Тема 8: Механизм обеспечения защищенности и управления рисками
Основные компоненты механизма обеспечения защищенности; меры атакующего характера (активная оборона, пассивная оборона, избегание); механизм управления рисками; планирование на основе способностей; механизм интернационализации.
Рассмотрим основные контуры подобной системы мер на примере угрозы применения террористами оружия массового уничтожения (ОМУ).
Механизм обеспечения защищенности от угрозы применения террористами ОМУ включает в себя четыре компонента: меры атакующего характера (уничтожение средств доставки до того, как они будут задействованы), меры активной обороны (уничтожение носителей и их нагрузки в пути), меры избегания (маневры и передислокация в зонах, не пораженных ОМУ) и меры пассивной обороны (защита от поражающих факторов ОМУ).
Следует отметить, что перечисленные меры на сегодняшний день обладают ограниченной эффективностью. Так, меры атакующего характера могут быть затруднены значительными объемами накопленных компонентов ОМУ и их носителей, что в сочетании с усилиями по маскировке, дезинформации и другими мерами со стороны потенциальных злоумышленников существенно осложняет задачи их уничтожения. Риск непреднамеренного ущерба в отношении гражданской инфраструктуры и мирных жителей, оказавшихся вблизи от объектов, подвергшихся уничтожению, может оказаться неприемлем как с политической, так и с гуманитарной точек зрения.
Меры активной обороны эффективны против некоторых видов носителей (например, самолеты и морские суда), однако достаточно уязвимы в отношении ракетных носителей среднего и дальнего радиусов действия. Данные меры требуют координации усилий многих структур и ведомств: военно-воздушных и военно-морских, пограничных, разведывательных, таможенных и т.д. Наибольшую сложность на сегодняшний день представляет противодействие профессиональным диверсионно-террористическим группам в качестве средства доставки ОМУ.
Меры избегания включают в себя действия, связанные с рассредоточением и передислокацией, эвакуацией, установлением карантина и транспортной блокады и иные комплексные усилия, предполагающие привлечение сил как военных, так и гражданских организаций.
Меры пассивной защиты от поражающих факторов ОМУ достаточно эффективны в отношении отдельных их видов, и зависимы от ситуативных факторов. Так, детекторы химического заражения достаточно надежны и эффективны, однако в отношении биологического заражения аналогичных средств на сегодняшний день не существует. Меры коллективной защиты способны оградить людей, находящихся в специально оборудованных зданиях, от воздействия ОМУ, однако эффективность таких мер предполагает учет соответствующих требований на стадии проектирования и строительства, и соответствующей координации усилий между заинтересованными государственными и коммерческими структурами. Индивидуальные средства защиты имеют очень ограниченный срок действия, и фактически обеспечивают лишь возможность выхода из зоны поражения, а имеющиеся их запасы требуют модернизации и профилактических мер.
Следует также отметить, что эффективность названных мер в решающей степени определяется уровнем координации и взаимодействия между оборонительными и наступательными, пассивными и активными компонентами, что предполагает выработку и совершенствование соответствующих доктринальных и стратегических инструментов политики в области безопасности.
Например, соответствующая подготовка к действиям в условиях угрозы и применения ОМУ должна затрагивать не только военный и приравненный к нему, но также гражданский персонал государственных и негосударственных организаций, простых граждан. Современная система гражданской обороны явным образом не соответствует этому требованию, а имеющиеся методические разработки и организационно-технические средства ориентированны на угрозы краткосрочного характера (несколько часов или суток) и игнорируют факторы более долгосрочного характера. Еще более значительные пробелы существуют в отношении террористических угроз и факторов информационной безопасности.
Механизм управления рисками обеспечивает противодействие асимметричным угрозам в области безопасности в первую очередь за счет предотвращения их возникновения и развития, а также сдерживания от обращения к ним со стороны потенциальных злоумышленников.
Превентивные стратегии главным образом опираются на меры ограничения, контроля и сокращения вооружений, исходя из предположения, что отдельные виды угроз могут быть снижены или устранены посредством межгосударственных соглашений, примером чему являются соглашения в области ограничения стратегических вооружений (ОСВ). В то же время, аналогичные меры не всегда позволяют достичь успеха, когда речь идет о технологиях двойного назначения (например, проблемы ограничения распространения ракетных и ядерных технологий). Задача сокращения и ликвидации накопленных арсеналов ОМУ в ряде стран осложняется также соображениями национального престижа, ощущениями геополитических угроз государственному суверенитету, и иными факторами стратегического характера. Преодоление этих барьеров предполагает обращение к мерам дипломатического, информационного и организационного взаимодействия, способным снизить ощущение угрозы суверенитету, укрепить атмосферу взаимодоверия, а также предложить альтернативные меры защиты национальных интересов в рамках институтов и механизмов коллективной безопасности.
