Гариф Ахунзянович Ахунов родился в 1925 году в деревне Училе Арского района в бедной крестьян­ской семье. Его отец был активистом в годы коллективизации, первым





НазваниеГариф Ахунзянович Ахунов родился в 1925 году в деревне Училе Арского района в бедной крестьян­ской семье. Его отец был активистом в годы коллективизации, первым
страница6/26
Дата публикации25.11.2014
Размер4.38 Mb.
ТипДокументы
100-bal.ru > Литература > Документы
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   26

Засновали, лавируя промеж летающих комьев, люди с носилками, таскали выбранную землю. Тайга, прирезанная большой просекой, наполнилась звучным гулом.

Прораб Борис Зуев, перемежая русскую речь татарскими словами, объяснил людям, начинающим от дороги дамбу, порядок работы. Зуев не очень-то отличался от артельщиков, которые в домотканых рубахах и портках, в одинаковых лаптях все походили друг на друга; прораб был в подпоясанной ремнем зеленоватой гимнастерке, облупленных малость, но крепких еще сапогах. Борис — родом откуда-то из-под Елабуги — и по-русски, и по-татарски знал хорошо, отчего и поставили его на третий участок, к татарам и башкирам.

Когда Мирсаит-абзый, приустав, остановился на миг передохнуть, увидел он перед собой свою артель, охватившую пространство поболее, пожалуй, доброго хлебного поля, работавшую дружно, споро, не подымая головы. На душе у него успокоилось. Лишь одна забота осталась в ней, как гвоздь в сапоге чуть заметный: выдюжат ли эдак до конца?

Сказали, мол, для того, чтобы выбрать от дамбы торфяную почву да спустить воду, надобно будет месяца два. Сейчас осень только-только наступила: сентябрь, дни еще теплые, но как-то потом обернется? В октябре уже подморозит, и в ледяной сырости болота станет невмоготу: люди все в лаптях да в холщовых штанах, это — худо. Мокрая земля теперь-то уж, налипая безобразно, изводит силы, пробивает обмол и холодит ноги.

Сам Мирсаит-абзый мог бы на работу и в сапогах выйти, но сильно не хотелось ему выделять себя среди прочих, оттого, плотно обмотав ноги портянками, был он тоже в лаптях.

Вот к нему подошли, обойдя весь третий участок, прораб Зуев и начальник строительства Крутанов, остановились с озабоченным видом.

Ну, что, товарищ Ардуанов, идут дела? — произнес добро и в то же время не рассыпаясь в бла­­годарности Крутанов. — Как по-твоему, надо, наверное, устроить хлопцам организованный отдых, а? Или по-другому?

Я так соображаю, что устроить, Никифор Степаныч. Негоже будет отбивать у ребяток охоту с начального дня, сломаются, — с серьезностью сказал Ардуанов, втыкая лопату в землю.

И как организовать, на сколько?

Надо бы костерки запалить, конечно. Чтоб, значит, поочередно портянки просушить, обогреться вообще хорошо.

Верная мысль. Еще что?

На этот раз Мирсаит-абзый обратился не к на­чальнику, но тихонько, по-татарски шепнул прорабу Зуеву:

Товарищ прораб... сам знаешь, народ у нас сильно к чаю привыкший, нельзя ли распорядиться, чтобы к отдыху всем по кружке горячего чайку, а?

Крутанов, вытянув шею, оборотился к Зуеву.

Что он сказал?

Зуев передал просьбу старшего, и Крутанов, услы­шав ее, заблестел светло глазами, озабоченно нахмуренные темно-пшеничные брови его разгла­дились
весело и живо.


Ну и прекрасно, разве трудно костры раз­жечь? — сказал он, улыбаясь.

Костры-то, конечно, не трудно...

Так что же тогда?

Чай откудова взять?

Крутанов, повернувшись к прорабу, велел, не раздумывая:

Чай и сахар доставишь из столовой.

Говорят, теплое слово всю зиму греет. И Ардуанов был несказанно рад, что просьба его принята оказалась так благоприятно.

После ухода прораба и начальника стройки прош­ло не больше получаса, как привезли в арбе пузатый бак. На подводе рядом с возчиком сидел и прораб Зуев. Он легко спрыгнул наземь и, подойдя к столбу с подвешенным к нему на железной проволоке куском рельса, стал звонко бить.

Землекопы, втыкая лопаты в сырую мягкую землю, пошли на отдых.

