится к абсурду. Как правило, это предполагает реальную диалогическую ситуацию. Главной отличительной чертой нонсенсного диалога выступает беспредметность дискурса всех участников общения, что, как правило, предполагает наличие псевдодиалогической ситуации. Парадоксалистский диалог имеет место в случае парадоксального коммуникативного поведения хотя бы одного из участников общения, что, как правило, разыгрывается в парадоксально-коммуникативных рамках диалогической ситуации. Типичным случаем парадоксалистского диалога является общение в рамках «коммуникативных ловушек» (double bind). В параграфе 3.2. «Регрессивность парадиалогического дискурса как проблема теории демократии» анализируется регрессивность парадиалога с точки зрения способности рационально судить о политике. Анализ ведется в ключевых терминах симуляции, имитации и пародии. Стремясь определить регрессивность парадиалога со стороны его дискурсивной формы, автор выдвигает тезис о том, что эта регрессивность заключена в статусе парадиалога как формы игровой, несерьезной деятельности, подменяющей собой серьезную. При этом распад социальной иерархии как эффект ролевого обмена участников несерьезной деятельности выступает в парадиалоге субститутом выравнивания позиций, характерного для рефлексивной диалектики настоящего диалога. Следующий тезис: парадиалог есть не просто игра в диалог, а «игра в игру в диалог», а именно, в форме пародирования реальных видов и жанров игровой деятельности. В этой пародийной форме парадиалогическая псевдоигра производит радикальное смешение всех видов игры, превращая их из самоцелей в инструмент политических стратегий. Далее в параграфе рассматриваются средства и способы концептуализации того, каким образом в парадиалоге пародируются различные формы «игры в диалог». Вначале анализируется момент подражания художественной игре. Здесь упоминается специфическая форма дискурса – политическая театральность, которая склонна не признавать свой игровой статус. Затем проводятся параллели между парадиалогом и параноидными (бредовыми) расстройствами психики. Здесь фиксируется специфический вид парадиалогического «систематизированного бреда» и «мифомании». Автор подчеркивает, что театральность и бред присутствуют в парадиалоге именно в пародийно-симулятивной форме, а не фактически. Еще одним предметом такой пародии выступает инфантильное поведение. В этой связи автор проводит сравнение парадиалогического взаимодействия с детскими дошкольными играми. Вслед за Й. Хёйзинга, автор квалифицирует парадиалогический дискурс как «псевдоигру», представляющую собой «контаминацию игры и серьезного», с целью утаивания истинных политических намерений. Этот, сугубо политический, аспект регрессивности парадиалогического дискурса автор развивает с опорой на теорию «параноидальной» или «постмодернистской» демократии. Вслед за традицией «культурной критики» капитализма, параноидальная демократия описывается автором в контексте разнообразных форм регрессивного дискурсивного взаимодействия, характерных для «постмодернистской культуры». При этом автор опирается на деборовский концепт «общества спектакля», на анализ Н. Постманом и П. Вирилио иррационализирующих и инфантилизирующих тенденций телевидения, а также на феномен массово-принудительной и монологической по сути «радикальной критики» как элемента «постмодернистской демократии» (И. Джохадзе). |
Похожие:
 | Система взаимодействия власти и общества Институты политического опосредования: понятие и явление • Лоббизм и его место в системе взаимодействия власти и общества • Основные... |  | Тема Политика, как социальное явление. Политика как компонент структуры... Минаков В. Б. Политология. Методические указания к семинарским занятиям для студентов всех специальностей очной формы обучения. Тюмень:... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Иначе говоря, любая политическая теория, как и формы политической деятельности, укоренены в культуре и выражают дух своего времени.... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Ах общества: экономической, политической, социальной, духовной; изучить ключевые понятия сфер жизни общества, такие как труд, семья,... |
| Тема. Формы участия граждан в политической жизни. Автор Жиронкина Л. Н Формы участия граждан в политической жизни связаны с самыми разными вопросами: права и морали, свободы и ответственности, прав и... | | О подготовке и проведении всероссийского фестиваля «русский язык... Федерации, а также позволяет выразить в различных формах и направлениях деятельности видение русского языка как национально-культурного... |
| Бюджетная система РФ В результате коммуникативного взаимодействия с учителем, ученик называет тему урока, ставит задачи | | Самоуправления с общественностью Нижневартовске. В деятельности органов местного самоуправления используются различные формы взаимодействия с представителями гражданского... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Межэтнический и межконфессиональный диалог как консолидирующая основа общества в борьбе против глобальных угроз | | Реферат по дисциплине «Политология» на тему: «Изменение понимания... «Изменение понимания политической организации общества от древности до современности» |
| Причины и характеристика конфликта взаимодействия современного общества и природы Экология как наука. История формирования. Отрасли и научные направления экологии | | Но как на практике организовать такую интеграцию с учетом необходимости... И. И. Торботряс, заведующая кафедрой словесности, С. П. Доброшевская, кандидат биологических наук, руководитель области взаимодействия... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Нарративный анализ как один из методов дискурсивного анализа. Схема проведения нарративного анализа 41 | | Конкурсе рефератов и эссе на тему «Конституция Российской Федерации... Целью Конкурса является повышение уровня знания и понимания молодежью Конституции Российской Федерации как документа, определяющего... |
| Контрольные вопросы Расскажите об основных политико-психологических... Основные вехи истории бихевиоризма, его достоинства и недостатки. Психологическое содержание политики как сферы деятельности. Психологические... | | Технология коммуникативного моделирования на уроках литературы В школьной практике урок литературы может быть стандартной дидактической схемой, или может стать талантливым речевым произведением... |
