Дмитрий Ахметшин
Скачать 2.8 Mb.
|
| Глава 7 Ислам возвращается домой, дослушивая на ступенях общежития уходящую грозу. Смотрит на тёмные окна. Яно спит. Поднимается, редкие курильщики провожают его сонными глазами, открывает ключом дверь. Нет, не спит. Его ещё нет дома. Странно, Яно никогда нигде не задерживается. Ислам размышляет, хочется ему спать, или нет. По всему выходит, что не слишком. Садится к компьютеру, включает музыку, и в этот момент слышит, как Яно входит в комнату. Туфли стучат бодрее и весомее, чем обычно, и Хасанов чувствует, словно радарами, лопатками, как сосед по комнате застыл на пороге. Как принимается расшнуровывать ботинки, переложив свой Значительный Вид на сгиб локтя. Обычно его не слышно ровно до тех пор, пока не разуется, не повесит на крючок пальто и не коснётся плеча, чтобы добиться внимания Ислама и печальным тоном попросить убавить музыку. От этой его привычки Хасанов не раз проливал на клавиатуру чай. Внутри нарастает, как снежный ком, любопытство, Ислам чувствует, как трепыхаются, чувствуя его приближение, лёгкие. Спрашивает: - Что такое? Выглядишь так, как будто тебе тётя из Амстердама посылку прислала. - У меня нет тёти в Амстердаме, - говорит. Бережно ставит свой Значительный Вид на стол перед самым носом Ислама, и тот жадно раздувает ноздри. Чего он действительно терпеть не может, так это загадочного выражения на чужом лице. Хочется кликнуть по нему правой кнопкой мышки, и щёлкнуть – «распаковать». - Давай уже, не тяни. Молчит, и лицо такое загадочное-загадочное. Значительное. Видно, из самого лезет из всех щелей, Значительный Вид трепыхается, как парус на ветру, вот-вот пойдёт прорехами. - Сделай музыку потише, пожалуйста. Сама невинность. Змей-искуситель. Суккуб. Ислам выключает винамп, отрубает от сети колонки. - Доволен? Теперь выкладывай. - Я познакомился с очень интересными ребятами. - Что за ребята? Ты познакомился с проститутками? - Никакие не п-проститутки! В минуты волнения Яно слегка заикается. Правда, количество вещей, которые могут по-настоящему тронуть его за живое, стремятся к минус бесконечности. Яно есть дело до всего, но он легко может уйти из одного своего мира в другой, если в первом на него кинут недобрый взгляд или не станут слушать. У всех остальных же есть только здесь и сейчас Уходит в свой конец комнаты, где сбрасывает с себя все социальные нормы, так же, как до этого сбросил кеды. Потягивается, и с наслаждением ныряет в своё янь. Сомик, которую выпустили в родной аквариум. Зарывается в ил, в груду цветных маек, книг и карт на диване, наружу торчат только глаза. Кровать под ним колышется, из-под одеяла во все стороны лезут подушки. Он всегда спит одновременно на трёх подушках. А когда настроение портится, или, наоборот, взлетает до небес, достаёт ещё одну, синюю с ярко-жёлтыми месяцами и звёздами на наволочке. - Ладно. Хорошо, не проститутки. Прости мне моё желание сострить. Оно иногда опережает здравый смысл. - Оно всегда его опережает, - укоризненно. И снова молчание. Не молчание, а скорее его эквивалент общения. Так молчать может только Яно. Вроде и молчит, а в то же время – общается с тобой. И действительно — посидишь с ним вот так вот, и возникает ощущение, что хорошо поговорили. Только вот о чём — не помнишь. Нет, ну в конце-то концов! Сколько можно! - Выкладывай давай. Яно вскакивает, и начинает прохаживаться по комнате, в волнении залезая носками на половину Хасанова. Граница колеблется, словно линия прибоя, и вещи начинают переваливаться на эту половину. Неряшливая тетрадка с набором нот для духовых инструментов всё ближе к исламовому стулу, коробочка с разноцветными