Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах и улицах «Добрая дорога детства» 2
Скачать 5.04 Mb.
|
| 1! рой, духовно-нравственными ценностями, стоящими выше любых I классовых интересов и партийных пристрастий, а главное - выра-;:: жает интересы общества в целом, объединяя всех живущих на дан ной территории, в данном государстве или регионе людей принад лежностью к данной исторической общности (самоидентификаци ей)»171. Л. И. Семенникова считает, что цивилизационный подход до пускает разную степень многовариантности исторического разви тия, тогда какформационный подход предлагает одновариантность исторического процесса. По ее словам, степень многообразия в рамках концепции локальных цивилизаций несравнимо выше, чем при стадиальном подходе, когда исторический процесс рассмат ривается с точки зрения всеобщности развития, и цивилизацион ный подход стремится «смягчить жесткую однолинейность истори ческих процессов»172. Она видит заслугу цивилизационного под хода в том, что он «позволил развернуться лицом к человеку в анализе исторических процессов, смягчить традиционный детер-менизм, характерный для различных вариантов марксизма и позитивизма»173. Критики цивилизационного подхода полагают, что у него имеет ся немало слабых мест. Сам термин «цивилизация» используется сто ронниками различных интерпретаций истории. В рамках историко-мзтеризяистической интерпретации этим термином обозначают либо стадию всемирной истории, либо коммунистическую формацию, либо как антоним дикости и варварства. В рамках культурно-истори ческой концепции термином цивилизация могут обозначаться ло кальные цивилизации, стадии в развитии мировой цивилизации, дихотомия Восток-Запад как два принципиально разных способа жизнедеятельности общества. По справедливому замечанию И. Д. Ковальченко, до сих пор не разработаны критерии, позволяющие объ ективно выделять и общие стадии в развитии цивилизаций, и ее ло кальные варианты (типы)174. цивилизационного и формационного подходов к ис тории на основе принципа дополнительности. Стал использовать ся даже термин «формационно-цивилизационный» подход к истории176. Часть историков при этом ссылается на необходимость выделения в истории уровней общего, особенного и единичного. По их мнению, общий уровень всемирно-исторического процесса выражается в смене формационных стадий, уровень особенного обнаруживает себя в возникновении, сосуществовании и ради кальной трансформации локальных цивилизаций, уровень еди ничного - в проявлении и существовании неповторимых социаль ных организмов177. Другая часть историков полагает, что оба эти подхода являются двумя сторонами единого целого, поскольку нельзя разорвать сами понятия «формация» и «цивилизация». Интересно то, что данное утверждение зачастую примиряет непримиримых противников. По словам сторонника формационного подхода И. Д. Ковальченко, «суть цивилизационного подхода состоит в том, чтобы «вписать» изучаемые явления в уже известную научную картину мира, рассмо треть их как повторяющиеся в новых исторических условиях вари анты аналогичной деятельности»178. Его научный оппонент А. А. Ис кандеров, в свою очередь, признает: «Не цивилизации существуют и действуют в рамках той или иной социально-экономической фор мации, а как раз напротив, цивилизация охватывает ряд социаль но-экономических формаций (если уж придерживаться данной тер минологии)»179. Некоторые исследователи полагают, что дискуссия между сторон никами цивилизационного подхода, который ставит в центр процесса исторического познания человека, и сторонниками формационного «подхода, ставящего в центр исторического познания общество, носит тупиковый характер. При этом они ссылаются на дискуссию о соотно шении микро- и макроистории в процессе исторического познания. В последние годы наметилась устойчивая тенденция к атомиза-ции исторического знания. Сторонники изучения микроистории за являют о своей приверженности широкому историко-культурному контексту180, однако не раскрывают, каким образом можно вписать «казус» в этот контекст. По словам М. А. Бойцова, при исследовании «казуса» главное - «это установка автора не на вписывание «своего» фрагмента прошлого во все расширяющийся круг заданных некими внешними теоретическими установками