Выпуск 14 ежегодный сборник научных трудов махачкала
Скачать 2.28 Mb.
|
Гамидова Д. Г. Семантика глагольного отрицания в тюркских языках Категория отрицания представляет собой языковую универсалию и выражена разнообразными лексическими, грамматическими и др. средствами и распространяется внутри языка почти на все части речи. В тюркских языках существуют как именное отрицание, так и глагольное. Именное отрицание образуется в основном аналитическим способом, т.е. образуются грамматические формы слов с помощью вспомогательных слов или свободных маркеров, путем раздельного написания лексемы и показателей ее грамматических форм [Гудов 1986: 52] в предложении модальных частиц бар и екъ, дюр и тюгюл Оьгей атамны ишден де аварасы ёкъ (М.Я.) «Отчим и не думает работать». Глагольное отрицание занимает стержневое положение, так как преобразует утвердительное предложение в отрицательное, влияя на смысл и содержание высказывания, определяет качество суждения. Форма, которая указывает на осуществленное действие, называется утвердительной (положительной формой глагола, а форма, которая указывает на неосуществленное действие, называется отрицательной формой [Исхаков 1974: 192]. Глагольное отрицание связано со всеми категориями глагола и тем самым становится многофункциональной частью речи и противопоставляется именному отрицанию [Бондаренко 1983: 95]. В грамматической системе глагола особое место занимает форма отрицания на –ма/-ме, принимается за небольшим исключением любой глагольной неспрягаемых парадигм, вне которых она просто немыслима. Данный маркер является показателем границы между сферой имени и глагола [Дмитриев 1948: 136]. Маркер негации –ма/-ме – общетюркское средство выражения глагольного отрицания и один из древнейших морфологических элементов, сохраняющий свой внешний облик на протяжении большого периода времени на всей территории распространения тюркских языков (азербайджанский, башкирский, казахский, узбекский, кумыкский, турецкий, ногайский, татарский, хакасский). В ряде тюркских языков существуют варианты –ма/-ме: кирг.-ба-бе/-бо, - па/-пе/-по; тув. -бас/-пас/-пес; казах. –ма/-ме, -ба/-бе, -па/-пе (о фонетических вариантах этого маркера см.: Языки мир: Тюркские языки. 1997). История отрицательного аффикса –ма таит в себе много загадочного, и все сделанное для ее пояснения не идет дальше случайных и очень поверхностных сопоставлений. Трудно даже решить, какой вариант является более древним –ма или ба(-па). Все это свидетельствует о большой древности отрицательного маркера и длительном пути его развития. Специально вопросом происхождения аффикса – ма занимался В. Банг, высказавший твердое убеждение в том, что в нем необходимо видеть остатки исчезнувшего глагола, который начинается на – м или же гласного ама, ума и который обозначал что-то вроде «упускать», «не сделать», «не предпринять» [Банг 1923: 16]. Исходивший с позиции алтаистики Г. И. Гамстедт возводит тюркский отрицательный аффикс к сочетанию аффикса глагольного имени –м (-ма) и глагола – э «быть», где положительное значение преобразуется в отрицательное [Рамстедт 1957: 101]. Поддерживая идею Г. И. Рамстедта, В. А. Горцевская указывает на то, что глагол –э– одна из сохранившихся форм отрицательного суффикса [Горцевская 1941: 70]. Рассматривая данный аффикс, А. Н. Кононов выдвигает гипотезу, что тюркское глагольное отрицание «восходит к деепричастию на па – ба –ма от глагола а – э «не быть, следовательно исходной формой тюркского глагольного отрицания… была форма апа-аба-ама, «не будучи» [Кононов 1967: 108]. Проблемный вопрос о происхождении глагольной негации затрагивает П. И. Кузнецов, считающий более логичным возведение данного аффикса к знаменательному глаголу бат «погружаться», «тонуть, падать», но при этом не отрицает схожести семантики данного глагола с семой негации. Положение глагола бат зафиксировано в диалектах, в отличие от глагола – э «не быть, который в языках никак не