В иных ситуациях, средствами сдерживания и предотвращения разработки, накопления и применения ОМУ и их компонентов могут служить международные санкции, инспекции и иные меры принудительного характера. Эффективность таких мер также оставляет желать лучшего, особенно в отношении химического и биологического оружия: исходные компоненты для их производства могут быть получены в короткие сроки, благодаря технологиям двойного назначения, на предприятиях, которые в мирное время занимаются выпуском исключительно гражданской продукции.
Эффективность превентивных мер в отношении асимметричных угроз безопасности в решающей степени определяется усилиями в области стратегического планирования, разведывательной и аналитической деятельности. Актуальная проблема как раз и состоит в том, что традиционные модели стратегического планирования в области безопасности предполагают наличие «прямой и явной угрозы» в качестве обязательной вводной. Время, которое обычно требуется для получения убедительных доказательств наличия такой угрозы, обрекает государственные структуру, ответственные за выработку стратегии в области безопасности, на запаздывание в реакции, измеряемое порой годами. Цикл принятия решений в отношении асимметричных угроз безопасности, таким образом, характеризуется недопустимо большим временным лагом.1
Смена акцентов в области стратегического планирования должна исходить из необходимости понимания и оценки широкого спектра потенциальных уязвимостей, слабых мест в системе безопасности государства, многие из которых зачастую слабо воспринимаются политическим и военным руководством, привыкшим мыслить в традиционных симметричных категориях. На этой основе может быть реконструирован и соответствующий спектр потенциальных угроз. На смену «планированию на основе фактических угроз» идет «планирование на основе способностей» обеспечения защищенности от потенциальных угроз в области безопасности (capabilities-based planning).1 Новый подход предполагает идентификацию потенциальных угроз, их ранжирование по степени вероятности и значимости, и выработку на этой основе мер превентивного характера задолго до того, как разведывательное сообщество сможет предоставить неопровержимые фактические доказательства наличия соответствующих намерений и возможностей со стороны потенциальных злоумышленников. Своевременное информирование мировой общественности о наличии эффективным мер противодействия также является компонентом превентивных усилий, призванных сформировать ощущение упущенных возможностей и бесперспективности дальнейших усилий потенциальных злоумышленников в том или иной направлении (в то же время, здесь необходим взвешенный подход, чтобы обнародованная информация не послужила для злоумышленников основанием для поиска новых уязвимостей).
Всякое применение ОМУ неизбежно представляет собой мощный информационный повод международного масштаба. Следует быть готовыми к тому, что виновная сторона развяжет информационную кампанию, направленную на оправдание своих действий (например, изображая их как ответные) либо на избегание ответственности за них. В этом отношении, «подготовка информационного поля боя»2 должна проводиться заблаговременно, формируя у международной общественности убеждение в отсутствии намерений применения имеющихся арсеналов ОМУ и в наличии политической воли в отношении их дальнейшего сокращения и уничтожения, а также запрещения производства и предотвращения их распространения. В случае же применения злоумышленниками ОМУ, информационная кампания должна быть акцентирована на недвусмысленное установление ответственности, характеристику причиненного ущерба, в первую очередь для гражданских лиц, а также обоснование правомерности ответных мер возмездия. В отсутствии ясной доказательной базы, возможно обращение к концепции «предполагаемой ответственности», возлагающей груз доказательства невиновности на потенциальных противников, обладающих значительными арсеналами ОМУ.
Интернационализация. Противодействие асимметричным угрозам современности предполагает готовность государства к интернационализации своих усилий, к взаимодействию с союзниками по целому ряду направлений, среди которых можно выделить следующие:
- достижение взаимопонимания по поводу характера угрозы. Речь идет о налаживании систематического и комплексного взаимообмена информацией, касающейся актуальных и потенциальных угроз (в особенности, связанных с терроризмом). Различные страны могут иметь разные представления о приоритетности тех или иных элементов в общем спектре угроз, тем не менее сам спектр представляет собой хорошую основу для выработки консенсуса и общего подхода в вопросах стратегического планирования.
