Ужасное как эстетическая категория в поэтиках Николая Гоголя и Франца Кафки





НазваниеУжасное как эстетическая категория в поэтиках Николая Гоголя и Франца Кафки
страница3/6
Дата публикации25.04.2015
Размер0.81 Mb.
ТипРеферат
100-bal.ru > Культура > Реферат
1   2   3   4   5   6
Глава 3. «Ужасное» в художественном методе Н. Гоголя и Ф.Кафки: общее и особенное

    1. Категория ужасного у Николая Гоголя и метод ее художественной реализации

Творчество Гоголя традиционно принято рассматривать через призму карнавально-смеховой парадигмы (Бахтин). Смех, в свою очередь, обычно воспринимается как проявление очищающего и радостного, катарсического освобождения от напряжения. Но есть и другой смех: смех «тревожный», «ужасный» и «пугающий», являющийся проявлением таких сторон мироустройства, которые связаны с неясными и необъяснимыми его проявлениями. Такой смех, не очищая, а лишь нагнетая напряжение, сгущая эмоциональные краски, относится к области ужасного. Таков смех в гоголевских повестях, и этот смех, а вместе с ним и сама категория ужасного, занимает одно из центральных мест в поэтическом наследии писателя. Андрей Белый в своей статье «Символизм как миропонимание» пишет: «Смех Гоголя переходит в трагический рев, и какая-то ночь наваливается на нас из этого рева…»90 Сквозь комизм Гоголя повсеместно просвечивает трагический пафос, который раскрывает нелепые и оттого смешные расхождения в окружающей действительности как непреодолимые конфликты человека с миром и проигрыш человека в этом конфликте. Герой у Гоголя оказывается втянут в мир ужасного какой-то потусторонней силой, враждебной природе человека и всегда необъяснимой. В этом принуждении и заключено трагическое начало гоголевской поэтики.

Г.А. Гуковский в развитии гоголевского сознания выделял три этапа, или ступени: эстетический, этический и религиозный.91 Я предлагаю выделять также три этапа в художественной реализации Гоголем эстетической категории «ужасное»: первым здесь остается собственно-эстетический, вторым – социальный и третьим – экзистенциальный, бытийный. Каждый последующий уровень здесь не отрицает предыдущий, а вбирает в себя и развивает его достижения. Действительно, ужасное в ранней прозе Гоголя словно не имеет цели реально ужаснуть; авторская цель здесь совсем другая – продемонстрировать Красоту. Красоту родной Малороссии, ее природы («Чуден Днепр при тихой погоде» - классический пример), ее песен и сказок, ее народа (даже некрасивые в «Вечерах» некрасивы живописно); а также – красоты и мощи авторского слова. Гоголь словно сам любуется и удивляется тому, какими богатыми, спелыми, сочными, восхитительными россыпями ложатся на бумагу слова под его пером; любуется и приглашает полюбоваться читателя. В каждой фразе – этот как будто даже переизбыток творческой мощи, буйной и безудержной, как сама украинская природа. И вся «ужасная» чертовщина «Вечеров» подчинена той же цели – очаровать, вызывая восхищение, а не страх. Гоголь сталкивает героев с необъяснимой потусторонней силой и шутовски решает их противостояние. И, хотя персонажи «холодеют» при виде чертовщины, в развязке зло оказывается побежденным мудростью, силой и сноровкой. Функция смеха здесь еще традиционно очищающая, катарсическая. Кажется, эта сила черпает сама себя в неиссякающем источнике; однако со временем гоголевский стиль становится строже. Хотя лексическое и фразеологическое богатство продолжает ошеломлять (а лексическое и фразеологическое мастерство автора продолжает расти и оттачиваться), в «Петербургских повестях» это богатство не самоценно, а подчинено новой цели – «вскрытию социальных язв», как выражались во времена Гоголя. И не красоту призван теперь отразить этот язык, такой прекрасный и такой богатый, а наоборот – уродство, скрывающееся за внешней красотой Петербурга. Сравним, например, «Пропавшую грамоту» из «Вечеров» и «Портрет», тоже по-видимости замешанный на чертовщине: договор с чертом или прогулка в ад – что может быть страшнее? Однако герои «Грамоты» как будто бы очень легко справляются с проблемами: одному (подписавшему злополучную «грамоту») оказывается достаточно поплакаться другому, и вот уже этот другой лихо сгонял к чертям и «утряс вопрос»; и все это – на фоне брызжущего веселья, если не явного, то подспудного… Но уже совсем не до веселья героям «Портрета» (в котором тоже фигурирует сделка с дьяволом – причем не совершенная добровольно, а как бы навязанная непонятным образом), а вместе с ними и читателю. И то же можно сказать обо всем сборнике. «Портрет» хотя бы имеет оптимистический финал, вполне в духе многих произведений о договоре с дьяволом: как герой «Горя и Злосчастия» или «Повести о Савве Грудцыне», «художник Б.» тоже уходит в монастырь и там пишет икону «Рождество Христово»; тем и заканчиваются его злоключения и приключения зловещего портрета. Сюжеты остальных повестей сборника по мере движения к финалу становятся все трагичнее. И этот трагизм обусловлен уже не инфернально-демоническими мотивами (даже в «Портрете» они, при глубоком рассмотрении, оказываются не основными), – но общим пафосом социального обличительства, присущего «Петербургским повестям».