зарегистрирован [Кузнецов 1986: 38]. Другим не менее важным моментом данной гипотезы он считает простой механизм становления приглагольного отрицания в тюркских языках (там же). Конечно т отпадает в бат при его превращении в аффикс отрицания (бат/ба). Кузнецов считает это естественным, если учесть, что за корнем бат часто следовал аффикс, показатель прошедшего времени, причем из двух геминированных глухих согласных мог в условиях частого повторения данного звукосочетания ослабляться и выпадать» [Кузнецов 1986: 40]. В большинстве тюркских языков происходила смена начального согласного (ба/па/ма). Форма отрицания на –ма/-ме представляется в целом моносемантичностью: содержание словоформы характеризуется отрицательно, явление представляется как несостоявшееся, т.е. показывает отсутствие соответствия, необходимости, действия и т.п. «Отрицательный аспект представляет действие любого накопления, лица и числа как бы со знаком «минус» [Дмитриев 1948: 136]. Отрицательный маркер –ма/-ме следует непосредственно за лексической основой глагола и отрицательно влияет не только на данную основу, но и на всю словоформу. Исходя из этого, форма на –ма/-ме показывает отрицательный элемент не самой глагольной лексемы, а соответствующую грамматическую форму, образованную от нее. Отрицательный и неотрицательный вариант спрягаемых форм на лексико-семантическом уровне схожи. Противопоставляются они друг другу на морфологическом уровне и по структуре, и по характеру значения, вносимой формой на –ма/ме, выступающей в качестве маркированного члена этого бинарного и последовательного противопоставления: Магъа тынгла «Меня слушай» - Магъа тынглама «Меня не слушай», Сёзлени яздыкъ «слова написали» - Сёзлени язмадыкъ «Слова не написали», Ишлейген адам «Работающий человек» Ишлемеген адам «неработающий человек» и т.п. Значение аффикса отрицания –ма/-ме находится в тесном и сложном взаимодействии с формами глагольных наклонений, способствующих возникновению различных семантических вариантов негации: несогласие, отказ, запрет, опровержение, исключение, возражение: Атам дуа эткинче бизге тепсиден турма ярамай (М.Я.). «Пока отец не прочтет молитву, нам нельзя было вставать из-за стола»; Шо гун болмай мен тетрадны гермеген эдим (М.Я.). «До этого дня я не видел тетрадь»; Елдашлар! Сиз булай этсигиз, герсетмежекбыз! (М.Я.) «Друзья! Если будете себя так вести, то не покажем!». Ай арив, тек ону ярыгъы орамланы толтурмай (М.Я.) «Луна красива, но ее свет не достаточно освещает улицы». На этих примерах показано, что реализация семантики отрицания обусловлена значительными функциональными возможностями. Смысловое содержание вбирает в себя многообразие семантических вариантов, которые представляют собой совокупность денотативного значения, тожественного семантической структуре грамматической единицы негации аффикса –ма/-ме. Все формы, образованные от глагола и сохраняющие глагольную динамику, могут принимать аффикс негации –ма/-ме. Именные формы, а также формы глагольного происхождения, но лишенные своей динамики глаголы, образовывают отрицательную форму другим способом. Аффикс негации –ма/-ме присоединяется к глагольной основе (в форме положительного аспекта) и перед всеми другими аффиксами глагольного спряжения, только после залоговых форм. Показатель грамматической категории обычно становится ближе к корню. Маркер негации –ма/-ме присоединяется и к простым, и к сложным, глаголам, и следует только за аффиксом залога. В сложных глаголах, включающих в себя и именные части речи и глаголы, отрицания присоединяется к глаголу, т.