А. Б. Бушев,
к.ф.н., доцент кафендры гуманитарных дисциплин
Филиала ГОУ ВПО СПбГИЭУ,
г. Тверь
Семантизация лингвокультурных реалий
Для развития культурологической компетенции в области родной культуры для языковой личности переводчика актуально понимание прецедентных имен и текстов собственной культуры и умение представлять их инофонам: пионеры, финифть, 4 ноября, модерн, Михаил Тверской, Соловки, Болонский процесс. Всегда в речи есть новомодные слова, которые необходимо семантизировать даже носителям языка: болонья, банлон, лапша, манная каша, битловка, совнархоз, исторические и культурные реалии. У каждого носителя языка есть своя агнонимическая шкала. В ответ на явную «культурную лакунарность» в собственной культуре языковой личности родилась концепция «минимальной культурной грамотности» Хирша. Ученые определили, что должен как минимум знать каждый гражданин об истории и культуре своей страны. Истоки дихотомии «свой-чужой» восходят к базовым структурам культуры. Культурные различия часто воспринимаются неоднозначно: «свое» пользуется привилегиями, «чуждое» - уничижается, о «другого, отличного» - отгораживаются. Этот феномен получил название «этноцентризм», а оценочное определение дано Манфредом Кох-Хиллебрехтом: «это – вещество, из которого состоит глупость». Для межкультурной коммуникации главным является не воспитание с позиций норм и ценностей страны изучаемого языка и зазубривание фактов, а умение сравнивать социокультурный опыт народа, говорящего на изучаемом языке, с собственным опытом.
Этноспецифичны не только понятия духовной или конфессиональной кульуры. Ключевые брэнды тоже культуроспецифичны. Так, средний американец живет в мире следующих брэндов: будильник Сирз, паста Колгейт, бритва Жилет, полоскание Listerine, спрей для волос Revlon, джинсы Кельвин Клейн, ботинки Bass, апельсиновый сок Minute Maid. Выпивая чашечку кофе Максквелл-хаус с 2 чайными ложками сахарного песка Домино, одновременно жуя сдобную булочку Сара Ли, разбирая почту, он находит в ней письмо от торгового представителя страховой компании Пруденшиал. Он выходит из дому и едет в торговый центр Нортбрук Корт с универмагами Нейман-Маркус, Лорд энд Тейлор. Далее он посещает фитнесс Sears Nautilus, салон парикмахерский Vidal Sasson, турфирму Томас Кук. Реклама навязывает иные брэнды россиянам. Отметим, что в глобальном обществе деятельность мультинациональных компаний делает универсальным характер потребления. Голодный американец ищет родную еду: Campbell’s Soup, Starbuck’s. Экспэты указывают на следующие продукты, которых им недостает в Москве: Natural peanut butter, macaroni and cheese, chicken noodle soup, ginger ale, bagels, cheddar cheese, marshmallow fluff, cheese-its, Dr. Peppper and milk that needs to go in the refrigerator, Kraft dinner,Stash of Duncan Hines, Newman’s Own and Jiffy Pop, Crazy Richard’s Natural Chunky, Betty Crocker, Campbell’s Soup, Bisquick, Wheaties. Показателен внешний вид брэндов (улыбающийся Пол Ньюман и т.д.). Показательна знаковость брэндов: Сколько не глотай «Вдову Клико» - ничем не перебить на языке вкус знакомого с детства пузыристого напитка «Буратино». И сколько ни корчи из себя Майкла Дугласа в фильме «Игра» - все равно выйдет пионерская игра «Зарница».
Лексика иных культур приобретает значение в индивидуальном лексиконе русской языковой личности эпохи глобализации. Рассмотрим эту сферу на примере демократической сферы – кулинарии. Итальянскую окраску имеют в русском кулинаронимы итальянской кулинарии (приводятся по книге переводчицы У. Эко Е. Костюкович «Еда - итальянское счастье»):
марсала = аналог хереса; фраппе, гранита, грамолата = холодный миндальный крем с накрошенным печеньем, миндальная спума, жаренные бенедиттини = палочки из риса в меду и сахаре; frittole- тефтельки, сделанные из молодых хрящей и внутренностей; polipari = вареные осьминоги; cтиджоле = кишки, жаренные на углях; cфинчоне = острая пицца, намазанная растертыми анчоусами, луком, черными оливами и сыром; каноле = сладкие трубочки
На фоне кулинарного дискурса в указанной работе разворачивается лингвострановедческий дискурс с многочисленными лингвокультурными реалиями: транслитерированными названиями городов – Сиракузы, Таормино, Агридженто, Катании, Топонимы, антропонимами (аэропорт в честь прокурора Фальконе, вилла графа Калиостро, Армани, Моника Беллучи), значимыми именами - Этна, мозаики в вила романа дель Казали. Фигурируют символ мафии – артишок, рассказывается о таком феномене, как сицилийский кукольный театр.