«Мертвым душам» этот пафос тоже присущ. Почему же я называю третий этап «экзистенциальным»? Потому что, подобно многим другим читателям и исследователям, вижу в романе-поэме развернутую притчу. Многие уже, можно сказать, согласились видеть в явлении Чичикова – явление Антихриста: «Чичиков - антизлодей, антигерой, антиразбойник, человек, лишенный признаков (“ни толстый, ни тонкий”), - оказывается истинным антихристом, тем, кому предстоит завоевать весь свет», - пишет, например, Ю. М. Лотман92. И дело даже не в том, что Антихриста подозревают в нем обыватели губернского города NN и окрестностей… сам Гоголь как будто дает подсказку внимательному читателю: и этим подозрением обывателей (готовых, впрочем, увидеть в Павле Иваныче и Наполеона, сбежавшего из-под стражи), и названием «Мертвые души», и общим абрисом сюжета: ведь Павел Иванович-то приехал покупать души!..

«Сопоставление Чичикова и разбойника, Чичикова и Наполеона, Чичикова и антихриста, - полагает Лотман, - делает первого фигурой комической, снимает с него ореол литературного... Зло дается не только в чистом виде, но и в ничтожных его формах. Это уже крайнее и самое беспросветное, по мнению Гоголя, зло. И именно в его беспросветности таится возможность столь же полного и абсолютного возрождения. Такая концепция органически связана с христианством и составляет одну из основ художественного мира “Мертвых душ”»93.

Почти хрестоматийный факт, что сюжет «Мертвых душ» (как и сюжет «Ревизора») был подсказан Гоголю Пушкиным, основан на словах самого только Гоголя – и потому принимается не всеми.94 И все же еще тяжелей принять версию, будто глубоко верующий Гоголь, писавший в ответ на известие о смерти Пушкина: «Ничего не предпринимал, ничего не писал я без его совета. Все, что есть у меня хорошего, всем этим я обязан ему. И теперешний труд мой [«Мертвые души»] есть его создание»95, - кривил душой. Ю.Лотман пишет, и не без оснований: «Гоголь был лгун»96, и на эти слова противники факта «передачи сюжетов Пушкиным Гоголю» тоже ссылаются; однако именно этому-то факту Лотман вполне доверяет: «Сюжет «Мертвых душ» был дан Гоголю Пушкиным. Однако детали переданного Пушкиным замысла нам неизвестны…»97 Больше того; далее автор позволяет себе «попытаться реконструировать некоторые его [разговора Пушкина с Гоголем о передаче сюжета(ов)] контуры»98, выдвигая собственные – очень интересные и замечательно аргументированные - предположения о том, как мог проходить этот разговор в связи с сюжетом, в частности, «Повести о капитане Копейкине». Конечно, маститому литературоведу такие допущения простительны; но мне тоже хочется сделать некоторые предположения и попытаться их обосновать: читая таких авторов, как Лотман, поневоле заражаешься их страстью к исследованию…

Пушкину действительно был известен реально случившийся «анекдот», в котором роль «покупателя мертвых душ» сыграл некто Свиньин, также ему знакомый; на этом факте строят свою «защиту» те, кто, как Лотман, принимает версию «передачи». Но если Пушкин действительно поделился с Гоголем своим замыслом (а я, как и большинство читателей, в это верю), - не можем ли мы хоть на минутку допустить, что этот замысел был куда более масштабным, чем мы привыкли думать? Из числа тех, которые сам Пушкин лелеял, но уже предчувствовал, что не успеет полностью реализовать?