- синхронизация методического и технического обеспечения. Речь идет о выработке совместимых стандартов и рекомендаций в отношении планов действий соответствующих национальных оперативных подразделений, их технического обеспечения, оборудования и средств защиты. Взаимообмен опытом работы играет при этом ключевую роль, в том числе и в области подготовки сил специального назначения.
- взаимообмен и передача технологий. На сегодняшний день существуют определенные объективные преграды на пути взаимообмена и передачи технологий в области обеспечения безопасности, в числе которых: опасения по поводу утечки технологий и соответственно выработки эффективных мер противодействия им; высокая стоимость новейших технологических разработок; и ряд других. Интернационализация усилий в области обеспечения безопасности предполагает усилия по преодолению этих и других барьеров.
- координация силовых действий. В случае обращения к силе в целях ликвидации угрозы миру и безопасности, действия союзников должны носить максимально скоординированный характер, в целях избегания дублирования усилий, предотвращения непредвиденного ущерба, в том числе и в отношении друг друга, минимизации ущерба для окружающей среды и инфраструктуры, осложняющего последующие действия союзников, и т.д.
- координация мер сдерживания и предотвращения угроз. Принимая во внимание упоминавшиеся выше сложности, связанные с предотвращением асимметричных угроз (например, имеющих отношение к разработке компонентов ОМУ и средств их доставки), именно совместные, коалиционные усилия в этой области представляются наиболее эффективными. Имеющиеся на сегодняшний день проблемы – в том числе, связанные с предотвращением распространения ракетных и ядерных технологий – демонстрируют скорее недостаток взаимопонимания и ограниченные возможности кооперации между заинтересованными сторонами (в том числе между США и Россией по Иранскому вопросу).
Подводя итоги, следует отметить, что асимметричные угрозы миру и международной безопасности в наши дни диктуют необходимость комплексного подхода, имеющего множественные измерения; разнообразие и изменчивый характер таких угроз требует от государственных и международных институтов, ответственных за вопросы безопасности, способности к стратегическому планированию и опережающим действиям, на основе общего понимания целей и задач, а также скоординированных усилий по их достижению.
Тема 9: Прогнозирование перспективных уязвимостей и угроз со стороны террористических структур
Основные тенденции эволюции современного терроризма; терроризм нового типа: инновации в организационной, доктринальной, стратегической, тактической и технологической областях; концепция информационных операций с разрушающим эффектом; терроризм завтрашнего дня: штрихи к портрету.
Терроризм завтрашнего дня… будет ли он более кровопролитной версией современного терроризма, возможно еще менее избирательной, но все еще полагающейся на проверенные временем конвенциональные виды вооружений и взрывчатых веществ? Или терроризм завтрашнего дня обратится к химическому, биологическому или ядерному оружию, к стратегии массового уничтожения? А может быть это будет высокотехнологичный электронный боец, путешествующий по информационным и коммуникационным сетям, разрушающий системы управления, от которых современное общество становится все более зависимым? Современные исследователи пытаются дать ответ на эти вопросы.1
И хотя сегодня вряд ли можно предугадать облик терроризма будущего с достаточной степенью уверенности, история этого явления побуждает нас мыслить широко, одновременно оставаясь в рамках здравого смысла.
В прошлом, терроризм оставался уделом групп людей, объединенных во вполне определенные организации с четкой иерархией командования и управления, обладающие более или менее ясной системой политических, социальных или экономических целей. Радикально левые организации (марксистско-ленинского, маоистского, троцкистского направлений), такие как Японская Красная Армия, Фракция Красной Армии в Германии, и Красные Бригады в Италии, с одной стороны, а также этно-националистические движения, такие как Организация Абу Нидал, Ирландская Республиканская Армия (ИРА), и Баскская сепаратистская группировка ЭТА, с другой, в полной мере соответствовали стереотипу традиционных террористических организаций. Для них характерно публичное принятие на себя ответственности за совершенные ими действия, сопровождающееся, как правило, Подробным изложением причин и целей этих действий. При всем радикализме и фанатичности целей и мотивов их деятельности, идеология таких организаций, по крайней мере, имела рациональный характер.
Существенным также является то обстоятельство, что традиционные террористические группы отдавали предпочтение высоко избирательным и узко направленным актам насилия. В качестве целей своих атак они выбирали различные объекты символического характера, олицетворяющие их врагов (посольства, банки, национальные авиалинии и т.д.), либо конкретных личностей, несущих, по их мнению, персональную ответственность за экономическую эксплуатацию либо политическое угнетение, стремясь при этом привлечь внимание к себе и своим идеям. Более того, отдельные террористические организации – например, Ирландская Республиканская Армия – имели привычку заранее уведомлять власти и общественность о предстоящих террактах.