Иной пример: представим характерные для французской культуры, но и имеющие имя и концепт в лексиконе русской языковой личности бега быков, дары моря, суп-буйабес: les courts de tauraux, fruits de mere, bouillabaisse.
Показательна так называемая лакунарная лексика в языке: false –beginner, factory farm, sweatshop, ID, MBA. Данные феномены потребуют описательного перевода, особенно при малом знакомстве с денотатом.
Приведем примеры из мира глобальной музыки и медийных гламурных текстов, построенных вокруг нее:
Австралийка Kylie Minogue – с композицией Can’t Get Out of My Head – смесь диско, евро техно и электропопа.
Basement Jaxx – лондонская группа, поставившая целью возродить стиль ранней чикагской музыки. Ее трек Samba Magic стал гимном Ибицы. Это уникальный коктейль из самых разных стилей (рэп, фанк, рэгги, диско и гараж, замешанный на хаус-ритмах - гаражный панк).
Важна проблематизация непонимания и проблематизация межкультурных различий. Так могут оказаться непонятны ни сами реалии, ни шутка, возникающая на ее основе:
Your grandma is so old that her security number has 18 digits.
Пословицы и поговорки культроспецифичны. Меткое образное речение (обычно нарицательного характера), типизирующее самые различные явление жизни и имеющее форму законченного предложения. Пословица выражает законченное суждение, топос: Little strokes fell great oaks. A switch in time saves nine. More haste, less speed .Easy come, easy go. Like father, like son Boys will be boys. Dead men tell no tales. Better late than never .Practice makes things perfect.
Поговоркой именуют краткое образное речение, отличающееся от пословицы незавершенностью умозаключения:When pigs can fly…When two Sundays come together…
Проблемы межкультурных параллелей и эквивалентности перевода находят свое воплощение в переводе коллоквиальной истории СССР, публиковавшейся в газете “Moscow News” и отражены нами в публикации [Бушев 2005]. Так, в рассказе про Рыжкова, который намеревался с Горбачевым вдохнуть новую жизнь в советскую экономику (to breathe new life into the Soviet economy), должность Рыжкова на Уралмаше была переведена как this former manager of the enormous Uralmash machine tool complex in the Urals. Осуществляется и транслитерация крылатых фраз русского языка.
Отставка Тихонова описывается как a long–awaited event greeted with sighs of davno pora “ high time’
Ryzhkov and his team tinkered with plan s to improve the management of the economy and with experiments in polny khozraschet ’complete self-accounting’ and other socialist ways of cheating humanity’s market instincts, Tikhonov ran the faltering Soviet economy strictly along Stalinist lines, using administrative command methods and nothing but.
Отставка главы Москвы В. В. Гришина вспоминается в рамках борьбы за власть между Горбачевым и старой гвардией: It wasn’t all that difficult. There was so much mud around to sling at Grishin that all you had to do was pick it up and sling it. The whole systema torgovli ‘trade system’ in Grishin’s kingdom. Moscow, was in fact a system of backdoor deals and kickbacks thriving on shortages.
При изображении нашей прошлой жизни используются транслитерированные и объясненные реалии – пути поиска эквивалентности, концептуализации экстралингвистического в таких реалиях прекрасно описаны в многочисленных переводоведческих учебниках: houses s nedodelkami, Sobes, Sovetskaya Rossiya - .at that time a pretty progressive paper.
Существует вопрос, насколько это интересно, насколько это однобоко. Это, очевидно, нужно – не всякий современный читатель, очевидно? может похвастаться знанием голосования за единого кандидата из блока коммунистов и беспартийных, очередями за необходимыми товарами потребления и т.д.
Демонстрируется представление актуального для исторической реальности тех лет, давно ушедшей.
Those were the years when people you’ never see near the Conservatory developed taste for classical music. Whenever lightweight entertainment on TV and radio was hurriedly replaced by Haydn, Mozart or Beethoven, folks sat up and took notice. Phones started jangling all over Moscow and countless cryptic conversations were held which , however, were crystal clear to everyone, including eavesdropping KGB “Heard anything? “DA” ‘Which? First? Second? Definite? Yaeh?. When? “Yesterday” “And in his place?” “A, I guess But tune in at ten”. Decoded, this meant that the questioned individual had got to his short-wave radio first and had heard through the jamming some vrazhiy golos (‘enemy voice’) report that No.2 in the Politburo hierarchy, Michael Suslov the day before and that his place would most likely be taken by Yury Andropov.