Я говорю о «новом “Фаусте”». О том самом замысле, в котором для Пушкина крылась «надежда открыть новые миры, стремясь по следам гения…» И вряд ли здесь шла речь всего лишь о переводе или хотя бы переложении, как в «Сцене из Фауста», уже поминавшейся нами (впрочем, и это стихотворение-набросок «вполне оригинально, хотя и использует образы трагедии Гете (Мефистофель, Фауст, Гретхен99. Пушкин любил и умел переносить захватившие его воображение сюжеты «на русскую почву», в том числе и на современную ему: сюжеты «Сказки о спящей царевне и семи богатырях» и «Сказки о золотой рыбке» - это сюжеты братьев Гримм, сюжет «Руслана и Людмилы» навеян «Неистовым Орландо» Ариосто, а «Пиковой дамы» - повестями немецких романтиков; даже знаменитый «Памятник» - местами почти дословное переложение «Памятника» Горация («Воздвиг я памятник вечнее меди прочной /
И зданий царственных превыше пирамид…»)
И можно также допустить, что он не просто подсказал Гоголю «анекдот» в качестве сюжета, - но и саму идею воплотить «Фауста» в современных российских формах.

(Возможно, я уже слишком увлекаюсь… однако стоит иметь в виду, что идея «российского» и «современного» «Фауста» все же была воплощена в реальность, причем признанным «учеником Гоголя» - Михаилом Булгаковым, начавшим свою литературную карьеру с «Похождений Чичикова» и никогда не скрывавшим своего преклонения перед Гоголем. Что «Мастер и Маргарита» имеют множество пересечений (интертекстуальных, заметим к слову) с «Фаустом», начиная с имени героини в заглавии, с гетевского эпиграфа, с самой идеи визита Сатаны в современность, - общеизвестно. Но немало в романе отсылок и к «Учителю», т.е. к Гоголю: сгоревшая рукопись и знаменитое «Рукописи не горят»… впрочем, ранняя редакция «Мастера и Маргариты» тоже была сожжена; образ Мастера – в котором, конечно, много от альтер эго самого Михаила Афанасьевича, однако тот, кто читал о последних месяцах жизни Гоголя, должен узнать его в этой загнанной и запуганной душе. А клиника Стравинского, в которой пребывает Мастер? – «Записки сумасшедшего» написал Гоголь, и самому Гоголю каких только диагнозов не ставят современные психиатры…100 А служанка Маргариты Наташа, летящая на соседе-борове, - как тут не вспомнить панночку, оседлавшую Хому Брута… Наконец, вот еще один важный момент, никем до сих пор, кажется, не оцененный (конечно, я могу и ошибаться). Мастер пишет книгу о Христе. Но в этой книге – о Христе пишет Левий Матвей (явная аллюзия на автора канонического «Евангелия от Матфея»); именно он, как выясняется, неточно записывает речи Иешуа, и именно это оказывается причиной ареста и страданий последнего («Ходит, ходит один с козлиным пергаментом и неправильно пишет»; эта путаница «будет продолжаться очень долгое время. И все из-за того, что он неверно записывает за мной.») В контексте сожженной рукописи Мастера, - мне кажется, есть смысл вспомнить о «реальном» Матвее. Не евангелисте Матфее Левии; о священнике, отце Матвее (Константиновском), которого очень обоснованно считают инициатором сожжения Гоголем его собственной рукописи, едва ли не «злым гением» писателя. (Вот как передают реакцию священника на эти обвинения: «Вас обвиняют в том, что, как духовный отец Гоголя, вы запретили ему писать светские творения… Говорят, что вы посоветовали Гоголю сжечь второй том “Мертвых душ”?» - «Неправда… Гоголь показал мне несколько разрозненных тетрадей… Возвращая тетради, я воспротивился опубликованию некоторых из них…»101 - и в оправдание невнятица о каком-то «не вполне православном священнике», описанном Гоголем, о «каком-то губернаторе, каких не бывает…» Учитывая, какое огромное влияние имел о. Матвей на Гоголя в последние месяцы его жизни, - роль священника в уничтожении рукописи не вызывает сомнения. И Булгаков, тщательно изучавший жизнь своего кумира, конечно, хорошо был об этой роли осведомлен; тем более, что Викентий Вересаев, друг Булгакова, уже в 1933 издал свод «гоголевских» документов «Гоголь в жизни», в котором эта тема хорошо прослеживается. Очень похоже на то, что за Левием Матвеем в «Мастере и Маргарите» может скрываться намек автора на эту весьма неоднозначную фигуру.