В случаях, когда такие группы действовали в интересах определенных иностранных государств, либо прямо контролировались таковыми, такая связь всегда была очевидной, пусть даже и не доказуемой четким языком юридического обвинения. Так, вслед за превентивными авиаударами США по территории Ливии в 1986 году, Каддафи призвал Японскую Красную Армию нанести ответы возмездия по американским объектам. Стремясь замаскировать эти отношения, японская группировка заявила о действиях в интересах вымышленной организации «Анти-империалистические Интернациональные Бригады».1 Аналогичным образом, поддерживаемые Ираном террористические операции, проводимые организацией Хезболлах в Ливане в 1980-е годы, осуществлялись под флагом т.н. «Исламского Джихада».
Сегодня, наряду с подобными, традиционными и знакомыми группировками этно-националистического и сепаратистского, а также идеологического типов, появляются новые организации без явно выраженных националистических и идеологических мотивов. Эти новые террористические организации преследуют более аморфные религиозные и апокалиптические цели, имеют менее жесткую организационную структуру с распределенной системой управления и членства.
Подрывы американских посольств в Кении и Танзании в 1988 году явились одним из первых примеров деятельности таких организаций. В противоположность классическим образцам жанра, с конкретными, рациональными требованиями в духе традиционных, преимущественно секулярных террористических групп, как правило, бравших на себя ответственность за совершенные действия, в данном случае никаких заявлений об ответственности так и не поступило. Единственное послание, косвенно упоминавшее связь между взрывами в американских посольствах и задачей «освобождения священных мусульманских мест в Мекке и Медине», содержало угрозу «преследовать вооруженные силы США и наносить удары по американским интересам повсеместно».1
Существуют известные сомнения даже в том, насколько правомерно приписывать оба терракта в Кении и Танзании делу рук одной, целостной организации, либо их следует рассматривать как самостоятельные эпизоды в рамках тотальной террористической войны, объявленной Соединенным Штатам и финансируемой Усамой Бин Ладеном. В феврале 1988 года Бин Ладен обнародовал фетву о священной войне против США, вооруженные силы которых присутствуют в священных для мусульман землях Саудовской Аравии, и должны быть изгнаны оттуда. Согласно экспертным оценкам, этим призывом он мог рассчитывать на поддержку около 4-5 тысяч хорошо обученных боевиков, разбросанных по всему мусульманскому миру.
Для сравнения, традиционные террористические группировки вчерашнего дня насчитывали намного меньше участников. Согласно данным Министерства Обороны США, Японская Красная Армия и германская Фракция Красной Армии насчитывали не более 20-30 постоянных членов каждая, итальянские Красные Бригады имели от 50 до 75 членов, и даже такие известные организации как ИРА и ЭТА могли рассчитывать примерно на 200-400 активистов.2
Появление новых типов террористических движений – в некоторых случаях, с новыми мотивами и качественно иными возможностями – во многом обуславливает увеличивающуюся летальность террористических актов в последнее десятилетие.
При том, что общее число террористических актов в мировом масштабе на протяжении 1990-х годов имело тенденцию к снижению, одновременно возрастала доля инцидентов с человеческими жертвами. Согласно Хронологии Международного Терроризма,1 собранной специалистами RAND, рекордное число актов международного терроризма (484) пришлось на 1991 год (период Войны в Заливе), после чего наметился спад: 343 (1992), 360 (1993), 353 (1994), 278 (1995) и 250 (1996). В 1996 году был отмечен исторический минимум террористической активности за период в 23 года.
Напротив, показатели летальности демонстрируют прямо противоположную тенденцию. 1996 год стал одним из наиболее кровавых за весь период наблюдения – 510 человек, что на 223 больше чем в 1995 году и на 91 больше, чем в 1994 г. Аналогичные тенденции выявляет исследование, осуществленное Государственным Департаментом США по независимой методике.2 Наконец, все исторические рекорды побили первые годы нового, XXI века.
Каковы причины растущей летальности современного терроризма? Приведенные ниже факторы не только позволяют ответить на этот вопрос, но одновременно достаточно подробно характеризуют основные особенности современного терроризма, тенденции его развития и характер вызовов, которые он бросает государству и обществу в XXI веке.