к. именная часть не способна выражать действие: абур этмес «не уважать», сёз чыкъмас – «слово не промолвить». При этом сложный глагол может иметь различные модальные оттенки. В кумыкском языке сложный глагол, где оба компонента имеют отрицательный аффикс, выражает положительное значение. Это возможно путем отрицания отрицания: Чайкъалгъан тиш тюшмей къалмас. «Шатающийся зуб обязательно выпадет». Для этих глаголов свойственно то, что второй в отрицательном аспекте, глагол отрицает смысл первого отрицательного глагола и из двух отрицаний получается утвердительное значение. Все это позволяет нам квалифицировать негацию –ма/-ме в соотношении с нулевой формой, противопоставленной в рамках спрягаемых, и неспрягаемых форм глагола. Аспект негации занимает важное место в системе глаголов в современном кумыкском языке. В общем аффикс глагольного отрицания –ма/-ме характеризуется моносемантичностью, проявляющейся в реализации идей отсутствия действия, акцентируется на «наиболее специализированное и концентрированное» выражение содержание функционально-семантической категории отрицания и различается систематическим употреблением. Литература 1. Бондаренко В. Н. Отрицание как логико-грамматическая категория. – М. 1983. – 210 с. 2. Гурдов А. Структура и семантика грамматических форм английского и туркменского языков. – Ашхабад, 1986. – 167 с. 3. Дмитриев Н. К. Грамматика башкирского языка. –М. – Л.: Изд-во АН СССР, 1948. – 273 с. 4. Рамстедт Г. И. Введение в алтайское языкознание. –М.: Изд-во восточной литературы, 1957. – 215 с. 5. Кононов А. Н. К реконструкции аффикса глагольного отрицания –па/-па, -ба/-ба, –ма/-ме // Историко-филологические исследования: Сб. ст. к 75-летию акад. Н. И. Конрада. – М., 1967, - С. 106-108. 6. Кузнецов П. И. О происхождении глагольного отрицания – ва/-ва, -ра/-ра, –ма/-ма//Советская тюркология. – 1986. - № 5. – С. 37-43. Галбацова С.М. Концепт «совесть» в аварской языковой картине мира (на материале фразеологических единиц аварского языка) Основным термином когнитивной лингвистики в настоящее время многие ученые называют концепт. Исследованием концептов занимаются Е.С.Кубрякова, В.Н.Телия, А.П.Бабушкин, Н.Д.Арутюнова, З.Д.Попова, И.А.Стернин и многие другие. Следует отметить, что в настоящее время не существует единой точки зрения в определении термина концепта. Концепт- основная ячейка культуры в ментальном мире человека. По мнению Фрумкиной Р.М., наиболее удачное определение концепта дает Вежбицкая, которая понимает под концептом объект из мира «Идеальное», имеющее имя и отражающее культурно-обусловленное представление человека о мире «Действительность». Д.С.Лихачев под концептом понимал «своего рода алгебраическое выражение значения, которым человек оперирует в своей письменной речи». Концепт – термин, служащий объяснению единиц ментальных или психических ресурсов нашего сознания и той информационной структуры , которая отражает значение и опыт человека. В результате взаимодействия человека с миром складываются его представления о мире, формируется некоторая модель мира, которая в философско-лингвистической литературе именуется картиной мира. В последние десятилетия одной из важнейших проблем когнитивной лингвистики стала проблема отображения в сознании человека целостной картины мира, фиксируемой языком. Языковая картина мира отражает национальную картину мира и может быть выявлена в языковых единицах разных уровней. Совокупность знаний человека о мире, запечатленных в языковой форме, представляет собой то, что в различных концепциях называется то как «языковой промежуточный мир», то как «языковая репрезентация мира», то как «языковая модель мира», то как «языковая картина мира». в силу большей распространенности мы выбираем последний термин. В процессе жизни конкретного современного человека языковая картина предшествует концептуальной и формирует ее, потому что человек способен понимать мир и самого себя благодаря языку. Одним из ключевых в аварской языковой картине мира является концепт «совесть». Русское слово»совесть» соотносится с аварским «ях1». В РАС* под редакцией Алиханова совесть определяется как «ях1-намус». Но мы разграничиваем их и отмечаем , что ях1- совесть, намус - честь, хотя эти концепты не отделимы друг от друга. Концепт «ях1» находит отражение во внутреннем мире человека. Это подтверждается с помощью их реализации во фразеологизмах. Фразеологизмы как разновидность лингвокультурных текстов вызывают в сознании носителей языка определенную совокупность сведений, которая, с одной стороны, определяет логическую конструкцию выражения, а с другой - обусловливает границы употребления данного выражения, его стилистику, связь с определенными жизненными ситуациями, явлениями истории и культуры народа. В аварском литературном языке встречаются семь фразеологических выражений с концептом «ях1»: 1. Ях1 баччизе то же что ях1 гьабизе; 2. Ях1 гъезе подбадривать кого-л.