внешних связей, а на углуб ленное выявление собственных свойств этого фрагмента «на фоне» индивидуального личного опыта исследователя»181. В 1999 г. была проведена научная конференция, специально по священная соотношению микро- и мароистории182. На этой конфе ренции возобладало мнение о принципиальном различии и несво димости этих подходов к истории. Позднее данная проблема специально обсуждалась на страни цах альманаха «Казус-2000». Было высказано несколько иных под ходов к соотношению микро- и макроистории. Н. Е. Колосов заявил о принципиальной невозможности микроистории на том основании, что она «использует макроисторические понятия и, следовательно, имплицитно отсылает к макроисторической проблематике». По его словам, «единственный реальный выбор микроистории - между экс плицитной и имплицитной зависимостью от макроистории»183. Ю. Л. Бессмертый утверждал, что нельзя сводить микроисторию к «относительно малой величине исследуемого объекта, позволяю щей изучать его предельно интенсивно, со всеми возможными по дробностями, во всех его возможных связях и взаимодействиях». По его словам, о микроисторическом подходе можно говорить «как об «истории в малом» (а не «истории малого») или же как об истории индивидуального опыта конкретных участников исторических про цессов (а не истории «условий их деятельности»)184. Ю. Л. Бессмерт ный считает, что, сочетая микро- и макроподходы к изучению исто рии, исследователь должен иметь в виду мысленную конструкцию двухслойного (индивидуальное и стереотипное) неслиянного видения прошлого. Именно такой подход к соотношению микро- и макроистори : . получил широкое распространение в литературе самого последнего щ времени. М. В. Винокурова утверждает, что микроистория в процес- 1 се иаорического познания является лишь особым ракурсом и в этом I качестве она может быть использована в рамках самых разных под- 1 ходов к изучению истории186. М. Ф. Румянцева считает, что «отсутст- 1 вие эксплитации макроисторического контекста на фоне стремления 1 к атомизации научного знания требует к себе самого пристального внимания, поскольку такой подход не только успел овладеть умами отдельных историков, но и начинает внедряться в школьное образо- I вание, когда в виде эксперимента школьнику предлагается «написать» свой учебник истории, основываясь на некоторой, естественно весь-ма фрагментарной, фактической и источниковой базе, отобранной для него методистом»187. Видимо, следует согласиться с тем, что в современной исследо вательской практике вполне возможно сочетать изучение истории отдельного человека с изучением жизни всего общества. Микро- и макроподходы к изучению прошлого нельзя противопоставлять друг другу, ибо они являются не соперничающими, а взаимодополняю щими парадигмами исторического процесса. При этом парадигму следует понимать как способ мышления, при котором исследователи отнюдь не обязаны исходить из одних и тех же положений и делать общие выводы188. Конечно, не ео всем сторонники формационного и цивилизаци-онного подходов к истории могут договориться. Прежде всего, это касается оценки советской истории. Во второй половине 1990-х гг.-начале XXI в., в отличие от пре дыдущего этапа, издается немало обобщающих работ по советской истории189. Выходят труды западных исследователей по истории Рос сии в XX в.190. Часть авторов рассматривает советскую историю как особый тип цивилизации191. Многие современные исследователи продолжают оценивать по слеоктябрьский период отечественной истории через призму концеп ции советского тоталитаризма. Во второй половине 1990-х гг эта кон цепция получила развитие в целом ряде обобщающих трудов192, сборников статей193. По-прежнему печатается значительное количе ство работ западных теоретиков концепции тоталитаризма194. По мнению В. И. Михайленко и Т. П. Нестеровой, «теория тотали таризма на современном этапе своего развития, утратив чрезмерно политизированную окраску эпохи холодной войны, позволяет с большей степенью объективности и обобщенности понять разнообразные явления политической и социальной жизни многих стран — прежде всего европейских, но также и азиатских, латиноамериканских и дру гих. Конкретные проявления и формы тоталитаризма - фашизм, ком мунизм (социализм), национал-социализм — показывают современ ному исследователю как свои общие черты, так и свои особенности, отличия, отдельные аспекты своей реальной политической действи тельности»195. Слабой стороной этой теоретической концепции мож но считать то, что ее сторонники никак не могут договориться о ее сущности и о хронологических рамках советского тоталитаризма. Можно выделить несколько определений тоталитаризма., которы ми оперируют современные исследователи. Первый тип определений связывает понятие «тоталитаризм» с определенным типом государст ва или общественно-политическим строем. Ряд авторов считают, что тоталитаризм - «одна из форм государства (тоталитарное государст во), характеризующаяся его полным (тотальным) контролем над все ми сферами жизни общества, фактической ликвидацией конституци онных форм и свобод, репрессиями в отношении оппозиции и инакомыслящих (например, различные формы тоталитаризма в фа шисткой Италии, Германии, коммунистический режим в СССР фран кизм в Испании и др.)»196. А. В. Бакунин полагает, что «термин «тотали тарный» вполне обоснованно применяется к политическому и социально-экономическому строю, в котором режим устанавливает не только полный контроль, но и господство определенного слоя людей или класса (номенклатуры) над остальным обществом»157. А. В. Голу бев пишет по поводу данного типа определений: «Очевидно - и это давно подмечено как в западной, так и в отечественной литературе — что «полный контроль» над обществом невозможен даже теоретичес ки и тем более никогда не был осуществлен на практике»196. В. И. Михайленко и Т. П. Нестерова считают, что «понятие «тота литаризм» характеризует специфическую форму взаимоотношений между индивидуумом, коллективом, массовым обществом и поли тической властью. Понятие «тоталитарный» в смысле «всеохватыва ющий, всепроникающий», может характеризовать различные сторо ны человеческого бытия - культуру, идеологию, массовое и индиви дуальное сознание, стереотипы поведения, религию, власть и др. В отличие от авторитарных форм связей «индивидуум-коллектив-общество-власть» тоталитарные проявления непременно имеют мас совое коллективное выражение. Они непременно сопровождаются тотальной мобилизацией масс. Эта проблема определения сущности понятия «тоталитаризм», которая реально существует в современной исторической науке, от ражается в учебниках по отечественной истории XX в. В некоторых учебниках с термином «тоталитаризм» отождествляется особая фор ма государства200, в других под тоталитаризмом понимается «госу дарственный строй, осуществляющий абсолютный контроль над все ми областями общественной жизни»201. Ряд авторов учебников вообще избегают употреблять данный термин202 или, используя его, предпочитают не давать определение тоталитаризму203. С. В. Тютюкин считает, что если использовать в учебниках термин «тоталита ризм», то нужно, «во-первых, дать школьнику определение тотали тарной системы (а не описывать ее отдельные черты), во-вторых, раскрыть ее социальное содержание (формы собственности, произ водственные отношения, отношения между классами, роль государ ства и т. д.) и, в-третьих, показать отличия советского тоталитаризма от других его форм, в первую очередь фашистской»204. Большие расхождения существуют в литературе и по поводу хро нологических рамок советского типа тоталитаризма. По мнению А. В. Бакунина, «в России с первых месяцев Октябрьского перево рота закладывалось не свободное демократическое государство, а типичный тоталитарный режим со всеми присущими ему призна ками». Автор распространяет хронологические рамки тоталитариз ма на весь советский период205. Ю. И. Игрицкий полагает, что тота литарный характер носило советское государство, а не советское общество, ибо идеология не имела всеобъемлющего характера и не была безальтернативным кредо для всех граждан, поэтому иде ологическая свая тоталитарного государства рухнула первой под напором гласности. Кроме того, считает автор, советское общество не на всех стадиях было тоталитарным, а лишь постепенно втягива лось в него и также постепенно выходило, к тому же в нем перепле тались элементы тоталитаризма и авторитаризма206. Ряд авторов полагает, что тоталитаризм в СССР распространяется лишь с конца 20-х гг. XX в.207 Именно последняя точка