Во-первых, в террористической среде крепнет убеждение в том, что общественное внимание уже не может быть привлечено к их деятельности с той же легкостью, как это было в прошлом. Общественность и СМИ стали в значительной степени менее чувствительны к раскручивающейся спирали террористического насилия на экране телевидения и на страницах газет. Таким образом, возникает мотив совершать еще более драматичные и разрушительные действия сегодня, чтобы достичь того же эффекта, которые приносили менее летальные акции вчера. Подобные уравнения, переменными в которых выступают степень охват аудитории, интенсивность освещения в СМИ, число жертв и показатель достигнутого успеха, постоянно толкают террористов вверх по спирали насилия и жестокости. События 11 сентября 2001 года стали апофеозом этой кровавой математики террора.
Во-вторых, рост летальности связан с нелегальным распространением все более эффективных и разрушительных видов вооружений и взрывчатых веществ. В 1990-е годы эта проблема была усугублена появлением на карте мира государств, правительства которых слабо контролируют собственную территорию и деятельность своих граждан, либо прямо участвуют в сомнительных сделках со странами, известными своей поддержкой терроризма.
Третья причина, тесно связанная с предыдущей, имеет отношение к активной поддержке и спонсировании международного терроризма отдельными государствами. Государственное спонсирование фактически оказывает «мультиплицирующий эффект» на террористические группировки, значительно увеличивая их ресурсный потенциал, а соответственно и возможности планирования, разведки, материально-технического обеспечения, обучения и т.д.1 Кроме того, поскольку спонсируемые террористы не зависят уже от поддержки и симпатий местного населения, они могут не беспокоиться по поводу общественной реакции на свои жестокие и кровавые акции.
В четвертых, значительные изменения в тактике, мотивах и образах врага современного терроризма связаны с усилением религиозных императивов в террористической активности за последние 20 лет. Религиозно мотивированный терроризм (в сравнении с секулярным терроризмом) демонстрирует тенденцию более высокой летальности, что объясняется радикально иными системами ценностей, механизмами легитимации и оправдания своих действий, концепциями морали, а также зачастую апокалиптическим видением человеческой истории. Для религиозного террориста, насилие есть сакраментальный акт священного долга, осуществляемый по прямому указанию некоей теологической догмы или императива, и обоснованный священными текстами. Религия, таким образом, играет роль легитимрующей силы, санкционирующей масштабное насилие против практически неограниченной категории противников (фактически, всех людей, не являющихся членами данного религиозного культа).
Пятый фактор связан со все более широким вовлечением любителей, непрофессионалов в круг потенциальных участников террористических актов.1 В прошлом, участие в террористической деятельности предполагало не только наличие соответствующей воли и мотивации, но также доступ к соответствующим возможностям: оружию, специальным знаниям, практическим навыкам и приемам. Эти ресурсы не были легко доступны, и как правило их приобретение предполагало обучение в тренировочных лагерях, и как минимум членство в той или иной террористической организации.
Сегодня, необходимые знания и методы террористической деятельности могут быть легко приобретены посредством Интернет, на электронных носителях, путем почтовой рассылки и т.д. Терроризм становится доступным каждому, кто обладает в достаточной степени неприятием существующей реальности, радикальными убеждениями, планом действий, или любой идиосинкразической комбинацией названных компонентов. Полагаясь на доступные инструкции и учебные пособия, террорист-любитель может оказаться не менее разрушительным и летальным в своих действиях – и даже более непредсказуемым и неуловимым – чем профессиональный террорист.
Террористы-любители представляют опасность и в других отношениях. Отсутствие центрального командования влечет за собой отсутствие ограничителей в отношении выбора целей и средств, и – в особенности в сочетании с религиозным фанатизмом – более высокую вероятность неизбирательных жертв. Израильские эксперты, в частности, отмечают это обстоятельство в отношении радикального исламского движения Хамас, сравнительно с его более секулярными, профессиональными и централизованными предшественниками в лице Организации Освобождения Палестины (ООП).2
Шестой фактор заключается в постоянно растущей компетенции профессиональных террористов, их способности обучаться на чужих и на собственных ошибках, используя приобретенные знания и опыт для тактической модификации и внедрении инновационных методов деятельности. Здесь работает своеобразный принцип дарвинизма: каждое следующее поколение террористов учится на опыте своих предшественников, становясь умнее, жестче и неуязвимее. С этой целью террористические организации внимательно изучают материалы судебных дел, публикации прессы, Иные источники, содержащие ценную информацию по поводу методов антитеррористической деятельности государства.