шариками-прыгунами опрокидывается, рассыпая содержимое. - Я познакомился с такими ребятами… - Солдат шёл по улице домой, и увидел он этих ребят, - насмешливо декламирует Хасанов. Яно замахал руками: - Ты не понимаешь! Это ребята такие же, как мы. Против всего. - Как это? - Ну, помнишь, как мы листовки отдирали. - Ну. - Они так тоже умеют. - Да ладно. - Точно. Только у них, как это… калибр другой. - Занимаются щитовой рекламой? Яно объясняет, и Ислам заинтересованно спрашивает: - Нечто вроде анархистов, или этих, как их… несогласных. Это у них ты весь день пропадал? - У них. И пойду ещё завтра! - Что же, если они хотят прибрать на улицах, то я вас благословляю. Смотрите только, не настрогайте детей. Яно подходит совсем близко, волоча за собой за обвивший ногу провод зарядник от телефона. Заглядывает в лицо Хасанову. - А пошли завтра после пар со мной? - Это же твои друзья. - Ты работаешь? - Нет… - Вот и идём. Тебе они тоже понравятся. Яно снимает очки, чтобы протереть стёкла низом майки, и на лице проступает несвойственное ему упрямство. Ислам удивлён этому так, что не может не согласится. Хасанов подозревал, что ехать далеко не придётся, наверняка эти волшебные люди сидят где-то под боком. Но что настолько под боком, стало для него сюрпризом. Сразу после пар Яно с таинственным выражением потащил его по тёмным закоулкам университета. На первом этаже много закрытых кабинетов, и в одну из таких дверей, ничем не отличающихся от других, эстонец и стучит. В двери обозначается щель: - Это ещё кто такой? Яно подтаскивает Ислама под лучик света, и Хасанов наблюдает внимательный глаз и краешек чьего-то небритого подбородка. - Он мой друг. - Какой ещё друг? – не унимается страж. - А ты кто такой? Яно роняет руки. - Я же вчера. Я же был вчера... с Наташей. Ну как же? - Ааа. С Наташей. Пароль помнишь? – спрашивают с сомнением. - Не помню, - сокрушается Яно. - Ладно. Проходите. Их впускают внутрь, и обстановка наносит удары по органам чувств. На зубах, словно жвачка, горький запах клея, сладковатый типографский запах, такой, который бывает от свеженапечатанных книг, всё вместе замешано на сухом механическом тепле. В ушах пробкой становится звук десятка голосов, какой-то скрежет, стук, как будто, к этому примешивается невозможный в этой обстановке истеричный перебор клавиш пианино, пианист, похоже, ударяя по клавише, попадает пальцами по обоим соседним. В этой какофонии с трудом угадывается Чайковский. «Времена Года» его обретают какие-то новые оттенки – словно в разгар лета над твоей головой разворачиваются небеса и начинает идти снег. Из другого угла надсадно звучит на какой-то дедовской УКВ-волне радио. Даже воздух, кажется, лижет наждачкой кожу. - Пароль запомнил? Яно пытается перекричать шум. - Какой пароль? Ислам одурело вертит головой. Мимо сразу во все стороны носятся какие-то люди. - Не помню. - И я о том же. - «Не помню» - это пароль. Он у них постоянный. А наружу пускают разные идиотские пароли вроде «Честь и кровь» или «Заветы нового Мира». Потому что желающих сюда попасть мало не становится. Хитро, правда? Хасанов зачарованно кивает. Клуб у них и впрямь знатный. По головам людей здесь считать бессмысленно – всё равно, что пытаться сосчитать выводок мышей в одной клетке. Все чем-то заняты, металлический голос диктора с радио тонет в гуле голосов. Курят прямо здесь, и банки с окурками блуждают по залу, словно бутылки с чудесными посланиями где-то в Тихом океане. В беспорядке бродят стулья, иногда зачем-то забираясь друг другу на спины. У окна громоздится целая пирамида из таких вот акробатов. С другой стороны могучий рояль, несколько сдвинутых