зрения особенно часто про пагандируется в современных учебниках по отечественной истории XX в. А. А. Данилов и Л. Г. Косулина отодвигают начало тоталитар ного периода в советской истории к концу 1920-х гг., связывая его с годом «великого перелома»208. В. П. Островский и А. И. Уткин ут верждают, что тоталитарный режим утвердился в СССР только к се редине 1930-х гг., и отмечают особую роль в его становлении со бытий, происшедших в стране в 1934 г.209. У концепции тоталитаризма в объяснении советской истории имеется и немало противников в современной историографии. По словам А. К. Соколова, «гулаговское измерение советской истории4 не может служить объективным критерием ее освещения. В результате выдвижения ее на первый план возникла концепция тоталитаризма как патологического отклонения от столбовой дороги модернизации, представленная западными историками. Теория тоталитаризма, рас сматриваемая как главный и единственный ключ к пониманию и объ яснению советского прошлого, пронизывает содержание большин ства современных учебников. Однако истинная картина краха социалистического эксперимента в стране выглядит гораздо сложнее и многомернее, чем его трактовка в примитивной версии борьбы общества против репрессивного тоталитарного государства»210. В. Я. Гросул выступает против отождествления фашизма и советской системы, которые, по его словам, «имели совершенно разную соци ально-экономическую природу. Советский социализм был отрица нием капитализма, тогда как фашизм был его порождением»211, В последние годы увеличивается количество сторонников модернизационного подхода к истории. Выходят работы теоретического плана о концепциях модернизации. Особенно заметен интерес региональных исследователей к применению модернизационного подхода при изучении конкретных проблем истории России213. Современные исследователи по-разному определяют место мо дернизационного подхода по отношению к другим подходам рассмо трения исторического процесса. По мнению Ю. И. Игрицкого, раз личные модернизационные теории родились из ахиллесовой пяты всех цивилизационных концепций - неспособности дать типологию цивилизаций, обществ, систем. Они объясняют не стадии развития, а сам процесс развития, и прежде всего — процесс преодоления от сталости экономической, социальной, технологической, политичес кой, управленческой, инфраструктурной214. В. В. Алексеев пишет: «Модернизация - явление цивилизационного масштаба, глобаль ный феномен мировой истории ХУ11-ХХ вв.». Автор полагает, что еще предстоит предпринять значительные шаги по теоретическому раз межеванию таких феноменов, как модернизация, капитализм, соци ализм. Автор считает, что «капитализм и социализм можно иденти фицировать как социально-экономические системы, которые находятся в различных отношениях к рыночным механизмам... Мо дернизационный процесс сам по себе относительно независим от капитализма и социализма, то есть он может протекать как капиталистическом, так и в социалистическом контексте, что, конечно, не снимает вопроса о социокультурной цене использования «капитали стических» или «социалистических» методов модернизации, а так же об их экономической и организационной эффективности»215. А. В. Голубев, напротив, считает, что формационный и модер-низационный подходы имеют гораздо больше общего между собой, чем с цивилизационным подходом, ибо оба основное внимание уделяют развитию производительных сил и лишь в некоторой сте пени социальным и культурным факторам и направлены на то, что бы выделить единый вектор развития у всех стран при переходе от традиционного к индустриальному или постиндустриальному об ществам216. А. С. Синявский полагает, что «если рассматривать ис торию России XX в. как исторический процесс, имеющий внутрен нюю логику и подчиняющийся определенным закономерностям, то ключевыми остаются цивилизационный и стадиальный процессы. Они по-разному вписывают российское общество в контекст обще человеческой истории: первый - через акцентирование внимания на его социокультурном своеобразии, второй - через универсаль ные закономерности, действующие несмотря на уникальность об ществ, этносов, культур (для России XX в. это, прежде всего, про цесс модернизации)»217. В литературе второй половины 1990-х гг.