Инновации которые определят лицо терроризма завтрашнего дня следует искать в сферах организации, доктрины, стратегии и технологии террористической деятельности.
В организационном отношении, терроризм продолжит движение от традиционных, иерархических к современным, сетевым структурам информационной эпохи. Модель вертикального единоначалия, вождизма уступит место горизонтальным, децентрализованным схемам. Основные усилия будут направлены на выстраивание распределенных транснациональных сетевых систем, в противоположность традиционным самостоятельным организациям.
В технологической сфере, террористы будут все активнее делать ставку на передовые информационные технологии как в оборонительных, так и в наступательных целях, а также в обеспечение сетевых организационных структур.
В области доктрины и стратегии, некоторые террористические группы, оценив потенциал «информационных операций», которые по эффективности могут не уступать традиционным силовым действиям, террористы могут, перейдут от изолированных актов к новой стратегии, предполагающей широкомасштабную кампанию, опирающейся на тактику «роя». Т.н. тактика пчелиного роя (swarm tactics), или сворминг вызывает особый интерес экспертов в области борьбы с терроризмом.1 Сворминг предполагает наличие распределенной сети разрозненных звеньев, атакующих выбранную цель одновременно с различных направлений. Задействованные звенья сети должны быть способны оперативно и скрытно сконцентрировать силы в нужном месте и в нужное время, нанести удар, и так же молниеносно и бесследно рассредоточиться и исчезнуть, оставаясь при этом в постоянной готовности собраться вновь в другом месте.
В технологической сфере, террористы будут все активнее делать ставку на передовые информационные технологии как в оборонительных, так и в наступательных целях, а также в обеспечение сетевых организационных структур.
М.Занини, в рамках предлагаемой им концепции информационных операций (IO ) с разрушающими эффектами, прогнозирует сценарий перехода террористических организаций от преимущественного применения новых сетевых технологий в обеспечении организационного функционирования к использованию их в качестве инструмента осуществления террористических акций. При этом он обосновывает вывод о существовании трех наиболее перспективных стратегий, обеспечиваемых использованием IT и предполагающих проведение деструктивных информационных операций:
• Перцептивный менеджмент (Perception Management).
• Поражение виртуальных целей для временного прерывания функционирования информационных систем и нанесения экономического и иного ущерба ( Disruption ).
• Разрушение физических или виртуальных систем, являющихся целями террористических операций (Destruction).1
Стратегия перцептивного менеджмента предполагает осуществление информационных диверсий, акций психологического террора, провоцирование массовой паники, агрессии и иных деструктивных реакций, подрывающих основы общественной стабильности и управляемости.
Стратегия проведения террористических акций по временному нарушению функционирования информационных систем без разрушения соответствующей инфраструктуры имеет цельюоказание на противника давления для прекращения им сопротивления насилию без применения физических форм насильственных действий, вызывающих состояние страха. Способами реализации данной стратегии могут быть выведение компьютерных систем из строя с помощью внедрения электронных вирусов, использования технологий хакеров и других технологий, направленных на достижение цели нанесения значительного экономического ущерба.
Стратегия разрушения физических и виртуальных систем реализуется аналогичными способами внесения электронных вирусов для разрушения или повреждения баз данных, способных вызвать экономический ущерб, либо разрушение важных инфраструктур, обеспечивающих контроль авиаперевозок, энергосистем и водоснабжения.
В соответствии с прогнозом, представленном в исследовании М. Занини, возможны альтернативные пути эволюции сетевого терроризма. При сохранении выявленных в рамках проведенного сравнительного анализа трендов, наиболее вероятно использование IT преимущественно в организационных целях, и частично, для осуществления информационных операций с поражающими эффектами, но лишь в рамках стратегии перцептивного менеджмента.
Не исключая другой альтернативы, связанной с перспективами перехода к широкому использованию IT для проведения информационных операций с поражающим эффектом, М. Занини допускает возможность такого перехода к инновационным стратегиям террора при условии, что IT будут в достаточной степени эффективно обеспечивать реализацию стратегических целей сетевых террористических структур. В таком случае, предупреждает исследователь, возможна эволюция сетевых террористических групп в направлении применения информационных технологий для поражения целей террора, что приведет к возникновению новых и практически виртуальных сетевых групп, оперирующих исключительно в киберпространстве. Выдвигая указанную альтернативную гипотезу, М. Занини уточняет, что подобный путь эволюции действующих террористических групп возможен при условии возникновения сетевых организаций нового поколения.