вместе столов перед ним превращены не то в лабораторию, не то в столовую. Там склянки на хрупких спицах, какие-то немытые блюдца. Ислам вытягивает шею, пытаясь разглядеть пианиста, но тот уже исчез, оставив после себя поднятую крышку и затихающие под потолком звуки басовых клавиш. - Наташа! – зовёт Яно, и устремляется вглубь зала, протискиваясь среди вспотевших тел. Наталья высокая, тонкая, как спица, Ислам видит, как она ныряет в толпу своих соратников, чтобы вынырнуть с другой стороны, уже возле Яно. - Яник - говорит она ласково, и тянет к нему руки. - Ты к нам вернулся. Встряхивает головой, так, что волосы чиркают по шее. Очень выразительно, и сразу понятно, что это её любимый жест. Не самая красивая девчонка, - решает Ислам. – Очень уж своеобразное лицо. Нос выдаётся вперёд, как будто у хищной птицы, да ещё с заметной горбинкой. Вообще, лицо немного вытянуто, как будто бы за этот нос ещё и взялись и потянули. Зато волосы роскошные. Угольно-чёрные, но с крашеными в красный кончиками. Каре, чёлка плещется почти на глазах, и когда она встряхивает головой, брови мелькают угольными росчерками. Великолепные брови. Такие стоит прятать, дабы не показывать первому встречному. А только тем, кто достоин. И ещё рот очень красивый. Большой, с пухлыми чётко очерченным губами – тоже очень неординарный. Губы она не красит совсем, и это, на взгляд Хасанова, ей очень идёт. Такая штука – этот рот – кому-то, быть может, и не понравился бы, кто-то не обратит внимания, а вот его зацепило. Яно тычет пальцем в Ислама, что-то говорит на ухо девушке, и она улыбается. Подходит ближе, тянет руки, и вместо рукопожатия смыкает их за спиной Ислама. От неё пахнет тонкими дамскими сигаретами. - Ты друг Яника? - Сосед, - смущённо отвечает Ислам. - Как замечательно! Нам здесь нужны новые люди. Будем знакомы. Я Ната, там вон Тумаков, Славик, это Арамис, вон там, дальше, под окном, Вася. Это Алёна, а вот этот шустрик – Митя. Мы здесь… это София. София, поздоровайся с Исламом. Мы здесь живём очень дружной компанией. Я тебе потом всё расскажу. Работаем над тем, чтобы жизнь наших друзей, и просто людей вокруг, стала чуточку лучше. Вносим свой крошечный вклад. Помогаем ребятам противостоять произволу и взяточничеству учебных заведений. Говорит она быстро, язычок так и мелькает, замешивая слова в густой коктейль. Говорит слегка с украинским акцентом, хотя сама на хохлушку не похожа. Во всяком случае, Хасанов их представлял по-другому. Лицо очень живое, особенно губы. То и дело норовят вытянуться трубочкой, растянуться во внезапной улыбке или обижено надуться. И все эти состояния обычно укладываются в две-три секунды. - У вас здесь что? Стадия постоянного ремонта? – спрашивает Хасанов. - Готовимся к митингу, - гордо говорит Наташа. - К митингу? Ислам немного скисает. Ещё всучат какой-нибудь глупый плакат... нет уж, пускай не рассчитывают. Он здесь в первый и последний раз. - Ага. Депеш мод у мэрии. Экстремальный флэшмоб – все вырядимся в тулупы и телогрейки, вроде как бомжики, и будем попрошайничать у них под окнами. И бутылки собирать. Приходи тоже. - Если не будет работы, - уклончиво отвечает Ислам. Наташа отводит их к окну, где потише. - Официально это поэтический кружок, - Наташа хихикает. – Слышали бы они, какие стихи здесь читают. Каждую неделю нас спрашивают, когда, мол, доделаем табличку на дверь. А мы всё отнекиваемся. Ведь повесим табличку – попрут какие-нибудь очкарики. Она устраивается с ногами на подоконнике, отодвинув стопку пожелтевших газет. Достаёт и прячет за ухом сигаретку. - Мы довольно недавно выбили это помещение. Точнее, я выбила. Устроила забастовку у