Я не отвлекаюсь от основной темы; напротив, стараюсь подойти к ней с новой стороны. Ведь если «сквозь Чичикова», как знаменитый гоголевский «смех сквозь невидимые миру слезы», действительно вырисовывается «невидимый миру Мефистофель», «на заднем плане» привычного нам со школьной скамьи социально-обличительного романа проступает роман-притча, роман-философская метафора, действительно экзистенциальный роман… Потому и «ужасное» здесь не только и не столько эстетично, как на первом этапе творческого становления Гоголя (хотя это качество не утеряно: «ужасное» ужасно, но каков язык!), не только и не столько социально, как на втором (социально, без сомнения, но – далеко не только социально!), - «ужасное», трагическое, инфернальное рисуется качеством Бытия, экзистенции, существования… Если мы видим в «Мертвых душах» не только и не столько добросовестно выписанное повествование о печальных российских реалиях прошлого, а притчу, иносказание, Слово (на что намекает, возможно, и жанр, выбранный автором для вполне прозаического повествования: поэма…), - «ужасное» сгущается в читательском восприятии настолько, что требует столь же мощной разрядки. И мы знаем, что такую разрядку Гоголь приготовил: второй том должен был явить читателю «сквозь» все того же Чичикова «невидимого миру» Саула-Павла, покаявшегося и обращенного; «сквозь» идеального помещика Костанжогло – «невидимого миру» Христа… и, судя по всему, «сквозь» великого русского писателя Гоголя – видимого миру Пророка.

Поскольку именно эту роль явно примерял на себя великий русский писатель Гоголь. Еще в начале работы над «Мертвыми душами» он писал: «Кто-то незримый пишет передо мною могущественным жезлом. Знаю, что мое имя после меня будет счастливее меня, и потомки… может быть, с глазами, влажными от слез, произнесут примирение моей тени…»102 По мере написания поэмы (особенно второго тома) «профетический градус» гоголевских посланий все повышается; однако финал нам уже известен. Вот его отголоски в письме Гоголя к «тому самому» о. Матвею: «Не могу скрыть от вас, что меня очень испугали слова ваши, что книга моя должна произвести вредное действие, и что я дам за нее ответ Богу… Но как милостиво и самое наказание его! В наказание он дает мне смирение, - лучшее, что только можно дать мне103

Читая документы, все больше укрепляешься во впечатлении, что отца Матвея смутил как раз накал «профетической» страсти Гоголя. Как известно, нет пророка в своем отечестве; а приверженцы господствующей религии никогда не признают пророка в ком-то, хоть на йоту отступающем от их собственных представлений о религии и о пророках… Не нам, далеким от богословия, судить, стоил ли этот Божий дар Гоголю (смирение) нашей, читательской, потери. И не нам, далеким от психиатрии, судить, в какой степени прозрения Гоголя могли быть внушены высшими силами, в какой – воспаленным мозгом психотика. Но даже мы можем позволить себе задаться вопросом: а может, продолжение «Мертвых душ» все же было создано? Не то, сожженное, жалкие остатки которого мы можем прочитать, - а написанное другими словами, на другом материале, другим автором. Михаилом Булгаковым…

Или, может быть… Францем Кафкой?

Этот вопрос я и хочу обсудить в последнем параграфе работы.

Выводы

- Я выделяю три этапа в художественной реализации Гоголем эстетической категории «ужасное»: первым здесь остается собственно-эстетический, вторым – социальный и третьим – экзистенциальный, бытийный. Каждый последующий уровень не отрицает предыдущий, а вбирает в себя и развивает его достижения.

- «Мертвым душам» присущ социально-разоблачительный пафос. Почему же я называю третий этап «экзистенциальным»? Потому что вижу в романе развернутую притчу; возможно, даже попытку «нового “Фауста”» «на русской почве» (идею которого мог подсказать Гоголю Пушкин, сам всерьез обдумывавший этот замысел).

- Подтверждение своей догадки я вижу, в частности, в том, что произведение, в котором действительно можно увидеть черты «нового» и «российского» «Фауста», помимо Гоголя, написал и М. Булгаков, считавший и называвший себя «учеником Гоголя» (и всеми признанный в этом качестве).