(букв.терпение пришить) Т1ад вуссун вилълъине хиял гьабидал, Гьалмагъзабаз гъуна гъаримасда ях1. (Ц1.Х1амзат, Т1асарищарал куч1дул) Когда он захотел вернуться , Друзья подбодрили его. 3. Ях1 гьабизе терпеть, выносить что-л. (букв. терпение делать) Ана анкь, т1ок1аб ях1 гьабизе к1веч1о (Т.Таймасханов, Сардил чапар) Прошла неделя, не было сил больше терпеть. 4. Ях1 рехизе потерять (букв.бросить) терпение, спасовать Жакъа г1олохъабаз ях1 рехиялъул Г1иллаго бич1ч1ич1о г1андадерида. Андалалцы не поняли причину Почему ребята потеряли сегодня терпение. 5. Ях1 хабалъ букъарав потерявший честь, совесть;= не в чести (букв. честь в могилу положивший) Ях1 хабалъ букъаразда Хвезег1ан унти гьеч1еб Паракъатаб саг1ат бихьугеги! (Р.Х1амзатов,Маг1арул къиса) Пусть не будет никогда покоя тем, Кто потерял честь свою и совесть! 6.Ях1 хварав нетерпеливый (букв.(человек) с умершим терпением) 7.Ях1алда х1ур хъвазе теч1ев книжн. кристально чистый, не запятнавший чести (букв.не давший пыли осесть на совесть) Мажлисалде вач1ана Г1умарилав Ях1алда х1ур хъвазе теч1ев г1олилав. Парень не запятнавший чести Омарилав, пришел на собрание. Данные фразеологизмы с концетом ях1 определяют место человека в обществе, его внутреннее состояние, его статус. Любой грех, любое содеянное человеком зло является тяжким бременем для его совести (ях1). Ях1- внутренняя оценка, внутреннее сознание моральности своих поступков, чувство нравственной ответственности за свое поведение. Литература
Абдулмуталибов Н.Ш., Султалиева З.М. ОСОБЕННОСТИ ИМЕННЫХ ЧАСТЕЙ РЕЧИ В ХЛЮТСКОМ ГОВОРЕ ЛЕЗГИНСКОГО ЯЗЫКА Исследование хлютского говора лезгинского языка, по которому в специальной литературе практически нет никаких сведений, имеет большое значение для лезгиноведения, оно открывает возможности выявить и научно интерпретировать более обширно фонетические, морфологические и лексические особенности самурского наречия, к которому относится хлютский говор. Исследование хлютского говора вызвано также интенсивностью процесса нивелирования диалектных различий, обусловленного миграцией населения с горных местностей в районные центры и города. Научное освещение диалектов и говоров имеет большое значение для изучения истории языка и истории народа, его этногенеза, материальной и духовной культуры. Актуальность изучения хлютского говора возрастает в связи с проживанием хлютцев в Рутульском районе, в соседстве с родственной языковой средой, следовательно, с процессами языковой дифференциации и интеграции, обусловленными условиями развития говора. Интересные с точки зрения истории лезгинского языка особенности обнаруживает морфологический строй говора, в частности, именные части речи. Помимо флексий множественного числа -ар, -ер (эр), -яр (йар), встречающихся и в литературном языке (в употреблении которых наблюдаются различия), в говоре зафиксированы и такие варианты, как -аьр, -оьр, ср.: мертhоьр от мертh // моьртh (лит. мертh) «барбарис», поьркь > поьркьоьр (лит. къвакъаяр от къвакъа) «терн», ликь > ликьаьр (лит. лекь > лекьер) «печень». В говоре употребление -ар гораздо шире; им оформляется множественное число ряда односложных имен существительных с согласным исходом, имеющих в составе один из переднерядных гласных: пел > пелар «лоб» (лит. пел > пелер), мес > месар «постель» (лит. мес > месер), кьуьд > кьуьтар (лит. кьуьд > хъуьтIер) «зима» и т.