деканата. Умоляла, просила. Говорят – нет помещений. Уходят с работы, а я сижу. Другие ребята разошлись уже, у них дела ещё были… Приходят – сижу. Точнее, нет, не так. Я вытянулась на диванчике, и делаю вид, что дрыхну. Их проняло. - Это называется, - находчивость, - вставляет Тумаков. - И что? Никогда не проверяют? – спрашивает Ислам, глубоко сомневаясь, что декану есть до этого дело. Он же, наверное, занятой дядька. - Иногда проверяют. Заходит Нина Николаевна, которая по литре у нас. Яко бы, любит стихи послушать, - она кривляется, изображая эту самую Нину Николаевну. - Но Слава читает самые свои мирные, а ещё Ахматову. Он так хорошо читает! Не оторваться. Поэтому она так часто и приходит. Мы просим его читать похуже, но он так не может. Творческая личность. Она говорит почти без перехода: - Сейчас подоспеет чай. За роялем устроено нечто вроде кухни – и жуткий беспорядок. Тарелки стоят одна на другой, к одежде прилипают крошки, везде почерневшие пятна от разлитого кофе. - Подтягивайте стулья и садитесь, где почище, - говорит Наташа. Убирает с табурета кастрюльку с остатками чего-то неаппетитного. - Ну как вам клуб? - Несколько необычно, - признаёт Ислам, а Яно отчаянно кивает. - Мы хотели сделать что-то наподобие того, как было в Бойцовском клубе. Проект «Разгром»! Смотрели, а? Вот только жить здесь проблематично. И исчезать всё равно приходится. И никаких тайных документов не оставишь, потому как два раза в неделю приходит техничка. Мы пытались выкрасть у неё график уборки, чтобы хотя бы знать, по каким дням нам готовиться отражать атаки, но – представляете? – у неё и графика-то нет. Приходит, когда приспичит. Ну куда это годиться? - Угу. Мыло-то хоть не варите, - говорит Хасанов, косясь на пробирки и приборы из кабинета химии на столе. - Не варим, - Наташа ржёт. - У нас есть неплохие спецы. Вон стоит. Ваня Липеев. Но нам это без надобности. Знаешь, как хиппи граната. Мы здесь воюем немного другими способами. Она нацеливает в Ислама палец, подмигивает. - Конечно, это не то оружие, которое есть у наших оппонентов. Поражает не тело, но мозги. Но зато у нас его больше. Баллончики с краской против каждого водомёта. Плакат после каждой дубинки. Мегафон и томик стихов против слезоточивого газа… Кстати, Ваня говорит, что эти рецепты напалма из «…клуба» нифига не работают. Которые призывают смешать бензин и апельсиновый сок… - Хорошо, - говорит Ислам. - Не хотел бы я на какой-нибудь из лекций улететь в космос. - Пытались связаться с лимоновцами, - вдохновенно говорит Наташа. - Похоже, им нужна ячейка в Самаре. Правда, сейчас, перед выборами, они там все по горло заняты. Бойкотируют их, эти выборы. А мы здесь пока занимаемся тем же самым. - Они вам так нужны? Эти лимоновцы? – спрашивает Ислам, просто чтобы что-то спросить. Яно сидит рядом, но в то же время на месте усидеть не может. Восторженно пялится по сторонам. Наташа опускает по чашкам пакетики с жёлтыми ярлычками, разливает кипяток. Не спросив, кладёт всем по две ложки сахара. - Мы им нужны. Ну, в любом случае, лучше по возможности держаться за руки. Чем нас больше, тем лучше. Правда? Внимательно смотрит в глаза сначала одному, потом второму. Пар от всех трёх кружек завязывается над головами прихотливым узлом. - Значит, вы боретесь в первую очередь с произволом преподавателей? - Не только. Просто это, - она делает на последнем слове ударение, - касается нас сейчас больше всего. Сам понимаешь. Мы просто люди, которые хотят что-то изменить. Мечтатели и раздолбаи, которые не хотят жить по правилам, которые не любят, когда их трахают старики, меняющие закорючку в зачётке на телевизоры и домашние