Ардуанов, подозвав своего помощника, Исангула Юлдыбаева, велел ему развести костер. Башкиры — народ, привыкший запаливать в степных просторах жаркие огни, — мигом приволокли из лесу сколько надо хвороста и сушняка; не один, но четыре сразу вспыхнуло костра на торфянике, сделалось почти уют­но. Артельщики, попивая из жестяных глубоких кружек горячий сладкий чай, нахваливали прораба, кряхтели, сушили с прибаутками прокисшую от влаги обувку.

Бахтияр-абзый, почувствовав от горячего чая и тепла небывалую легкость в себе, заговорил шутливо:

Ах, и согрел ты нас, Мирсаит, голубчик, теперь и работа пойдет живее, как пить дать. Ага! А не сообразишь ли, родной ты наш, ко второму, значит, перестою по чекушечке махонькой, то-то хорошо станет, а?

Услышав его, подлетели живо, распахнув в улыбке рты свои до ушей, и башкирские джигиты, загалдели:

Кумыс проси, старшой, кумыс! А чего, голова, твое слово закон! Ей-бо! Ты и по-русски шибко знаешь, мы — худо, давай, требуй у них кумысу!

Не будет этого, — отрезал Ардуанов строго. — Ежели охотники вы до чекушек да кумыса, пере-­­
бирайтесь к черту в другую артель.
Ну, ладно, братва, поднялись, пора, за нас работать дядьев тут нету. Давай, Борис, лупи в свою рельсу, чтоб громче.

Когда прозвучало, все быстро и разом поднялись.

Ну, жестко стелет старшой, спуску, видно, не даст! — выпалил шагавший позади всех Киньябулат. Впрочем, сказал он это не зло, улыбался и под­ми­гивал.

Через несколько минут полетела вновь с лопат вязкая тяжелая водою земля, забегали скоро с но­силками, по обе стороны будущей дороги стали подыматься на глазах рыхлые горы…
10

Был Ардуанов в своей артели старшой и нес оттого немало хлопотных обязанностей: забота ли как обуть-одеть джигитов, как деньги их сохранить и поделить по совести, как иногда, не ударяя по молодому самолюбию, поучить уму-разуму — все лежало на широких плечах старшого. Парни, конечно, и сами понимают это, ни с того ни с сего в бутылку не лезут и порядка стараются не нарушать; но опять-таки мало ли как бывает на свете, и жить всегда в добром милейшем согласии, может, ангелам небесным удается, но не людям в общем на всех бараке, потому в иной раз слышатся под его крышею и ругань, и удары, и бормотанье разнимающих.

Шамук, скажем, — сирота из-под Балтасей — шуток не понимает, если вдруг заденут его, хоть и невзначай, не помня себя лезет в любую драку.

Как-то раз после очередной схватки Ардуанов стыдил его очень долго.

Шамсутдин, сынок, — говорил он, — что же это ты делаешь, а? Ежели прогонют тебя со стройки, тебе же будет худо. Ведь придется тебе в таком разе и с артелью проститься, а куда ты тогда денешься?

Поклялся Шамук старшому:

Не будет больше такого, Мирсаит-абзый! Чтоб я провалился, если еще драку учиню! Теперь, как уви­жу, что где-то спор повели, за версту буду обходить, а то и дальше...

Проработал Шамук дня два спокойно, тихо, а на третий взял да и схватился опять с Нефушем —
Певчей Пташкой. А с чего та драка произошла, спро­сите?
    Да ни с чего, с пустого места.

Сели вечерком, кто помоложе, помечтать о бу­дущих свадьбах. Каждый тут, конечно, выложил все, что на душе было, безо всякой утайки. Выходило, по общему убеждению, что должны за эту большую очень стройку выдать, коли закончут, мол, ее, «усу­бую» премию. И не только деньгами — денег они и без того заколачивали, поскольку передовики, нема­ло, высылали, почитай, каждый месяц домой по дерев­ням, — и, должно быть, справной одеждой. Жених, он тебе не шухры-мухры, не может он приехать к молодой и беспременно симпатичной не­весте в пестрядинных портках. Оттого надо пер­вым делом приобресть кожаные сапоги, смазные, на звонких подковках, такие, от которых взгляду не оторвать; за­тем, значит, сатиновую рубаху с пуговками пер­ла­мутровыми от верху и до самого низу, лучше все­го — косоворотку; и, конечное дело, хо­роший кос­тюм. И чтоб был из отличного сукна, черный весь, крепкий, словом, на загляденье — без этого нельзя. Вот погрузились все в эти мечтания, плавают, рука­ми поводят, один Шамук сидит и помалкивает.

Тут и ляпни ему Нефуш — Певчая Пташка:

Ты, Шамук, чего молчишь в тряпочку, али тебе женилку не привесили?