Данное положение во многом совпадает с позицией Брюса Хоффмана ( Hoffman B.), также считающего, что возможность применения инновационных технологий при проведении террористических информационных операций в рамках стратегий IO с поражающими эффектами в отношении целей террора может рассматриваться лишь в отношении террористических групп нового типа. Б. Хоффман придерживается точки зрения, согласно которой большинство из действующих террористических групп консервативны и не склонны к применению IT с целью нанесения ущерба целям террора, что связано с нежеланием расходовать дополнительные ресурсы на развитие новых технологий террора при наличии достаточно развитой инфраструктуры, обеспечивающей традиционные формы террористических операций. 1
Аналогичный прогноз содержится в Отчете Национального совета по разведке США, опубликованном в мае 2005 года, в котором изложено видение экспертами ЦРУ, ФБР и АНБ (Агентства национальной безопасности) США перспектив развития терроризма.1 Специалисты НСР считают, что глобальная борьба с террором и развитие информационных технологий вынудят террористов существенно изменить организационные формы своей деятельности. К 2020 году, по мнению экспертов, отпадет необходимость в централизованном планировании и руководстве террористическими акциями. Боевики террористических групп будут получать учебные материалы, руководящие указания, технологии изготовления и финансовые средства для проведения акций через интернет и через другие самые совершенные электронные системы будущего. Новый класс боевиков будет рассматривать свою деятельность как профессию. Они будут категорически отрицать политические методы борьбы за свои идеалы, поскольку для них, как для профессионалов, это будет означать только одно - конец. При необходимости группы боевиков смогут очень быстро сплотиться для проведения совместных акций. Для этой цели они будут использовать интернет и другие технологии беспроводной связи будущего. Вполне вероятно, что консолидация боевиков будет происходить не только на широко региональном, но даже и на глобальном уровне и эти процессы будет крайне сложно отследить. Одной из форм террора могут стать атаки на компьютерные системы. В ходе этих атак будут уничтожаться компьютеры и другие наиболее важные элементы сетей передачи данных, включая интернет. Террористы будут пытаться уничтожить компоненты информационных инфраструктур, по каналам которых осуществляется управление энергетическими сетями, очистительными предприятиями, транспортом, системами связи и другими жизненно важными государственными объектами. Боевики уже не раз заявляли, что разрушение автоматизированных систем управления США является одной из их главных задач. Такие нападения могут иметь очень тяжелые последствия для экономики и привести к полной дезорганизации нормальной жизни граждан.
За прошедшие четверть века широкомасштабных и углубленных исследований данного феномена, терроризм продолжает существовать. По-видимому, терроризм следует воспринимать не столько как проблему, ожидающую своего решения, сколько как постоянно меняющуюся угрозу. Поэтому, несмотря на достигнутые успехи в предотвращении отдельных террористических актов и устранении отдельных террористов, государство сегодня нуждается в выработке ясной, реалистичной и реализуемой национальной стратегии, способной развиваться одновременно с меняющейся террористической угрозой, и даже на опережение. В основе государственной антитеррористической политики должна лежать способность осуществлять мониторинг тенденций в данной области и концентрировать ресурсы на наиболее вероятных направлениях развития, избегая в то же время дорогостоящих затрат на сдерживание периферийных угроз.
В этом свете, имеющийся арсенал государственной антитеррористической политики представляется неадекватным. Необходима выработка новых, более эффективных мер конвенционального и неконвенционального характера (в том числе дипломатические усилия, политические и экономические рычаги давления, угроза силой, применение военной силы и т.д.), более тесная интеграция антитеррористической политики с другими аспектами государственной стратегии.
Научный базис такой политики также представляется фрагментарным. Эффективный ответ на вызовы терроризма предполагает координацию усилий различных государственных ведомств. От экспертного сообщества требуется более глубокое понимание основополагающих социально-экономических и политических конфликтов, порождающих терроризм в регионах Северного Кавказа, Ближнего Востока, Балкан и других регионов мира.
Тем временем, эксперты в данной области в последние десятилетия пребывают в ожидании того, что террористическая угроза будет возрастать, выходя в перспективе на качественно новый уровень. Так, Вальтер Лакёр (Walter Laqueur)1 и Брюс Хоффман (Bruce Hoffman)2 предрекают усиление религиозного фактора, экзальтации апокалиптического толка, толкающей терроризм на путь неконтролируемой эскалации насилия, способного посеять хаос и подорвать основания мировой политической и экономической системы – нигилистический по своей сути сценарий. Фред Икле (Fred Iklé)3 полагает, что все возрастающий уровень террористического насилия способен ввергнуть мир в новую эпоху тоталитаризма.