кинотеатры. Которые трясут со студентов деньги и нагло подруливают потом к институтам на новых фордах. Я их ненавижу. Ислам смотрит на Наташу. Она разошлась не на шутку, говорит быстро и с возмущением, подбородок нервно подрагивает, в руке плещется горячий чай, и капли вот-вот полетят на колени. Отодвигается, на всякий случай. - Конечно, у них зарплата не ахти, - продолжает она. - У меня бабушка преподаватель математики в школе, получает копейки. Но это не даёт им право быть козлами. Если уж поставила тебя жизнь раком – терпи а не пытайся вертеться и думать, как бы с этого получить ещё и удовольствие. Или разгибайся, если позволяют тебе силы. Ведь верно? Она с апломбом смотрит в глаза Яно, потом Исламу, и оба синхронно кивают. - Есть планы на вечер? Очередная смена темы застаёт Хасанова врасплох. Яно уже мотает головой: - У нас нет. - Отлично. Ночью пойдём в рейд. Да, Слава?.. Пойдём, и возьмём вас двоих с собой. Темнеет в это время года не так рано, и Яно всё это время не находит себе места. Бродит по коридору, заглядывает на кухню, где в мойке уже четвёртый день отмокает от яичницы чья-то сковорода, робко выглядывает в шумную гостиную, где пульсирует в магнитофоне голос Эм Джей, дуются в карты, сдвинув головы обсуждают что-то, и отсюда кажется, что они играют в шахматы чайными чашками. Кто-то спит в кресле, и телевизор заглядывает ему в лицо, обозначает белые пятна на подбородке, опущенных веках, и на лбу, под колючими волосами. Яно никто не видит, и он топчется перед входом, а потом топает обратно, чтобы выглянуть в окно в конце коридора, или пошуметь водой в ванной. Ислам размышляет, как хорошо было бы остаться дома. Если уж на то пошло, эти ребята довольно забавные. Такие же мечтатели, как Яно, только в отличие от эстонца у этих ещё и чешутся руки. А когда у мечтателей чешутся руки – это, как правило, страшно. Потому как всё идёт наперекосяк. Хуже всего, что они не знают, за что конкретно бороться. Нет, не так… знают, имеют в голове некое абстрактное представление вселенского добра, но у каждого оно своё. Зато Яно от них без ума. Ещё бы – нашёл братьев по разуму. И только ради этого Ислам готов был этим ребятам простить всё на свете. Наконец, подступает время, и он тащит засыпающего Ислама мимо картёжников на улицу, и к торцу университета. Там многозначительно молчит компания в неброских шмотках, и Наташа машет им рукой. Здесь Слава со сдвинутой на затылок кепкой и нервными руками, которые он до поры, как револьверы, распихал по карманам. Девушка – Лида - её Ислам в клубе не видел, высокая, с округлым лицом и непослушными кудряшками. Она глазеет на всех растеряно, и у Хасанова складывается впечатление, что она сама плохо понимает, зачем пришла. И паренёк, которого представляют Арамисом, маленький и бойкий, с живым лицом и значительными ушами, настолько идеальными по форме, насколько вообще идеальны могут быть уши. Он знает о такой выдающейся черте, и поэтому на обоих мочках у него серьги, на одной две, на другой – три, а в раковине блестят гвоздики. У Наташи большая сумка. Лямка натянулась, как струна, и когда бьётся о ляжку, слышится жестяной звук. - Там краска, - отвечает она на вопрос Хасанова. – Будем рисовать. - Что-то вроде призывов голосовать за того-то и за того-то такими больши-ими кривыми буквами? Наталья фыркает. Говорит гневно, голос звенит в ушах, кажется, даже вон там, у дороги, слышно, и вся кампания принимается на неё шикать. - Мы художники. А все, кто такое творит – грязные политические прихвостни. Школьники, которых нанимают за деньги портить стены. Вандалы. На самом деле здесь идёт не пиар, а антипиар. Никому не нравятся