И по горло хватает сироте Шамуку.

А ты чего надо мной измываешься? Чего ты ржешь надо мной? — с этаким безудержным криком загорается он, распаляется и, бросившись вдруг на Нефуша, рвет ему в клочья не старую еще рубаху, сажает по фонарю на каждый глаз.

Ну, что ты с ним будешь делать? И потом, слово старшого должно стоять крепко, иначе — сладу с хлоп­цами не будет. Поколебавшись очень долго, ре­шил Ардуанов все же поговорить с участковым ми­лиционером, просить, чтобы взяли его артельщика, горячего молодца Шамсутдина Салахиева, на пару всего деньков остудить излишний пыл, закрыли то есть в бывшую царскую тюрьму. Когда договаривался, сказал: «Будете уводить — уводите перед всей ар­телью, пусть станет это уроком для всех».

Точно сказывают: заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибет, — на деле хватка у блюстителей закона оказалась куда крепче, чем ожидал Мирсаит-абзый; артель только-только вернулась с работы и собралась в прекрасном к тому же настроении пойти поужинать, как вошли в барак два милиционера, один русский, другой татарин.

Здесь располагается артель Ардуанова? — спро­сил татарин громче обычного.

Мирсаит-абзый подошел, встал рядом. Парни, насторожившись, бросали на милиционеров косые неловкие взгляды... Чего такое? Чего случилось-то? Аль пронюхали, что Шамук подрался?

Шамсутдин Салахиев! Собирайтесь!

Побледневший Шамук, словно ожидая защиты, жался ближе к Ардуанову. Мирсаит-абзый спокой­но спросил у милиционера, за что забирают, узнав, что за скандал и драку, убедительно настаивал на проще­нии парня, прибавляя, что такого больше не повторится.

Вот еще безобразие! — накинулся на него милиционер-татарин. — Вместо того, значит, чтобы своевременно доставлять нам нарушителей порядка, вы, старший в артели, покрываете их и способствуете тем самым... кгм... кгм... Ай, нехорошо!

Дважды повторять не стали — уткнули Салахиеву в спину железный страховитый наган да и увели, не успел он даже поужинать.

Артель притихла, словно вдруг обездоленная. Потом все вместе накинулись на Певчую Пташку; мол, ты зачинщик, болтун проклятый! Ты языку удержу не знал, ты. Дразнишь, так знай, кого дразнить, глупец бестолковый. Ты дразни тех, кто с отцом-матерью рос, там хоть до коликов задразнись — они и усом не пошевелят. У сироты ведь душа, что струна у скрипки: чуть дотронься — и стонет уж невыносимо. Чего будем делать, если Шамука не выпустят теперь? На тебе это черное дело, Фахриев, на твоей совести.

Нефуш — Певчая Пташка, испросив у Ардуанова разрешения, побежал — из барака еще на цыпоч­ках — относить Шамуку «передачу».

Когда прибежал обратно, окружили его артель­щики.

Ну, как там?

Видел Шамука-то?

Плачет небось, конечно...

Ой, ой-ой, родненькие, кто не видел — не убудет, тот, кто видел, — пусть забудет, господи, спаси и помилуй. Ежели засядешь туда, и не думай, что скоро выберешься, вот так. Там, братцы, не сказывают: душенька-голубонька, бабочка-малявочка, певчая ты Пташка, звонкая соловушка — бац! Трах! И за тобой навек закрылись железные замки запоров. Там, брат­цы, ограда вот такая высокая, как меня на меня поставить, а снизу еще старшого — ох! — а сверху в два ряда колючая проволока. Только было подкрался я к забору да приставил глаз к махонькой щелке, как закричит откуда-то сверху солдат с ружьем: «Стой, стрелять буду!» — так я, братцы, верите, за версту от того забору очнулся, не заметил, как и пробежал столько...

Эх, бедняга Шамук, говорю, ужели не воротится теперь, а?

Вот брат, как не доглядишь за нермами, как дернутся оне, так и бывает.

Нефуш все, он довел!

А вон и у него же фонарь под глазом.

Фонарь, он того... то зажгется, то погаснет... а чего Шамуку делать? Правда, Пташке и приврать ничего не стоит.

Шамук воротился через два дня. Увидев его жи­вым и здоровым, артель возрадовалась. Было в артели куда больше ста человек — все, как один, бросились к Шамуку, рас­спрашивали его, хлопали по плечу, щелкали язы­ками, качали головой, словом, жалели и здравили в честь возвращения.