Преимущественно пессимистические и алармистские ожидания и прогнозы, преобладающие в среде экспертов и исследователей в области борьбы с терроризма, побуждают в свою очередь к поиску новых, более эффективных средств противодействия растущей угрозе.
Между тем, конструирование мифических угроз, характерное для некоторой части научной и публицистической литературы, посвященной феномену современного терроризма, способно завести в тупик не только исследователя, аналитика, но и лиц, принимающих политические решения и ответственных за выработку государственной политики в области безопасности.
Действительно, проще всего начать с идентификации уязвимостей (они многообразны и бесчисленны), с выявления теоретически возможных противников (имя им легион), затем перейти к определению угроз – еле уловимый сдвиг в мышлении от категорий «возможности» к категориям «вероятности». Вероятность предполагает нечто большее, чем просто теоретическую возможность – здесь присутствует определенный фактический базис для прогноза и оценки. До тех пор, пока авторы таких исследований, а также лица принимающие решения, для которых они предназначены, ясно понимают практическую значимость того, что неизбежно имеет спекулятивный оттенок, ситуацию можно признать нормальной. Опасность возникает, когда спекуляции превращаются в базис для развертывания дорогостоящих усилий по предотвращению различных «а что, если», не опирающихся на реальные факты.
Такая опасность особенно актуальна в связи с обсуждением перспектив применения террористами оружия массового поражения. Перед лицом такого рода угрозы, запуганная общественность может потребовать таких мер безопасности, которые в ситуации, окрашенной паническими настроениями, способны подорвать основы гражданских прав и свобод.
В этом контексте остро встает вопрос: должно ли государство воспринимать борьбу с терроризмом в категориях защиты правопорядка, либо скорее в категориях ведения войны? Эти два ракурса диктуют совершенно различные операциональные модели государственной политики.
Если терроризм воспринимается как проблема правопорядка, на первый план выдвигается сбор улик и свидетельств, корректное установление степени вины лиц, ответственных за конкретные действия, их задержание и привлечение к суду. Восприятие терроризма в качестве проблемы правопорядка, в то же время, неотделимо от ряда проблем: сбор улик и свидетельств представляет собой исключительную сложность в случаях международных расследований, предполагающих сотрудничество со стороны различных государств; задержание подозреваемых за рубежом также представляет большую сложность; криминальный подход дает осечку и в случаях, когда задействованы государства-спонсоры международного терроризма.
Если же, с другой стороны, борьба с терроризмом воспринимается как война, вопрос установления индивидуальной ответственности отходит на второй план. Определение приблизительной ответственности – например, точная идентификация террористической группы – оказывается вполне достаточным. Сбор улик и свидетельств также представляет меньшую значимость – они не должны быть настолько безукоризненны, как того требует судебный процесс; вполне достаточно разведывательной информации. Акцент при этом ставится не на обвиняемом индивиде, но на точном определении врага.
Военизированный подход имеет свои преимущества: он вселяет уверенность в колеблющихся союзников, побуждает органы власти к незамедлительным и решительным действиям, он способен временно внести сумятицу в деятельность террористических организаций. Есть и недостатки. Такой подход способен повлечь за собой непреднамеренные жертвы со стороны собственного персонала и непричастных очевидцев; он может породить культ мученичества и спровоцировать чувство мести; он может привести к отчуждению международного общественного мнения и снизить степень межгосударственного сотрудничества; открытое объявление войны лидерам международного терроризма ставит государство перед лицом бесчисленных асимметричных вызовов.
С учетом мирового опыта антитеррористической деятельности, можно сформулировать некоторые универсальные принципы государственной политики по отношению к терроризму:
принцип упреждения террористических актов за счет правильно поставленной заблаговременной оперативной деятельности, распознанию их на стадии замысла, планирования и подготовки и срыву намеченных террористических действий;
принцип минимальных уступок террористам. В этой связи в ходе переговоров могут допускаться лишь частные, тактические уступки, позволяющие выиграть время, провести подготовительные мероприятия для проведения наиболее эффективной операции в создавшихся условиях;
принцип минимизации жертв и ущерба в ходе антитеррористической операции;
принцип неотвратимости наказания за террористическую деятельность.
|