написанные с ошибками призывы голосовать за того или за другого. Поэтому за него не голосуют. Представляешь, с ошибками! - Надписи эти не стираются, - хмуро говорит Слава. - В лучшем случае замазываются следующей ватагой школьников, нанятой уже тем, за кого призывали «голосовать». - С ошибками призывали, - встревает Наталья. - С ошибками, - соглашается Слава. - Поэтому мы превращаем их в произведения искусства. Рисуем сверху что-то симпатичное. Всё, хватит маячить. Двинули. Они напоминают не хорошо слаженную группу, а ватагу студентов-раздолбаев, возвращающихся по домам после вечеринки. Разве что песни не поют. На самом деле, это отличное прикрытие. Гораздо больше подозрений вызывают ребята в тёмных майках или спецовках, сверкающие бритыми головами и тенью скользящие по улицам. Образ которых в первую очередь возникает в голове при слове «рейд». От таких спешат убраться подальше. А отряд Славы провожают снисходительными улыбками даже припозднившиеся с работы тётки. Или брезгливо поджатыми губами – кто как. Хотя он-то как раз и не давал своей команде потерять лицо. Внимательный, губы поджаты, а в движениях грация кобры. Зыркает исподлобья туда и сюда, взбитые ветром в перья волосы и брови, которые украсили бы любого кинозлодея, довершают образ. Зато майка ярко-жёлтая, с Че Бурашкой с автоматом на груди, она лезет в глаза не хуже сигнала светофора. Мимо проплывают коттеджи, укрытые сонными яблонями, где-то там, в глубинах дворов, плывут квадраты светлых окон. Яно вертит головой, и если на него смотреть краем глаза, эти движения напоминают движения штопора. Ислам беседует с Арамисом, Слава с претензией разглядывает встречные заборы, и напоминает этими манерами дворняжку, ищущую метки товарок. - Подожди-ка, - говорит Наташа с горящими глазами, и группа мигом затихает. Будто кто-то убавил с пульта звук. – Арамис, полотенце. Вон на ту камеру. - Что она задумала, - бурчит Слава. – Беспокойная женщина. В руках у Арамиса белеет белая тряпица, на лесках парочка утяжелителей - обычных рыболовных грузил - так что конструкция напоминает рыбацкую сеть. К камере на заборе на цыпочках по «мёртвой зоне», движение, такое, как в фильмах про пиратов, когда забрасывают абордажные крюки. И на объективе повисает тряпка, залётный ветерок жуёт её, но сбросить не может. Наташа бросается туда, куда смотрела камера. Там ворота, огромная надпись ОСТОРОЖНО ЗЛАЯ СОБАКА поперёк. В руках что-то медное, баллончик с краской, шипит, распыляя красную жидкость. - Быстрее давай, - говорит Слава. Смотрит по сторонам, но свидетелей нет. Руки Наташи движутся плавно, иногда вспыхивает луч фонарика, выхватывая пятна краски. Ислам косится на Яно – тот смотрит, затаив дыхание, лицо раскраснелось – как будто это над ним сейчас колдуют с баллончиком. - Готово! – говорит Наташа. – Убирай заглушку. Отступает на шаг, чтобы посмотреть на результат. Справа и слева слышится фырканье, Лида надувает губы, чтобы не захохотать. Тумаков всё больше мрачнеет. Яно открывает и закрывает рот, как рыба на берегу. Вместо прежней надписи теперь красуется ОСТОРОЖНО, ЗЛАЯ КИСА. - Я думала, будет смешнее, - после паузы говорит Наташа. - Но запятую ты здорово подрисовала, - с некоторым сомнением говорит Арамис. – Мы же вроде как за грамотность? - Ага. Но всё равно, как-то глупо. С этой кисой… эх. Ислам больше не может сдерживаться. Ржёт как сумасшедший, стараясь только не перебудить всю улицу. Где-то залаяла тяжёлым кашляющим лаем собака. Наверняка та самая. Злая. - Ты что? – подскочила Наташа. - Это глупо… но… очень… смешно… - пыхтит он. - Ты правда так думаешь? Он кивает, и она расплывается в улыбке: - Спасибо. Полотенце