Ардуанов подошел к Шамуку после всех артель­щиков, когда те уже наговорились и нащелкались вдосталь, выведя Салахиева одного на лесную тропу, долго расспрашивал тоже, что и как. Сказал под конец:

Ну, сынок, напугался я было чуть не до смерти, думаю, упрятали тебя навовсе. Давай уж, чтоб более не попадаться, веди себя как следовает...

Сказать честно, Мирсаит-абзый, вот честно? Поклялся я там, мол, если на этот раз выкарабкаюсь, никогда, ну, никогда! — не подниму на человека руку. Никогда, ну, никогда!

Верно это?

Чтоб мне провалиться. Чтоб мне солнца больше не увидеть. (...)

12

Прошло еще полгода, и на строительстве не оста­лось уже артелей: из числа сознательных рабо­чих стали создаваться бригады. День ото дня погоня за длинным рублем сводилась на нет, в ликбезе, у Зульхабиры Кадерматовой, рабочие постигали нау­ку читать; теперь многие подписались на газету «Путь социализма». И даже увлекались по вечерам книгами — для этого в дальнем углу барака отго­ро­дили помещеньице, названное гордо «красною ком­натой».

В середине февраля бригаду Ардуанова занесли в книгу Почета уральских строителей. И Мирсаит-абзый получил из самой Москвы книжечку: в крас­ной жесткой обложке, с серебряно светящейся надписью — «Ударник».

Поначалу решил он бригаде об этом не сообщать.

Но не прошло и трех дней, как прислали ему замечательную книжечку, подлетел к Ардуанову запыхавшийся Нефуш: в руках держал он распахнуто газету, рядом шумели товарищи, галдели, орали, перебивая друг друга, но так радостно — ни единого слова понять было невозможно.

Ох, ребятки, да не галдите вы эдак. Аж в ушах у меня заложило. Давайте по одному, — сказал им бригадир.

Мирсаит-абзый, душа моя, — начал было, за­хлебываясь от радости, Певчая Пташка, но перебил его Шамук, заслонив широким плечом, выступил сам вперед.

В газете пропечатали. Чтоб мне свету больше не видеть, не веришь, так на вот, сам почитай, — да и вырвал из рук Нефуша газету, подавая ее бригадиру.

Нефуш, конечно, полез в бутылку. Разве можно так — одним словом — передать всю радость, его обуявшую?   Тьфу, Шамук — полено неотесанное!

Погоди, Мирсаит-абзый, погоди, сам все рас­скажу! Я первым увидел! Не суйтесь! Я расска­жу — этим тоже я сказал, они бы и не увидели сами!

Ну-ка, чего ты им сказал такое? — взял Ардуан газету.

Ребята умолкли, смотрели сияющими глазами. Мирсаит-абзый неспешно расправил газету, разложил ее на коленях, всмотрелся.

Где тут? Ага, вижу...

Стал читать. Медленно читал, лицо его было спо­койно, в особой радости не расплывалось.
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   26

Похожие:

Гариф Ахунзянович Ахунов родился в 1925 году в деревне Училе Арского района в бедной крестьян­ской семье. Его отец был активистом в годы коллективизации, первым iconПрограмма по формированию навыков безопасного поведения на дорогах...
Родился в 1925 году в станице Копанской Краснодарского края. Родом из потомственных кубанских казаков. Отец в 1937 году был арестован...
Гариф Ахунзянович Ахунов родился в 1925 году в деревне Училе Арского района в бедной крестьян­ской семье. Его отец был активистом в годы коллективизации, первым iconНоминация «Память бессмертна»
Дмитрий Васильевич Сорокин родился 12 февраля 1925 года в деревне Суворово Судиславского района в большой крестьянской семье
Гариф Ахунзянович Ахунов родился в 1925 году в деревне Училе Арского района в бедной крестьян­ской семье. Его отец был активистом в годы коллективизации, первым iconОтец Мухамедгариф Мухамедгалимов, уроженец деревни
Кушлавыч Казанского уезда, Казанской губернии[2]. Дед Мухамедгалим был муллой. Мать — Мэмдудэ, отец которой Зиннатулла сын Зайнельбашира...
Гариф Ахунзянович Ахунов родился в 1925 году в деревне Училе Арского района в бедной крестьян­ской семье. Его отец был активистом в годы коллективизации, первым iconАлександр родился 17 мая 1975 года в семье военнослужащего в Эстонии....
Саша в семье был вторым ребенком. Родился раньше отведенного природой срока, в 7,5 месяцев, весил 2кг 400г, ростом 45 см. На 5-й...
Гариф Ахунзянович Ахунов родился в 1925 году в деревне Училе Арского района в бедной крестьян­ской семье. Его отец был активистом в годы коллективизации, первым iconПавел Степанович Нахимов родился в 1802 году в семье небогатых смоленских...
Провести конкурс рисунков и плакатов на тему: «Мы славим мужество и подвиг Ваш» (7 – 1 кл)
Гариф Ахунзянович Ахунов родился в 1925 году в деревне Училе Арского района в бедной крестьян­ской семье. Его отец был активистом в годы коллективизации, первым iconНикита Яковлевич Бичурин выходец из бедных слоев сель- ского духовенства,...
Следуя традиции церкви, служителями культа стали и его сыновья — Яков и Иван Даниловы. Отец нашего знаменитого земляка — Яков Данилов...
Гариф Ахунзянович Ахунов родился в 1925 году в деревне Училе Арского района в бедной крестьян­ской семье. Его отец был активистом в годы коллективизации, первым iconКнига о воспитании
Великий ученый и просветитель Каюм Насыйри родился в 1825 году в деревне Верхний Ширдан Зеленодольского района Республики Татарстан....
Гариф Ахунзянович Ахунов родился в 1925 году в деревне Училе Арского района в бедной крестьян­ской семье. Его отец был активистом в годы коллективизации, первым iconОтечественный мореплаватель: Лисянский Юрий Федорович
Ю. Ф. Лисянский родился 2 (13) августа 1773 года в городе Нежин. Его отец был священником, протоиереем нежинской церкви Святого Иоанна...
Гариф Ахунзянович Ахунов родился в 1925 году в деревне Училе Арского района в бедной крестьян­ской семье. Его отец был активистом в годы коллективизации, первым iconКурт Гёдель родился 28 апреля 1906 года в австро-венгерском (моравском)...
Те, участвуя в семинарах Венского кружка неопозитивизма. В 1934 году совершил поездку в США (Принстонский университет), где прочитал...
Гариф Ахунзянович Ахунов родился в 1925 году в деревне Училе Арского района в бедной крестьян­ской семье. Его отец был активистом в годы коллективизации, первым iconПржевальский (1839-1888)
Академии наук и Русского географического общества. Н. М. Пржевальский родился в 1836 году в деревне Кимборово Смоленской губернии...
Гариф Ахунзянович Ахунов родился в 1925 году в деревне Училе Арского района в бедной крестьян­ской семье. Его отец был активистом в годы коллективизации, первым iconБиография наш прадедушка, Толмачев Иван Никитович, родился 20 января...
Данный реферат посвящается моему предку – прадедушке Толмачеву Ивану Никитовичу
Гариф Ахунзянович Ахунов родился в 1925 году в деревне Училе Арского района в бедной крестьян­ской семье. Его отец был активистом в годы коллективизации, первым iconПрограмма по формированию навыков безопасного поведения на дорогах...
Ламарк, чье полное имя звучит следующим образом Жан-Батист-Пьер-Антуан де Моне, шевалье де Ламарк родился 1 августа 1744 года в Базентин-ле-Петит....
Гариф Ахунзянович Ахунов родился в 1925 году в деревне Училе Арского района в бедной крестьян­ской семье. Его отец был активистом в годы коллективизации, первым iconМодернизация
Родился 10 июля 1950 года в поселке Успенка Жана-Аркинского района Карагандинской области в семье шахтере, чеченец. В 1966 году окончил...
Гариф Ахунзянович Ахунов родился в 1925 году в деревне Училе Арского района в бедной крестьян­ской семье. Его отец был активистом в годы коллективизации, первым iconБиография Родился в семье судьи Отто Гильберта, в городке Велау близ...
Дави́д Ги́льберт (нем. David Hilbert; 23 января 1862 — 14 февраля 1943) — выдающийся немецкий математик-универсал, внёс значительный...
Гариф Ахунзянович Ахунов родился в 1925 году в деревне Училе Арского района в бедной крестьян­ской семье. Его отец был активистом в годы коллективизации, первым iconВнутренней ужъёсъя министерство министерство внутренних дел по удмуртской республике
Город Глазов является центром административного района Удмурт­ской Республики. Статус города был присвоен в 1780 году
Гариф Ахунзянович Ахунов родился в 1925 году в деревне Училе Арского района в бедной крестьян­ской семье. Его отец был активистом в годы коллективизации, первым iconПрограмма по формированию навыков безопасного поведения на дорогах...
Родился в Москве, в обедневшей дворянской семье. Божедомка. Отец – врач. Религиозность матери. Няня. Строгое воспитание. Детские...


Школьные материалы


При копировании материала укажите ссылку © 2013
контакты
100-bal.ru
Поиск