-начала XXI в. продол жают вестись споры о том, прошла ли Россия модернизацию, сколь ко этапов модерниззционного процесса в российской истории мож но выделить, на какой стадии модернизационного процесса находится современная Россия, каковы особенности российского ва рианта модернизации и т. д.218. В этих спорах многое зависит от того, какой вектор имеют модернизационные процессы в России. По мне нию Ю. И. Игрицкого, многие ошибки на данном пути проистекают из-за того, что модернизационные процессы понимаются исключи тельно как вестернизация России. Для большинства сторонников этих концепций модернизация означает, что имеется некий эталон разви тия, под которым подразумеваются передовые страны Западной Ев ропы и Северной Америки, а «догоняющие» страны должны копиро вать их опыт развития. Автор считает, что если принять подобный вектор отечественной модернизации, то из нее выпадет советский пе риод истории, ибо СССР не собирался перенимать экономические, политические и социальные институты Запада, а наоборот, стремил ся полностью уничтожить их социальные корни и создать собствен ный эталон развития2'9. С. Кургинян полагает, что если рассматривать развитие России с позиций теории вестернизации, то ее вполне можно назвать «немодернизирующейся страной», учитывая неприятие ею ценностей западной цивилизации на всех этапах ее истории220. В литературе второй половины 1990-х гг. термин «социалистиче ская модернизация» используется гораздо чаще и даже вошел в школьные учебники. По мнению А. А. Данилова и Л. Г Косулиной, «сталинская модернизация объективно преследовала те же цели, что и модернизация начала XX в. Она также имела догоняющий харак тер, поэтому ей были присущи те же противоречия и возможные ту пики. Но помимо этого она была отягощена рядом как объективных, так и субъективных обстоятельств»221. А. В. Голубев считает, что тота литаризм порождается особенностями и противоречиями процесса модернизации222. А. К. Соколов, напротив, полагает, что концепция модернизации в широком смысле должна пониматься «как индуст риализация, движение к городскому обществу, институционализа-ция управления, стирание мифологического и религиозного мышле ния, изменение в идеологии и менталитете, а не ГУЛАГ»223. Далеко не все историки полагают, что с позиции различных кон цепций модернизации можно объяснить историческое развитие Рос сии. По словам Л. И. Семенниковой, «введение понятий, давно ис пользуемых в западной исторической науке (тоталитаризм, модер низация), несколько расширило теоретическое поле, однако они также страдают односторонностью, поскольку сформулированы на ос нове определенных исторических, идеологических и политических реалий и несут в себе заряд конфронтационности»224. Завершая обзор основных концептуальных моделей, с помощью которых на рубеже ХХ-ХХ1 вв. ученые пытаются объяснить историю России, следует сказать, что перечисленные концепции являются лишь одними из наиболее часто употребляемых, но далеко не исчерпыва ют всего многообразия взглядов. Ю. А. Игрицкий выделяет в совре менной исторической науке приверженцев «мир-системного анали за» И. Валлерстайна, теории конвергенции и многих других225. Б. В. Личман отмечает, что в литературе, написанной историками Русской православной церкви, можно встретить различные вариан ты религиозной интерпретации истории России226. Они кладут в ос нову изучения истории идею провиденциализма: истолкование ис торического процесса как осуществление замысла Бога, воздаяние людям за добродетели и наказание за грехи. Провиденциализм пред полагает осознание того, что исторический процесс движется по пу тям, указанным Богом и основной его сущностью является реализа-ция воли Провидения. Основу религиозного направления интерпре таций составляет вера в вечность души, духовное начало человека и кратковременность материального существования. Религиозная ин терпретация истории проявляется в том, что она уделяет основное внимание фактам, связанным с духовной стороной развития челове ка. Именно она поставила такие историософские проблемы истори ческого познания, как смысл и содержание человеческой (земной) истории, начало и конец истории, внутренняя структура историчес кого процесса. На вопрос о смысле истории христианская интерпретация дает ответ, что