спряталось в рюкзаке у Арамиса, и они спешат прочь, пока не выглянул хозяин. Слава схож лицом с недостроенным зданием, что проплывает сейчас справа, как большой ледокол. Такой же серый и с провалами глаз. Наверняка Ислам упал в его глазах куда ниже плинтуса, но всё-таки не мог остановиться – ржал до тех пор, пока вместо смеха из глотки не стало выдираться хриплое шипение. Очень скоро они находят вторую свою глобальную жертву за этот день. Дошли до микрорайона, и разделились – Арамис с Любой исчезли с каким-то секретным заданием, Слава повёл остальных за собою во дворы, и остановил возле красного новенького опеля. Сверился по бумажке с номером, и из внутреннего кармана куртки появился чехол из-под очков, а оттуда – шило с перемотанной изолентой ручкой. - Загрязняют окружающую среду? – понимающе спрашивает Ислам. - Не пори чепухи, - сурово говорит Слава. Приспосабливает шило к покрышке, появляется молоток – небольшой, хозяйственная штучка, такой есть в каждом доме. - А разве так можно? – спрашивает Яно. - Так нужно, - шепчет Наташа. – Тише. А то засекут. Ястребиное лицо поворачивается в полутьме вправо и влево. Вся напряжённая, будто гитарная струна, вроде бы стоит на месте, но кеды всё равно скрипят по асфальту, и в такт этому звуку скрипят нервы всех четверых. Звук кажется оглушительным. Удар молотка по сравнению с ним – мягкий, как будто кто-то ударил кулаком по подушке. Хлоп – и всё. Слава уже приноравливается, чтобы сделать следующую дырку. Откладывает молоток, вытягивает из обоймы другое шило и всучивает Яно. - Займись пока теми двумя колёсами. По четыре дырки в каждом, не меньше. Запомнил? Молотка второго нет, подбери где-нибудь кирпич. Вон там посмотри, около трэша, там их полно. Только свет не зажигай. Яно вертит в руках шило, длинные пальцы путаются. Ислам давит губами улыбку, и представляет, как он потом будет распутывать многочисленные узлы на руках. Эстонец вытягивает шею, пытаясь рассмотреть в той стороне кирпичи, но от друзей далеко не отходит. - Я принесу. У тебя оружие и ты нужен тут, - шепчет Ислам. - Спасибо, - лопочет Яно. Ага, вот и кирпич. Точнее, обломок, хорошие кирпичи-то никто не выбрасывает. Когда возвращается, Яно уже успел наколоться. Сопит обиженно, засунув большой палец в рот. - Может, лучше ты? – говорит. - Я вообще с тобой только за компанию пошёл. - А. Ладно… Обходит машину, неловко пристраивается к переднему колесу. - По четыре дырки в каждом, - рычит Слава. – Не меньше. - Слушай-ка, а давай мы его ещё и распишем. Шины резать – это как-то скучно, - вдруг говорит Наташа. Слишком громко. Такие люди, люди-струны, всегда прибавляют в громкости, когда в голову приходит какая-то идея. Как будто кто-то щёлкает внутри зажигалкой. Все трое хором на неё шикают. Тоже слишком громко получилось. Но возможно, - думает Ислам, - люди подумают, что это какие-нибудь ночные птицы. Да, ночные птицы, только и всего. - Поговори мне ещё тут, - сопит Слава, - Сейчас придёт хозяин, и уже скучно не будет… - Не, ну Слав. Ну серьёзно. Краски у нас хватит. - Не пори чуши. Сейчас не пасха, чтобы разрисовывать яйца этому гандону. Наташа тем не менее лезет в рюкзак, и вот уже в каждой руке по баллончику. Зажигалка полыхает вовсю, разгоняя темноту у неё в голове. - Да ладно тебе. Шины – это прошлый век. Ну пожа-алуйста. - Ладно. Несносная девчонка. Ладно, ладно. Только тише. Закрой рот, и делай всё молча. Наташа порывисто обнимает Тумакова, сумка раскрывается под её руками, баллончики норовят раскатиться в стороны. - Чья это машина? – спрашивает Ислам. Слава швыряет в него недовольным взглядом. - Селиванова. Сидит в районной