1   2   3   4   5   6

Похожие:

Ужасное как эстетическая категория в поэтиках Николая Гоголя и Франца Кафки icon«Творчество Франца Кафки» (Роман Кафки как одна из трех основных...
Союза Писателей Санкт-Петербурга, почетный работник среднего профессионального образования. С
Ужасное как эстетическая категория в поэтиках Николая Гоголя и Франца Кафки iconВестник Нижегородского университета им. Н. И. Лобачевского
Протагонист как наблюдатель: структурирующая роль взгляда в романе франца кафки «замок»
Ужасное как эстетическая категория в поэтиках Николая Гоголя и Франца Кафки iconПеревод изд.: Uber Kafka / Benjamin. Suhrkamp Verl. В прил.: Из переписки...
Произведения Франца Кафки, литературные исследования его творчества, зарегистрированные в Российской книжной палате с 1917 г по март...
Ужасное как эстетическая категория в поэтиках Николая Гоголя и Франца Кафки iconПоэтика сна в творчестве франца кафки нуждова Д. А. научный руководитель...
До тех пор, пока он дается легко, ни у кого не возникает повода о нем задумываться. Но миллионам людей хороший ночной сон дается...
Ужасное как эстетическая категория в поэтиках Николая Гоголя и Франца Кафки iconБиография Гоголя (на этой странице Вы можете узнать различные интересные...
Вы можете узнать различные интересные моменты из жизни Гоголя.) Данный проект был создан на базе журнала “Искры” (художественно-литературный...
Ужасное как эстетическая категория в поэтиках Николая Гоголя и Франца Кафки icon«Процесс» Ф. Кафки: проблема вины и особенности построения сюжета
«Процесс» («П») Кафка писал в период с августа 1914 по январь 1915 года. Роман не был завершен. Опубликован Максом Бродеом, его близким...
Ужасное как эстетическая категория в поэтиках Николая Гоголя и Франца Кафки iconУрок литературы по произведению Николая Васильевича Гоголя «Правило жития в мире» 9 класс Работу
В соответствии со статьей 179 Бюджетного кодекса Российской Федерации Правительство Челябинской области
Ужасное как эстетическая категория в поэтиках Николая Гоголя и Франца Кафки iconТема реферата: «Маленький человек» в повести Н. В. Гоголя «Шинель»...
«Маленький человек» в повести Н. В. Гоголя «Шинель» развитие или закономерность?»
Ужасное как эстетическая категория в поэтиках Николая Гоголя и Франца Кафки iconКонспект урока по литературе «Этапы биографии и творчества Н. В. Гоголя» (10 класс)
Изучение творчества Н. В. Гоголя в школе начинается с 5 класса, в 10-м классе мы будем изучать литературное наследие Н. В. Гоголя...
Ужасное как эстетическая категория в поэтиках Николая Гоголя и Франца Кафки iconОтзыв на реферат «Россия в произведениях Н. В. Гоголя»
«Россия в произведениях Н. В. Гоголя» (по поэме Н. В. Гоголя «Мёртвые души»), написанный Ларионовой Дарьей Олеговной, ученицей 10...
Ужасное как эстетическая категория в поэтиках Николая Гоголя и Франца Кафки iconН. В. Гоголь сотрудник пушкинского Современника
На 30-е годы, как известно, приходятся замыслы и осуществление почти всех основных произведений Гоголя. Показательно, что самый плодотворный...
Ужасное как эстетическая категория в поэтиках Николая Гоголя и Франца Кафки iconВыбрать 1 ответ из 4 – Х. Внутренняя политика Николая 1
Реформа системы государственного управления привела к росту чиновничества, которое увеличилось к концу царствования Николая I до
Ужасное как эстетическая категория в поэтиках Николая Гоголя и Франца Кафки iconРеферат Н. В. Гоголь и М. А. Булгаков: Разные грани общей судьбы....
М. А. Булгаков настойчиво в течение всей своей жизни обращался к личности Н. В. Гоголя и его произведениям; как связаны между собой...
Ужасное как эстетическая категория в поэтиках Николая Гоголя и Франца Кафки iconРеферат проблемно поискового характера» Тема: «Платовская лесная...
Можно и нужно сохранить систему заповедных уголков как частицу нашего культурного национального достояния, как образцы гармонии в...
Ужасное как эстетическая категория в поэтиках Николая Гоголя и Франца Кафки iconПрограмма по формированию навыков безопасного поведения на дорогах...
И студентам высших педагогических учебных заведений. Конспект занятия направлен на ознакомление учеников с основными фактами биографии...
Ужасное как эстетическая категория в поэтиках Николая Гоголя и Франца Кафки iconНиколая Рубцова «Звезда полей»
Мир поэзии Николая Рубцова просторен и светел, холодноват и чуть прозрачен – таким обычно бывают дни бабьего лета


Школьные материалы


При копировании материала укажите ссылку © 2013
контакты
100-bal.ru
Поиск