д. Как видно, в говоре гласный а морфа множественности -ар, в отличие от литературного языка, не находится в строгой сингармонической связи с корневым гласным слова. Интересны также случаи, где некоторые существительные, которые имеют в основе гласные заднего ряда, принимают -ер, вместо ожидаемого -ар, ср.: ул > улер «глаз» (лит. вил > вилер). В формах множественного числа эргатива (и образуемых от него падежей), в отличие от литературного языка, наблюдается не -и, как в литературном языке, а -ы. Косвенная основа множественного числа образуется регулярно от множественного числа также присоединением показателя -ы, ср.: шараг-ар-ы «детеныши» (лит. шараг-р-и), зимбил-ар-ы (лит. зимбил-р-и) «корзина», пел-ар-ы (лит. пел-ер-и) «лоб» и др. Более того, в хлютском говоре, в отличие от литературного языка, гласный аффикса множественности при изменении по падежам не редуциируется. Как известно, обособление форм множественного числа существительных есть один из способов лезгинского словопроизводства, сущность которого заключается в том, что новое слово появляется в языке на базе другого слова (существительного). В хлютском говоре нами обнаружено несколько единиц, образованных указанным способом, но отсутствующих в литературном языке. Это дуьзенар «долина» < дуьзен «ровное место, равнина», лашар «часть саней» < лаш «палка». Как видно, форма множественного числа образует новое лексическое значение (во втором случае) и стилистически варьирует значение единственного числа (в первом случае). Ср. также следующие существительные, представленные во мн.ч., однако пары единственного числа не имеющие: лыбыяр (лит. пахла) «фасоль», ахварар (лит. тарар) «ткацкий станок», кьаьнарар (лит. кьенерар) «уздечка», хъарар (лит. гьебе) «сума, хурджин», хрывар (лит. хурар) «грудь», пhрар (лит. пhурар) «седло», мичер (лит. хъчар) «травы». Интересной представляется и единица гьэфэр «тмин», которой в литературном соответствует существительное с двойным аффиксом множественности, ср.: ифэрар. А следующее существительное, вместо ожидаемого повторного аффикса множественности, как в литературном языке, имеет на конце финальный -ат, ср.: граратh (лит. гурарар) «ступени лестницы». Как и в других диалектах лезгинского языка, в хлютском говоре наблюдается сокращение количества падежей за счет выхода из употребления так называемых направительных падежей, в основном их функции выполняют соответствующие местные падежи покоя. В отличие от некоторых диалектов и говоров самурского наречия, где флексия имен существительных всех пяти падежей удаления состоит из гласного + фрикативный звонкий согласный гъ, в хлютском говоре, как и в литературном языке, имеет место ётовый дифтонг ай. Наличие -гъ зафиксировано У.А. Мейлановой, например, в усугчайском и миграхском говорах докузпаринского диалекта [Мейланова 1964: 210]. Подобное наблюдается и в говорах кубинского наречия [Гаджиев 1997, Бабаев 1997, Асалиев 2002], в ашарском и гельхенском говорах курахского диалекта, а также в курушском, джабинском диалектах [см. Ганиева 2007; 2008]. В аффиксе направительного 1 падежа регулярно вместо литературного -далди будет -дилди, ср.: дамах-дилди (лит. дамах-далди) «с гордостью», ручhка-дилди (лит. ручhка-далди) «ручкой» и др. Эти же расхождения форм местных падежей наблюдаются также в системе остальных именных частей и местоимения говора. Инвентарь эргативного падежа в говоре значительно богаче. Так, для первого склонения используются дополнительно -о, -оь, -ы, ср.: къуьл > къуьлы (лит. къуьл > къуьлуь) «пшеница», мес > месы (лит. мес > меси) «постель», сос «невеста» > сосо (лит. свас > суса), роьх > роьхоь «мельница» (лит. регъв > регъве). В говоре засвидетельствован еще один вариант аффикса второго склонения (-ди) -ти, который употребляется вместо ассимилятивных -чи, - чIи, -цIи, ср.: кьич > кьичти «кувшин», чар > чарти «сметана» (лит. чар-чи.), чIар > чIарти «волос» (лит. чIар > чIарчIи), цIар > цIарти «линия» (лит. цIар > цIарцIи) и др. Кроме флексий -уни, -ини, -уьни третьего склонения, в хлютском говоре зафиксированы -аны, -ани, -ыны, -ины, ср.: бырж «долг» (лит. бурж) > быржыни (лит. бурж > бурджуни) «долг», кIымпh «пробка» (лит. кIумпh) > кIымпhыни, арф «буква» (лит. гьарф) > арфыны, шам «свеча» > шам-ани (лит. шем > шем-ини) и др. В группе существительных четвертого и пятого склонения незначительные отличия в говоре сводятся к фонетическим. Ср. существительные 4 склонения: мыркh > мыркhади (лит. мурк > муркIади) «лед», уьртh > уьртеди (лит. виртh > виртIеди) «мед». Или же ср. некоторые существительные пятого склонения с переднерядным корневым гласным, которые принимают аффикс -ра, вместо ожидаемого -ре, ср.: цIуьгъ > цIуьгъра «оса» (лит. чIиж > чIижре), хаьд > хаьдра (лит. гъед > гъетре) «звезда». Аффикс -ре в говоре употребляется редко. По сути, здесь нарушается сингармонизм гласных. Гармония гласных нарушается и в следующих словах, эргатив которых вместо ожидаемого -е (1-ое склонение) представлен заднерядным гласным -а, ср.: пел > пела (лит. пел > пеле) «лоб», хъел > хъила (лит. хъел > хъиле) «обида». Существенны также различия говора по отнесению имен существительных к тому или иному типу склонения, ср.: къым > къым-ани (лит. къум > къум-ади) «песок», чанг > чанг-ына (лит. чанг > чанг-а) «горсть», твар > твар-уни (лит. тIвар > тIвар-цIи) «имя», он > он-ыни (лит. ван > ван-ци) «звук, голос», хъваьр «улыбка» > хъваьр-ы (лит. хъвер > хъвер-ди), цыр «медь» > цвер-ы (лит. цур > цур-ди). и др. Следует также отметить, что хлютский говор дает материал для исторического словообразования. Так, например, здесь сохранилась историческая основа мыхат «ячмень на глазу», служившая для производства существительного мухатI-ил. В говоре, в отличие от литературного языка, представлено большое количество существительных, образованных посредством исконных словообразовательных ресурсов. Ср., например, существительное атIын «свертывание (молока)», образованное способом субстантивации от масдара атIын «резать, срезать». В говоре также замечено замещение непродуктивных суффиксов, ср. хъел-атI (лит. хъил-ецh). В данном слове аффикс в говорах ахтынского диалекта имеет различное оформление, ср.: ахт. хъил-ятI, миск. хъил-ецI. Видимо, в следующих соответствиях в говоре выделяется непродуктивный суффикс -й, ср.:
Вместо непроизводного лит. цIвелар в говоре употребляется производный чIвалахъан (здесь выделяется аффикс -хъан, который присоединяется к падежной форме чIвал), ср. при этом: ахт. чIолар, миск. чIвелар «виски, волосы на висках». Интересно образование существительного рехуьхъан «мельник», где вместо иранского суффикса -бан, выражающего значение профессии (ср. лит. регъуьхъбан), употребляется исконный суффикс -ан. Определенные расхождения с литературным языком в говоре имеют место и в системе прилагательного. В основном они сводятся к фонетическим, ср.: хъсанде (лит. хъсанди) «хороший», эриде (лит. яруди) «красный», дишибыр (лит. дишибур) «самка», йашлы (лит. йашлу) «пожилой», гьазерлы (лит. азарлу) «больной», такъай (лит. кьакьан) «высокий». В говоре зафиксированы также некоторые структурные изменения в системе прилагательных. Так, прилагательное кhичIе «трусливый» (от кичI) в говоре принимает на конце сонорный -р, ср.: гичl «страх» > гичIерде. Сонорная фонема р вклинивается также в структуру отнаречного прилагательного гьинаран «здешний» от гьина «здесь» (лит. ина > инин). На исходе прилагательного кьакьан «высокий» в говоре употребляется -й, а вместо начального кь употребляется т, ср.: такъай. Видимо, в хлютском говоре сонорные р, й выполняют словообразующую функцию в системе прилагательных. В хлютском говоре, как и в литературном языке, прилагательные при субстантивации принимают специальные аффиксы (они являются одновременно и показателями именительного падежа единственного и множественного, соответственно, чисел). Однако в субстантивирующем аффиксе прилагательных (как и