Труден подбор эквивалентов:
Psikhushki = loony bins
Zakruchivanie gauek =‘tightening the screws’
Ills of the epoch: slackness, graft, corruption, drunkenness, thievery, nepotism , pokazukha
Буквализм при переводе культуроспецифических знаков в лексиконе языковой личности плох. В педагогике в этой связи разрабатывается техника переопредмечивания (О. Ф. Васильева).
Одно из многочисленных определений гласит, что «культура есть деятельность по установлению различий: классификации, сегрегации, проведению границ и тем самым разделению людей на категории, объединенные внутренним сходством и внешними различиями». Если ограничиться негативными определениями, то не существовало бы непосредственной формы чужого. В Европе чужое воспринимается как конкуренция. Об особенности терпимости русской культуры в русской истории рассуждали и Костомаров, и Ключевский, и Данилевский. Показательно исторически известное отношение к иностранцам- иноверцам, немцам, мусульманам. Известны образованность Рюриковичей до татарского ига, отношения к западу в послепетровской России. Показательна статья «чужой» у Даля. Этапы изучения иностранных языков в России, СССР и новой России, новый этап межкультурной коммуникации и глобализации в России высвечивают ксенофобию и ксеноненависть. Проблематика межкультурной коммуникации еще раз подводит нас к непраздному вопросу теоретического языковедения о том, как взаимодействуют языки, как осуществляется межкультурная коммуникация, что в языке наиболее устойчиво, что скорее всего поддается чужому влиянию и разрушается, как осуществляется социальное варьирование в языке, как передавать субкультуры, описываемые по самым различным основаниям и субъязыки субкультур.
«При использовании вербального кода коммуникант располагает для реализации своей интенции в заданных дискурсивных условиях значительным набором потенциально взаимозаменяемых - изофункциональных средств. Однако в каждой культуре имеются свои предпочтения, выражающиеся в том, что одни механизмы вербализации (будь то лексические, грамматические, текстограмматические или иные) являются первичными, другие – вторичными, а некоторые осознаются как не невозможные, но неупотребительные, поскольку они, как правило, не задействуются в соответствующих дискурсивных условиях. Механизмы вербализации можно условно разделить на несколько групп: лексико-семантические, словообразовательные, грамматические, текстограмматические. Механизмы вербализации активизируют у каждого носителя определенной лингвокультуры разнородные сведения о мире, обеспечивая тем самым возможность в соответствующих дискурсивных условиях выбирать ту ли иную номинативную и дискурсивную стратегию…. Выбор дискурсивных стратегий дает возможность аранжировать номинативные средства применительно к конкретным дискурсивным условиям, обеспечивая тем самым адаптивность результатов речемыслительной деятельности к обстоятельствам коммуникативного взаимодействия [Гришаева, Цурикова 2007:13].
При этом дискутируется вопрос «концептуальная картина мира и языковая картина мира». Картина мира выступает как индивидуально образование, в котором, однако, присутствуют фрагменты, интерпретируемые в качестве общих для всех представителей определенной лингвокультуры. Концептуальной картине мира не тождественная языковая картина мира, составляющая только часть картины мира вообще, которая опосредована языковыми знаками или даже – шире – знанием языка, его единиц и правил и, главное, содержанием его форм [Кубрякова 2004]. Языковую картину мира можно трактовать как совокупность сведений о мире, активизируемых с помощью механизмов вербализации соответствующих культурно значимых сведений, а также знаний, передаваемых от поколения к поколению при помощи вербального кода. Здесь мы вновь оказываемся перед широко обсуждаемым вопросом языковой картины мира и картины мира [Кубрякова, 2004]. Языковую картину мира представляют механизмы вербализации со всеми элементами, всеми уровнями, всеми субсистемами, которыми располагает соответствующая языковая система: от грамматической семантики до структуры синонимического и тематического ряда, от характера грамматической категории до характера ядра функционально- семантического поля, от семантической структуры лексемы до синтаксической структуры предложения, от лексико-семантических групп как некоего набора номинативных средств до текста определенного типа, от реализации/ нереализации валентных свойств той или иной языковой единицы до словообразовательной модели с ее потенциями, от словообразовательной семантики до способа выражения пропозиции, от речевого акта до типа дискурсивного события, от типа текста до формата дискурса и т.д. При этом, однако, совокупность лексических и грамматических значений не тождественна сумме сведений о мире.
Глобализационные условия способствуют англо-американской культурно-языковой экспансии, исчезновению языков, миграции, изучению иностранных языков, усилению международного научного и иного общения, развитию Интернета. Последние два фактора выступают катализатором позиций английского языка и знаковой системы латиницы.
Литература
Гришаева Л. И., Цурикова Л. В. Введение в теорию межкультурной коммуникации. М., 2007.
Кубрякова Е. С. Язык и знание: На пути получения знаний о языке. М., 2004.
к содержанию
|