администрации, некрупная сошка по образовательной деятельности. Два дня назад приезжал в универ. Не слышал? - Слышал, - признаётся Ислам. - Как думаешь, откуда у него такая тачка? Хасанов жмёт плечами. На языке вертится вопрос, и Ислам не может его удержать: - Слушай. А ты у нас учишься? - Выгнали на третьем. Ислам не уточняет, почему. И так понятно – причина выгнать такого найдётся всегда. Но Слава добавляет: - Отправил подальше пару завучей и директора. И не жалею об этом. - Его до сих пор пускают на проходной, - с гордостью говорит Наташа. – И пару раз ловили в коридорах. - До тех пор, пока я могу свободно и безнаказанно шарахаться по этому зданию, я буду возглавлять клуб. Такая безалаберность меня не просто возмущает – она танцует передо мной, как матадор перед быком. И я вновь и вновь буду выставлять рога. Как самый настоящий бык. Директор не узнаёт меня, хотя орал до хрипоты, и грозился сдать правоохранительным за неуважение к его персоне. А за что, скажите мне, я должен его уважать? Надутый гусь… Когда двадцать минут спустя они уходили через спящие дворы, автомобиль расцвёл чёрными точками и глазами на бампере, и стал похож на божью коровку этакого спортивного типа. Таким его рано утром и нашёл господин Селиванов. |
Похожие:
 | Ахметшин Рифнур Фаилевич Субаш урта мәктәбе 10 нчы сыйныф Вооружение должно было включать в себя ракеты воздушного базирования (Х-45, х-2000 и др.), а также свободнопадающие и корректируемые... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Максименко Дмитрий в костюме, за ним флаг рф, в общем как президент на сцене раздвижные ширмы от квна, закрытые, за ними парта, стул,... |
 | Также Дмитрий Викторович отметил, что подведомственное ему Министерство извлекло урок По словам министра образования и науки рф, данная мера затруднит «слив» ответов в Интернет. При этом Дмитрий Ливанов не раскрыл новые... | | Дмитрий Васильевич Шаманский, соиск канд филол н. СпбГУ, редактор... Дмитрий Васильевич Шаманский, соиск канд филол н. СпбГУ, редактор издательства «Златоуст» |
| Глызин Дмитрий Сергеевич Ярославский государственный университет имени П. Г. Демидова, 150000, г. Ярославль, ул. Советская, 14 | | 03. 10. 06 Дмитрий Соколов-Митрич Полное наименование Общества в соответствии с Уставом: Закрытое акционерное общество «Морстрой» |
| Корнев Дмитрий Геннадиевич В 1983 году окончила среднюю школу и поступила в Сочинское педагогическое училище | | Темы Вашего учебного проекта Бурин Дмитрий Александрович, Чубин Григорий Владимирович, Евстафьев Евгений Игоревич |
| Дмитрий Юрьевич Суслин Тайна золотой медали, или Как стать отличником в школе, в вузе и в жизни | | Информационный бюллетень 20 апреля 2012 года Дмитрий Медведев встретился с министрами иностранных дел и обороны России и Италии |
| Мир, в котором я живу… Пупышев Дмитрий Геннадьевич «областной центр информационного и материально-технического обеспечения образовательных учреждений» | | Обзор сми и блогосферы по теме Дмитрий Медведев провел 29-е заседание комиссии по модернизации и технологическому развитию экономики России |
| Мурманский государственный технический университет ... | | Темы рефератов по философии Болдинов Дмитрий Владиславович Материалистическая теория познания. Критика современной феноменологической концепции человеческого знания |
| «Наследие Игр. Стратегия для Сочи после 2014 года» Дмитрий Николаевич Козак, заместитель Председателя Правительства Российской Федерации | | Кулигин Дмитрий Сергеевич студент группы ау-1-м-11 Московский государственный горный университет Система автоматического управления двухвальным газотурбинным двигателем с селектором |