других адъективов) единственного числа вместо литературного -ди регулярно употребляется -де, ср.: хъсанде (лит. хъсанди) «хороший», лацыде (лит. лацуди) «белый», эриде (лит. яруди) «красный» и др., а вместо аффикса множественности -бур будет -быр. Следует отметить, что в отличие от ахтынского говора, д, как и в некоторых говорах самурского наречия, например, некоторых говоров докузпаринского диалекта, не переходит в з, ср.: лацыде, ахт. лыцызи (лит. лацуди) «белый», чlлавде, ахт. чIлавзи (лит. чlулавди) «черный», цырыде, ахт. цырызи (лит. цуруди) «кислый», ширинде, ахт. ширинзи (лит. ширинди) «сладкий», гелкъвейде, ахт. элкъвейзи (лит. элкъвейди) «круглый», йэргъиде, ахт. йиргъизи (лит. яргъиди) «длинный», такъайде, ахт. къекъейзи (лит. кьакьанди) «высокий», кьуьзуьде, ахт. кьуьзуьзи (лит. кьуьзуьди) «старый» и др. Некоторые отличия касаются функциональной загруженности прилагательных. К примеру, ислягь «мирный» в говоре употребляется часто вместо лит. секин «спокойный». Или же: прилагательное «шерстяной» в говоре образуется не от существительного йис «шерсть», а от чIар «волос», ср.: чIарчIин (лит. сун). В хлютском говоре получает большее распространение сравнительное слово хьтин (часто употребляется вместо сравнительного союза хьиз) для выражения степени сравнения, ср.: Руш йаъ хьтин гуьрчегди э (лит. руш диде хьиз иер я) «Девочка красива (красивая есть), как мать». При образовании превосходной степени в говоре, в отличие от литературного языка (где чаще употребляются слова лапh «очень» и гзаф «очень, много, самый»), хлютцы употребляют паара (пара) «очень»: пара гьакьыллы кhас эй (лит. лап акьуллу кhас тир) «очень умный человек был», пара чIылав (лапh чIулав) «очень черный», пара йуьчIуь (лит. лап уьцIуь) «очень соленый» и т.д. Данная особенность приближает говор к говорам самурского и кубинского наречий. Отличия имен числительных говора от литературного языка в основном сводятся к фонетическим. Так, в ряде имен числительных говора и литературного языка есть соответствия гласных звуков: ы <> у, уь <> и, уь <> э, э <> и, а также имеют место существенные фонетические трансформации корневых согласных: цl <> чl, тh <> д и др. Интересно также наращение в середине числительных 13, 14, 17, 19 сонорного й: цIийпыд (лит. цIипуд), цIейкьуд (лит. цIукьуд), цIейрид (лит. цIерид), цIыйчIуьд (лит. цIыйчIуьд). Что интересно, в других говорах самурского наречия подобных вставочных элементов в структуре числительных 13, 14, 17, 19 не обнаружено, ср. данные ахт. говора: цIипыд, цIикьуд, цIерид, цIычIуд. Собирательные числительные образуются от количественных путем присоединения к ним аффикса -на (вместо лит. -ни): чIуьдна (лит. кIуьдни) «все девять», цIыкьоьдна (лит. цIыкьоьдни) «все двенадцать». В качестве вопроса к числительному в говоре вместо литературного гьикьван? употребляется фикьадар? «сколько?». В склонении имен числительных говора расхождения с литературными нормами наблюдаются в тех же формах местных падежей, что и в склонении предыдущих частей речи. В исходной форме отдельные местоимения говора отличаются от соответствующих местоимений литературного языка своим звуковым оформлением, ср.: чhуьн «вы» (лит. кhуьн), вуцh? «что?» (лит. вучh?), гьатIа «тот» (лит. атIа), уьчh «он сам» (лит. вичh), жи «наш» (лит. чи) и т.д. В функционально-личных местоимениях ан «он, она, оно» и анбур «они» (от указательного а «этот») во всех падежах, в отличие от литературного языка, после анлаутного гласного а появляется сонорный н в единственном и во множественном числе (лит. ам и абур). Интересно отметить, что местоимение ин «этот (вблизи)» факультативно может наращиваться начальной дейктической частицей гь, на что указывает составное наречие гьисятда (лит. исятда) «сейчас», состоящее из указанного местоимения и падежной формы существительного сят «час». Фонетические изменения зафиксированы и в системе вопросительных местоимений, ср.: фими? (лит. гьим?) «который?», виш? (лит. вучh?) «что?», фикьадар? (лит. гьикьван?) «сколько?», фикIа? (лит. гьикI?) «каким способом?, как?» и др. Вопросительному местоимению вуж? «кто?» литературного языка, как и в кубинском диалекте лезгинского языка, в говоре соответствует слово гьим? В отрицательных местоимениях вместо частицы-союза, постфикса ни употребляется на, ср.: саонна «ни один, никто, ничто», санина «нигде, никакое место, ни одно место», садазни «никому», са шейна (лит. са шейни) «ничего», са занна (лит. са затIни) «ничто, ничего» и др. В структуре последнего выпадает также согласный тI. В склонении местоимений также зафиксированы фонетические расхождения, они, как правило, наблюдаются в тех же формах местных падежей, что и в склонении предыдущих частей речи. Мы здесь перечислили, на наш взгляд, наиболее характерные особенности хлютского говора в системе именных частей речи. Таким образом, именные части речи хлютского говора имеют общие черты с кюринским, самурским и кубинским наречиями с уклоном к самурскому наречию. |
Похожие:
 | Российская Академия Наук Дагестанский Научный Центр Сборник научных... Сборник научных трудов по термодинамическим циклам Ибадуллаева // Под редакцией И. К. Камилова и М. М. Фатахова. – Махачкала: днц... | | Имени н. Г. Чернышевского учитель – ученик: проблемы, поиски, находки... Л. Я. Гайдаржийская; зав экспериментальным дошкольным учреждением №41 км. Вахтель |
 | Ученые записки. Выпуск Сборник научных трудов Западно-Сибирского... Охватывает их целостности со всеми сложностями, взаимосвязями, противоречиями | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Ученые записки. Выпуск Сборник научных трудов Западно-Сибирского филиала Российской академии правосудия (г. Томск). Изд-во: цнти,... |
| Ученые записки. Выпуск Сборник научных трудов Западно-Сибирского... Руководство для работников приемных пунктов предприятий химической чистки и крашения (утв. Минбытом рсфср 20. 06. 1990) | | Отчет по ниокр № госрегистрации 01201264460 внтиц 1940009050386. М., 2012 104 с О. В. Развитие метакомпетентностей у будущих учителей технологии / О. В. Шатунова // Сборник научных трудов sworld. Материалы международной... |
| Публикация в сборнике научных трудов Для публикации Вашей статьи* в сборнике научных трудов "Строительство Материаловедение Машиностроение" необходимо произвести оплату... | | Информация для Соискателей научных степеней (Украина) При этом Перечень наукометрических баз не указан. Сообщаем, что наш Сборник научных трудов sworld включен в наукометрическую базу... |
| Информация для Соискателей научных степеней (Украина) При этом Перечень наукометрических баз не указан. Сообщаем, что наш Сборник научных трудов sworld включен в наукометрическую базу... | | Сборник научных трудов Федеральное государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования «академия бюджета и казначейства министерства... |
| Рефераты публикуемых статей Лебедева Л. С, Андреева Е. В. – Исследования, разработки, испытания и опыт эксплуатации высоковольтных тиристорных преобразователей... | | Рефераты публикуемых работ Эффективность использования электропередач и вставок постоянного тока в еэс СССР. Зейлигер А. Н., Кощеев Л. А., Шмелькин Б. М. –... |
| Название периодического издания, место издания, издательство, год в т ч. соавторы из числа ппс Налоги в современном мире: Сборник научных трудов аспирантов и студентов, М.: Гумф рф, 2012 г | | Филиал федерального государственного бюджетного образовательного... Сборник научных трудов. Т. 12. Вязьма: филиал фгбоу впо «мгиу» в г. Вязьме, 2011 – 174с |
| Рефераты публикуемых статей Анализ систем защиты от перенапряжений в каскадно-мостовых преобразователях ппт. Дайновский Р. А. – Исследования и разработки мощных... | | Конкурс по изданию научных трудов, являющихся результатом реализации... «Российский фонд фундаментальных исследований» в соответствии с Решением Бюро Совета рффи от 17 мая 2012 года объявляет прием заявок... |