он заключается в последовательном движении человечест ва к Богу, в ходе которого формируется свободная человеческая лич ность, преодолевающая свою зависимость от природы и заданных ею потребностей и страстей, приходящая к познанию конечной исти ны, дарованной человеку в Откровении. В этом смысле человек вы ступает уже как продукт собственно исторического развития, а не как стихийная сила природы, полностью подвластная слепой судьбе, как это было в античной истории. Основным содержанием историческо го процесса является освобождение человека от первобытного состо яния, страстей, превращение его в сознательного последователя Бога. Поскольку в советское время проповедовали атеизм, то это время характеризовалось как отступление России от пути, намеченного Бо гом. Но все предопределено, и это было дано в наказание русскому народу за грехи его, и прежде всего за предательство, совершенное в отношения «помазанника Божьего» Николая \1227. К сказанному выше хочется добавить, что попытки рассмотрения российской истории с позиций религиозной интерпретации предпри нимаются на современном этапе не только церковными, но и свет скими историками. По словам С. В. Рыбакова, «сегодня серьезную актуальность приобретает обращение к религиозно-духовному опы ту нашего народа. Осмысленный в историческом контексте, в непре рывной связи с тысячелетней практикой русского Православия, он призван помочь оздоровлению культуры (и общественной жизни в целом) в современной России»228. Автор считает, что «без привлече ния духовно-нравственных ценностей история превращается либо в логическую таблицу, либо в печальный каталог человеческих заблуж дений»229. С. В. Рыбаков считает, что применение религиозной интерпрета ции истории невозможно без соблюдения ряда условий, осознание важности которых позволит современным историкам «успешно ис- пользовать религиозно-духовный фактор при объяснении историче ских явлений». К ним он относит отказ от тотально критической оценки роли религии в становлении и функционировании человеческих со обществ; признание того, что любое мировоззрение, систематизи рующее представление человека о мире и самом себе, не может су ществовать без религиозной составляющей; отказ от убеждения, что история разных стран подвержена механическому воздействию из начально предопределенных, «универсальных» социологических законов; знание содержания, мировоззренческих принципов и мо тивацию конкретных религиозных систем230. Систематическое изложение внешнеполитической истории Рос сии с религиозно-философских позиций предприняла Н. А. Нароч-ницкая. Автор полагает, что «исследование религиозно-философских корней внешнеполитических доктрин и идеологий вместе с конкрет ными событиями и поворотами в истории позволяет понять форми рование стереотипов в общественном сознании, которые, в свою оче редь, воздействуют на политику».231. Все перечисленное свидетельствует о том, что историческая на ука в России на рубеже ХХ-ХХ1 вв. переживает методологический и научный плюрализм, который, наряду с обновлением источниковой базы исследований, является необходимым условием для переос мысления истории России. Признавая этот факт, Л. И. Семенникова в то же время считает, что «если несколько лет назад этот процесс можно было охарактеризовать как своеобразный методологический вакуум, так как традиционные исторические концепции перестали удовлетворять историков, а новых не было, то теперь уместно гово рить о практически безграничном методологическом плюрализме при отсутствии ведущих, наиболее авторитетных школ. При этом за метно отсутствие диалога между сторонниками различных концеп ций, что еще более усугубляется сохраняющейся их узкой специали зацией»232. По нашему мнению, научный плюрализм позволяет рассматри вать основные проблемы отечественной истории с различных мето дологических и концептуальных позиций. Историческая наука на ру беже ХХ-ХХ1 вв. стала многоконцептуальной, открытой для научных дискуссий. Это привело к тому, что в ней не существует запретных тем, разрабатываются практически все вопросы отечественной истории. На новом этапе историческая наука от выдвижения новых подходов и формулировки новых исследовательских проблем перешла к пе реосмыслению всей отечественной истории. |
